Нора чувствовала себя полной идиоткой. Разумеется, в Японии есть постельное белье, отчитывала она себя. А как же иначе? Это ведь не какая-нибудь отсталая страна. Просто Сейджи ужасно привязан к традициям — эти его татами, пустые комнаты. У него пунктик насчет национальных обычаев. Но ведь не все же так живут. Если они с матерью желают обсудить ее между собой, пускай, Нора это переживет. И от стыдливости страдать тоже не станет. Он будет лицезреть ее наготу каждую ночь и в конце концов попадет в собственную яму — ему самому станет затруднительно придерживаться условий их сделки. Но к несчастью, не в ее правилах играть в такие игры с мужчиной, который заставляет бешено биться ее сердце.
А Сейджи очутился на незнакомой ему территории. В отличие от Норы у него уже были любовные связи и увлечения, которые он успешно переживал, не рискуя своим холостяцким положением. А теперь вот не знал, как ему быть дальше. Одно ясно — он жаждет эту прекрасную рыжую красавицу, ставшую его женой по синтоистским обычаям — целиком, каждой клеточкой своего тела.
Эх, встретиться бы нам при других обстоятельствах, с сожалением думал Сейджи. Но ему и в голову не приходило спросить себя, как бы он, собственно, поступил в таком случае. Он ведь имел позади целый список женщин, с которыми заводил романы и затем порывал.
Их размолвка продолжалась несколько недель. Как-то утром он поднялся с футона и вместо костюма вытащил из шкафчика светлый свитер, натянул его через голову и облачился в выцветшие джинсы, отлично сидевшие на нем.
Как он и рассчитывал, в глазах Норы застыл немой вопрос.
— Неужели ты не спросишь меня, что я собираюсь делать?
Нора слегка наклонила голову и пристально посмотрела на него.
— Хорошо, спрашиваю.
— Я тут подумал, что мы могли бы осмотреть храм Кинкакудзи. Если, конечно, ты согласна пропустить занятия. Погода выдалась просто замечательная.
Удивлению и восторгу Норы не было предела. Чувства захлестнули ее, сметая искусственные преграды, возведенные ею. Он сам, по своей воле вызвался сопровождать ее. Он хочет провести время с ней.
— Это было бы замечательно.
— Тогда вставай, ешь свой американский завтрак и собирайся. Я задумал кое-какие изменения в саду. Прежде чем отправимся, хочу узнать твое мнение.
Нора откинула покрывало и вскочила. Она достала кроссовки, основательно потрепанные джинсы и свитер. Она любила растения и всегда хотела иметь свой сад. И все же его слова озадачили ее. Известно ведь, что цветы не сразу распускаются, да и деревья растут годами, напомнила она себе. И если нашей сделке суждено пройти по плану, я попросту не увижу плоды наших трудов.
К тому времени, когда Нора и Сейджи уселись на подушках за стол завтракать, Айко уже поела. Она пожелала им приятно провести день и удалилась, сказав, что займется делами по хозяйству.
После завтрака они вдвоем прошлись по саду. Сейджи спрашивал Нору о преимуществах рододендронов и азалий, плакучих верб и вишен. Нравится ли ей аромат сладкой оливы? Причудливые изгибы японской черной сосны? А может, ей больше по вкусу прямой ствол кедра? А если засадить все ирисами прямо тут, чтобы их красота отражалась в пруду? Он надумал привезти валуны и соорудить небольшой водопадик.
Они строили планы почти все утро. Сейджи записывал идеи Норы и свои собственные в маленький блокнотик, который потом сунул в задний карман брюк. Но не стал принимать окончательных решений.
— Может, придумаем еще что-нибудь. А пока пойдем в ресторан обедать. Только никаких сардин и томатной пасты.
Подумать только, глава «Амундсен Интернэшнл» собирается уделить ей весь день. Можно вообразить, будто он ухаживает за ней.
Сейджи привел ее в ресторан в деревенском стиле. Здание несколько нависало над узким, стремительным потоком. Нора спросила, далеко ли отсюда до храма, но Сейджи лишь махнул рукой. Машина в их распоряжении.
Кинкакудзи встретил их огненным багрянцем золотистых кленов. Позади виднелись строгие сосны. Небольшие и яркие, похожие на звезды листья шуршали под ногами и плавали в пруду, подобно стайкам карпов, сновавших у поверхности.
