Сто и одна ночь

ГЛАВА 7

Понтиак плывет по пустынной ночной улице. Играет легкая музыка. В салоне приятно пахнет свежестью. Дотрагиваюсь до кожаной обивки кресла — и не чувствую его прохлады — кончики пальцев по-прежнему ледяные.

Мы с Графом едем ко мне домой.

Смутно помню свое первое свидание, но, уверена, что тогда я и близко не волновалась так, как сейчас, сидя в этой просторной машине. Сердце колотится — и никакая спокойная музыка не способна вернуть его к прежнему ритму. Пытаюсь разобраться, что я чувствую, но это приводит еще к большему хаосу в мыслях. Граф и представить не может, насколько его Шахерезада сейчас уязвима.

Я вовсе не жалею о поцелуе.

У меня небольшой опыт такого рода контактов. Но, думаю, это легкое касание губ и короткое — но очень чувственное — прикосновение языков — словно слабый удар тока — вполне может претендовать на звание лучшего поцелуя в моей жизни. Нечасто со мной такое случалось — чтобы хотелось продолжения. И еще никогда не было так сложно остановиться.

Губы разомкнулись, но еще несколько мгновений лица находились так близко, что смешивалось наше частое дыхание. А потом я заявила, что на сегодня история закончена, и мне пора. Граф вызвался меня подвезти. Мне следовало отказаться — но в эту ночь со мной явно творилось что-то странное.

После поцелуя поведение Графа изменилось: он стал притихшим, задумчивым, а по отношению ко мне — машинально предусмотрительным. Когда Граф подавал мне пальто или открывал дверь машины, — казалось, в мыслях он находился где-то далеко. Странно, что он еще останавливался на красный. Впрочем, я и сама чувствовала себя не лучше. У меня чесались подушечки пальцев — настолько хотелось потрогать губы там, где они касались губ Графа.

Черт, неужели это происходит на самом деле?!. Я едва не пропускаю поворот к своему дому.

Снизив скорость, Граф наклоняется к лобовому стеклу, чтобы получше рассмотреть дом, к которому мы подъехали, — присвистывает.

— Так вот, значит как… — теперь он выглядит куда бодрее — словно ему плеснули в лицо ледяной водой.

Уверена, он не ожидал, что дом Ксении в скандинавском стиле я списывала со своего.

— Вы же по другому адресу зарегистрированы… — заинтригованно произносит Граф, скользя взглядом по окнам.

— Как и треть жителей нашей страны, — выхожу из машины, обтягиваю юбку. Хорошо, что эта ночь закончилась. Мне очень нужна передышка. — Спасибо, что подвезли.

Направляюсь к подъезду — и слышу голос Графа позади себя:

— После такого вы просто обязаны показать мне квартиру.

Замираю.

Надеюсь, под «таким сюрпризом» он имел в виду дом, а не спонтанный поцелуй.

Лихорадочно соображаю, есть ли в квартире то, что Графу не следует видеть. Думаю, — нет. Только записи в лэптопе, но они защищены паролем.

— Понимаю ваше любопытство. Но, в отличие от вас, мне рано вставать, так что…

— Шахерезада… — теперь его голос звучит прямо у меня над ухом — и я вздрагиваю от неожиданности. — Мне очень хочется узнать, как выглядит ваша квартира. И ради этого я готов на отчаянные меры.

— Любопытно… — совсем, совсем не любопытно, я не хочу этого знать! Просто, оказывается, мне безумно нравится, когда слова произносят таким приглушенным голосом… на ушко.

— Если вы откажете мне, я вас поцелую. И вовсе не так, как это делают в начальной школе, — в словах Графа нет и тени заигрывания.

Его намек на мой «школьный» поцелуй — впрочем, как и сама угроза — приводит меня в чувства. Что бы я не испытывала, с меня на сегодня хватит прикосновений.

— Если поклянетесь держать дистанцию.

Граф поднимает руки. Он совершенно серьезен.

— Думаю, этой ночью вы убедились, что я способен себя контролировать.

Нет, он все-таки издевается.

— Следуйте за мной, Граф.

Жестом показывает: «Только после вас».

— Говорить я вам не запрещала.

— Лучше говорите вы. Так значит, теперь наш Глеб живет в этом самом доме?..

— Да, в этом самом доме. И ходит по тем же самым ступеням, по которым сейчас поднимаемся мы.

