Сойка
— Ты ни черта не понимаешь во что пытаешься ввязаться, Сойкин.
— Из этого ничего не выйдет, кроме очередной катастрофы.
— Мы абсолютно разные люди, Миша, не может ничего срастись.
На каждый из доводов Женьки у меня был только один: не попробуем — не узнаем.
— Да встанешь ты уже наконец! — взорвалась она и таки схватила меня за упрямо протягиваемую руку и потянула на себя.
Я охотно вскочил и сграбастал ее в объятия, заграбастал основание косы и поцеловал, оборвав очередное какое-нибудь «не» и скрепляя нашу новую договоренность. Если и раньше целовать Воронову было охрененно сладко, то целовать Воронову-мою-девушку — вообще отвал башки.
— Ты чокнутый, Миша и упертый, как…
«Ми-и-иша-а-а». Имя мое как произносит, а! Как будто пальцами своими тонкими по головке члена проводит слегка-слегка, простихосподи меня пошляка конченного.
— Гепард, преследующий свою добычу! — подсказал я ей. — Нет? Ну тогда орел какой-то, часами парящий в небе в поисках цели для нападения? Просто самые избитые варианты мне как-то не очень.
Само собой, я прекрасно понимаю, что ее согласия на мое спонтанное (клянусь — сам от себя такой борзой простоты не ожидал) предложение не получил. Но, походу, просто переть вперед как по зеленке — единственный вариант куда-то продвинуться с моей Вороной. По другому мы просто увязать будем на каждом шагу в липких до невозможности щупальцах ее гадкого прошлого.
— Как вирус гриппа, скорее уж, — усмехнулась Женька, а я кайфанул от наблюдения за тем, как первоначальное однозначное отрицание, сменившееся чуть ли не паникой и ошеломлением исчезают из ее глаз и языка тела, превращаясь пока в озадаченность, конечно, а отнюдь не в желаемую мной радость, но и то хлеб, как говорится. — Как от тебя не оберегайся и не дистанцируйся, все равно просочился и заразил собой.
— Сравнение с гордыми хищниками вроде как престижнее, но твое определение мне кажется круче. Я хочу, чтобы ты мною заболела, Жень.
— Вынуждена признать, что, насколько бы не считала для себя это фатальным, но факт уже случившегося заражения отрицать невозможно, — новая усмешка, чуть более расслабленная.
— Ну и супер! — я подхватил ее на руки и шагнул, намереваясь добраться до любой подходящей для более глубокого и влажного скрепления нового статуса наших отношений устойчивой поверхности, но тут же взвыл и чуть не грохнулся, едва удержав Женьку. — Колено-о-о!
— Вот тебе и первое последствие дурацких романтических порывов, — вывернувшись, Женька встала на ноги и поднырнула мне плечом под мышку, предлагая опереться.
— Да фигня какая, сейчас расхожусь, затекло чуток просто, — возразил я, но руку ей на плечи положил, да так, что кисть очутилась как раз на ее груди, чем я тут же и воспользовался.
— Я тебе сейчас по лапам надаю, — пригрозила Воронова, пока мы хромали в сторону кухни.
— Я бы предпочел получить побольше в лапы, но наглеть не буду, — ухмыльнулся, задел последний раз напрягшийся сосок и отодвинул руку. — И так получил внезапно все и сразу. Блин, Жень, завтра же уже тридцать первое! Выходит — ты мой новогодний подарок?
— Только такой патологический оптимист, как ты, Сойкин, смог бы счесть меня подарком. — фыркнула моя девушка (МОЯ ДЕВУШКА!!!), заводя раненного романтизмом меня на нашу кухню. Хотя, по чесноку, нога уже почти совсем отошла, но я дурак что ли отпускать добровольно то, что так нелегко досталось.
— Ну, а раз я такой и есть, и ты все же мой подарок, то я желаю немедленно развернуть его! — плюхнув зад на ближайший табурет, я потянул Женьку себе на колени, усаживая на себя верхом, лицом к лицу, и не мешкая сунул обе загребущие лапы ей под футболку.
— Фиг тебе! — мгновенно заблокировала Воронова начало моего победоносного продвижения по присвоенной территории, зафиксировав оба запястья и четко напомнив, что она — не нежная лилия и навалять может запросто. — Подарки разворачивают прямо в праздник, и под елкой они сначала полежать должны.
— Блин, точно, елка, — я обозрел через ее плечо продуктовый развал на кухонном полу и, найдя глазами вышеупомянутый предмет этого натюрморта, вздохнул. — Вот так и разбиваются чувственные порывы трепетных натур о суровые камни быта. Ладно, чур я тогда делаю крестовину и ставлю елку, а ты разбираешься с продуктами. Потом мы сбацаем ужин, я организовываю тебе койко-место под елкой полежать, и мы таки перейдем к разворачиванию! Я согласен даже прямо под елкой.
