Главная задача на данный момент – разговор с Левески. Через несколько часов после поединка они встретились в холле, который леди Сесили предоставила в распоряжение графа. Адриан встал, когда вошел старик.
– Здравствуйте, уважаемый Бенжамин. Надеюсь, никто из ваших домочадцев не пострадал?
– Нет, нам повезло, – одежда Левески была порвана и испачкана, но еврей казался удивительно спокойным для человека, только что освобожденного из темницы. – Леди Сесили распорядилась, чтобы нам вернули все, включая оружие наших охранников. Моя жена сейчас собирает вещи.
Поморщившись, граф вновь уселся в кресло и жестом предложил старику сделать то же самое.
– Угощайтесь вином, пожалуйста.
Бенжамин налил себе полный кубок.
– Вы пострадали в схватке с Бургонем? Я слышал, вам удалось уйти без единой царапины.
– Несколько сломанных ребер, причем уже не в первый раз, – Уорфилд пожал плечами. – После нашего разговора я найду кого-нибудь, кто выправит их.
– Если пожелаете, я пошлю вам своего личного врача, – Бенжамин замолчал, затем хитро улыбнулся. – Простите, я забыл, что для христианина искать медицинской помощи у еврея означает подвергать опасности душу.
Граф иронично улыбнулся.
– В данную минуту я бы приветствовал самого дьявола, если тот хороший костоправ, – отпив глоток вина, он откинулся на спинку кресла. Де Лэнси выглядел усталым и каким-то помятым, серым – серое, поблекшее лицо, серые волосы, серые глаза. – Мы договорились с леди Сесили – в качестве компенсации за преступления мужа она желает отдать вам дом в Шрусбери, который уже предлагал сэр Венсан де Лаон.
Кустистые брови Левески поползли вверх.
– Это очень щедрый дар. Я могу себе позволить платить ей арендную плату.
– Если хотите – я пойму, если вы передумали, – можете поселиться в Шрусбери вместе со всей семьей. Если кто-то еще решит последовать вашему примеру, буду только рад. Я предлагаю свою помощь и защиту. Поговорю с градоначальником, но не думаю, что возникнут проблемы.
Купец чувствовал себя слишком ошеломленным, чтобы помнить о такте.
– Разве вы уже не считаете, что своим присутствием мы ставим под угрозу души добрых христиан графства?
Адриан отвел глаза.
– В одной притче говорится о человеке, на которого напали разбойники, раздели его, избили и оставили умирать на дороге. Мимо проходил священник, который затем перешел на другую сторону дороги, притворяясь, что ничего не заметил. Другой божий человек сделал то же самое. Следом за ними шел самаритянин, представитель презираемого всеми народа. Он перевязал раны умирающему, помог добраться до постоялого двора и ухаживал за ним. Затем оставил деньги хозяину, чтобы тот кормил раненого до тех пор, пока тот не выздоровеет.
Уорфилд замолчал. Пауза надолго затянулась, пока он не заговорил вновь.
– Вы помогли Мериэль, – граф вновь взглянул на Бенжамина. – Жителям Шропшира не могут угрожать поступки хорошего человека. Я был слишком глуп и самонадеян и забыл о самом главном – о том, что находится в сердце человека.
– Все люди совершают ошибки, – старый еврей задумчиво улыбнулся. – Вы удивительный человек, лорд Адриан. Нужно иметь немало мужества, чтобы признать свои ошибки или изменить решение, – Левески со страхом подумал, что для представителя его народа такое заявление – непростительная глупость, поэтому поспешно переменил тему. – Я поговорю с женой, но думаю, она согласится, сочтя ваше предложение за честь.
– Надеюсь на это, – граф приветственно поднял кубок. – Мне хотелось бы поговорить с вами на богословские темы. Считаю, такая дискуссия нам обоим пойдет на пользу.
Бенжамин рассмеялся и поднял кубок, затем отпил немного. Иногда ему казалось, что настанут времена, когда люди смогут жить в мире и согласии.
После того как личный врач Левески осмотрел ребра Адриана и наложил тугую повязку, Уорфилд уснул мертвым сном и не просыпался до следующего утра. В замке царило оживленное веселье, ибо все его обитатели приветствовали смерть злобного хозяина, впервые за многие годы вздохнув с облегчением. Леди Сесили и Ричард смотрели за порядком, поэтому Адриану не было нужды оставаться в Честене.
Но вскоре граф понял, что еще не готов вернуться в Уорфилд, где каждый уголок напоминал о Мериэль. Когда к жене вернулась память и она убежала от него, в сердце де Лэнси все равно оставалась надежда: со временем, когда обдумает свое положение, Мериэль вернется к нему, приняв их брак. Сейчас надежда исчезла, как и брак.
Взяв с собой только двоих рыцарей, Уорфилд отправился в Фонтевиль. Многие годы он постоянно приезжал туда, но никогда прежде так не нуждался в утешении и покое. Адриан оставался там три дня, проводя время в молитвах и постах, и понял, что сумел пережить главный удар. Доказательством служила вернувшаяся способность молиться легко и непринужденно, словно ребенок. Он никогда не перестанет оплакивать Мериэль, но понял, что отпустив ее, совершил правильный поступок.
