Сойкина Ворона

Глава 9

Сойка

В башке грохотало, как в пустом ведре, и при этом там же умудрились метаться сразу куча дурацких мыслей. От абсолютно тупого изумления в стиле «А что, так можно было? Просто прямо спросить?» и почти панического «Дебил, надо было быстро передернуть пока с обходом по офису шарахался, а то ведь могу опозориться от привалившего счастья» до судорожного воспоминания в каком кармане у меня резинки и отчаянной молитвы к всем силам Вселенной чтобы никакого западла в виде сработки не произошло, ибо все мы в курсе, что этот *баный закон подлости никто не отменял.

— Считаешь это сейчас уместным? — прозвучал в этом чердачном моем бардаке голос Евгении. По факту — чуть менее сухо-льдистый, чем обычно, но по степени воздействия легкой бархатистой хрипотцы на меня — просто убойный для моей выдержки.

— А? — я, ошалев от счастья, секунду стоял столбом и таращился на то, как моя Ворона поднимается, поворачивается ко мне спиной и застывает.

— Возиться с моими волосами.

Уместно? Да просто п*здец как! Я об этом не то что мечтал — обдрочился на фантазию эту, спермы пролитой в честь твоих волос хватит… да, бля, окатить тебя с головы до ног, если бы я мог себе даже представить подобное кощунство! Сейчас же я сдох бы от счастья, увидев несколько капель на твоей голой коже. На золотистом теплом шелке в блеске испарины следы моей долгожданной победы.

Та-а-ак, стоп, тормозим с тем, что изольется из меня, время работать на другой результат, а именно на то, чтобы протекла моя партнерша.

Отморозившись, я провел кончиками пальцев одной руки по ее косе сверху до низу и вдруг поддавшись внезапному совершенно бездумному порыву намотал этот толстый черный жгут на кисть и натянул, заставив Льдину запрокинуть голову, и поймал ее резкий выдох, почти успев столкнуть наши рты. Но Евгения тут же отвернулась, и мои губы лишь мазнули по ее щеке и скуле, и девушка вся напряглась, как если бы собиралась впороть мне с локтя, словно в одном из наших поединков. И я мигом отпустил, по расплавленным мозгам резануло испугом — охренел я что ли, вот так, с ней!

— Прости… — пробормотал и аккуратно снял резинку с плененных прядей.

Они сразу же принялись распадаться, сохраняя привычную извитость, я лишь слегка помогал этому волшебству пальцами, не в силах изгнать из башки ни вид ее лишь на мгновенье покорно прогнувшейся спины и запрокинувшейся головы, ни жгучего ощущения намотанных на кулак волос. И мы еще и не начали, но я уже, сука, вангую, какой будет моя новая дрочильная фантазия.

Воронова тряхнула головой, позволяя черному блестящему водопаду окутать себя со спины и медленно повернулась, посмотрев прямо в глаза, отчего у меня снова задергался бедолага-член, которому, трындец тоже уже как, нужно было освобождение. Хотя бы пока от тряпок, а то он их скоро насквозь промочит.

Рядом с Вороной ему с первого дня никогда покоя было не видать, но как-то еще было по-божески, то есть терпимо, я же не скот примитивный, собой вообще не управляющий. Но вот только мы остались один на один с Евгенией, и я прыгнул с обрыва, предложив раздеться и трахнуться (хотя реально охреневал внутренне от собственной борзости и готовился быть посланным за примитивность подхода) и уловил отклик… Резкий вдох, от которого вздрогнули ее тонкие ноздри, расширившиеся зрачки, на миллиметр опустившиеся веки, что-то в контуре губ, как если бы они вдруг стал мягче, движение горла… Короче, те неуловимые вроде бы признаки, которыми женщина говорит тебе «да», даже если вслух это никогда не прозвучит и ничего никогда не будет, но от них у меня встал колом, прямо гребаным несгибаемым ультиматумом — только кончить и никаких других вариантов.

— Ты закончил игры с волосами? — едва-едва изогнула губы в усмешке моя сексуальная мечта.

Кончил бы — влет, а вот с закончил, походу, проблемка будет. И да, я прекрасно улавливал эту ее насмешливость постоянно и усилия поддеть меня или смутить. Но хер там это получится, уж точно не тогда, когда за терпение светит ее трахнуть.

— Готов быть использованным для твоего удовольствия или поработать для той же цели с полной выкладкой! — вернул я ей ее усмешку.

— Прямо готов? Раздеваться не будем? И разуваться?

— Конеч… О-о-ох, бля-а-а! — выдохнул я, когда к прямому вызывающему взгляду добавилось еще уверенное прикосновение ладони, накрывшей мой стояк сквозь ткань, от которого он задергался как бессовестный попрошайка, стремясь прорваться и поприветствовать кожа к коже, а яйца мигом поджались. — Степень готовности проверяешь? И как? Инструмент подходящей кондиции и параметров?

Стоп-стоп-сто-о-опэ-э-э, сказал!

— Считаешь, до сих пор у меня было недостаточно возможностей оценить эти параметры? — теперь ее усмешка вышла лениво-чувственной, как у хищницы, что точно сцапала жертву и прекрасно знает, что ей уже не вырваться.

Потому что жертва с ультиматумом в штанах ни хрена не желает вырваться, все как раз наоборот. Я сдохнуть как хочу, чтобы моя хищница перешла непосредственно к употреблению меня по прямому назначению.