У Глеба наступили непростые времена. Он привык думать — а когда много думал, находился правильный ответ или, хотя бы, направление, куда идти. Но теперь его мысли словно зациклились, как та песня, которая звучала во время его близости с Ксенией. О чем бы Глеб ни размышлял — каждый раз возвращался к исходной точке: он живет в квартире замужней женщины, от которой сходит с ума, и которая не испытывает к нему никаких чувств, кроме, разве что, жалости. Не гонит его, но и не подпускает близко. Кормит с рук — но только тогда, когда захочет сама. У них не может быть отношений, не может быть будущего, — но уйти из этой клетки в скандинавском стиле тоже невозможно. Будто воздух за пределами стен разряжен, и, если однажды не вернешься сюда, — то погибнешь.

Мысли проникали в сны. После таких ночей Глеб весь день чувствовал себя разбитым. Иногда он не спал вовсе. Как-то утром лежал в наполненной ванной — вода подступала к его подбородку — и, глядя мутными от недосыпания глазами на свое тело, искаженное сверкающей рябью, думал о том, что мир не остановился бы, усни он прямо сейчас.

— В этой самой ванной? — Граф поворачивает кран и так внимательно следит, как вода в брызги разбирается об эмаль, словно проводит важный эксперимент.

— В этой самой.

Я немного напряжена. Но нет — ванна не даст ему ни одного ответа. Эта ниточка ни к чему не привязана.

Граф выпрямляется. Застывает.

— Ты живешь не одна? — нахмурив брови, спрашивает он и кивком указывает на две зубные щетки в стеклянном стаканчике.

— Просто… — вот поэтому я и не люблю принимать гостей. Мой мир — мои странности. — Утром и вечером я чищу зубы разными щетками.

— С чем это связано? — в его голосе столько любопытства, будто мой ответ — это ключ к пониманию меня в целом.

— Мне так удобно.

— Конкретнее?

— Отвечаю конкретнее некуда: это не ваше дело, Граф.

Он не спорит. Цепляет взглядом махровый халат на вешалке, баночки с кремами. Смотрю на него — и не могу поверить: Граф в моей ванной комнате. Тот самый Граф…

— Разрешите пройти?

Замечаю, что, стоя у двери, закрываю ему проход, — и отступаю. Граф продолжает по-хозяйски разгуливать по квартире. Хлопает дверцами кухонных шкафчиков. Пристально рассматривает шляпу с перьями, висящую на ширме.

— В квартире Ксении не было кровати, — говорит он, указывая на матрас, накрытый пледом. — И стола с лэптопом.

— Просто я еще не дошла до этого момента. Не думала, что вы так быстро окажетесь у меня в гостях.

— То есть вы думали, что когда-нибудь окажусь… — передергивает он.

Вместо ответа я прикрываю ладонью зевок.

— Подождите, не засыпайте, — просит Граф. — Я знаю, как вас взбодрить.

Подходит к лэптопу и шевелит мышку. Экран загорается — и в груди у меня холодеет. «Пароль», — напоминаю я себе.

— Не надо меня бодрить, — в моем голосе появляется напряжение. Граф улавливает это, поворачивает голову и, не убирая ладони с мышки, чиркает по мне взглядом. Странно, что искры не высекает. — Просто дайте мне поспать.

— Это очень негостеприимно… — оставляет лэптоп в покое. Заходит за ширму. Вижу, как шевелятся крючки вешалок-плечиков, на которых весит моя одежда. — Ложитесь-ка, Шахерезада, на кровать.

Я мученически поднимаю взгляд к потолку.

— Только после вашего ухода. Стесняюсь при вас переодеваться.

— Я не предлагаю вам спать. Я предлагаю вам лечь, — раздается в ответ.

— То есть уходить вы не собираетесь.

— Конечно, собираюсь! — Граф появляется из-за ширмы, приложив к груди вешалку с алым вечерним платьем — «Как вам? Нет? Ну, ладно» — и снова исчезает. — Эта квартира для меня слишком тесная. Но перед уходом я собираюсь поступить с вами так же, как вы поступили со мной.

Приподнимаю бровь.

— Украсть у меня кольцо?

— Да нет же! Как вы поступили со мной сегодня ночью. Я расскажу вам продолжение вашей истории, — он аккуратно задвигает за собой ширму и подходит ко мне.

