Посвящается всем, кто боролся и выжил.
Я просыпаюсь каждое утро, ощущая, как темнота всё больше поглощает меня. Блаженство, умопомрачительная пустота, ничего из моего гребаного прошлого не беспокоит и не преследует меня, ведь я нихрена не чувствую. По крайней мере, после того, как принял первую дозу. Как только чудесные ядовитые кристаллы попадают в мой нос, они выжигают горло вместе со всеми эмоциями.
Несколько дней я буду в порядке. Чувство вины, что сидит во мне, ненадолго замирает, и я медленно умираю вместе с ним. Я рад этому, потому что хочу умереть.
И я постепенно приближаюсь к этому, впадая в полное оцепенение.
Не могу вспомнить, когда последний раз спал, так же, как и не могу вспомнить имя девушки, лежащей рядом со мной в постели, без одежды и без сознания. Я встретил ее прошлой ночью, она была вместе с Диланом и Делайлой, каким-то образом мы оказались в моей комнате, занимались бессмысленным сексом, а потом она отключилась. Это стало таким обыденным. Часть меня еще противится, но другая часть знает, что я заслуживаю только этого, ведь я — ничтожество.
После безуспешных попыток заснуть, я, наконец, поднимаюсь с матраса на полу. Проходит день за днем, дорожка за дорожкой, глаза готовы выпрыгнуть из орбит, мое тело и разум напряжены и изношены от постоянной нагрузки, но все еще борются со сном. Если ничего не изменится в ближайшее время, я приду к краху.
Хватаю пару джинс с потрескавшегося линолеума и натягиваю их на себя. Моя спальня, которая размером с чулан, состоит из паршивого матраса, коробки с вещами, которую я никак не могу разобрать, лампы, зеркала и лезвий, которые не всегда оказываются в пределах доступности. Поднимаю с пола их и пустой пластиковый пакет, валяющийся рядом. Должно быть, я опустошил его вчера ночью… хотя я едва могу вспомнить, что делал. Я почти ничего не помню. Дни и ночи сливаются в одно целое, быстро меркнув.
— Вот дерьмо, — бормочу я, вытирая пальцем поверхность зеркала и слизывая с него всё до последней крошки. Это не поможет успокоить голодного монстра внутри меня, готового проснуться и разодрать всё, если я не накормлю его. Я швыряю зеркало через всю комнату, наблюдая, как оно разбивается о противоположную стену. Проклятие. Поднимаю с пола футболку и надеваю ее, тороплюсь через узкий коридор, спотыкаясь о тела, спящие прямо на полу. Ни одного из них я не знаю, но, кажется, они всегда были тут.
Когда я добираюсь до двери комнаты в конце коридора, комнаты, принадлежащей моему кузену Тристану, я дергаю за ручку, но она заперта. Я колочу кулаком по двери. — Тристан, открой чертову дверь… мне нужно во внутрь. Сейчас же.
Не получив ответа, я стучу громче, ударяясь об дверь плечом. Мое тело начинает трясти на третьем ударе, рот наполняется слюной на пятом… на седьмом я готов убить любого, если не получу чертову дозу.
Наконец, дверь ослабевает и начинает поддаваться под моими яростными ударами, но открывается не до конца. Потребность накормить иррационального и неустойчивого монстра внутри меня становится слишком навязчивой, и я снова и снова долблюсь об эту дверь. Паника начинает охватывать меня в виде образов людей, которых я потерял: Лекси, Райдер, моя мать, которую я никогда не встречал. Все они врезаются в мою грудь, высасывая воздух из легких. В самом конце я вижу глаза Новы, что кажутся сначала голубыми, но если вы посмотрите достаточно близко, увидите зеленые вкрапления, скрытые в них. Не знаю, почему вижу ее. Я не терял ее. Она жива и где-то там в мире, надеюсь, счастлива. Но по какой-то причине я не могу перестать думать о ней, несмотря на то, что мы едва знакомы, провели вместе всего пару месяцев прошлым летом во время ее краткого падения в мир наркотиков. Не могу выкинуть ее из своей головы, по крайней мере, пока не получу порцию поддельного блаженства. Если бы я мог открыть эту чертову дверь.