Вечером, накануне возвращения в Уорфилд, Адриан отправился к аббату Вильяму и попросил отпустить ему грехи. Он не делал этого с тех пор, как в его жизнь вошла Мериэль – нельзя же простить человеку грехи, которые тот продолжает совершать и не желает останавливаться. Сейчас жена ушла, и настало время признаний и прощений.
Отпущение грехов несколько снизило напряжение, но не облегчило страдание и горе, засевшие глубоко в сердце. Аббат Вильям был для графа не только священником, но и другом, поэтому Уорфилд откровенно рассказал обо всем, что произошло за последние несколько месяцев, не только рассказал, но и объяснил причину.
Окончив повествование, граф прошелся по келье, не глядя на аббата, и сказал, словно обращаясь к самому себе:
– Я никогда бы не оставил Фонтевиль, если бы не резня, учиненная Бургонем в Уорфилде. Вы знаете, что тогда я поклялся отстроить замок и отомстить врагу.
Адриан остановился перед изящно выполненным распятием, висевшим на стене. Христос смотрел на него глазами мученика, все узнавшего о боли.
– Эти клятвы я выполнил. Теперь настало время вернуться в Фонтевиль и дать обет верности Богу.
Позади него послышался шорох – аббат поежился.
– Ты собираешься оставить поместье? Для служения Богу есть много путей, и ты хорошо ему служишь, являясь владельцем Уорфилда.
Адриан повернулся.
– Ричард станет его новым и желанным владельцем. Он будет править лучше, чем я, и положение графа Шропширского настолько усилится, что никто никогда не посмеет обвинить его в незаконном присвоении замка.
Аббат слишком хорошо знал де Лэнси.
– А как же твоя жена? Если леди Мериэль вернется к тебе, ты все равно будешь желать стать монахом?
Слова Вильяма вызвали воспоминание о счастливой графине в первые дни после свадьбы. Пальцы все еще хранили ощущение шелковистости ее кожи. Тело графа напряглось, он выдавил из себя:
– Она не вернется, поэтому у меня нет жены.
– Когда ты был здесь послушником, я считал, что ты просто создан для служения церкви. Может, я был прав, – аббат покачал головой. – Но ты уже не тот юноша. Можешь оставаться в Фонтевиле сколько захочешь, но я не позволю тебе дать обет.
– Почему? – Уорфилд чувствовал, как почва уходит из-под ног. Как было бы хорошо стать монахом, это казалось единственным выходом. – Значит, вы предпочитаете иметь в моем лице богатого лорда, делающего хорошие подарки, нежели бедного монаха?
Аббат Вильям искренне удивился.
– Не очень христианское замечание, Адриан.
Граф покраснел.
– Простите меня, святой отец. Я знаю, что это не так. Но мне просто необходима религиозная жизнь, и если вы не примете меня в свой монастырь, я найду другой.
– Думаю, довольно легко отыскать орден, который с радостью примет тебя в свои ряды. Но, Адриан, ради нашей дружбы, я прошу тебя, подумай как следует, прежде чем принять такое решение, – аббат вздохнул. – Очень часто монастыри используют как убежище от мира. Это не всегда плохо, однако мне будет больно видеть тебя монахом из-за такого пустяка. Ты можешь, положа руку на сердце, сказать, что вступаешь в наши ряды с легким сердцем, потому что не мыслишь другой жизни? Или делаешь это потому, что хочешь убежать от проблем, которые на данный момент кажутся неразрешимыми? – Вильям улыбнулся. – Думаю, если бы у тебя имелся выбор между Богом и женой, ты бы, несомненно, выбрал второе. Человек, разделяющий подобные убеждения, не имеет права быть монахом, ведь Бог не может быть вторым в его сердце.
После продолжительной паузы Адриан, криво усмехнувшись, признался:
– Я не думал об этом с такой точки зрения. Но вы правы. Если говорить начистоту, то я пришел в Фонтевиль еще мальчишкой именно потому, что стремился уйти от себя самого и от демона, живущего во мне. Бог заслуживает большего, нежели слуг, пришедших к нему из страха, а не из любви.
– Вопрос стоит не о любви к Богу. Ты сделал много хорошего, будучи графом, и можешь сделать еще больше, ведь в Англии очень мало вельмож, таких справедливых и почитающих Господа, как ты, – аббат поднялся и протянул руку, которую Адриан поцеловал. Вильям продолжил: – Если наступит тот день, когда ты сможешь сказать, что Бог является твоим первым и единственным выбором, я буду рад приветствовать тебя здесь как брата. А теперь стану молиться, чтобы ты наконец нашел успокоение.
В отсутствие Мериэль за садом Эвонли никто не ухаживал, и после возвращения она две недели приводила его в порядок. Однако, обрезая засохшие бутоны с розового куста, девушка подумала, что это цветы нужны ей, а не она им – они могут выжить и среди сорняков, просто работа в саду приносит успокоение.
