Страсть к игре

Глава 16

Амелия торопливо пробиралась через лес, сгорая от нетерпения. Может, это было и глупо с ее стороны – так переживать из-за поцелуя, который она сама спланировала заранее, но идея ей нравилась все равно. Она также спешила на встречу из-за письма, лежавшего у нее в кармане. Амелия долго не могла заснуть накануне ночью, пытаясь найти верные слова в послании своей сестре. В конце концов, она выбрала самый короткий путь, прямо предложив Марии связаться с лордом Уэром и условиться о встрече. Впереди показалась изгородь. Убедившись, что сторож находился слишком далеко, чтобы заметить ее, она поспешила к ограде, не заметив человека, скрывавшегося за толстым стволом дерева. Когда чья-то рука стальной хваткой поймала ее и большая ладонь закрыла ей рот, девушка в ужасе испустила придушенный вопль.

– Тихо, – шепнул Колин, всем телом прижав ее к стволу дерева.

Сердце бешено стучало у нее в груди, Амелия колотила его кулаками, разозлившись, что он так напугал ее.

– Прекрати, – приказал он, оторвав ее от дерева и хорошенько встряхнув, сверля пронзительным взглядом. – Прости, что я испугал тебя, но ты не оставила мне выбора. Ты не хочешь видеть меня, не хочешь говорить со мной, избегаешь встреч…

Она перестала сопротивляться, очутившись в объятиях мощной, практически незнакомой ей фигуры.

– Видишь, я убираю руку. Придержи язык, иначе сторожа тут же будут здесь.

Колин отпустил ее, быстро отскочив назад, словно от нее дурно пахло или исходило еще что-то очень неприятное. Ей же, наоборот, тут же стало не хватать запаха лошадей и потного конюха, свойственного Колину.

Рассеянные солнечные лучи целовали его темную шевелюру и красивую физиономию. Амелия ненавидела себя за то, что вновь при его появлении у нее все сжалось внутри, а сердце затрепыхалось трепетной ланью. В свитере овсяного цвета и коричневых бриджах он выглядел настоящим, состоявшимся мужчиной. Весьма для нее опасным.

– Я хочу сказать, что прошу простить меня, – произнес Колин хрипло и подчеркнуто серьезно.

Она просияла.

Он резко выдохнул и запустил обе пятерни себе в волосы.

– Та девица для меня ничего не значит.

И тут Амелия поняла, что он извинялся не за то, что чуть не до смерти напугал ее.

– Как мило, – произнесла она, не в силах скрыть горечи. – Я почувствовала такое облегчение, узнав, что та, что разбила мое сердце, ничего не значит для тебя.

Он вздрогнул и протянул к ней огрубевшие от работы руки.

– Амелия. Ты не понимаешь. Ты слишком молода, ты слишком защищена от жизненных проблем и неурядиц.

– Ну да, и ты нашел для себя кого-то постарше и не такую защищенную, чтобы понять тебя. – Амелия отвернулась. – И я нашла себе кого-то постарше, кто понимает меня. Так что теперь мы все счастливы…

– Что?

Его тихий, раздраженный голос испугал ее, и она закричала, когда Колин грубо схватил ее.

– Кто он? – У него был такой напряженный взгляд, что она снова испугалась. – Тот парень у речки? Бенни?

– А тебе-то какое дело? – бросила она. – У тебя есть она.

– Значит, поэтому ты сегодня так вырядилась? – Он окинул ее обжигающим взглядом с ног до головы. – Вот почему ты сделала новую прическу? Для него?

Сочтя оказию подходящей, она надела одно из самых красивых своих платьев – темно-синее, усеянное мелкими вышитыми красными цветочками.

– Да! Он не смотрит на меня как на ребенка.

– Потому что он сам такой! Ты целовалась с ним? Он касался тебя?

– Он всего на год младше тебя. – Амелия с вызовом вздернула подбородок. – И он граф. Джентльмен. И уж его-то нельзя застать за складом занимающимся любовью с девицей.

– Это не были занятия любовью, – гневно возразил Колин, удерживая ее за руку.

– А мне показалось именно так.

– Поскольку ты еще не знаешь ничего. – Его пальцы нервно тискали ее кожу, словно ему было невыразимо противно прикасаться к ней, но и не трогать ее он тоже не мог.

– Зато ты-то знаешь, я полагаю?

В ответ на ее ехидство он лишь стиснул зубы. О, как это больно! Знать, что есть кто-то, кого он любит. Ее Колин.