С последним ударом щепки летят во все стороны, и дверь открывается. Спотыкаясь, вламываюсь в комнату, потея и дрожа, как бешеная собака. Тристан вырубился на матрасе с девушкой, закинувшей руки на его грудь. На полу рядом с постелью валяются ложки и иглы, но я пришел не за этим. Это не то, чего я хочу. То, что я хочу, лежит в верхнем ящике комода.
Устремляюсь к нему, распинывая одежду по пути. Воспоминания о всех, кого я потерял, не отпускают меня, с новой силой вдалбливаясь в мой череп, готовый в любой момент взорваться. Лекси, умирающая на обочине дороги, вся в крови, я рядом с ней и ее кровь на моих руках. Жизнь без матери, душераздирающий взгляд Тристана, каждый раз, когда он упоминает свою сестру Райдер. Нова в этом проклятом пруду, где я оставил ее плакать в одиночестве, потому что она собиралась отдать свою девственность такому куску дерьма, как я. Затем я вижу ее взгляд во время концерта и нашей сделки, а затем, как она села в машину у трейлера, готовая уехать как можно дальше и оставить меня навсегда — это был последний раз, когда я видел ее.
Так и должно быть. Она должна быть подальше от меня и этого сраного беспорядка, в который превратилась моя жизнь, ведь я такое ссыкло, чтобы полностью сдаться, сделать, наконец, последний шаг и закончить свое существование вместо того, чтобы медленно идти к концу. Накачаться наркотиками, чтобы мое сердце остановилось, и кануть в темноту, где никто не спасет меня.
Рывком дергаю ящик комода и извлекаю пластиковый пакет, мои руки дрожат, пока я открываю его. Я даже не потрудился поискать зеркало. Мне нужно это прямо сейчас. Высыпаю тонкую линию на краю комода, захватив права Тристана, разравниваю порошок.
Сердце оглушительно бьется в груди, и я хотел бы, чтобы оно заткнулось, не хочу, чтобы какой-либо шум мешал мне. Я хочу тишины.
Мёртвой.
Втягиваю ноздрями, позволяя белому порошку заполнить мое существо. Сердцебиение ускоряется, но, так или иначе, вокруг меня становится тише, все вокруг замирает. Кайф протекает по моим венам, телу, сердцу, разуму и мгновенно убивает все мысли о Лекси, Райдер, матери.
Он убивает все.
Я возвращаюсь в свою комнату, наконец, способный заново дышать, мое тело и мозг достигают гармонии, где не имеет значения ничего — ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. Сажусь на край постели, отодвигая девчонку к стене, мне нужно пространство. Затем беру свой блокнот для рисования и открываю его на рисунке, над которым работаю уже несколько недель. Это изображение Новы, которое должно заставить меня чувствовать свою вину, но этого не происходит. Это просто линии и штрихи, плавные движения руки, неконтролируемые мыслью. Это просто искусство и это ничего не значит, как и все остальное внутри меня. И когда я заканчиваю его, отбрасываю в сторону, стараясь забыть, как я делаю со всем остальным. Ложусь на своей половине постели, обхватив себя руками, и отпускаю свой разум на волю.
— Ты меня слышишь? — Нежно шепчет мне в ухо Лекси. — Куинтон, открой глаза.
Я мотаю головой, улыбаясь про себя и не открывая глаз. — Ни за что. Ты должна разбудить меня, если хочешь, чтобы я открыл глаза.
— Ты и так не спишь, дурачок, — и я чувствую ее касание. — Давай, мы опаздываем на вечеринку.
— Ну и хорошо, — говорю ей все еще с закрытыми глазами. — Я не хочу туда идти.
— Это все потому, что ты замкнутый засранец, — я ощущаю смену ее положения, она закидывает ногу через меня и садится сверху, прижимая тело к кровати. — Ну же, старичок. Давай выйдем и повеселимся этим вечером.
Мои руки находят ее бедра и крепче прижимают к себе. Я чувствую себя намного лучше, когда она рядом. Мой дом кажется не таким пустым и мне легче справиться с немногословным отцом. Лекси здесь, и она любит меня.
