Страсть и сомнения

Глава 25

Невероятно! Восхитительно! Какое потрясающее ощущение! Аннабел лежала на диване, пресыщенная, разморенная. Ее тело будто бы качалось на волнах полнейшего удовольствия. Куинн приподнялся и осыпал поцелуями ее тело – от лобка до груди. Когда он тронул языком ее сосок, Аннабел вздрогнула от удовольствия и боли, и он понял, что у нее в данный момент слишком обострены чувства. Издав тихий смешок, Куинн дотянулся до ее лица и поцеловал в губы. Она жадно припала к нему, отвечая на поцелуй, впилась в его рот.

– Как ты себя чувствуешь? – сверкая глазами, спросил он.

– Чудесно. Хотя нет, это не то слово. Лучше, чем чудесно. – Аннабел подняла руку и отвела с его лба свесившуюся прядь волос.

Куинн приподнялся и встал на пол. Затем, потянув за руку, поставил на ноги Аннабел.

– Мы только начали, querida. В нашем распоряжении вся ночь.

Аннабел глубоко вздохнула, представив себе новый виток в гонке за наслаждением, – она все еще была переполнена только что полученными ощущениями.

Куинн сгреб ее в объятия.

Она никогда не любила жизнь больше, чем сейчас. Любила и этот момент, и этого мужчину.

Он отнес ее в спальню и уложил на кровать, затем снял с нее расстегнутую блузку и бюстгальтер. Она скинула туфли, сняла гольфы, сдвинулась к середине постели и устроилась в полусидячем положении, упираясь плечами в спинку кровати. Сидя так восхитительно голой, Аннабел снова возбудилась просто из-за того, что рядом был Куинн.

Куинн, не спеша, разделся. Сначала снял рубашку. Бросил на тот же стул, где уже лежали блузка и бюстгальтер Аннабел, потом присел на край кровати и снял туфли и носки. Затем снова встал, и она смотрела, как он стянул с себя темные брюки и добавил к куче уже снятой одежды. Потом сунул руку в карман брюк и вынул три пакетика презервативов, которые положил на прикроватную тумбочку.

Аннабел разглядывала его грудь, крупные ступни ног. Мощные плечи, широкую спину, узкую талию. Круглые и упругие ягодицы. Когда он повернулся к ней и улыбнулся, в животе у нее запорхали бабочки. Вне всякого сомнения, это был самый сексуальный мужчина в мире.

Куинн стоял возле кровати, позволяя Аннабел разглядывать его с головы до ног. Когда ее взгляд остановился на его черных коротких трусах, бугрившихся от эрекции, он оттянул большими пальцами эластичный поясок и приспустил трусы с бедер.

В предвкушении Аннабел затаила дыхание. Поясок зацепился за вздыбленный бугор, и Куинн остановился как бы в нерешительности, явно поддразнивая ее.

– Сними их, – сказала она, облизнув губы.

Куинн снял трусы и переступил через них. Боже, какой впечатляющий вид!

Он сел на кровать, и Аннабел обняла его сзади, прижавшись грудью к его спине. Склонив голову набок, она прикусила его ухо, потом облизала это место и страстно зашептала:

– Займись со мной любовью. Я хочу почувствовать тебя внутри себя, почувствовать, насколько хорошо это может быть.

Куинн взял один из лежавших на тумбочке пакетиков, вскрыл его и вынул презерватив. Аннабел через его плечо наблюдала, как он прилаживал резинку.

Голый, изнемогавший от возбуждения и при этом демонстрировавший дикую мощь, Куинн повернулся, взглянул на нее и погладил по лицу. Его прикосновение было подобно электрическому разряду, вызвавшему трепет во всем ее теле. Закрыв глаза, Аннабел наслаждалась моментом. Куинн взял в ладони ее голову, притянул к себе и впился в ее рот поцелуем. Жестким. Требовательным.

Не отрывая губ от ее рта, продолжая поглощать его, Куинн повалил Аннабел на спину. Затем коленом раздвинул ее бедра и, втиснувшись между ними, прижался членом к ее лобку. Она энергично задвигала бедрами, побуждая его к дальнейшим действиям. Куинн отнял губы от ее рта и прильнул к шее, затем губы поползли вниз, сначала к одной груди, потом к другой. Он сосал ее грудь, и ее тело сотрясала дрожь от остроты ощущений. От страстного желания. От первобытной жажды совокупления.