– Зачем нам обсуждать это? – Она попыталась освободиться, но безрезультатно. Колин крепко держал ее. Амелия задыхалась, когда он касался ее, с трудом могла мыслить. Лишь боль и глубокая печаль переполняли ее сердце. – Я забыла тебя, Колин. Я старалась не попадаться тебе на глаза, старалась, чтобы наши пути не пересекались.

Он запустил руку ей в волосы на затылке и притянул к себе. Его вздымающаяся грудь вызвала странную реакцию у нее в грудях, которые тут же подозрительно набухли, внутри она почувствовала ноющую боль. Амелия перестала бороться, не зная, как будет реагировать ее тело, если она продолжит сопротивление.

– Я видел твое лицо, – сказал Колин мрачно. – Я причинил тебе боль. Я никогда не хотел сделать тебе больно. Прости меня.

Слезы выступили у нее на глазах, и она быстро заморгала, исполненная решимости не расплакаться.

– Амелия, – он прижался щекой к ее щеке, в голосе появились страдальческие нотки, – только не плачь. Я не вынесу этого.

– Тогда отпусти меня. И держись подальше от меня. – Она с трудом сглотнула. – А еще лучше будет, если ты найдешь для себя более престижное место. Ты же хороший работник.

– Ты бы прогнала меня?

– Да, – прошептала она, ее руки сжались в кулаки. – Да, прогнала бы. – Все, что угодно, лишь бы не видеть его с другой девицей.

Он повел носом.

– Граф… Это, должно быть, лорд Уэр. Черт бы его побрал!

– Он добр со мной. Он беседует со мной, всегда улыбается, когда видит меня. Сегодня он подарит мне первый поцелуй. А я…

– Нет! – Колин отдернулся назад, радужная оболочка глаз почти исчезла, поглощенная расширенными зрачками, в бездонной глубине которых отражалась нестерпимая мука. – Он может заполучить все, что угодно, все, чего я никогда не буду иметь, и тебя в том числе. Но, видит Бог, этого он у меня не отнимет.

– Что?

Он прижался к ее губам, поразив ее до такой степени, что она была не в силах шевельнуться. Амелия не могла понять, что произошло, почему он так поступает, почему он подошел к ней именно сейчас, в этот день, и целует ее так, словно всю жизнь мечтал об этом.

Повернув голову, пристроившись так, чтобы его рот полностью покрывал ее губы, он мягко надавил большими пальцами на челюсти, заставляя ее рот открыться. Охваченная жарким томлением, девушка испугалась, что все это ей снится или она просто тихо сходит с ума. Ее губы раскрылись, она всхлипнула, когда его нежный, словно из влажного бархата, язык скользнул внутрь…

В испуге она задержала дыхание, и тогда Колин, ее старый возлюбленный Колин стал шептать ей на ухо, успокаивающе поглаживая кончиками пальцев ее щеки.

– Позволь мне, – прошептал он. – Доверься мне. Амелия встала на цыпочки и прижалась к нему, запустив пальцы в его шелковистые кудри.

Не имея подобного опыта, она могла только послушно следовать ему, позволяя ему мягко хозяйничать у нес во рту, и лишь иногда чуть касаться его языка.

Он издал стон, в котором слышался голод и неутоленное вожделение, обхватил руками ее затылок и чуть изменил наклон. Телесный контакт стал глубже, ее реакция – более пылкой. По всему телу побежали мурашки, спина Амелии покрылась гусиной кожей. Ощущение неудовлетворенности, срочной потребности внизу живота нарастало, порождая вспышки безрассудной надежды.

Одной рукой Колин ласкал ее спину, постепенно опускаясь вниз, пока не ухватил ее за попку, приподнял и крепко прижал к себе. И едва она почувствовала твердую выпуклость его возбуждения, внизу живота у нее расцвела сладкая боль.

– Амелия… дорогая. – Его губы скользили по ее влажному лицу, поцелуями высушивая слезы. – Мы не должны этого делать.

Но он продолжал целовать и целовать ее, плотно прижимаясь к ней бедрами.

– Я люблю тебя. – Она задыхалась. – Я уже давно люблю тебя…

Он прервал ее, накрыв ее рот своими губами, его возбуждение нарастало, руки лихорадочно блуждали по ее плечам и спине. Едва не задохнувшись, Амелия с трудом оторвала от него губы.

– Скажи, что ты любишь меня, – умоляла она, ощущая тяжесть в груди. – Ты должен. О Господи, Колин… – Она терлась залитым слезами лицом о его лицо. – Ты был таким злым, таким жестоким со мной.