Храм, состоявший из трех ярусов, отражался в воде. В изящном обрамлении золотистых листьев он был как сияющее солнце. Норе он напомнил сказочный корабль. Завороженная как ребенок, она стояла и представляла, что загибающиеся вверх карнизы — это паруса корабля, вздувшиеся от ветра, и что корабль пустился в плавание, полное тайн и загадок.
Они стояли так близко друг от друга, что Нора чувствовала его дыхание на своей шее. Сейджи рассказывал, что настоящий храм, построенный в XIII веке на территории, принадлежавшей кому-то из знати, был подожжен в 1955 году одним сумасшедшим буддийским священником и сгорел дотла. Так что теперешний храм лишь копия.
— На фотографиях старый храм прекрасен, — произнес он и отвел непослушную прядь со лба Норы. — О нем написано в романе Юкио Мисимы. Я тебе обязательно дам его почитать.
Когда Нора вдоволь налюбовалась видом, они решили просто прогуляться по окрестностям. И вышли на маленький горбатый мостик. Сейджи снова оказался в опасной близости.
— Мне так хочется поцеловать тебя, — признался он; в его глазах блестел отраженный солнечный свет. — Ты разрешишь? Условие сделки выполнено, и теперь я не могу больше ничего требовать.
Такая неожиданная робость окончательно покорила Нору. Она доверчиво положила руки ему на грудь.
— Да.
Они стояли на маленьком мостике; мимо прошли парочки туристов, промчалась троица хихикающих детей. Поцелуй был медленным и долгим и таким глубоким, соединяющим их, что чувства Норы обострились до болезненности. Я хочу отдать ему все, подумала она. Все без остатка и по доброй воле. Хочу владеть им целиком. И раствориться в нем, занимаясь любовью.
Но ни время, ни место совершенно для этого не подходили. Сейджи оторвался от нее, но не выпустил из объятий. Он посмотрел на Нору и сказал:
— Я позволил себе устроить выходные и пригласил своих друзей. Мы соберемся в моем загородном доме у подножия японских Альп. Как раз будет полнолуние, и мы устроим любование луной. Я надеюсь, ты составишь мне компанию.
Она познакомится с его друзьями. Проведет с ним время вдали от глаз Айко. Увидит, как он управляется с птицами. И будет участвовать в традиционном японском занятии, когда любуются красотой полной луны и декламируют стихи. В каком-то смысле это медовый месяц, которого у них не было.
— Восхитительно, — пролепетала она, отгоняя мысли о переменах, грядущих через год.
К лимузину они вернулись, взявшись за руки. Краем глаза Нора заметила, что это не укрылось от Харуми, шофера Сейджи. И поняла, что Айко тут же узнает о переменах в их отношениях.
Вечером, уединившись в большом кедровом чане Сейджи, они соединились, словно притянутые друг к другу. На этот раз, к облегчению Норы, Сейджи предохранялся. Они ласкали друг друга, шептали нежные слова, обнимались, не в силах противостоять влечению, еще более сильному из-за стараний двигаться осторожнее, чтобы не расплескивать воду.
Второй раз все происходило медленней, утонченней, но так же восхитительно. После, устав от любовных утех, они все же не могли расстаться и сжимали друг друга в объятиях.
— Ты не станешь возражать, если я разбужу тебя, когда восстановлю силы? — хитро прищурил глаза Сейджи и задул лампу. — Кажется, я постоянно желаю тебя.
Я любила бы его всю ночь напролет, подумала Нора, глядя на Сейджи. У меня нет опыта в любовных делах, зато появилась неутолимая жажда любви. И все же приходится считаться с тем, что их любовь временна.
— И я тоже, — искренне призналась Нора. — Ты знаешь, что я чувствую, когда ты во мне…
Так в жизни обоих появилась тайна. В субботу утром они выехали к загородному дому Сейджи. Когда покидали Киото, небо еще только покраснело. Нора зевнула, прикрыв рот рукой. Бриллиант в кольце сверкнул в первых лучах солнца. Они сели на заднее сиденье лимузина. Сейджи налил себе чай, а Норе кофе.