Хозяйку замка встретили с любовью и радостью, что пролилось, словно целительный бальзам, на истерзанную душу. Иногда Мериэль казалось, будто она и не уезжала никуда, однако такие мысли редко приходили в голову. Эвонли нисколько не изменился в отличие от нее самой. За последние месяцы Мериэль довелось многое узнать о страхе и мужестве, о страсти и гневе, о темных и таинственных глубинах человеческой души. Она успела потерять невинность во всех смыслах слова и только после этого поняла, насколько спокойна и безмятежна была ее предыдущая жизнь.
Днем и ночью ее преследовали видения – в луже собственной крови лежал зарезанный Ги Бургонь, а над ним, дикий и свирепый в своей ярости, стоял Адриан Уорфилд – ее муж, тюремщик и мучитель. Но еще более ужасными были картины, показывающие де Лэнси в роли нежного любовника. Как Мериэль ни старалась, она не могла примириться с двойственностью его натуры.
Де Вер полагала, что больше уже не нравится Адриану. Наваждение закончилось, потому что Уорфилд не сделал ни одной попытки остановить ее, когда они с Аланом уезжали из Честена. В то время она была бесконечно благодарна ему за равнодушие, стараясь как можно скорее убежать из страшного места. Умоляя Алана немедленно уехать, Мериэль находилась на грани истерики. Если бы Уорфилд не позволил ей этого сделать, она могла бы сойти с ума.
Очнувшись от пережитого потрясения, Мериэль поняла, что ее поспешное бегство было ошибкой. Хорошо это или плохо, но лорд Адриан – ее муж, и это нельзя не учитывать. К тому же, она ждет ребенка. Скоро ей придется сообщить графу, что у него будет наследник. Но что может произойти после, Мериэль не имела ни малейшего представления и даже не знала, чего хочет сама.
Очнувшись, Мериэль поняла, что долгое время стоит, опустив руки над розовым кустом, и ничего не делает. Подавляя мрачные мысли, она перешла к следующему кусту и принялась за работу. Не успела закончить, как подошел Алан и хмуро посмотрел на сестру. Та участливо спросила:
– Что-то случилось?
– Не совсем, – медленно произнес брат. – Только что получено сообщение от Уорфилда. Он отправил его мне как твоему защитнику и покровителю.
Мериэль осторожно положила на землю ножницы. У нее появилось предчувствие, что новость, содержащаяся в послании, не сделает ее счастливой.
– Что пишет лорд Адриан?
– Суть в том, что брак можно аннулировать, если ты вышла замуж не по доброй воле. Уорфилд заплатит за все издержки и… взятки, если в том возникнет необходимость, – цинично заявил он. – Дальше речь идет о твоем будущем. Если когда-нибудь ты вновь соберешься выйти замуж, у тебя будет приданое несколько замков в качестве платы за заслуги шести рыцарей. Лорд Адриан вернет все твои личные вещи, включая одежду, драгоценности, Чансон и… – мужчина вгляделся в строчки, – Кестрел, которая, по его словам, скучает по тебе.
Алан протянул сестре письмо, чтобы та могла прочесть его сама, и добавил:
– Уорфилд удивительно щедр.
Лорд Адриан подумал даже о Кестрел. Да, его наваждение прошло. Мериэль смотрела на послание, не читая. Почему бы ему и не быть щедрым? Это отличительная черта человека благородного происхождения.
Еще обрезая розы, девушка чувствовала легкое недомогание, которое сейчас перешло в тошноту.
Мериэль покачнулась, упала на колени, началась рвота. Боже, даже собственное тело предает ее. Алан опустился рядом, и когда в желудке у нее больше ничего не осталось, поднял на руки, положил на ближайшую скамью и вытер рот фартуком.
– Хочешь что-нибудь?
– Воды, пожалуйста, – хрипло выдавила она. Алан ушел и вернулся с чашей воды, которую Мериэль жадно выпила, и прислонилась к брату, не в силах даже думать.
– Нам надо поговорить, – Алан обнял сестру. – Ты ждешь ребенка?
– Да.
– Уорфилд должен знать об этом.
– Конечно, – безразлично согласилась она.
– Не думаю, что граф согласится на аннулирование брака при таких обстоятельствах, – Алан помолчал, затем спокойно поинтересовался: – А ты?
Вот где собака зарыта. Мериэль закрыла лицо руками.
– Не знаю, – она горько вздохнула. – Я не говорила тебе, но постепенно ко мне вернулась память, и я вспомнила все события, произошедшие за это время. Да, Алан, я любила Адриана, считала, что свет сошелся на нем клином, и он – сама доброта, сама нежность и любовь.
– Ты все еще любишь его?
– И снова не могу дать ответ. Не знаю. Я помню, как Уорфилд заключил меня в темницу и каким злобным и отвратительным казался во время поединка с Бургонем, – де Вер вздрогнула. – Это не было честным боем, а убийством, и кровь Ги течет теперь между мной и счастливыми воспоминаниями. Как я могу жить с человеком, способным на такую жестокость?
– Да, думаю, он жесток, – медленно произнес Алан. – Хотя, как рыцарь, я понимаю, почему. В человеке, сражающемся за свою жизнь, происходят некоторые перемены, в нем пробуждается дикий зверь. В таком состоянии люди способны на чудеса храбрости либо на отвратительные поступки, – де Вер пожал плечами. – На то чтобы убить Бургоня, у Уорфилда ушло немного больше времени, чем нужно. Если бы кто-нибудь вырезал мою семью и похитил жену, я бы вел себя точно так же, а может быть, еще хуже.