Она дует на мою щеку, пытаясь заставить открыть глаза, и я, наконец, уступаю ей, поднимая веки. Она улыбается, когда я вижу ее. Лекси наклоняется, длинные волосы спадают, создавая завесу вокруг наших лиц. Ее губы находятся всего в нескольких дюймах от моих, глаза ярко сияют, я чувствую запах ее духов, смешанный с сигаретным дымом. Запах, который поначалу раздражал меня, но теперь я его люблю, потому что он принадлежит ей.
— Мы не можем просто остаться здесь? — спрашиваю ее, заправляя прядь волос за ухо.
Она надувает губы.
— У нас осталось несколько недель до окончания школы, и я собираюсь повеселиться как следует. Будь проще, — она слезает с меня, и я чувствую холод. — И еще я сказала Райдер, что мы встретимся сегодня.
Я вздыхаю.
— Это означает, что мне придется провести всю ночь, наблюдая, как вы вдвоем напиваетесь, пока я остаюсь трезвым водителем.
Ее губы растягиваются в довольной улыбке.
— Это потому, что ты единственный… достаточно ответственный, чтобы быть нашим трезвым водителем.
Я хмурюсь.
— Но что, если я не хочу им быть сегодня вечером? Что делать, если я тоже просто хочу повеселиться?
Она все еще улыбается, зная, что достигла своей цели, хотя я до сих пор спорю.
— Мы оба прекрасно знаем, что ты не сможешь напиться, даже если бы захотел.
— Только потому, что я беспокоюсь о тебе, — говорю я. — Вы всегда съезжаете с катушек, когда напьетесь.
— Мы просто веселимся, — утверждает она. — А теперь, будь добр, встань и переоденься, нам пора идти. Райдер ждет нас в гостиной.
Я колеблюсь и, вздохнув, сдаюсь.
— Хорошо, но я буду приглядывать за тобой.
Она улыбается и мягко целует меня в губы.
— Спасибо. Ты так заботишься обо мне.
— Потому что я люблю тебя, — говорю ей, пока она спрыгивает с кровати.
Ухмыляясь, она подбирает мои джинсы и кидает их в меня.
— Если ты меня любишь, поторопись и одевайся. Она выходит из комнаты, так и не сказав в ответ, что любит меня.
Но я знаю, что она любит меня так же сильно, как я ее, поэтому встаю и одеваюсь, выполняя ее просьбу. Потому что я люблю ее больше всего на свете.
Она весь мир для меня. Всегда будет. До самой моей смерти.
10 мая, шесть дней до летних каникул
Помню, когда я была маленькой, всё казалось таким простым. Жизнь была полна улыбок и танцев, конфет и нарядов, наполнена счастьем и светом. Темная сторона еще не была мне знакома, пока мне не исполнилось двенадцать лет, и я осознала, что не все так солнечно.
— Бьюсь об заклад, ты не сможешь меня догнать у подножия, — смеется отец, крутя педали велосипеда.
Я улыбаюсь и кручу педали ещё быстрее. У меня совершенно новый фиолетово-серебристый велосипед, и полоски на педалях отражают солнечный свет. Колеса отбрасывают гравий, вращаясь быстрее, и я, крепко вцепившись в руль, мчусь вниз по склону, пытаясь выиграть. На самом деле, это неважно. Неважно, кто выиграет, мне просто весело кататься на велосипеде со своим отцом.
Он все еще впереди меня, а я наслаждаюсь скоростью ветра, растущими вокруг деревьями, голубым небом и воздухом, наполненным запахом земли и листьев. На самом деле, я не удивлюсь, если он затормозит у самого подножия и позволит мне выиграть. Обычно так и происходит, при этом он делает вид, что вышло всё совершенно случайно.
Поэтому, когда он исчезает за поворотом, и я слышу, как замедляются его шины, думаю: «Ага!» — и налегаю на педали, приближаясь к повороту. Я смеюсь, наполненная азартом гонки, но за поворотом все мое счастье вмиг улетучивается.