– Ты не можешь быть моей. Ты не должна хотеть меня. Мы не можем… – Колин с громким проклятием оторвался от нее, – Ты слишком молода для меня, и я тебе неровня! Не говори мне больше ничего, Амелия. Я слуга. И я всегда буду всего лишь слугой, а ты всегда останешься дочерью виконта.

Она обхватила себя за плечи руками, содрогаясь всем телом, словно от холода, а не от изнурительной жары. Во рту пересохло, распухшие губы предательски дергались.

– Но ты ведь действительно любишь меня, правда? – спросила она тонким дрожащим голосом, несмотря на все ее усилия казаться сильной.

– Не спрашивай меня об этом.

– Неужели ты можешь отказать мне даже в такой малости? Уж если я никоим образом не могу получить тебя, если ты никогда не будешь моим, разве ты не можешь сказать мне, что хотя бы твое сердце принадлежит мне?

Колин испустил стон.

– Я подумал, что будет лучше, если ты возненавидишь меня. – Он откинул голову назад, уставившись в небо невидящим взглядом. – Я надеялся, что тогда я перестану мечтать.

– Мечтать о чем? – Отбросив осторожность, Амелия подошла к нему и засунула руку ему под свитер, чтобы погладить твердую выпуклость внизу живота.

Он перехватил ее руку за запястье, яростно сверкнув глазами.

– Не касайся меня. Не смей!

– Похожа реальность на мои мечты? – мягко спросила она. – В них ты целуешь меня так же, как это сделал минуту назад, и говоришь мне, что любишь меня больше всего на свете?

– Нет, – буркнул он в ответ. – Это не романтичные девичьи мечты. Это чисто мужские мечты, Амелия.

– Вроде того, что ты проделывал с той девицей? – Нижняя губа Амелии задрожала, и она прикусила ее, дабы скрыть предательское волнение. Ее мозг наводнили болезненные воспоминания, усугубившие непривычное томление тела и сердечные страдания. – Ты мечтаешь о ней тоже?

Колин вновь привлек ее к себе.

– Никогда.

Он поцеловал ее, более легким и не столь требовательным поцелуем, чем прежде, но не менее страстно. Его губы легкими, словно порхания мотылька, движениями едва касались ее губ, язык едва проникал в рот. Это был чистый, почти невинный поцелуй, но одинокое сердце девушки восприняло его, как иссушенная земля пустыни – внезапный дождь.

Обхватив ее лицо ладонями, Колин выдохнул:

– Только это и означает заниматься любовью, Амелия.

– Скажи мне, что ее ты так не целовал. – Она тихо плакала, ее ногти впились в спину Колина сквозь свитер.

– Я никого не целую. И никогда не целовал. – Он прижался лбом к ее лбу. – Только тебя. И никого, кроме тебя.

– Мария.

Звук ее имени, произнесенного хриплым голосом Кристофера, заставил Марию всхлипнуть от вспыхнувшего желания, смешанного со страхом.

Она не могла справиться с чувствами, которые пират пробуждал в ней, – этакой странной смесью безграничного желания, выходившего за рамки чистой физиологии, и трепетной надежды на то, что их любовная связь может перерасти в нечто большее.

– Мне ужасно захотелось увидеть тебя рядом, когда я проснулся сегодня утром, – сказал Кристофер, обвив ее руками.

Она смотрела снизу на строгие, мужественные черты лица, отмечая про себя, как бледна была его кожа под загаром и сам он выглядел очень утомленным.

– Я хотела остаться, но этого, – она жестом выразительно показала на них обоих, – у нас с тобой не может быть.

– Пожалуй, получилось даже хорошо, что ты уехала. Иначе я, возможно, никогда бы не понял, не почувствовал реально, каково это – вдруг потерять тебя окончательно.

Мария подняла руку и прижала палец к его губам, остановив готовое вырваться у него интимное признание. Он схватил ее запястье и запечатлел жаркий поцелуй на ее ладони. Что произошло с пиратом, с которым она недавно впервые встретилась в театре? На первый взгляд, внешне, стоявший перед ней человек казался тем же, но глаза, которые смотрели сейчас на нее, были совсем другими. Хотя и знакомыми. Какое-то время Мария пристально изучала Сент-Джона, пытаясь определить, почему она чувствовала какой-то безумный трепет в животе. И затем вдруг на нее снизошло пугающее понимание.

– В чем дело? – спросил он, озабоченно нахмурившись.

Мария отвела глаза, окинув взглядом помещение, пытаясь найти что-нибудь, хоть какой-нибудь предмет, который вернул бы ее на землю, к реальности.

Кристофер схватил ее за плечи, не давая сбежать.