– Ты восхищаешься им? – Мериэль отняла руки от лица, хотя, не поднимая головы, продолжала смотреть в землю, беспокойно теребя пальцами край фартука. На левой руке блестело золотое обручальное кольцо. Много раз она пыталась снять его, но что-то останавливало.
– Да, – признался Алан, – потому что разделенная опасность связывает людей. Но более того, мне нравится Уорфилд. Он благородный, честный и выдержанный человек. Он сдержался, когда я изо всех сил старался вывести его из себя. Вполне возможно, де Лэнси – храбрейший из людей, которых я когда-либо видел, – голос брата смягчился. – Лорд Адриан любит тебя так, как ни один на Земле мужчина не любил женщину. Порой, он действовал, повинуясь инстинктам, но всегда раскаивался и старался замолить грехи. Если ты испытываешь к нему хоть какие-нибудь чувства, возвращайся – лучшего мужа нельзя пожелать.
– Он не любит меня, – с трудом выдавила Мериэль, размышляя, соответствуют ли ее слова действительности, или ей просто захотелось их произнести. – Когда мы впервые встретились, Уорфилд поклялся, что никогда не отпустит меня, однако не сдержал обещания. Я была его временным сумасшествием, наваждением. Теперь Адриан излечился и желает освободиться от меня. Брак разрушился.
– Он разрушится, если ты этого захочешь.
Мериэль наклонилась, сорвала маргаритку и начала обрывать лепестки: «Любит, не любит…»
– Я считаю, – произнесла она, наблюдая, как белые лепестки плавно опускаются на землю, – что мне нужно отправиться в Уорфилд и поговорить с лордом Адрианом, – «Любит, не любит…». Мериэль скомкала испорченный, лишенный лепестков и былого очарования цветок.
– Согласен. Когда ты хочешь поехать?
Приняв решение, она тут же почувствовала себя лучше, к тому же знала, что поступает правильно. Встреча с мужем является единственным способом избавить себя от сомнений.
– Может быть, прямо сейчас? – с надеждой спросила Мериэль.
– Хорошо, пойду распоряжусь, чтобы седлали лошадей, – Алан поднялся и направился к конюшне. На сердце у него стало легче, будто камень с души свалился. Мериэль могла и не знать, чего хочет сама, но ему-то это известно наверняка.
Различные чувства испытывала Мериэль на пути в Уорфилд – страх, ожидание. Прибыв в замок, путешественники узнали, что лорд уехал на прогулку. Никто не знал, куда он отправился и когда вернется, хотя предполагали, что поздно.
От такого известия Мериэль ужасно расстроилась. Нет ничего хуже ожидания. Усталость куда-то исчезла, и сейчас графиня излучала энергию, невзирая на долгую поездку. Как же отыскать Адриана в его обширных владениях?
Внезапно в голову пришла довольно-таки абсурдная мысль. Она подошла к сокольничей и шагнула внутрь.
– Леди Мериэль! – радостно воскликнул сокольничий, когда она поздоровалась с ним. – Хорошо, что вы вернулись, миледи. Чансон очень скучала, как и граф. Некоторые тут чесали языками, что вы бросили лорда Адриана, и теперь его светлость собираются стать монахом, но я никогда этому не поверю. Я всегда говорил, что миледи отправилась навестить брата.
Монахом! Ошеломленная донельзя, де Вер во все глаза смотрела на сокольничего, прекрасно зная, что Адриан способен на такой поступок. Неужели именно по этой причине он хочет расторгнуть брак? Стараясь скрыть свои чувства, она натянула кожаную перчатку.
– Хочу прогуляться с Чансон, а то я совсем ее забросила.
Как хорошо ощущать вес птицы на руке. Несколько минут они провели, приветствуя друг друга – одна изъяснялась на нормандском языке, другая – на птичьем, причем, обе прекрасно поняли друг друга. Когда Алан и Мериэль вышли на улицу, брат поинтересовался:
– Может, все-таки объяснишь, что задумала?
Та усмехнулась.
– Вдруг Чансон удастся отыскать лорда Адриана.
– Ради Бога, Мериэль, – Алан улыбнулся. – Он же не заяц.
– Почему бы не попытаться? Я сойду с ума, если буду сидеть и ждать, – она вскочила на свежую лошадь – Розалии Первой нужно дать отдохнуть. – Тебе вовсе не следует ехать со мной, если ты устал.
Алан фыркнул и уселся в седло.
– Жизнь еще не отучила тебя от прогулок в одиночестве? Посмотри, что случилось в последние два раза.
Мериэль оставила замечание без ответа. Они покинули замок и оказались посреди широкого луга. Сняв колпак с головы сокола, графиня погладила шею птицы:
– Чансон, найди его для меня.
Она представила себе Адриана, каким часто видела в своих мечтах: прекрасное лицо, теплота, излучаемая серыми чудесными глазами, когда он смотрел на нее, удивительные серебристые волосы. На мгновение мужчина как живой встал перед глазами, и она забыла, что создала его силой своего воображения. Затем, очнувшись и покачав головой, Мериэль подбросила сокола вверх. Взмыв, как стрела, Чансон расправила мощные крылья.