Велосипед отца перевернут посреди дороги, колеса все еще продолжают крутиться, а он лежит спиной на земле. На долю секунды я думаю, что он так неудачно шутит, позволяя мне выиграть. Но потом замечаю, что он хватается за сердце и стонет.
Резко нажимая на тормоза, замедляюсь, боюсь, он упал с велосипеда и поранился. Поравнявшись, соскакиваю с велосипеда, бросив его на землю и мчусь к папе, падая на колени рядом с ним. Первое, что бросается в глаза, бледная, как полотно, кожа. Затем замечаю страх в его глазах. Ужасное предчувствие охватывает меня.
— Нова…позови на помощь… — его голос дрожит.
Слезы застилают мне глаза. — Папа, что случилось?
— Просто позови кого-нибудь… — он снова стонет, сжимая руки.
Его взгляд заставляет меня бежать обратно к велосипеду. Сажусь на него и поднимаюсь вверх по холму. Склон очень крутой, но что-то делает мои ноги сильнее, и я быстрее, чем когда-либо кручу педали. Достигнув вершины, бегу к кемпингу, надеясь найти кого-нибудь. Увидев за одним из столов для пикника семью, спешу к ним, бросая велосипед у тропы.
— Мой отец, — задыхаюсь и пытаюсь отдышаться. — Он упал и ему больно.
Глава семейства встает из-за стола, сказав жене, чтобы та вызвала скорую. Потом он просит меня показать, где отец, и мы бежим с ним вниз по склону. Я не сомневаюсь, что все обойдется. Я не сомневаюсь, потому что веду помощь, я сделала все, как надо, и все будет хорошо, но, когда мы достигаем его, он не двигается. Не дышит. Парень проверяет пульс и не может нащупать его.
Я не знаю, что делать. Хочу разреветься, но парень смотрит на меня с такой жалостью, и это заставляет меня держаться, только, чтобы доказать ему, что он не прав, и все будет в порядке.
Воспоминания о смерти отца не раз всплывали в моей голове за последние двадцать четыре часа, как я узнала о прошлом Куинтона.
Я думаю, это отчасти от того, что Леа продолжает смотреть на меня так же, как тот парень, когда понял, что отца уже не спасти. Она жалеет меня, потому что я хочу найти Куинтона и помочь ему. Она думает, у меня не получится, но она ошибается.
По крайней мере, так я твержу в свою камеру, пока делаю запись. — Я повторяю себе снова и снова, что еще есть надежда на то, что Куинтон жив, поэтому не стоит отчаиваться, — говорю я в камеру телефона, пока мигает красный индикатор записи. — Надежда может исчезнуть только тогда, когда сердце перестает биться, когда сделан финальный выдох, когда они уже не возвращаются. — Я лежу на диване в гостиной, упираясь ногами в стенку, и голова на самом краю, так, что волосы спадают до самого пола. Мой телефон над головой и на видео создается впечатление, что я падаю. Не знаю, как долго нахожусь в таком положении, но чувствую прилив крови к голове.
Я начала записывать видео отчасти потому, что мне было интересна кинематография, отчасти потому, что это был единственный способ излить свои мысли. И еще малая доля того, что это сближало меня со своим умершим другом, Лэндоном, он снял видео за несколько минут до того, как уйти из жизни.
Я позволила ему уйти из моей жизни так же, как Куинтону.
Я часто моргаю, не позволяя темным мыслям завладеть собой и сохранить позитивный настрой.
— Надежда — это то, что движет мной в поисках Куинтона, то, что заставляет меня найти его и помочь. Я знаю, что в будущем меня ждут трудности, которые, скорее всего, вызовут болезненные воспоминания о моём прошлом. Но я знаю, что я должна сделать. Оглядываясь назад, я понимаю, что Куинтон вошел в мою жизнь не просто так. Может быть, эта встреча не имела смысла год назад, когда мы впервые встретились, но не сейчас. И во всем плохом, что я пережила летом, можно увидеть долю хорошего, потому что это дает мне понимание того, что он переживает сейчас. Я видела тьму, которая, вероятно, вокруг Куинтона прямо сейчас, и я знаю каково это чувствовать, что ты в ней тонешь… — я замолкаю, чувствуя, как воспоминания начинают заполнять меня, но делаю глубокий вдох и сбрасываю напряжение.