– Давай же скорее, пожалуйста, Куинн, пожалуйста.

Просунув руки под ее ягодицы, он приподнял ее бедра, чтобы легче было глубоко проникнуть в нее с первым же толчком. Аннабел ахнула, когда он полностью вошел в нее, растянув упругие стенки ее тесного лона. И лоно ее с благодарностью приняло его.

Ощущение его в своем теле приводило ее в экстаз. А когда он начал двигаться вперед-назад, вперед-назад, удовольствие было неописуемым. В ответ на мощные толчки тело Аннабел задвигалось волнообразно в такт заданного Куинном ритма. По мере того как он увеличивал темп, внутри ее все быстрее и быстрее нарастала напряженность. Чувствуя приближение оргазма, Аннабел подзадоривала Куинна резкими чувственными выражениями, чуждыми ей и редко ею используемыми. Куинн тоже не скупился на недвусмысленные выражения, предупреждая ее о том, что собирается с ней сделать и как. Его вульгарная лексика вознесла ее на пик. Как только ее накрыла первая волна оргазма, Куинн взорвался внутри ее. Кончая, он дрожал и дергался и наконец издал протяжный гортанный стон.

Мокрые от пота и любовных соков, они, тяжело дыша, обменивались пылкими влажными поцелуями. Потом Куинн приподнялся, переместился на матрасе, улегся на бок и прижал к себе Аннабел.

Она лежала в его объятиях, и в ее затуманенный мозг пробилась лишь одна отчетливая мысль: «Это был самый лучший сексуальный опыт во всей моей жизни».

Как это часто случалось, опять навалился кошмар, казавшийся настолько реальным, будто происходило все в настоящий момент, а не в прошлом. Иногда, как, например, сегодня, он сознавал, что это сон, что он спит и в конце концов проснется мокрый от пота и дрожащий от страха. Если бы только он мог проснуться сейчас, до того, как придется снова пережить те ужасные моменты! Но его подсознание откажет ему даже в этой небольшой поблажке. В этот раз, как и всегда, ему придется вспомнить все – от начала до конца.

– Сколько у тебя подружек? – спросила она его обманчиво мягким и спокойным голосом.

– Ни одной, мама. У меня нет подружек.

– Ты врешь мне. Ты ведь знаешь, что врать нехорошо, верно?

– Я не вру. Клянусь тебе.

– Они звонят нам домой, спрашивают тебя. Только сегодня уже звонили две, хотя не прошло и получаса, как ты пришел из школы. Одна назвалась Шерри, а другая – Бриттани.

– Это просто знакомые по школе девчонки.

Она схватила его за руку и потащила через комнату. Он бросил на пол школьную сумку и попытался вырваться. С каждым днем он становился крупнее, выше ростом и сильнее. Настанет день, когда она не сможет справиться с ним. Ему было уже девять лет, и, даже будучи несколько мелковатым для своего возраста, он знал, что со временем перерастет ее. Когда же придет этот день…

Она схватила его за плечи и принялась трясти.

– Что я тебе говорила о забавах с девчонками? Ты слишком красив, слишком обаятелен. Ты будешь разбивать их сердца. А так нельзя поступать по отношению к другим людям.

Она перестала трясти его, но не ослабляла хватку. Длинные тонкие пальцы больно впивались ему в плечи. Ее глаза потемнели, взгляд остекленел. Он знал, что за этим последует, и испугался. Ее мысли витали где-то в другом месте и в другом времени. Что бы там ни произошло, наверное, это было ужасно, потому что воспоминания пробуждали в ней ненависть. И жестокость.

Воспользовавшись тем, что она отвлеклась, он вывернулся и успел отступить на несколько шагов, прежде чем она вернулась к реальности. На лице возникло осмысленное выражение, и она пронзила его ироничным, провоцирующим взглядом: рискни, мол. Он застыл на месте.

– Я не позволю тебе причинить боль кому бы то ни было. Ты меня слышишь?

Он качнул головой.

– Ты дал тем девочкам номер нашего телефона, да? Тебе хотелось, чтобы они позвонили и поставили себя в глупое положение. Обе думают, что нравятся тебе. Они обе считают себя твоими подружками. Ты лгал им, убеждал каждую из них, что она особенная.