Продолжая думать об Адриане, де Вер, запрокинув голову, следила за полетом сокола: «Найди его!»
Вскоре птица исчезла из виду, превратившись в едва заметную точку. Мериэль постаралась убедить себя, что это глупая и пустая затея – даже если Чансон поняла ее, то сможет только увидеть объект, да и то, если тот находится на открытом месте. Однако действие помогало отвлечься от мрачных мыслей и не могло причинить вреда.
Но, тем не менее, она молилась, чтобы Дева Мария ниспослала ей маленькое чудо. Сокол повернул на юг, и девушка проследила за ним взглядом.
Проехав две или три мили, молодые люди остановились, ибо Чансон ринулась вниз по направлению к вершине холма, затем вновь взмыла ввысь. Подъехав к подножию холма, Мериэль огляделась, узнавая окрестности. Ну конечно, очевидно, судьба вновь привела их к этому месту. По крайней мере, она поблагодарила Бога за чудо. Спустившись на землю, девушка взяла приманку и начала подзывать сокола.
Когда Чансон вернулась, поела и признательно забормотала хозяйке нежности, графиня вновь надела на голову птицы колпак и вручила ее брату.
– На вершине холма есть древний каменный круг, и Адриан там. Ты можешь возвращаться в Уорфилд. Увидимся позже.
– Мериэль, – возразил Алан. – Ты никогда не образумишься.
– Не волнуйся. Я покончила с побегами. Даже если Уорфилд захочет свернуть мне шею, ему придется довести меня до места, где он сможет сделать это спокойно.
– Ты ведь любишь его?
Подумав о сложной, противоречивой натуре мужа, о демонах, раздиравших его душу на части, она вздохнула.
– Может, я люблю только одну сторону его души. Не знаю, достаточно ли этого.
– Я поеду следом за тобой. Если ты увидишь лорда Адриана, дай мне знать, и я уеду, но не раньше.
Мериэль согласно кивнула и начала подниматься по тропинке. В последний раз ей довелось быть здесь после ужасной грозы, когда она вела за собой лошадь Уорфилда, чуть не сойдя с ума от страха и отвращения при мысли, что проснулась в объятиях врага. Сейчас жаркое летнее солнце нещадно палило, а под его лучами женщина добровольно шла к мужчине, который был для нее и любовником, и врагом.
Мериэль грустно размышляла над тем, что за последние несколько месяцев ее кружило и бросало, словно мячик в опытных руках жонглера. Довелось познать любовь и ненависть, взлеты и падения, страдать от прихотей и капризов других людей. Теперь настало время самой решать свою судьбу. Когда она увидит Адриана, все сомнения и тревоги рассеются и станет ясно, что правильно, а что нет.
Копыта лошади утопали в траве и листьях, поэтому Уорфилд не услышал ее приближения. Он сидел на камне в дальнем конце круга, устремив свой взгляд в пустоту.
Повернувшись, девушка махнула Алану. Тот кивнул и повернул коня. Теперь судьба Мериэль находится только в ее руках.
Некоторое время она рассматривала мужа, не выдавая своего присутствия. Трудно представить, что этот спокойный человек был тем, кто безжалостно убил врага. Сейчас перед ней находился аскетического вида благородный мужчина, вполне способный стать ученым или монахом. Темная скромная одежда прекрасно контрастировала с серебристыми волосами и подчеркивала изящную гибкую фигуру. Если он и монах, то, несомненно, воинствующего ордена.
С трудом сглотнув, Мериэль пришпорила лошадь и подъехала к поляне. Пора решать свою судьбу.
Для Адриана каменный круг стал символом того, что произошло между ним и женщиной, которая была его женой – принуждение и дружба, страсть и отчуждение. Сегодня он пришел сюда, чтобы примириться с прошлым. Все напоминало Мериэль – грубые камни, так восхищавшие жену, дерево, под которым они последний раз занимались любовью, даже сокол, спустившийся с неба подобно стреле.
Затем до его слуха донесся стук копыт. Подняв голову, Адриан с болью в сердце понял, что о примирении с прошлым не может быть и речи, по крайней мере, сегодня. Прямо к нему ехала Мериэль, такая красивая, такая хрупкая и серьезная, что ее вид казался самым пугающим зрелищем, какое ему довелось видеть.
Бог знает, какое выражение появилось на его лице в первые минуты. Зачем пришла Мериэль? Для него это невыносимо. Однажды он уже дал ей свободу, в этот раз придется найти мужество снова отважиться на подобное здравомыслие.
Подавив мрачные мысли, Адриан встал.
– Здравствуй, Мериэль.
– Здравствуй, – такие пустые, ничего не значащие слова. Их взгляды встретились, но в глубине огромных голубых глаз мужчина не смог ничего рассмотреть – ни веселья, ни страха.
Уорфилд напряженно ждал продолжения. Если бы они встретились впервые, разговор было бы завязать намного проще, но между ними произошло слишком много такого, что, вполне возможно, они уже никогда не заговорят друг с другом нормально.