Женька встала с моих колен, вызвав острое желание тихонечко взвыть от потери ее тепла, тоже обвела кухню взглядом, а потом посмотрела на меня так, что в ширинке моментально стало тесно. Я знал уже этот взгляд, я его уже просто, на хрен, обожал!
— У меня для тебя другое предложение, правда, лишенное запаха хвои, но и без риска наткнуться кому-нибудь задницей на иголки. Как насчет пойти в кровать и заняться сексом, а потом уж вернуться и возиться с ужином и елкой. Я понимаю, что оно, конечно, не настолько феерично, как…
— Согласен! — оборвал я ее, вскочил и локомотивом попер чуть ли не бегом в свою комнату.
— Надо же, перед нами живой пример мгновенного исцеления, — фыркнула Женька, послушно последовав за мной.
— Еще бы! Самая желанная женщина предложила тебе перейти к делу, подзабив на бытовую фигню, тут не то что исцелишься — по воде побежишь аки посуху, — практически огрызнулся я, словив молниеносный прилив такой похоти пополам с диким ликованием, что аж глаза застилать начало красными всполохами.
Евгения Воронова, Черная Льдина, нелюдимая Ворона — моя девушка. У меня получилось! У нас! Моя девушка, ясно?! И она такая, что просто сам себе не верю — она настоящая. И моя.
— Ты долго будешь стоять и лыбиться? — спросила Женька, уже стянувшая в своей деловитой манере домашнюю футболку, и я осознал, что, и правда, подзавис, смакуя свое торжество.
— Думаю да, — я ускорился, содрал по-быстрому все выше пояса скопом, боясь проморгать волшебный момент освобождения из плена лифчика моих любимых сисек. — Скорее всего каждый раз, когда меня будет накрывать осознанием какой же я везучий паршивец, если смогу видеть почти каждую ночь тебя в своей постели.
— Черт, Сойкин, ну и горазд же ты трепаться! — нахмурилась Воронова, снимая-таки бюстгальтер и не подозревая совершенно, что лишила явлением этого чуда меня на пару секунд способности связно говорить в принципе. — Как насчет применить свой необычайно подвижный язык с большей эффективностью?
Ха! Это новая попытка подколоть как раньше или испытание на слабо, Льдина ты моя медовая?
— Слушаю и повинуюсь! — бухнулся я на колени и без церемоний потянул с нее лосины вместе с бельем, демонически ухмыльнувшись.
В башке окончательно поплыло от охрененного аромата ее возбуждения.
— Блин, вот ты внезапный! Я же пошутил… а-а-а-ах!
Фраза оборвалась протяжным стоном, когда я уткнулся лицом в ее лобок, заныривая в мир жаркого благоухания, желанного до судорог в челюсти вкуса, созвучного кайфа, доводящего почти до края только изменением тональности хриплых стонов и жгучих подстегивающих укусов впивающихся ногтей. Тоже мне, нашла повод для шуток.
— Подъем, Жень! — выдохнул я в ее влажный от испарины затылок, как только мои тело и сознание воссоединились и коснулись опять дружно бренной поверхности раритетной мебели. — Пойдем готовить и елку ставить.
— М-м-миша-а-а! — простонала Воронова, завозившись вяло в моих объятиях. — По какой такой причине мы не можем проваляться еще неделю?
— Ты нормально так и не ела. И вероятно за неделю продукты на полу могут стухнуть.
— Откуда в тебе столько дурной энергии. Я бы после такого до утра с удовольствием еще полежала, — со вздохом Женька села и огляделась в поисках одежды, а я провел пальцами вдоль ее позвоночника, кайфанув от вспышки воспоминания. Ей очень нравится сзади, а я буквально зверею от похоти, едва взглянув на покорно прогнувшуюся спину, драконящий абрис ягодиц в такой позе и от возможности видеть, как вхожу в нее, сатанея от восхитительно-пошлого влажного звука проникновения плоти в плоть.
— А мне показалось, что мы чисто червячка заморили, — оскалился я довольно, тоже садясь так, чтобы она оказалась прямо-таки обернута мною и, заграбастав грудь, принялся целовать в плечо. — Блин, у тебя самая офигенная грудь в мире. Я неделями на нее др… мечтал о том, какой же она будет на ощупь и на вкус.
— То-то я и смотрю, что ты стремишься ее облапать при любой возможности, — усмехнулась Женька, но моих рук не оттолкнула.
— Разве можно меня винить за это? Повторюсь — твоя грудь офигенна, — ответил ей и вдруг почуял что-то. Не в смысле запах, а неким загадочным рецептором в районе седалища. — Что, Жень?
— Ты сможешь понять, что для меня очень внезапно это? — спросила она, покосившись через плечо.