– Нет, я не делал этого. Клянусь, не делал.

– Что-то сегодня ты слишком много клянешься.

– Я не… – Он спохватился, прежде чем возразить ей. Она не любила, когда он говорил, что она в чем-то не права. – Я сожалею, что дал Шерри и Бриттани номер нашего телефона, – солгал он. Не давал он девчонкам номер своего телефона. – Обещаю, что никогда больше не буду делать этого.

– Хорошо. Я рада, что ты понял, что поступил плохо.

Она поманила его к себе указательным пальцем. Он знал по прошлому опыту, что неподчинение только усугубит его положение.

Когда он остановился в полуметре от нее, она протянула руку и похлопала его по щеке. Он задохнулся.

– Ты ведь понимаешь, что вел себя скверно?

– Да, мэм.

– А что делают со скверными мальчишками?

– Их наказывают.

– Верно, дорогой.

Его била внутренняя дрожь, и он старался, чтобы это не было заметно.

– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Если бы не любила, меня бы это не волновало. И я не старалась бы изо всех сил сделать тебя лучше.

Он кивнул. Над его верхней губой проступили капельки пота. Прижатые к бокам руки непроизвольно подрагивали.

Ухватив его за шею одной рукой, она отвела другую и наотмашь ударила его по лицу. От удара у него дернулась голова, но он не заплакал, хотя удар был очень болезненным. Вернув его голову в прежнее положение, она снова ударила. Еще сильнее. Он не смог сдержать вырвавшийся из горла крик боли. Она улыбнулась. Боже, как же он ненавидел, когда она так улыбалась.

Она била его снова и снова, пока не разбила губу, не поставила синяк на щеке и не подбила глаз. Тогда она остановилась и хмуро оглядела его.

– Почему ты заставляешь меня поступать так с тобой? В таком виде ты теперь несколько дней не сможешь ходить в школу.

– Пожалуйста, не оставляй меня дома, – принялся упрашивать он ее. – Я скажу учительнице, что упал с велосипеда.

– Она не поверит тебе. Ты же знаешь, какие они, эти учителя. Иди в свою комнату, – распорядилась она. – Сегодня останешься без ужина. Для скверных мальчишек еды нет.

Он был рад убраться подальше от нее, поэтому схватил валявшуюся на полу школьную сумку, повернулся и побежал по коридору в свою комнату.

Положив школьную сумку на кровать, он сел, открыл ее и достал тетрадь с заданием на дом. Прочитал первый вопрос, но не смог сосредоточиться. Он мог думать только о том, как болит лицо, какой противный вкус крови во рту и что сделает мать, когда придет в его комнату проверить, чем он занимается.

– Хочу, чтобы она умерла. Хочу проснуться однажды – и чтобы ее не было, чтобы ее прибрал Господь. Если она вознесется на небеса, то не будет больше страдать и не сможет причинять боль мне. – Он поднял глаза к потолку и принялся молиться: – Разве не лучше будет для нас обоих, если она умрет? Разве ты не можешь сделать так, чтобы она умерла? Пожалуйста.

Но он знал, что Господь не станет убивать ее. Господь оставляет такие дела людям, на их земной суд. Он понял, что Господь хочет, чтобы он сам помог матери.

Куинн метался и ворочался в кровати. Он вскрикнул и, повернувшись на бок, принялся махать рукой в воздухе, задевая ею Аннабел. Его беспокойство на протяжении последних нескольких минут потревожило сон Аннабел, но окончательно она проснулась только тогда, когда он уронил на нее тяжелую руку и застонал.

– Не надо. Пожалуйста, не надо, – говорил Куинн во сне. Аннабел тронула его лоб. Он был теплым и потным.

– Куинн!

– Убью вас… я убью вас. Пожалуйста, не надо, – пробормотал он.

Аннабел замерла в напряженном ожидании. Было ясно, что Куинн спал и не отдавал себе отчета в том, что говорил, но его слова тревожили ее. Слушая, как он умоляет кого-то, а потом говорит кому-то – что? что он убьет их? – она почувствовала страх.

Аннабел пыталась убедить себя, что ему просто приснился кошмар. Любого, кому довелось бы пройти через такое, посещали бы страшные сны о смерти и убийстве. Убиты четыре бывшие любовницы Куинна, и, хотя он не убивал их, он все равно ощущает свою вину.