– Скажи мне, Бога ради, у нас слишком много тайн. Слишком много невысказанного. Это убивает нас.

– Не существует «нас», – прошептала она, сделав глубокий вдох лишь для того, чтобы убедиться, что не чувствует ничего, кроме запаха бергамотового мыла и крахмала, запаха Кристофера.

– Знаешь, хотелось бы мне, чтобы это было правдой, – произнес он мягко, склонив голову; его губы чуть раскрылись, рука скользнула в вырез ее рубашки, подхватив голую грудь. Мария задохнулась в приступе охватившего ее жара, а его язык, воспользовавшись секундным замешательством, проник в ее рот.

Многоопытные пальцы нашли затвердевший сосок и сжали его, принялись подергивать и пощипывать его, пока у нее не подогнулись колени.

Тогда он подхватил ее на руки, оторвав ноги от пола, и понес к постели.

– Как мы покончим с этим, если сейчас вновь займемся любовью? – спросила она, уткнувшись пылающим лицом ему в плечо.

– Для ответа на этот вопрос требуются серьезные аргументы, – пробормотал Кристофер, укладывая ее на постель.

Склонившись над ней, он обхватил обеими руками ее за бедра, одарил медленной соблазнительной улыбкой, окончательно лишив ее воли к сопротивлению.

– Но нет никаких аргументов против того, что происходит с нами. И никогда не было.

Мария была тронута его нежностью. Ее сердце забилось чаще, и вдруг, не в силах больше видеть его волнение, она закрыла глаза.

Она почувствовала, как прогнулся матрас, когда он сел рядом. Кончик пальца попал в ямку на шее, а затем скользнул вниз меж грудей.

– Поговори со мной, – потребовал он.

– Я бы предпочла…

Рука Кристофера попробовала на вес ее грудь, влажный жар обдал Марию, спина выгнулась в приступе пугающего наслаждения, а глаза широко распахнулись.

Кристофер снова сел и одним движением плеч освободился от тяжелого шелкового камзола.

– Скажи мне. Пока я не перешел к более убедительным формам принуждения.

– Я достаточно взрослая женщина, но ты заставляешь меня чувствовать себя юной неопытной девчушкой, – призналась она, испытывая бурю эмоций, более подходящих для девчонки в возрасте Амелии, – страх и любопытство, тревогу и жадное желание. У нее в животе все трепетало и переворачивалось в предвкушении, хотя она отлично знала, что последует дальше.

В этот раз все будет иначе, она знала это.

Темно-золотистая бровь пирата взлетела вверх, он стал нетерпеливо расстегивать пуговицы из слоновой кости на своем жилете.

– Мой первый сексуальный опыт случился прямо у стены в темном переулке. Она была многоопытной шлюхой, лет на десять старше меня. Я всегда притворялся перед окружающими, изображая из себя этакого денди, искушенного в подобных делах, но она быстро меня раскусила и занялась моим обучением. Схватив за руку, она вывела меня наружу и сбросила юбки. Я, конечно же, был полон решимости доказать, что я врал на этот счет, а потому трудился над ней, не останавливаясь до тех пор, пока каждый из оказавшихся неподалеку мужчин, на которых я желал произвести впечатление, не услышал, как она кончила.

Хотя его голос звучал легко, за кажущимся легкомыслием Мария услышала нечто, что глубоко ее тронуло. Кто был этот мужчина? Как он стал ее лучшим любовником, близким человеком? Мужчина, который сам приехал к ней так же, как и она ездила к нему, пытаясь спасти отношения, которые зашли в тупик?

Кристофер поднялся и скинул жилет, за ним тут же последовали рубашка, бриджи, чулки и сапоги. Во всем великолепии своей наготы он забрался в постель и улегся рядом с ней. Подтащив Марию вплотную к себе, он постарался уложить ее в ту же позу, как и в прошлый раз. Устроив ее должным образом, испустил вздох глубокого удовлетворения.

Положив руку ему на сердце, Мария смотрела в окно сквозь прозрачную ткань алькова, вдруг по-настоящему поняв, насколько защищенной она чувствовала себя сейчас от всего остального мира.

– Итак, скажи мне, – бормотал он, зарывшись лицом в ее шелковистые, волосы, – что ты имела в виду, когда сказала, что чувствуешь себя словно неопытная юная девушка?

«Раз уж мы не можем говорить о настоящем, нам остается только наше прошлое», – с горечью подумала Мария.

– Дэйтон был на много лет старше меня, – начала она, ее дыхание приятно щекотало, легкую золотисто-каштановую поросль на его груди.

– Я слышал об этом.