— Хотя я уверена, что многого не знаю. Не только потому, что он погряз в мире наркотиков намного глубже, чем я когда-либо… судя по тому, что я читала в интернете, это более сильная зависимость. — Я нажала кнопку выключить и закрыла глаза. — Наркомания — это чертов дьявол — Богом клянусь. Будь то тяжёлые наркотики или лёгкая травка, которой я до сих пор балуюсь время от времени. Это дает такое утешение, мир, спокойствие. Это может дать вам чувство, что все под контролем, но это только маска, просто и ясно, а то, что маской — что мы пытаемся спрятать — растет, питаясь нашей зависимостью.
— Нова, иди сюда, — Леа, моя лучшая подруга и соседка по квартире за последний год, кричит из спальни, прерывая видеозапись. — Мне кажется, я кое-что нашла.
Я открываю глаза и смотрю на изображение на экране, которое так отличается от того, что было прошлым летом, когда я была во власти зависимости.
— Я закончу позже, — говорю в камеру телефона и нажимаю выключить.
Резко встаю, кровь отливает из моей головы, и я чувствую легкое головокружение, пустая комната начинает вращаться вокруг меня. Нащупываю рукой стену и иду в спальню.
— Что ты нашла? — спрашиваю Леа, достигнув дверного проема.
Она сидит на полу, посреди упаковочных коробок, с ноутбуком на коленях, спиной к стене и вытянутыми вперёд ногами.
— В старой газетной статье в интернете упоминается о Куинтоне Картере, участвовавшем в ДТП со смертельным исходом в Сиэтле.
Я ненадолго перестаю дышать.
— Что там сказано? — шепчу я, боясь услышать правду. Она прочитывает статью на экране.
— Здесь пишут, что он был за рулём, и двое пассажиров погибли. — Она останавливается, делая глубокий вдох. — И пишут, что он тоже умер, но врачи реанимировали его.
Я судорожно сглатываю, вынужденная признать правду. Всё время, что я провела с Куинтоном, я не знала про его темные секреты, которые сжигали его изнутри.
— Ты уверена, что это правда? — спрашиваю у неё, хватаясь за последнюю надежду. Я пытаюсь держаться за идею, что Куинтон употребляет наркотики просто потому, что ему скучно. Все было бы намного проще, если бы было так. Ладно, не проще, но тогда бы я помогала ему бороться с пристрастием, вместо того, что на самом деле скрывается за его зависимостью. Жизнь нелегкая штука. Моя не была такой. И Лэндона не была. И Куинтона. Так много душераздирающих историй, и я бы хотела все снять в своём видео.
Леа глядит с сочувствием на меня.
— Мне жаль, Нова.
Я делаю несколько глубоких вдохов, борясь с желанием пересчитать трещины в потолке, опускаюсь на матрас, не имея понятия, что дальше делать. В планах было вернуться домой на летние каникулы. Провести три месяца в моём родном городе, Мейпл-Гров, пока не вернусь в Айдахо, чтобы начать свой учебный год в колледже. Я старалась придерживаться этого плана, так как неопределённое будущее нервирует меня. Это одна из вещей, которую я научилась делать, чтобы облегчить свое беспокойство.
На это лето у меня было в планах провести больше времени с мамой, позаниматься музыкой с Леа, когда она приедет погостить на пару недель, поработать над своим документальным фильмом, возможно, даже купить камеру получше. Но узнав историю Куинтона, я задаюсь вопросом, должна ли я следовать этому плану.
— Здесь также пишут, что он ехал слишком быстро, — Леа регулирует ноутбук, наклонив экран, чтобы лучше видеть текст. — По крайней мере, так говорится в этой статье.