– Нет! – вскрикнул Куинн, потом вскинулся вверх и сел в постели, прерывисто дыша и дико вращая глазами.

Аннабел обняла его:

– Все в порядке, дорогой. Тебе просто приснился страшный сон.

Выдохнув воздух из легких, Куинн сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, постепенно успокаиваясь. Аннабел почувствовала, как напряжение покидает его крупное тело.

– Извини. – Он повернулся к ней и заглянул в ее глаза. – Я не хотел будить тебя.

– Все в порядке. – Она подняла руку и убрала с его лба непокорные влажные пряди. – Хочешь рассказать мне об этом?

– О своем кошмаре?

Аннабел кивнула.

– Это старый кошмар, он уже много лет не посещал меня, но, по-видимому, после всех этих недавних событий… – Куинн взял ее руку и поцеловал в ладонь. – Я хотел проснуться пораньше, чтобы снова заняться любовью. – Он кивнул на прикроватную тумбочку: – У нас еще остался один презерватив.

– Ты сменил тему. По-моему, ты собирался рассказать о своем кошмаре.

– Тебе неинтересно будет это слушать.

– Интересно.

Он вопросительно взглянул на Аннабел:

– Я что-то говорил во сне? Что я сказал?

– Ты сказал «пожалуйста, не надо», а потом «я убью вас». Дважды повторил.

Куинн высвободился из объятий Аннабел и спустил ноги на пол. Он сидел совершенно голый в полумраке ее спальни, полную темноту которой разгонял только слабый свет от ночника из ванной.

– Коль скоро разговор пойдет о призраках прошлого, которые всё не оставляют меня в покое, то, пожалуй, я сначала выпью кофе. – Куинн встал, порылся в куче сваленной на стуле одежды и выудил оттуда свои брюки. Надев их, он взглянул на стоявшие на прикроватной тумбочке цифровые часы. – Уже почти пять часов. Так почему бы нам не выпить кофе вместе? А позже закажем завтрак. И если ты будешь хорошо себя вести, querida, мы с тобой сможем заняться любовью в промежутке между кофе и яичницей с беконом.

– Мне нравится все в этом плане, – сказала Аннабел, покидая постель. – И кофе, и яичница с беконом, но особенно предложение заняться любовью.

Она тоже порылась в сваленной в кучу одежде, нашла рубашку Куинна, надела ее и босиком последовала за Куинном в гостиную. Включив одну лампу, которая высветила лишь часть комнаты, Куинн отдернул шторы. За окном было темное, беззвездное небо. Крупные капли дождя забарабанили по окну. Вдали сверкнула молния, а вскоре донеслись отдаленные раскаты грома.

Аннабел открыла пакет с кофе, а Куинн наполнил водой кофейник. Ожидая, пока заварится кофе, они стояли, обнявшись, у окна и смотрели на размытые плотной завесой дождя городские огни.

– Тот сон связан с моей матерью, – очень тихо проговорил Куинн. – Я же рассказывал тебе, что из-за нее чуть не убил одного парня.

– Так тебе снилось именно это? Как ты защищал свою мать?

– Да, время от времени я снова переживаю тот вечер. Я вижу, как он бьет ее, уговариваю его прекратить, но он не слушает меня. Я умоляю его прекратить, но он продолжает бить ее. И тогда я говорю, что убью его, если он не оставит ее в покое. Я знаю, ты считаешь, что я не способен убить кого-то. – Он повернул Аннабел к себе и заглянул ей в глаза. – Но я могу. Не хладнокровно, а чтобы защитить того, кто мне небезразличен. Я хотел заставить того человека остановиться. И я убил бы его, если бы только это давало гарантию, что он больше никогда не ударит ее.

– Мне жаль, что тебе пришлось пройти через такое. – Аннабел обняла его, желая утешить, стереть мучившие его тяжелые воспоминания.

– Все это в прошлом. – Обнимая Аннабел, Куинн гладил ее по спине. – И оно остается там, по крайней мере, большую часть времени. Он был не первым, кто бил мою мать, но прежде я был слаб физически, и у меня не хватало сил остановить их. Знаешь, Шейла ухитрялась связываться с настоящими подонками, включая моего отца.

– У твоих родителей должны были быть и какие-то хорошие качества, иначе им не удалось бы произвести на свет такого замечательного сына.

