Глава 18

Так начался период, во многих отношениях ставший лучшим в моей жизни. Все, что давно уже прочил мне Делоне, действительно исполнилось. Молва о его ангуиссетте распространялась как огонь на торфянике, постоянно тлеющий под поверхностью, который невозможно полностью погасить. Предложения продолжали поступать, большинство через посредников, но некоторые — напрямую.

В первый же год мне стало ясно, до чего хитро наставник представил нас широкой публике. Поклонники Алкуина в большинстве своем принадлежали к замкнутой группе избранных лично Делоне. Друзья, знакомые или даже враги — все они регулярно бывали в нашем доме и видели, как из красивого мальчика Алкуин превращался в прекрасного юношу. Да, аукционом Делоне довольно широко раскинул сеть, но на уме у него были совершенно конкретные рыбы. И, вытягивая невод, он тщательно перебирал улов.

К моему же служению наставник подходил совсем по-другому.

Некоторых моих гостей, например, того же Хильдерика д’Эссо, он имел в виду с самого начала, но другие — многие — не были предусмотрены в его продуманных планах. Если Алкуин был сетью, расставленной в знакомых водах, то меня наугад забрасывали в открытое море, и даже Анафиэль Делоне не знал наверняка заранее, кто в очередной раз клюнет на приманку и окажется на крючке.

Если вы подумали, что то первое свидание с Хильдериком д’Эссо стало типичным образчиком и для всех последующих, поспешу в этом разуверить. Уже вторая встреча — с членом Казначейства, который дорого заплатил за эту привилегию, — разительно отличалась от забав в трофейной комнате с лордом-охотником. Хрупкий и любезный Пепин Ляше на первый взгляд показался мне больше подходящим Алкуину, чем мне. В спальне он просто снял одежду, лег на кровать и вяло попросил доставить ему удовольствие.

Если д’Эссо почти обошелся без моего искусства, то Пепину оно требовалось все без остатка. Раздевшись, я забралась в постель, встала рядом с ним на колени и начала с ласки качающихся ив: распустила волосы и разбросала по его телу, словно заливая водой, а потом принялась медленно водить локонами туда-сюда.

Ляше лежал, не шевелясь и не подавая признаков возбуждения.

Потерпев неудачу, я попыталась распалить его другими способами. За следующий час я испробовала все специальные ласки, перенятые у Сесиль, и при этом обработала пальцами, губами и языком каждый уголок тела Пепина от мочек ушей и до пальцев ног. В конце концов, отчаявшись, я прибегла к чрезвычайной мере, которой обычно пользуются только самые дешевые проститутки — грубой манипуляции, известной под названием «улещивание черепахи». Член наконец отозвался, слегка приподнявшись.

Боясь прошляпить этот невеликий успех, я мигом оседлала его и задвигалась, но малыш не продолжил набухать, а обмяк и выпал из меня. Едва не плача, я посмотрела в холодные глаза неудовлетворенного гостя.

— Что, опыта не хватает, да? — презрительно спросил он и столкнул меня с себя. — Давай покажу, как это делается.

— Милорд, я ужасно сожалею, пожалуйста, простите… — Я замолчала, когда Ляше потянулся к тумбочке и вытащил шелковые шарфы. И, конечно, не возражала, пока он привязывал меня к столбикам кровати за запястья и щиколотки. А когда он извлек из футляра блестящие щипцы и его отросток начал подниматься и раздуваться без каких-либо ласк с моей стороны, я поняла, с кем имею дело.

Где Хильдерик д’Эссо жестоко пер напролом, там Пепин Ляше проявлялся образцом деликатности. Наверное, для поддержания порядка в королевской казне требуется абсолютная дотошность. Казначей методично обрабатывал меня, казалось, несколько часов. Когда под пыткой я закричала, он поместил мне в рот кожаный кляп, предварительно осведомившись, не желаю ли я произнести сигнал. Я мотнула головой, чувствуя, как из уголков глаз струятся слезы стыда. Мое тело пылало от боли и ныло от желания.