Постепенно городской пейзаж остался позади, его сменила сельская местность… фермы, маленькие деревушки с огородиками, иногда местные святилища или рощицы. Вдоль шоссе тянулись уродливые телефонные столбы с проводами. Рядом бежала речушка. Хотя столбы все так же проносились мимо, горы, что раньше были вдали, теперь казались ближе.
Они несколько раз сворачивали на проселочные дороги, петлявшие по пологим склонам, заросшим японским кедром. И добрались наконец до загородного пристанища Сейджи. Стены дома были обиты деревом, как легендарные риоканы. Так назывались постоялые дома для путников, появившиеся еще в девятнадцатом веке. Пологая крыша из тростника покрывала дом словно накидка. В стороне виднелись постройки, имевшие отношение к увлечению хозяина соколиной охотой.
— Когда я приобрел это место, здесь все было разрушено, — рассказывал Сейджи. — Крыша обваливалась. Под балками жили летучие мыши. Земляной пол на кухне был весь в выбоинах. И на всем слой копоти.
Заглянув внутрь, Нора удивилась. В противоположность городскому дому в загородном жилище был полированный дощатый пол, восточные ковры и немногочисленная, обитая тканью мебель.
— Иди сюда. Посмотри, какой прекрасный вид на пруд и луг, — позвал ее Сейджи.
В загородном доме шофер выполнял обязанности повара. Он наполнил бар, принес продукты и наскоро приготовил легкий обед.
Вскоре появились гости. Сейджи познакомил Нору со своими друзьями. Все приглашенные оказались ниже Норы ростом.
Среди них была одна супружеская пара в возрасте. Муж управлял крупной компанией, его жена была художницей. Рядом с ними выделялась своей молодостью другая пара — Каваи и Харуко Наканиши, оба работавшие в одной компании с Сейджи. Судя по всему, они поженились недавно. Оставшиеся двое мужчин, лет тридцати-сорока, были не женаты. Один из них приехал с племянницей Тамао. Когда он представил ее Норе, японка заметила, что видела фотографии Норы во многих журналах моды. О себе она не без гордости сказала, что работает брокером на бирже Никкей.
Все сели обедать на открытом воздухе. После обеда сокольничий и его помощники, постоянно жившие во владениях Сейджи, вынесли из дома пару птиц с колпаками на головах и привели охотничьих собак. Все действо происходило на террасе за домом, как было заранее оговорено. Тогда Сейджи сможет показать гостям свое охотничье искусство.
Одна птица была большая, другая маленькая. Они сидели, привязанные кожаными шнурами к перчатке на руке сокольничего. Другой конец шнуров крепился к кольцам на их лапках. На шнурах висели маленькие колокольчики, вроде тех, что привязывают к саням.
— Если одна из самок решит понаслаждаться свободой или потеряется, поранится, с колокольчиками ее легче будет найти, — пояснил Сейджи.
— Это все самки? — удивилась Нора.
— Да, — Сейджи усмехнулся. — Самки самые беспощадные, самые лучшие охотники, ведь в дикой природе им приходится кормить и защищать птенцов. Та, что покрупнее, — продолжал рассказывать Сейджи, — ястреб-тетеревятник, самый популярный вид в Японии. Птица поменьше — воробьиный ястреб, я привез ее из Штатов. Она не может, как тетеревятник, пробить, пикируя, гущу кустарника и схватить добычу. Тетеревятник будет бороться с фазаном и на земле, он даже попытается последовать в нору за земляной свиньей.
— А воробьиный ястреб выжидает наверху, парит в восходящих потоках теплого воздуха, пока охотник с собакой спугивают зверя. Тут он камнем бросается вниз, — подхватила Тамао, давая понять окружающим, что и она отлично разбирается в птичьих повадках.
Глаза Сейджи вспыхнули раздражением, но он тут же подавил его.
— Именно, — подтвердил он и натянул тяжелую кожаную перчатку, поданную одним из сокольничих. — Прежде чем выпустить зверя, я покажу Норе, как обучены эти птицы…
Он усадил тетеревятника на запястье и снял колпак. Нора издала возглас изумления, увидев красные, немигающие глаза. Казалось, птица уставилась на нее и во взгляде ее светится тихая ярость.
— Какая свирепая! А вдруг она клюнет меня? — забеспокоилась Нора.
Сейджи покачал головой.