Я не отступаю, хотя чертовски хочется это сделать. И, вместе с этим желанием, в голове вспыхивает картинка — я в костюме Шахерезады приближаюсь к губам Графа, сидящего с закрытыми глазами…

— Смотрю, вы оживились, — тотчас же отзывается Граф. — Думаю, у меня получится заглянуть в ближайшее будущее нашего героя. Ведь если в доме появились кровать, стол и лэптоп, значит, Глеб перестал истерить и взял себя в руки. Наверняка, нашел подработку — думаю, не в его характере брать деньги у отца. Кем бы он подрабатывал, Шахерезада?.. — Граф словно невзначай перекладывает прядь моих волос с груди за плечо. Это нельзя назвать прикосновением, но тело реагирует — правда, странным образом — кровь приливает к щекам. — Я бы на его месте устроился в автомастерскую — раз он в этом спец. Работа, наверняка, его взбодрила, укрепила, так сказать, его внутренний стержень… Вы ляжете или нет?

— Да-да, ложусь… Очень любопытно…

— И тогда Глеб, снова почувствовав почву под ногами, ринулся в бой… Нет, не накрывайтесь… Просто лежите… Да, именно, на боку… — Граф садится рядом со мной. Расстояние между нами сложно назвать безопасным, и сердцебиение снова набирает обороты. Но он больше не приближается. Просто смотрит на меня сверху вниз — чуть снисходительно, чуть ласково — словно только что одержал надо мной маленькую победу. — Так вот… Теперь я отлично представляю следующую пятницу Глеба…

— На первый взгляд, все было, как в прошлый раз.

Он отвез Ксению в Большой город на ее же машине. Скорее всего, там состоялась какая-то встреча — не важно. Главное, что теперь Глеб не следовал за Ксенией по баракам, не пытался нарваться на драку, не паниковал. Он дожидался ее в машине, тщательно выбритый, в новой рубашке, пахнущий недавно купленным одеколоном. Когда Ксения вернулась, вопросов он не задавал. Вернее, задал — но только один:

— Поедешь посмотреть, что я натворил в твоей квартире?

А если читать между строк: «Согласишься ли ты снова остаться со мной наедине?»

Ксения опустила голову, задумалась. Глеб ждал, прищурив глаза, перебирал пальцами гладкие и прохладные орехи каштанов в кармане куртки — словно бусинки четок. Он был готов к отказу — но Ксения согласилась.

И да — Глеб в самом деле купил матрас. Перевез удобный стол, за которым работал на ноутбуке. А еще Глеб тщательно подготовился к этому вечеру: в холодильнике лежало мясо для отбивных, а на балконе стояла бутылка… допустим, Кьянти.

Пока Ксения по его заданию выискивала новшества в квартире, Глеб настругал салат из свежих овощей — пригодился опыт жизни без матери.

— Готовишь?.. — улыбаясь, спросила Ксения и стащила ломтик зеленого перца прямо из салатной миски. — Ммм… Какая же я голодная!

— Эй, отдай! — Глеб попытался выхватить его, но Ксения увернулась. — Воришка! — прокомментировал он — и тут же получил компенсацию — надкушенный кусочек.

Аккуратно, не дотрагиваясь до Ксении, взял его губами из ее рук. И тот обмен взглядами, который произошел, заставил сердце Глеба биться чаще.

— Слишком тихо — не находишь, Стрелок? — Ксения села на подоконник и на полную громкость включила на мобильном «Lost On You» LP. — Так лучше?

Вместо ответа Глеб стал в такт музыке дирижировать деревянной лопаткой, которой только что переворачивал скворчащие отбивные.

— О, а это что? Кьянти?! — Ксения едва ни прижалась лбом к балконному стеклу. — Откроем?

Мурлыча себе под нос песню, Глеб кивнул. Вытер руки о полотенце, откупорил бутылку. Его заполняло приятное чувство — когда кажется, что все идет по плану, и любое отступление, любой экспромт только приближает к цели.

Ужинали в спальне, прямо на полу, расстелив плед. Музыка становилась все чувственнее — или Глебу так казалось?..

Ксения расцветала, и Глеб все не мог на нее насмотреться. Он любовался этим диким экзотическим цветком, наслаждался его видом и ароматом, зная, что прикасаться к нему нельзя, — даже попытки не делал. И, возможно, из-за этого Ксения чувствовала себя такой раскованной. Она хохотала над его репликами, касалась пальцами своих разгоряченных щек, подтрунивала над ним. По ягоде скормила ему с рук гроздь винограда, пока они вспоминании слова песен любимой обоими группы «Битлз». Послушали ее. Переключились на джаз. А потом Глеб предложил Ксении сыграть в «Дубль».