— Что именно? — насторожился я, невольно спеленывая руками ее еще крепче.
Она же не собирается сейчас сказать, что в процессе траха, пока моя крыша парила в неизвестной кайфовой дали обдумала все и решила, что мое предложение быть полностью вместе — перебор?
— Вот это совместное существование сходу и во всем. Этого многовато сразу.
А, то есть Женька не против в принципе, просто нужен… как же это… период привыкания, да?
— Ты о том, что привыкла быть одна, и я могу тебя бесить, мельтеша постоянно перед глазами?
— Не то чтобы… — она запнулась, вздохнула и ответила честно. — Да. Вдруг мы начнем ссориться из-за этого? Я начну срываться.
Воронова вздрогнула, напоминая, что так-то не май месяц, а в комнатах тут повсюду сквозняки, и я вскочил, поднимая и ее на ноги, и стал натягивать первую попавшуюся под руку футболку, мою, как оказалось.
— Слушай, Жень, у меня тоже ни черта нет опыта вот такого совместного сосуществования с девушкой, так что не вижу проблемы в том, что мы можем иногда и раздражаться притираясь. Можно, в конце концов, придумать какое-нибудь правило, чтобы это случалось реже. Типа, если ты развернулась и ушла в свою комнату, то я тебя слегка достал, и значит нужно побыть одной. А я пойму и не стану соваться, пока сама не выйдешь.
— А ты если в свою, то я не стану лезть к тебе? — она послушно подняла ногу, когда я взялся натягивать на нее обратно лосины, забыв о трусах. Конечно, совершенно случайно. Как и, естественно, случайно чмокнул в лобок. Я что, виноват, что губы притянуло? Гравитация, непреодолимые силы природы. — Эй!
— Нет. Мне пока сложно представить себе ситуацию, даже конфликтную, после которой я бы не захотел, чтобы ты сама лезла ко мне. Но если она вдруг приключится, обещаю тебе прямо сообщить об этом. Что-то еще тебя беспокоит?
Закончив с одеванием Вороновой, я стал натягивать одежду и на себя, поглядывая на Женьку, опять медлящую и над чем-то явно раздумывающую.
— Блин, Жень, ну говори ты! — не выдержал уже, потянув ее на кухню.
— Как насчет измен?
— Чего?! — опешил я.
— Я вряд ли способна буду закрывать на это глаза, Миша, — тихо ответила Льдина и поправилась уже гораздо тверже. — Совершенно точно не смогу и не буду.
— Ты мною не делишься, я тобой — тем более. Решили? — с готовностью предложил я, и Женька кивнула, а ее плечи расслабились. — Как насчет жареного картофана с колбасой, пока я елку ставлю?
— Запросто, — согласилась Воронова и снова покосилась.
— Что, Жень?
— Ты правда никогда не жил вместе с девушкой?
— Не-а. Клянусь! У меня вообще раньше девушек не было.
— В смысле?
— Эй, ты же не подумала ничего эдакого, нет? Это моя мама сказала мне сегодня, что, оказывается я никого и никогда не представлял как «моя девушка», а вовсе не потому, что… Так, стоп! — тормознул я сам себя. Дебил совсем что ли? Еще бы начал весь свой послужной список ей озвучивать.
— Миш, спокойно, я отдаю себе отчет, что мы оба не девственники. С этим нет проблем.
— Да?
— Да, Сойкин. Никакой ревности к прошлому. — Вот! Вот, о чем я говорю, разве эта девушка может быть реальной, а?
Такая красивая, что просто смотрю и дурею, секс с ней на отвал башки, еще и это.
— Но и никаких поблажек в настоящем. Вряд ли я умею давать второй шанс, понимаешь?
Ладно. Не все так радужно. Но я ведь пока не ощущаю в себе потребности оказаться нуждающимся в этом самом втором шансе. Что странно. Партнерша, начавшая ставить условия, для меня всегда равнялась бывшей партнерше. Ага, видимо, в этом и заключается разница между понятиями «моя девушка» и «девушка, с которой у тебя что-то было». Прикольно.
— Понимаю, Жень. Я по жизни не склонен лгать. У нас все по-честному будет. Жизнь есть жизнь, и мало ли как там пойдет. Но обещаю, я никогда не унижу тебя какими-то шашнями за спиной. Если что-то и изменится между нами — ты узнаешь это от меня и первой, а не когда-то потом и от других людей. В ответ жду того же.
Женька смотрела мне в глаза очень пристально, словно желая проникнуть в разум, и, очень надеюсь, находила то, что необходимо для рождения нашего доверия. А потом протянула мне руку, и… я чуть не скончался во всех смыслах на месте. Потому что она улыбнулась. Едва-едва, скорее уж наметив движением губ, но это было о**ительно. Я знал, знал!