— Они хотят сказать, что это была полностью его вина? — Мой голос дрожит, нервно откидываю прядь волос со лба, кожаный ремешок на руке съезжает, открывая шрам на запястье и татуировку чуть ниже. Я сделала её несколько месяцев назад, когда Леа предложила набить на память о чем-то важном в нашей жизни. Мне понравилась эта идея, и я решила сделать надпись «never forget»[1] как напоминание о моей нисходящей спирали. Я сделала ее чуть ниже шрама, потому что не хочу забывать о темных вещах, которые случились со мной, и как я вытащила себя оттуда.
Она наклоняется ближе к экрану, ее длинные черные волосы опять спадают ей на глаза. — Нет… Здесь пишут, что это была вина обоих водителей… Куинтон ехал слишком быстро, но водитель встречного автомобиля свернул не на ту полосу. Это была лобовое столкновение, и некоторые пассажиры не были пристегнуты ремнями безопасности.
— Там что-нибудь говорится о пассажирах в машине Куинтона? — Печаль сжимает моё сердце.
Она делает паузу, углубляясь в текст статьи.
— Здесь упоминается Лекси Дэвис и Райдер Моргансон, но не говорится, кем они приходились Куинтону.
— Моргансон. — Досадная реальность просачивается в мою кожу, и я обхватываю себя за локти. — Это фамилия Тристана…. Боже мой… Райдер, должно быть, его сестра. — Кусочки головоломки постепенно начинают складываться воедино, но середины пазла по-прежнему не хватает, чтобы сложить цельную картину произошедшего. — Я не понимаю… почему Тристан позволил Куинтону жить с ним после всего этого?
— Может быть, потому что он добряк? — Предполагает Леа, пожимая плечами, и, когда я посылаю ей сомнительный взгляд, она добавляет. — Эй, есть такие люди. Некоторые могут простить и забыть, а когда ты под кайфом всё время… Ну я думаю, что это очень легко забыть, хотя я не знаю, правда это или нет. Просто предполагаю.
— Так и есть, — признаю я, вспоминая несколько месяцев, которые я провела, блуждая в трейлерном парке и пробуя наркотики. — Теперь, когда я думаю об этом, я вспоминаю напряженность между ними… Боже, я не могу поверить, что не знала об этом… я провела всё это время с ними и даже ни о чем не догадывалась.
Леа накручивает прядь длинных волос на свой палец.
— Нова, мы с тобой обе знаем, можно прожить сто лет с одним человеком и не узнать о нем все, если он сам этого не захочет.
— Ты права. — Я знала Лэндона столько лет, и, хотя я видела его печаль, я не понимала, что с ним. Когда он умер, я была ещё больше сбита с толку. Леа знала своего отца до двенадцати лет, пока он не покончил жизнь самоубийством. Она рассказывала мне, что он всегда казался сдержанным, особо не восторгался жизнью, но до сих пор она не верит, что он мог сделать это. Многие не думают, что те, кого они любят, уйдут так рано из их жизни.
Леа снова углубляется в экран ноутбука, в то время, как я пытаюсь заплести свои длинные волосы в косу и стараясь не думать о тех местах, где сейчас может быть Куинтон, сколько вреда он уже причинил своему телу и разуму. Я чувствую себя такой же беспомощной, как в случае с папой и Лэндоном. Все просто происходит, а я лежу здесь, не в состоянии остановить это.
— Расскажи мне, почему ты грустишь? — шепчу я, наблюдая, как Лэндон пролистывает страницы своего блокнота, отчаянно ища конкретный рисунок.
Он качает головой.
— Я не грустный, Нова, поэтому перестань меня об этом спрашивать.
Я притягиваю колени к груди и прислоняюсь к стене.
— Ты выглядишь печальным.
Он смотрит на меня, и тоска в его глазах заставляет меня тяжелее дышать.
— Нова, серьёзно. Я в порядке. Мне просто нужно кое-что выяснить… я работаю над одним проектом. — Он грубо переворачивает страницу за страницей.
Вздыхая, я поднимаюсь с пола и подхожу к нему, сев рядом на кровать. Я чувствую запах травки, и его глаза немного красные.