— Правила просты, их поймет даже опьяненная Кьянти женщина, — Глеб поправил стопку круглых карточек, две из них положил на пол рубашками вниз. — Кто первый увидит одинаковые картинки, тот называет изображение и накрывает карточки рукой… На что играем?

— На желание, — предложила Ксения, и Глебу показалось, что в тот момент улыбались только ее губы — не глаза.

Игра получилась шумной, суматошной и невероятно азартной. Они едва не подрались из-за карточек, которые выхватили одновременно. Глеб поддавался, дразнил ее, но ближе к финалу выиграл.

— Хочу отыграться! — потребовала Ксения, принимая бокал с новой порцией вина.

— Хорошо, — купаясь в ее блестящих, чуть влажных глазах, ответил Глеб. — Только теперь играем на признание.

Ксения снова проиграла.

— Похоже, мне должно повезти в любви, — заключила она и подбросила карточки над головой — настоящий бумажный дождь. — …Я устала.

И в тот момент они поняли, что после половины бутылки вина Глеб не может отвезти ее домой. Других вариантов Ксения искать не стала. Разделась за ширмой, закуталась в простыню. Она сама предложила Глебу переночевать рядом с ней — больше было негде. Только никаких прикосновений — иначе отправит его спать на пол.

Ксения заснула мгновенно, а Глеб все лежал, подперев голову рукой, и смотрел на ее силуэт, скрытый под простыней. На простыню, тугую толстую косу Ксении, шею и крохотный неприкрытый участок плеча ложился ровный голубоватый лунный свет — и, казалось, что эта картинка не настоящая, а фото, или кадр из фильма, или инсталляция в музее.

Никаких прикосновений.

Но ради этих мгновений Глеб продал бы душу дьяволу. Еще раз…

— Вы хорошо прочувствовали моих героев, Граф. Мне невыносимо приятно… Или просто невыносимо… В любом случае, я прошу вас уйти. Уже поздно.

Сейчас, в темноте, Граф лежит примерно так же, как Глеб, а я, соответственно, исполняю роль Ксении. Чувства, которые мои герои испытывали друг к другу, настолько наэлектризовали пространство квартиры, что просочились в реальность. Я чувствую влечение, которое испытывала Ксения, ее любопытство — и ее страх. А еще я чувствую на себе жажду обладания Глеба — физически — мурашками по коже. Ненасытность, жадность, раздирающие его эмоции… Поэтому я хочу как можно быстрее избавиться от Графа.

— Вы рискуете пропустить самое интересное… — не сдается он.

Это вряд ли. Потому что «самое интересное» сегодня со мной уже произошло — когда я поцеловала Графа.

Даже по первому касанию можно понять — а, тем более, это легко сделать тому, кто чувствителен к прикосновениям — что ты совпадаешь с другим человеком. Такое совпадение — редкое явление. Оно рождает притяжение — и даже зависимость. И мне безумно жаль, что таким человеком для меня стал Граф. Потому что наша война не может окончиться перемирием — кто-то обязательно проиграет. И я готова на все, чтобы этим «кем-то» оказался Граф.

— И все-таки я выбираю сон.

— Шахерезада, а кто вам сказал, что у вас есть выбор?

И быстрее, чем я успеваю возмутиться, Граф прикладывает указательный палец к моим губам. Я замираю, почувствовав его прикосновение, а он продолжает свою историю.

— Утренний свет серыми тенями ложился на обнаженное тело Ксении, спящей на боку. Светало, но небо было затянуто тучами, и контуры ее тела терялись в том неверном освещении.

Глеб смотрел на ее пышную грудь с темными припухшими ореолами сосков. На бедра, плотно обмотанные простыней. На плавную линию плеч. Любуясь, рассматривал веснушки на ее плече — и не верил своему счастью: Ксения — здесь, рядом с ним, он мог бы в любой момент прикоснуться к ней, накрыть ее губы своими, провести по ним языком, немного нажать, чтобы проникнуть внутрь… Но пока Глеб, конечно, не собирался этого делать. Он собирался сделать кое-что другое.

Глеб наклонился к ее ушку и пошептал, касаясь его дыханием:

— Любимая… — очень тихо, чтобы Ксения не смогла расслышать его голос сквозь сон. И уже громче: — Просыпайся… — и все-таки не удержался и прикусил мочку ее уха.