— Если захочешь подать сигнал, — деловито сказал он, открывая мне рот пошире и вставляя туда пухлый кляп, — постучи по столбику, и я услышу. Поняла? — Я кивнула, лишенная возможности говорить. — Вот и хорошо.

А потом Ляше мучил и мучил меня по-всякому, да так долго, что я почти прогрызла кляп.

* * * * *

За каждым свиданием всегда следовал обстоятельный разговор дома. Не берусь сосчитать, сколько самородков знаний мы сложили к ногам Делоне и сколько кусочков головоломки сошлось в ясную картину после наших рассказов. Не лишним будет отметить, что хотя к тому времени мы с Алкуином и умели различать ценные сведения в общем потоке, но так и не разобрались, какие цели преследовал наставник.

Неиссякающий ручеек новостей бурлил и ширился, так как в королевстве росло беспокойство. Король пережил легкий удар, после чего его правая рука отнялась. Исандра де ла Курсель так и оставалась незамужней. Поклонники и претенденты кружили вокруг дофины и трона как волки ранней зимой: еще достаточно осторожные, чтобы держаться на расстоянии, но с каждым днем все голоднее и отчаяннее.

Самым смелым из стаи, однако, оказался не волк, а лев, точнее, Львица Аззали. Хотя я тогда еще ни разу не встречалась лицом к лицу с Лионеттой де ла Курсель де Тревальон, но уже была наслышана и о ней, и о ее нескончаемых интригах.

Об одной я даже узнала из первых рук.

По очередному договору меня на два дня отправили в загородную резиденцию маркизы Солен Бельфур. Делоне попал в цель, когда столкнул нас на приеме у Сесиль. Маркизе доставляло удовольствие поручать мне задания, которые я при всем желании не смогла бы выполнить, и после наказывать за неудачи. В тот раз она проводила меня в приемную, куда до этого по ее приказу садовники принесли охапки распустившихся свежесрезанных цветов и кучей сложили на буфет — масса бутонов и переплетенных стеблей, истекающих росой и роняющих на пол листья и мусор.

— Я еду на прогулку, — обычным высокомерным тоном сообщила маркиза. — По возвращении желаю выпить бокал наливки в этой комнате и требую, чтобы к тому времени ты здесь все убрала и ждала меня на коленях. Поняла, Федра? Исполняй!

Ненавижу, когда меня заставляют заниматься черной работой, и Солен Бельфур каким-то образом это распознала; обычно в подобных делах женщины смышленее мужчин. Я тяготилась такими поручениями, и спасало лишь предвкушение, что в гневе маркиза великолепно разбушуется. Поэтому я, бранясь и сыпля проклятиями, почти час вытягивала цветок за цветком и здорово исколола пальцы, пока не расставила по вазам розы, астры и циннии. Слуги принесли ведра с водой, совок, тряпки и воск для полировки буфета, но не порывались мне помочь, поскольку им это было строжайше запрещено. Не знаю, сплетничают ли сельские слуги так же, как городские, но, несомненно, эти не питали иллюзий по поводу того, зачем я в имении.

Конечно, закончить работу за отведенное время было невозможно, и Солен Бельфур, все еще в костюме для верховой езды, перешагнула порог, когда я только начала сметать мусор в совок. Я мигом встала на колени, а маркиза подлетела и огрела меня хлыстом по плечам.

— Никчемная грязнуля! Я же приказала тебе здесь убрать к моему возвращению. Это что за безобразие? — Проведя рукой по все еще грязному и мокрому буфету, она стянула перчатку и хлестнула меня ею по лицу. Я отбросила волосы за спину и яростно уставилась на мучительницу — наигрывать строптивость не пришлось.

— Вы слишком многого хотите, — огрызнулась я.

У Солен Бельфур были зеленовато-голубые глаза, цвета аквамаринов; когда она злилась, они становились холодными и жесткими как камни. Под ее давящим взглядом мое дыхание участилось.