— Да она сама боится — незнакомых людей, кошек, собак, которых не знает. А сердито выглядит из-за перьев, что топорщатся у нее на голове. Я обучал ее на очень длинной привязи и с приманкой, по форме напоминающей птицу, к которой прикреплял кусочки мяса. Только после этого я дал ей вкусить свободы. Она усвоила, что, даже когда мы охотимся на диких зверей, нельзя портить добычу. Как и клевать людей, хотя в порыве гнева она так и сделает, случись ей защищать птенцов. Если птица будет слушаться хозяина, то получит вкусную еду… большие куски говядины, обвалянные в костной муке. То же самое происходит и при повторении курса. Смотри.
Сейджи отстегнул конец шнура от кольца на перчатке и подбросил птицу вверх. Он позволил ей лететь свободно, пока она не превратилась в крошечное пятнышко. Затем поманил ее назад с помощью свиста и приманки, которую держал наготове один из помощников.
— Так, значит, она возвращается к тебе из-за еды, — сделала вывод Нора.
Сейджи пожал плечами.
— Еда, да еще привычка. Многие считают, что птицы враждебно относятся к людям. Мне же кажется, что с ними можно установить контакт… но при условии, что они знают, кто главный.
Настал черед гостей. Кое-кто хотел подержать птиц на своей руке, отпустить их и поманить назад лакомыми кусочками. Нора не очень-то верила в свою способность совладать с птицей и отказалась. Она забралась по ступенькам на террасу, чтобы оттуда спокойно наблюдать за происходящим. К ее неудовольствию, Тамао тут же появилась рядом. Она начала с погоды и затем перешла к пикантным сплетням о своем родственнике, с которым приехала.
Вскоре девушка заговорила о предмете, который на самом деле интересовал ее.
— Я знаю, что задавать такие вопросы не принято, но… правда, что твоя свадьба была заключена по расчету? — спросила Тамао на правильном английском, хотя и с сильным акцентом.
Нора не собиралась обсуждать подобные темы с незнакомым человеком.
— Не понимаю, о чем ты.
Но от собеседницы не так-то просто было отделаться.
— Ходят слухи, что свадьба стала платой за сохранение сети магазинов, принадлежащих твоей семье.
— Пусть себе ходят. Просто Сейджи сделал мне предложение, а я согласилась.
— Уверена, Харуко Наканиши интересно будет узнать об этом. — Тамао недобро усмехнулась. — Тебе известно, что перед тем, как выйти замуж за Каваи, она была любовницей Сейджи?
У Норы засосало под ложечкой, когда она представила Сейджи и Харуко вместе. Но она и виду не подала.
— Ну а ты? — спросила она невозмутимо; казалось, ничто не могло выбить ее из колеи. — Ты тоже была его любовницей?
Тамао стоило усилий скрыть свое удивление такой прямотой. Она кивнула с печальной улыбкой.
— Была, до Харуко.
В эту самую неловкую минуту появился Сейджи. Он спросил у Норы, не желает ли она все-таки попробовать запустить птицу в небо.
— Не будет никакой крови и вывернутых кишок, этих атрибутов настоящей охоты, если ты того не хочешь, — убеждал он ее.
Нора решила не показывать своей осведомленности о его прошлом. Ей также не хотелось оставаться наедине с Тамао и продолжать эту затянувшуюся беседу. Так что она согласилась. К ее удивлению, маленький воробьиный ястреб был послушен.
Теперь я понимаю принципы Сейджи, думала Нора, когда запускала ястреба, который потом возвращался к ней и заглатывал кусочки говядины. Он приручает меня так же, как своих птиц. Она не представляла, как сможет остаться в Японии навсегда, но жить дома, в Америке, без Сейджи тоже не сможет. И окончание года их совместной жизни ничего, кроме боли, не принесет.
Нора покосилась на Сейджи. У него был явно довольный вид. Наверное, гордится тем, как мужчины с должным почтением восхищаются ею. Видимо, ее готовность укротить хищную птицу и те несколько японских фраз, что она знала, произвели на них впечатление.
К вечеру все собрались на веранде отдохнуть. Сидели, потягивая пиво «Саппоро». Сейджи был неизменно внимателен к Норе, и она успокоилась. Твое замужество началось не с любви, хотя и могло бы, сказала себе Нора, в то время как Сейджи произносил тост за дружбу. Его развлечения с Харуко и Тамао — в прошлом. Будь все по-другому, Тамао с радостью просветила бы ее.