Ксения издала тихий звук — словно полу-вздох — и открыла глаза.

— Ты готова выполнить мое желание? — все также на ухо прошептал ей Глеб и, не касаясь пальцами кожи, убрал с ее лба светлую прядь. — Поиграешь со мной?

Ксения сонно заморгала, натянула на себя простыню — и улыбнулась. Глеб едва сдержался, чтобы не сгрести ее в охапку, не зацеловать. Он дождался, когда она кивнула, и продолжил:

— Я стану твоими руками. Буду делать с тобой все, что захочу — но при этом ни разу тебя не коснусь.

Глеб увидел интерес в ее глазах. Ксения прикусила губу.

— Закрой глаза и представь, что твои руки — мои.

Ксения подчинилась.

— Теперь положи свою руку себе на шею… Проведи кончиками пальцев до плеча, затем по ключицам, к ямочке между ними… Проведи ладонью до груди… А теперь обхвати свою грудь руками, сожми ее… — Глеб на секунду прикрыл глаза. Выдохнул. — Найди соски и захвати их между большим и указательным пальцем. Погладь соски, сильнее… Потяни их вперед немного и чуть проверни… Нравится?

Он видел, что нравится, — Ксения облизала губы, ее дыхание участилось. Глеб едва сдерживал себя, чтобы не положить свои руки на ее ладони. Но это было бы против правил.

— Покажи, как ты ласкаешь свою грудь языком.

Только от того, что он произнес эту фразу, во рту стало сухо. Глеб смотрел, как Ксения обхватила грудь снизу, приподняла ее — и потянулась язычком к торчащему соску. Вот она провела языком вокруг соска, подразнила вершину — у Ксении и Глеба одновременно вырвался стон. Глеб вцепился в простынь так, что побели костяшки пальцев.

Ксения увлеченно ласкала свою грудь, и Глеб вдруг осознал, что ревнует — глупо, дико, иррационально, глубоко. И даже понимание, что он ревнует Ксению к самой себе, его не привело его в чувства. Чуть более резким тоном, чем хотелось бы, он скомандовал:

— Хватит! Остановись!.. Спускайся ниже.

Ксения недоуменно приоткрыла глаза и посмотрела в него. Глеб не знал, что именно она заметила, но это вызвало у нее хулиганскую улыбку — и, прежде, чем послушаться, она прикусила свой сосок, глядя Глебу в глаза. Его терпение было на пределе. Глеб вскочил.

— Ложись на спину! Передвинься чуть ниже! Раздвинь ноги и согни их в коленях!

Когда Ксения подчинилась, Глеб сел на пол у ее ног, чтобы видеть влагу, уже размазанную по ее бедрам, ее набухшие складочки.

— Приоткрой себя.

Ксения раскрылась перед ним окончательно.

Как же ему хотелось погрузить язык в эту влажную вязкость…

— Войди в себя.

Она провела своим пальчиком по всей длине между складочек и медленно вошла в себя.

— Глубже, резче, задержись… Еще… Выйди, — приказал он, когда увидел, что Ксения уже возбуждена не меньше его.

С небольшой задержкой, но Ксения послушалась.

— Я хочу, чтобы ты довела себя до оргазма, лаская клитор. Начинай… — «любимая», — добавил он про себя.

Двумя руками Ксения приоткрыла складочки. Указательный палец лег на клитор — и начался танец. Она стонала, ее бедра ритмично двигались, движения ускорялись. Глеб, больше не в силах терпеть, наплевал на правила — вошел в нее языком. Подстроился под темп движения — и поймал судороги ее оргазма…

— Как вам моя история, Шахерезада? — вежливо интересуется Граф.

Долго молчу.

— Нормально, — наконец, выдавливаю я.

— Странно… Выражение вашего лица и ваша поза говорят о том, что вам очень понравилось.

— Уже поздно. Или рано… В общем, выметайтесь из моего дома, Граф! Иначе в следующую ночь я не открою вам дверь.

Граф улыбается глазами — ему нравится моя шутка.

— Нескучной ночи, Шахерезада, — целует меня в висок — и уходит.

Я слушаю, как звук его шагов на лестнице становится все тише.

Потом раздеваюсь, залезаю под плед и начинаю руками по своему телу повторять все то, о чем только что рассказывал Граф.

(8 глава в процессе…)