Мериэль быстро спрыгнула с лошади, и Адриан понял – она не хочет, чтобы он касался ее. Графиня поступила мудро, но от ее мудрости щемит сердце. Уорфилд должен скрыть и эту боль.
Привязав лошадь рядом с жеребцом, Мериэль повернулась к Адриану.
– Ваше сообщение прибыло в Эвонли сегодня утром. Похоже, настало время поговорить с глазу на глаз.
– Мое предложение вас не устраивает? – за то, чтобы обнять ее, Уорфилд отдал бы все на свете, но сумел остановиться в шести футах от нее. – Я не имею права отдать земли, доставшиеся в наследство от отца, но могу подарить поместья, которые приобрел сам.
– В этом нет необходимости, милорд. Ваше предложение и без того чрезвычайно щедро, – Мериэль перевела взгляд на свое золотое обручальное кольцо. Странно, что она не сняла его. – Считаете, аннулировать брак возможно?
Адриан кивнул.
– Церковь определяет, что брак без обоюдного согласия двух сторон недействителен. Тем более, если вы вышли замуж в состоянии, когда не могли полагаться на свои чувства. Расторжение брака займет некоторое время – год или около того, если придется дойти до Рима, но это можно сделать.
Выдержав значительную паузу, Уорфилд равнодушно добавил:
– Кроме того, у вас будет возможность вновь выйти замуж. Или, как посчитает церковь, в первый раз.
Перед ней находился спокойный, уравновешенный человек. Невозможно поверить, что именно с ним Мериэль пережила такую бурную драму. Неужели ему действительно все равно, что стало с их браком? Или наоборот – он слишком много думает об этом? Она неуверенно сказала:
– Вы тоже можете еще раз жениться.
Адриан отрицательно покачал головой.
– Вы не давали искренних клятв во время брачной церемонии, но я-то давал. Я клялся и верил в свои и ваши чувства и намеревался до конца исполнить свои обязанности и обещания. Они живут в моем сердце и умрут вместе со мной. Я никогда не полюблю другую женщину.
Мериэль с трудом сглотнула, раздумывая, какой истинный смысл скрывается за его словами.
– Вы станете монахом?
– Я думал об этом. Но аббат Вильям убедил меня, что мне недостает святости, нет призвания и убеждения. Я просто буду… продолжать жить.
Где-то под его спокойной, уравновешенной маской бушевал огонь, и чтобы понять мужа, Мериэль должна коснуться этого пламени. Она шагнула вперед и положила руку на его плечо.
С быстротой молнии Адриан сбросил ее руку и отскочил на значительное расстояние.
– Не надо этого делать, моя дорогая, – спокойно произнес он, но в глазах горел огонь отчаяния. – Я изо всех сил стараюсь контролировать себя, но не могу отвечать за последствия, если ты будешь дотрагиваться до меня.
Сейчас Уорфилд показал те чувства, которые так искала жена. Она поняла, что Адриан любит ее и, наверняка, слишком сильно. Достаточно ли у нее мужества и сил, чтобы понять мужа и выдержать его странную любовь?
Мериэль не могла ответить на этот вопрос и заговорила о другой, очень важной проблеме.
– У меня будет ребенок.
Уорфилд замер, затем, к ее ужасу, спросил:
– Мой?
Мериэль смотрела на него, не в силах отвести глаза.
– Кем вы меня считаете?! Чей же ребенок может быть, как не моего мужа?
– Простите, я не хотел вас оскорбить, – Адриан сделал невольное движение, будто пытаясь подойти к ней, но сдержался. – Просто… когда я впервые говорил с Бургонем о сумме выкупа, он хвастался, какой страстной любовницей вы были.
Видя гримасу отвращения на лице жены, Уорфилд с болью продолжал:
– Я знаю, вы никогда не сделали бы этого добровольно, однако ребенок может родиться не только от любви, но и от насилия.
– Он не изнасиловал меня, но хотел, – день был долгим и утомительным, и внезапно Мериэль почувствовала, что ноги больше не держат ее. Она оперлась на камень. – Ги решил, что насилие надо мной причинит вам боль, но леди Сесили становила его, не позволив совершить задуманное.
– Слава Богу, – Адриан закрыл глаза, будто не желая показывать, насколько ему стало легче. – Этот долг я должен вернуть леди Честен. Я очень рад, счастлив, как дитя, а вы столько всего перенесли из-за меня.
Мериэль поняла, что Уорфилд даже в минуты гнева и в разгар своего наваждения и пальцем до нее не дотронулся. Только Бургонь научил ее, что такое настоящий страх.
– Не вините себя за все, милорд, – мягко возразила она. – Ответственность за насилие лежит только на том человеке, который совершает его.
– Да, но если бы не я, вам не пришлось бы находиться в Честене, – де Лэнси вздохнул. – Конечно, это был глупый вопрос с моей стороны. Даже если бы Ги… был бы отцом ребенка, вы еще не могли знать об этом – прошло только две недели. Я признаю ребенка своим законным наследником, и его права не будут ущемлены расторжением брака. Вы позволите мне взять его, когда он вырастет?