Второй рукой Льдина скользнула в мой карман, выудила оттуда три серебристых квадратика с презервативами, кинула их на диван. Ага, вот они и… то есть она знала в каком они у меня кармане? Додумать откуда и насколько пристально, оказывается, наблюдала за мной и проникнуться торжеством не успел. Евгения отступила от меня на шаг, резким движением стянула через голову свою черную водолазку, оставаясь в одном черном же лифчике, восстановила наш визуальный контакт, не позволяя моему взгляду стечь на ее грудь и подначивающе подняла бровь. Понял, не дурак.

Передернул плечами, скидывая чоповскую форменную куртку, дернул ремень, позволяя штанам ползти вниз и, не расстегивая рубашку, попытался сдернуть ее с себя вместе с галстуком и футболкой. Зарычал, потому что застрял на нерастегнутых манжетах, оказавшись внезапно спутанным, что тот буйный псих и наверняка выглядя в таком положении полным дебилом. Ткань затрещала от моего рывка, но Воронова вдруг скомандовала:

— А ну замри! — и я мгновенно послушался, застыв статуей с вытянутыми перед собой руками в тряпичном кубле и чувствуя, как начинают полыхать уши от досады и смущения.

Вот какого хрена вообще? Да я сто лет назад перестал ощущать себя в подобные моменты суетливым ссыкуном, которому от понимания, что наконец обломилось, мозги начисто вышибает. А сейчас женщина, перед которой хочу выглядеть исключительно альфа-самцом, будет выпутывать меня, как мамочка неловкое дитятю. Позорище, сука!

Но Льдина опять шокировала меня. Резко подняв мои руки с обездвижившим тряпьем над тупой башкой, без малейшей деликатности сдернула мои боксеры, от чего вырвавшийся член смачно шлепнул головкой по моему же животу, пихнула сильно меня в грудь, роняя голой задницей на кожаный офисный диван. Я неловко бухнулся, привалившись спиной к одной из диванных боковин и только и мог, что хватать, как рыба, внезапно лишившийся кислорода воздух и дергать ногами, освобождаясь от ботинок и штанов, пока Евгения быстро, прямо-таки по-солдатски снимала с себя все. Ни малейшей попытки сделать это красиво или соблазнительно. Воронова даже реакцию мою на это походу не отслеживала, будто ей плевать или она была в ней на все сто уверена, а меня ее деловитым обнажением проняло как сроду не пробирало. На моем счету было достаточно женских обнажений, неспешных, в подавляющем числе собственноручных, с ласками и иногда уговорами, иногда и стремительных, когда обоим надо уже срочно, но вот такого — никогда.

Стремительные, лишенные хоть капли суетливости движения, а у меня все мышцы от затылка и до бедер в камень прямо сковало от усилий сдерживать бешеный импульс выгнуться, салютуя стояком, так каждое из них лупило все новой волной возбуждения по мозгам. Выше и выше, как будто все еще было куда. И когда Евгения скользнула мне на колени, обжигая наконец тем самым охерительным контактом кожа к коже, которого зверски хотел столько времени, то все же не выдержал и взбрыкнул под ней, что тот жеребец необъезженный, чуть не сбросив. Ну не было же уже сил терпеть эту неподвижность.

Однако Льдина живо укротила меня, крепко обхватив член у основания и рванула зубами упаковку одного из моих презервативов. Снова дернулся, потому как быть упакованным женщиной мне пока не случалось, но моя хищница осадила меня, сверкнув шальным синим огнем своих глаз, и я подчинился, скрипя зубами и молясь не спустить. Даже пару раз зажмуриться пришлось до взрыва под веками, но я справился.

Чуть прохладная влага смазки не сработала как хоть малюсенький сдерживающий фактор, потому что Воронова не дала мне ее прочувствовать и тут же приподнялась на колени, направляя моего бойца в себя. От головки и до черепушки навылет в меня шарахнуло ее жаром и теснотой. Женька резко, с посвистом выдохнула сквозь сжатые зубы, качнувшись на мне и вгоняя мой член глубже в свое тело, а себя в тот самый шарашащий сквозь меня поток, и удерживающая мои руки ткань не выдержала.

Затрещало, бицепсы чуть не лопнули почудилось, но мгновенье — и мои лапы уже на ягодицах Женьки. Сгреб упругую плоть, насадил нещадно, поймав сдавленный вскрик ртом и рухнул в сладкую жарищу. Упираясь пятками в пол и затылком в подлокотник, вскидывал бедра, насаживая мою Ворону на себя. Мстил за то, что опять не дала мне своих губ, целовал-кусал шею, ключицы, ловил острые темные соски, стискивал без жалости ее задницу, вгоняя по самые яйца, натягивая на себя ее обволакивающее адское тесное пекло, шипя от ожогов впивающихся в плечи ногтей. Жрал и трахал, жрал и трахал. Зверствовал, отчаянно удерживая в полыхающей башне только одно — сначала она. Держись, Миха, держись-держись, хоть помирай, но держись. Желанное до смерти тело в моем захвате на мгновенье напряглось, застывая перед срывом в эйфорию, член сжало. Можно! Меня тут же опрокинуло в бешеный поток оргазма, выдрав из легких вопль от сворачивающей крышу его интенсивности.

Задыхаясь и еще дергаясь, слепо тыкаясь мокрой от пота мордой в изгиб шеи моей Льдины, которую притиснул к себе накрепко, уловил противный звук, к сожалению до боли знакомый.

— Сработка, чтоб ее!

Но не успел еще и договорить и кайфануть от торжества, что мы все же успели, как лишился всего и сразу. Обнаженная Воронова уже неслась к пульту.