– Он очень любил первую леди Дэйтон. Но даже если бы это было не так, я думаю, что он все равно счел бы мой возраст неподходящим для занятий любовью.

– Даже так?

Мария почти физически ощущала исходившее от всей фигуры Кристофера напряженное ожидание и любопытство.

– Но я была молода, любопытна и…

– Темпераментна. – Он сопроводил свой комментарий нежным поцелуем в макушку, который она вернула ему тут же, приложившись губами к твердому коричневому соску. – Не пытайся отвлечь меня, – предупредил он. – Сначала закончи твою историю.

– Дэйтон отметил мою растущую озабоченность в присутствии молодых людей, когда я стала строить глазки и нежно поглядывать в их сторону. Как-то он отвел меня в сторону и спросил, не было ли среди слуг кого-то, кто казался мне особенно привлекательным.

– И ты сказала ему? – Кристофер наклонился, приподнял ее подбородок, удивленно вскинув брови.

– Не сразу. Я была слишком смущена. – Щеки Марии порозовели.

– Как же ты красива, когда краснеешь и смущаешься! – вздохнул Кристофер.

– Не дразни, а то я никогда не расскажу тебе…

– А я и не дразню.

– Кристофер!

Пират улыбнулся, его глаза искрились смехом, он словно помолодел и выглядел почти юношей, хотя человек, повидавший и совершивший столько, сколько довелось Кристоферу Сент-Джону, никогда не сможет вновь обрести даже отдаленные признаки юношеской чистоты и невинности, но изменения, происшедшие с его лицом, поразили и глубоко тронули ее. Это она была причиной этих изменений.

Мария коснулась его щеки ласковыми пальцами, и улыбка исчезла с лица пирата, а глаза загорелись внутренним огнем.

– Давай, поторопись с твоим рассказом, – потребовал он.

– Однажды Дэйтон послал за мной, назначив мне встречу в доме для учебных занятий. В этой просьбе не было ничего необычного. Там мы изучали географические карты и искусство шифровки, вдали от любопытных глаз и ушей челяди. Но когда я пришла, меня там ждал не Дэйтон, а красивый молодой человек, который просто поразил мое воображение.

– Везучий, паршивец, – заметил Кристофер. Мария вновь прижалась щекой к его груди, положив руку ему на бедро.

– Он был добр и терпелив со мной. Несмотря на свою молодость, похотливость и очевидное нетерпение, он заботился прежде всего о моем комфорте, старался доставить удовольствие мне, а потом уж вспоминал о себе. Он исключительно добросовестно справился с задачей – лишить меня невинности.

Кристофер перевернулся и прижал ее своим весом, глядя на нее прозрачным разгоряченным взглядом.

– Я, наверное, все же тугодум. Мне все равно непонятно, как наша сегодняшняя встреча может пробудить в тебе ощущения юности и непорочности.

Леди Уинтер поджала губы, боясь продолжать свои признания.

– Значит, мне следует прибегнуть к принуждению? – Сунув руку под пеньюар и коснувшись обнаженной груди, он ощутил невыразимое наслаждение. – Господи! – произнес он, опершись всем телом на одну руку, а пальцами другой трогая ее сосок. – Как же ты прекрасна!

– Дьявол-искуситель, – поддразнила она, запечатлев поцелуй на его подбородке, прежде чем раздвинуть ноги, позволив его бедрам интимно устроиться между ними.

– Тебе нравится мой язык, – промурлыкал он. – И я готов воспользоваться им, чтобы получить твои последние признания. Теперь скажи мне, почему ты чувствуешь себя словно юная школьница, и тогда мы сможем продолжить наши игры.

– После подобных угроз как я могу сказать хоть что-нибудь?

Кристофер засмеялся.

– Очень хорошо, тогда я выскажу предположение, основываясь на том, что ты уже мне сказала. Ты чувствуешь опасение, но и желание тоже. Все так неожиданно, но ты уже готова, ты созрела. Ты не уверена, но в то же время ты полна решимости. Ты внутренне сопротивляешься, но все равно тебе ужасно хочется заполучить меня. Я близок к истине?

Мария вскинула голову и потерлась носом о его нос.

– Я думаю, что, когда это случается впервые, каждый человек испытывает нечто подобное.

– Я не чувствовал ничего подобного в первый раз, – усмехнулся пират – Все, что я чувствовал, было физическое желание излить свое семя. Эмоции не имели с этим ничего общего.

Она вскинула брови.

– Тогда откуда ты знаешь, что я чувствую сейчас?

– Потому что мы похожи, – прошептал он, опуская губы к ее губам, – и с тобой я чувствую то же, что и ты.