– Конечно, – сумела выдавить Мериэль. Сейчас граф вновь превратился в вежливого, но холодного незнакомца. В нем не было ничего от властного лорда или нежного возлюбленного.
Адриан отвернулся, глядя на самый высокий камень.
– Когда вы умирали, я поклялся подчиняться вам во всем, потакать всем прихотям. Скажите, вы хотите, чтобы мы расстались друг с другом?
Глядя на его точеный профиль, Мериэль мягко сказала:
– Я хочу узнать, кто ты на самом деле, Адриан. Находясь в Честене, я начала понемногу вспоминать, что случилось после несчастного случая.
Адриан напрягся, но на жену так и не взглянул.
– Что же ты вспомнила?
Она густо покраснела от воспоминаний страстных моментов любви или того, как выкрикивала его имя в минуты острого наслаждения.
– Я помню выздоровление, наши нежные отношения и свадьбу. Думаю, вспомнила почти все. Но, хотя картины, вставшие перед глазами, яркие и живые, не могу поверить, что все это случилось со мной.
Мериэль задумалась, пытаясь понять, о чем хочет сказать и как это выразить.
– Кажется, что женщина, которая вышла за тебя замуж, отделена от меня стеклянной перегородкой, похожей на окно в твоей комнате. Я знаю, что любила тебя, но эти чувства кажутся нереальными, как будто это совсем другая женщина, а ты совсем другой мужчина, не тот, кто запер меня в замке, и не тот, кто напугал до смерти, зарезав Ги Бургоня, как ягненка. Ты был таким добрым, таким нежным… – ее голос задрожал. – Никогда не думала, что на свете может жить такая любовь и такая нежность.
Мериэль зашагала в сторону каменных кругов и прислонилась к одному из камней. Камни простоят здесь века – немое свидетельство человеческой потребности в вере, а она и Адриан умрут, и про них забудут.
Успокоившись, она повернулась к мужу:
– Кто ты, Адриан? Мясник, демон из преисподней, посланный на землю, чтобы мучить меня? Или, может, ангел, который любит меня и которого люблю я?
– Я никто, моя дорогая, – его голос звучал тихо и слабо. Адриан наконец взглянул на жену. – Я просто человек, хотя во мне больше от демона, нежели от ангела.
Губы Уорфилда искривились в насмешливой улыбке.
– Я никогда не чувствовал себя свободным. Думаю, в этом только моя вина. Всю свою жизнь я заставлял себя подавлять дурные наклонности и злобу, старался отстроить замок и исполнить клятвы ненависти и мести, которые дал, будучи еще совсем юным. Затем встретил тебя.
Адриан прошел по кругу с грациозной красотой хищника.
– Я полюбил тебя с первого взгляда и не только потому, что ты красива, а потому, что затронула тайные струны моей души. Ты святая, моя дорогая, и такая же свободная, как сокол, которого так любишь.
Уорфилд остановился.
– Аббат Вильям говорит, что мы часто убиваем тех, кого больше всего любим, и он прав. Будучи мужчиной и болваном, я пытался заточить тебя в клетку, привязать к себе, разрушить то, что больше всего любил в тебе. Я не понимал, что убивал твою душу, до тех пор, пока чуть не убил тело.
Он посмотрел на Мериэль – его лицо походило на посмертную маску.
– Ты победила, моя дорогая. Твое желание быть свободной сильнее моей способности помешать этому. Поэтому иди с Богом, я не стану использовать закон, чтобы удержать тебя.
Мериэль смотрела на мужа, слезы застилали глаза от его удивительной честности. Она подумала о цитате из Библии, не из песен Соломона, а из Луки: «Его грехи, которых неисчислимое множество, прощены, ибо он любил много». Только Господь знает о сокровенных тайнах души, но Мериэль почувствовала, что наконец поняла Адриана, заглянула ему в душу и увидела истину. Любя ее больше всего на свете, он грешил против нее, заключив в темницу женщину, чья душа не могла выжить без свободы.
И теперь, любя, Уорфилд освободил ее, чтобы она смогла сама сделать выбор. Будто Мериэль была соколом, которого хотят освободить и бросить в небо против ветра. Де Лэнси снял путы с ног и колпак с глаз, не принуждая вернуться к нему по закону. Теперь их ничего не связывает.
Ничего, кроме любви, самых крепких пут на свете.
Наконец ответ пришел к ней и оказался довольно прост. Хотя у мужа имелись и плохие качества, у нее не было причин бояться их. Да, в прошлом Уорфилд причинил ей немало горя, но жизнь преподала ему горький урок, и теперь Мериэль не сомневалась, что такого больше не повторится. Когда несчастный случай заставил ее забыть о гневе и упрямстве, она другими глазами взглянула на графа, увидела только хорошее и влюбилась. Вместе они испытали страсть, узнали доверие, веселье, счастье. Теперь, когда появилось право выбора, Мериэль поняла, что есть только один мужчина на свете, которого она любит.
И хотя однажды она поклялась не поддаваться ему, теперь изменила свое решение – некоторые клятвы вообще не следует произносить, тем более выполнять. Дрожа, де Вер подошла к мужу, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Адриан напрягся при ее приближении, лицо выражало отчаяние.