У Куинна скривились губы.

– Ты находишь меня замечательным?

– Замечательным. Исключительным. Потрясающим. – Аннабел улыбнулась.

Куинн поцеловал ее. Едва коснувшись. Нежно.

– Все эти слова относятся скорее к тебе, а не ко мне.

– Тогда ты должен испытывать ко мне те же чувства, что и я испытываю к тебе, – сказала Аннабел, пытаясь найти ответ в его глазах.

– Если тебе доставляет удовольствие быть со мной, заниматься со мной любовью, если ты хочешь меня больше всего на свете и не можешь оторвать от меня глаз, тогда да. Я бы сказал, что чувствую то же, что и ты.

Ее сердце радостно затрепетало. Осознавал это Куинн или нет, но он только что признался ей в любви.

– Не уходи, – сказала Аннабел. – Останься со мной. Останься на весь день и на ночь.

Он поцеловал ее в обе щеки, потом в лоб.

– Тебе и не удастся отделаться от меня.

Марси припарковала взятый напрокат внедорожник за гостиницей «Пибоди» и зашагала по улице, не обращая внимания на сильный дождь. Прошлой ночью она снова позволила Эрону оттрахать себя. И ей это понравилось, однако она не любила Эрона. Марси была бы рада полюбить его, а не Куинна. Но что делать женщине, если она влюблена как кошка в парня, который держится от нее на расстоянии только потому, что у него никогда не было лучшей долбаной помощницы?

Марси брела по улице, шлепая по лужам так, что во все стороны разлетались брызги, и задавалась вопросом: как отреагирует Куинн, если она пригрозит ему уходом?

«Ты дура. Он даст тебе уйти. Наймет себе другую ассистентку. Узнав о вакансии, они выстроятся к нему в очередь длиной в два квартала. А если даже произойдет чудо и Куинн станет твоим любовником, то он все равно бросит тебя, как и всех прочих. Ты просто будешь еще одной в бесконечной череде доступных женщин».

С ее стороны было идиотством ехать сюда, но она ничего не могла с собой поделать. Проснувшись в четыре часа утра, она выбралась из постели Эрона и направилась в свою комнату, но по дороге заглянула в комнату Куинна и увидела пустую кровать.

Он проводил ночь с Аннабел Вандерлей! Обнимал ее и занимался с ней любовью.

Даже с широко открытыми глазами Марси отчетливо представляла себе их наедине друг с другом. Голых. Трахающихся до изнеможения.

Марси ненавидела Аннабел. Ненавидела больше всех прочих любовниц Куинна, потому что чувствовала, что эта женщина значила для него больше прежних подружек, что она была не такой, как другие.

Марси вошла в комнату Куинна и легла на его кровать, представив себе, каково было бы лежать в его объятиях, заниматься с ним любовью. Она открыла двери его шкафа и потрогала сшитые на заказ костюмы, потом прошла в ванную, открыла крышку флакона с одеколоном… и чихнула.

Пару минут спустя в свитере и кроссовках она спешила к внедорожнику.

Как истинная психопатка, Марси неслась по пустынным улицам Мемфиса, пролетев раз мимо знака «стоп» и проехав на красный сигнал светофора.

И вот теперь она здесь. У гостиницы «Пибоди». Стоя под проливным дождем и глядя вверх, Марси гадала, где то окно, за которым находятся Куинн и Аннабел, и чем они сейчас занимаются. Лежат, обнявшись, в постели, прислушиваясь к шуму дождя? Или занимаются любовью на рассвете?

«Куинн, ты должен быть со мной, – кричало сердце Марси. – Никто не будет любить тебя так, как я».

На протяжении тех лет, что Марси работала на Куинна, она испытывала неприязнь ко всем его женщинам, но при этом говорила себе, что придет день, когда Куинн посмотрит на нее и поймет, что любит ее, и только ее одну. Но время шло, а Куинн все смотрел на нее лишь как на преданную помощницу, и в ней проснулась ненависть ко всем его женщинам. Но ни к кому Марси не испытывала такой сильной ненависти, как к Аннабел.

«Что ты будешь делать, если он любит ее?»

Она стояла на холодной темной улице, глядя вверх на окна гостиницы, и ее слезы смешивались с дождем. Она умирала от отчаяния. Умирала, но никому не было до этого дела. А Куинну меньше всех.