Для любования луной было еще слишком светло. Поэтому они сели за легкий ужин, приготовленный из местных деликатесов. Кое-что принесла женщина, жившая поблизости. Харуми приготовил поднос с нежной горной зеленью, рыбой из речушки неподалеку и тонких ломтиков овощей, погруженных во взбитое тесто и обжаренных в масле. Получилось очень вкусно.
Дом Сейджи не мог вместить всех гостей на ночь. Поэтому, к радости Норы, чета Наканиши, а также Тамао со своим спутником уехали. До Киото было неблизко, и им пришлось выехать до появления луны, чтобы вернуться домой не очень поздно.
Когда бывшие любовницы скрылись из глаз, Нора вздохнула с облегчением. Вскоре они с Сейджи останутся наедине, мечтательно подумала она.
Наконец луна взошла полностью, отражаясь в водоеме. Все переоделись в кимоно, вынесли подушечки и уселись вокруг пруда. Харуми принес сакэ и разлил его в маленькие пиалы. Где-то заухала сова. Хотя воздух был прохладным, с болота доносился стрекот насекомых, словно напоминая о наступающем ненастье осени и уходящих щедротах лета.
Некоторое время все молчали. Луна плыла в собственном блеске, оставляя серебристую дорожку над прудом.
Сейджи попросил Масамицу Ирияму, самого старшего из них, начинать. Седеющий, в очках, японец почтительно склонил голову. Он выбрал стихотворение японского поэта Басё. В классическом трехстишии тонко сопоставлялись две такие несоединимые вещи, как сияние осенней луны и червь, прогрызающий ход в белесом плоде каштана.
Последовало продолжительное молчание. Очевидно, каждый размышлял о луне и прочитанном трехстишии. Затем декламировала художница Кунико, жена Масамицу. Она выбрала стихотворение Иссы, в котором говорилось об улитке в лунном свете.
Потом выступил последний гость, Тору Танизаки, молодой одаренный архитектор, по чьему плану будет возводиться здание для компании Сейджи в Дании. Он продекламировал трехстишие Бусона о цветущей сливе, что в лунном свете походит на голое, запорошенное снегом дерево.
Нора день за днем совершенствовалась в языке, но не могла еще уловить все оттенки и понять смысл. И всякий раз Сейджи вполголоса переводил ей.
В простых трехстишиях отражались горечь и сладость понимания того, что красота природы непостижима и преходяща. Эти трехстишия напоминают мне год нашего брака, который промелькнет слишком быстро, подумала Нора, украдкой бросив взгляд в сторону Сейджи.
Сначала она думала, что те двенадцать месяцев, которые она отдала ему, будут тянуться вечно. А теперь боялась, что время пролетит слишком быстро. Не успеет она обернуться, как уже будет в Нью-Йорке. Разведенная. Снова на подиуме. С разбитым сердцем.
Я не хочу безответной любви. Но в глубине души Нора знала, что все уже произошло.
Настала очередь Сейджи, и он удивил Нору, сложив трехстишие экспромтом.
Холодом дышит луна.
Серебрится водная гладь пруда.
Старушка легко коснулась меня.
Традиция обязывала сохранить на некоторое время молчание: присутствующие должны глубоко прочувствовать стихотворение. Норе с трудом удалось дождаться, пока гости произнесут слова одобрения. Только тогда она тронула Сейджи за руку.
— Я и не догадывалась, что ты не только бизнесмен, но и поэт, — прошептала она. — Это было прекрасно. А о какой «старушке» ты говорил?
— Я вспоминал свою бабку, Юкико Брэт, — прошептал он в ответ. — Жаль, что ее нет в живых. Вы бы наверняка понравились друг другу.
Подошла очередь Норы. Она произнесла трехстишие, специально заученное для этого случая. Затем все еще раз декламировали. Прошло около часа. Наконец Нора и Сейджи встали, пожелали гостям спокойной ночи и удалились в хозяйские апартаменты.
Харуми приготовил им воду. Ванная, отделанная кафелем и кедровым деревом, наполнилась знакомыми ароматами.
— Иди ко мне, — хрипло произнес Сейджи. — Я хочу тебя с самого утра… так сильно, что весь горю. Всей ночи не хватит, чтобы потушить это пламя.