— Ты ведь знаешь, что всегда можешь поговорить со мной обо всем, когда у тебя плохой день или ещё что. — Я хочу протянуть руку и прикоснуться к нему, но боюсь. Боюсь, что он рассердится на меня. Боюсь, что попросит меня уйти. Боюсь, что он вдруг сломается и заплачет, скажет, что случилось нечто плохое.
Он все также просматривает страницы, ероша свои чернильно-черные волосы. Когда он, наконец, снова смотрит на меня, его медово-карие глаза не полны тоски, в них плещется раздражение.
— Не могла бы ты оставить меня на некоторое время в покое?
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — спрашиваю я с болью в голосе.
Я вижу, как он кивает по отражению в стекле бонга[2] на столе. — Всего лишь на некоторое время… я позвоню, когда буду готов вернуться.
Я не хочу уходить, но и не хочу спорить, поэтому встаю и иду домой, чувствуя, что поступаю неправильно.
Я не должна была оставлять его одного.
— Знаешь, что? — Леа закрывает ноутбук и вскакивает на ноги, прерывая мои мысли. Она одета в рваную чёрную футболку и шорты, и, когда она потирает пальцами под глазами, чтобы стереть размазанную подводку, я вижу её татуировку на запястье «live life with no regrets»[3]. Она сделала её вместе со мной и это отражает её жизненный девиз, по крайней мере, такие выводы я делаю из разговоров с ней. — Я думаю, тебе нужно сдать свой фильм для классного проекта.
Я резинкой волосы и сажусь.
— Леа, мне нужно узнать, где он… поговорить с ним, убедиться, что он в порядке, — я встаю, одернув края шорт. — Тем более, проект ещё не закончен.
Она упирает руки в бока и кидает жёсткий взгляд.
— Неправда. У тебя замечательный фильм, если не считать историю Куинтона в нем.
Я сомневаюсь, не зная, хочу ли оставить видео без записи Куинтона с прошлого лета, когда он рассказал краткую историю своей жизни. Этот кусок настолько эмоциональный, что проект будет неполноценным без него, но мой профессор не позволит включить его без письменного согласия Куинтона.
— Но…
— Ничего, — она шагает ко мне и выставляет за дверь. — Займись чем-нибудь, выпей кофе, я знаю, что ты не спала прошлой ночью, выглядишь усталой.
— Но что на счёт Куинтона? — Прошло больше девяти месяцев, как я видела его последний раз, знаю, кажется абсурдом — паниковать и срочно пытаться найти его, но мне кажется это необходимым.
— Я посмотрю, что можно ещё узнать, возможно, я смогу разыскать его, — говорит она, продолжая выталкивать меня из комнаты. — Постараюсь узнать номер Делайлы и заставить её признаться, где они все живут.
— Хорошо. — Я плетусь из комнаты в небольшую гостиную, которая примыкает к кухне с обеденной зоной. Беру свой ноутбук и сумку с дивана, чувствуя разочарование вместе с тысячей других эмоций: грусть, чувство вины, боль, безысходность. Тем не менее, я чувствую проблеск надежды, которая появилась благодаря Леа, поэтому я возвращаюсь и обнимаю её. — Спасибо тебе, ты хорошая подруга.
— Без проблем. — Она обнимает меня в ответ.
Мы ещё немного стоим обнявшись, прежде чем отойти друг от друга. Слёзы готовы политься из моих глаз. Я знаю, что Леа, вернётся к своему компьютеру и будет продолжать искать информацию, которая, надеюсь, приведёт меня к Куинтону, но… моё сердце не может успокоиться, не зная, где он.
Это странное чувство, я чувствовала такую боль раньше только из-за одного человека. Лэндона. Но я не приравниваю Куинтона к нему. Я отказываюсь делать это снова. Лэндон есть Лэндон, прекрасный художник, который нес тяжесть мира на своих плечах, кто пострадал, непостижимым образом оборвав свою жизнь. И Куинтон есть Куинтон, замечательный художник, который несёт вину на своих плечах, который даже в самые мрачные моменты заставлял меня улыбаться, когда никто не мог, кто показал мне тёмный мир таким, чтобы мне снова захотелось увидеть свет.
И я хочу, чтобы он тоже увидел свет. Мне просто нужно найти его.