– Придя сюда, я не знала, чего хочу от тебя, но сейчас поняла, – Мериэль заглянула в его глаза, пытаясь точнее выразить слова, идущие от сердца, и вспомнила неоднократно выручавшую ее песнь Соломона. – «Ночью в своей постели я искала того, кого любит моя душа, но не нашла».
Лицо Адриана вспыхнуло от затеплившейся надежды, но он все же не прикоснулся к жене, только ответил:
– «Поднимайся, любовь моя, моя красавица, и иди ко мне».
– «Потому что прошла зима, кончился дождь», – закончила за него Мериэль. Затем обхватила за шею, прижала к себе, чтобы поцеловать. Даже теперь она дрожала от страха, пока ее губы не коснулись его рта.
Стена сомнений, отделявшая ее от женщины, которая была женой этого мужчины, разбилась, как стекло, разлетелась на куски. Мериэль ощутила, что ее переполняет любовь.
– Бог свидетель, я люблю тебя, Адриан, – прошептала она, плача и смеясь одновременно. – Не знаю, как смогла забыть это даже на мгновение. Наверное, где-то в глубине души я опасалась, что никогда не буду свободной, если признаюсь в силе любви к тебе.
Уорфилд сжал ее в объятиях с силой утопающего, хватающегося за соломинку.
– Не имеет значения, что ты забыла, – его голос дрожал. – Главное, сейчас ты вспомнила.
Голод, испытываемый Мериэль за долгие недели одиночества, усилил желание. Слов было явно недостаточно, только страсть могла выразить счастье и потребность друг в друге.
Эротические мечты Мериэль казались живыми, но все же какими-то нереальными, но теперь она чувствовала, что желание, охватившее ее, реально. Каждая частичка тела отвечала на ласки Адриана, на поцелуи и жадные, ищущие руки. Запах, прикосновения, вкус опьянили ее. И Мериэль знала, что прекрасна, ибо ее красота отражалась в его глазах.
Потребность удовлетворить страсть оказалась настолько сильной, что впоследствии Мериэль не помнила такие детали, как раздевание, сооружение импровизированной постели из плащей. Единственной реальностью была страсть. Она хотела, нет, нуждалась, чтобы их тела соединились, как уже соединились сердца и души.
После обоюдного сумасшествия они лежали, не разжимая объятий, насытившись друг другом. Адриан погладил теплое плечо жены.
– Я считал, что потерял тебя навсегда, моя дорогая. Никогда не думал, что смогу вновь испытать счастье по эту сторону могилы.
Ресницы Мериэль взметнулись вверх.
– Бог иногда ведет нас странными и таинственными путями, – с улыбкой ответила она. – Когда я страдала и мучилась перед постригом в монахини, то молилась Деве Марии, и она послала мне видение: передо мной лежали две дороги. Одна, чистая и светлая, вела к монастырю, а другая, темная, таинственная и довольно страшная – неизвестно куда. Но чистую и светлую дорогу преградил ангел с горящим мечом. У него были серебристые волосы, и такого прекрасного, но, в то же время, опасного существа мне не доводилось видеть, – улыбнувшись, Мериэль ласково провела рукой по волосам мужа. – Он, между прочим, как две капли воды походил на тебя, дорогой. Думаю, нам предопределено быть вместе. И опять же, я не понимала этого до тех пор, пока ты не дал мне право выбора.
Адриан расплел роскошные волосы жены и прядями разложил по плечам и груди.
– Почему ты солгала, когда я впервые встретил тебя?
– Теперь это кажется смешным и глупым, но тогда я боялась, что ты можешь причинить зло Эвонли и его обитателям. Я слышала много плохого о графе Шропширском, а ты показался очень опасным.
– Ричард предполагал подобное. Наверное, мне надо было немного мягче вести себя, – лицо Уорфилда стало серьезным. – Когда мы только поженились, я был на седьмом небе от счастья, хотя мою радость омрачала мысль, что произойдет, если ты вспомнишь прошлое. И только сейчас я ничего не опасаюсь и считаю, что мы наконец по-настоящему женаты.
– Прости меня, любимый, – прошептала Мериэль, – за потерянное время и горе, которое причинила тебе.
Уорфилд вытянулся рядом, подперев голову рукой.
– Тебе не за что винить себя. Последние несколько недель были настолько ужасными, что мне казалось, будто я выстрадал все свои грехи, – он поцеловал ее ладонь, затем покрыл поцелуями тонкое запястье.
Пальцы Мериэль затрепетали от удовольствия.
– А я думаю, если бы ты стал монахом, весь мир надел бы вдовье покрывало.
– Аббат Вильям оказался прав, – согласился Адриан. – У меня нет настоящего призвания, потому что за твою любовь я отдал бы все на свете и считаю, что это самая божественная награда, которая только возможна, – наклонившись, он поцеловал ее начинающий округляться живот. – Ты такая хрупкая! Трудно поверить, что у тебя там ребенок.
Мериэль улыбнулась.
– Ты поверишь в это через некоторое время.
Рассмеявшись, Адриан вновь обнял жену, и они вновь занялись любовью. На этот раз молодые люди действовали медленнее и нежнее.
«Я принадлежу своему возлюбленному, и он принадлежит мне».