— Я хочу лишь хорошей службы, — холодно процедила она, взяла хлыст в обнаженную руку и стала им похлопывать по другой ладони, затянутой в перчатку. — А ты вечно злоупотребляешь моей добротой. Сними платье.

Я уже не впервые проводила время с доброй маркизой и знала, как дальше будет развиваться этот спектакль. Странное действо: игра и одновременно совсем не игра. Понимая, что главное в моей роли — удовлетворить желания маркизы, я добросовестно ее исполняла; но когда хлыст раз за разом опускался на мою обнаженную спину и я умоляла истязательницу позволить мне искупить свою вину, в моей мольбе не было притворства. Уступка властелина — своего рода победа. Пусть Солен Бельфур была мне почти ненавистна, но я затрепетала, когда она позволила мне предаться раскаянию — расстегнуть пуговицы на ее панталонах и припасть губами к разгоряченной плоти. Я закрыла глаза, когда маркиза положила руки мне на голову; праздно свисавший с ее запястья хлыст теперь лишь нежно поглаживал меня, напоминая о недавней обжигающей жестокости.

И как раз в тот сладкий миг нам вдруг помешал слуга маркизы, нарушивший наше уединение дабы объявить, потупив взор, о прибытии гонца со срочной вестью от Лионетты де Тревальон.

— Благословенный Элуа! — В голосе маркизы слышались раздражение и тревога. — Чего она, интересно, хочет? Веди его сюда. — Отойдя от меня, Солен Бельфур застегнулась и пригладила волосы. Я так и осталась стоять на коленях. Она бросила на меня взгляд, в котором теперь сквозила лишь досада. — С тобой я еще не закончила. Оденься и жди здесь.

Конечно же, мне не требовалось повторять дважды. Я научилась незаметности еще в Доме Кактуса, а у Делоне узнала, насколько это качество ценно. Поэтому я, коленопреклоненная, послушно застыла, беззвучная и невидимая, когда в приемную вошел гонец Львицы Аззали.

Не знаю, как он выглядел; за это Делоне мог бы меня пожурить, но я не посмела поднять голову. Мне сыграло на руку, что маркиза, как и многие другие, не умела читать молча, не бормоча себе под нос. Сама я только бегаю глазами, как и Алкуин, чему мы научились по настоянию Делоне. Солен Бельфур так не могла, и благодаря этому я узнала, что именно просила у нее Лионетта де Тревальон. Ходили слухи, будто калиф Хеббель-им-Аккада предложил заключить союз между нашими странами посредством брака его наследника и дофины Исандры. Лионетта предлагала Солен составить указ для нашего посла в Аккадии с распоряжением потянуть время, потчуя калифа пустыми обещаниями, пока тот не передаст Земле Ангелов остров Цифера, и скрепить означенный указ малой государственной печатью.

Очевидно, план Львицы Аззали сводился к тому, чтобы содержание послания стало известно, что разрушило бы все надежды на альянс с Аккадией.

Солен Бельфур была хранительницей малой государственной печати и могла исполнить эту просьбу, но подделка королевских указов считалась государственной изменой. Меня овевал ветерок: маркиза расхаживала по комнате, и хлыст нервно извивался, когда она рассеянно постукивала им по сапогу.

— И что взамен предлагает твоя госпожа? — спросила она посланца.

— Титул в Аззали, миледи, — ответил низкий голос, — графство Вишар, двести солдат и годовой доход в сорок тысяч дукатов.

Краем глаза я заметила, как хлыст вновь задергался.

— Передай, что я согласна, — решительно сказала Солен Бельфур. — Но титул должен стать моим до того, как указ отправится в путь, и вдобавок я желаю гарантии безопасного переезда в Аззаль. — Даже в отдалении я чувствовала, что на ее губах змеится холодная улыбка. — Скажи, что я не соглашусь на иной эскорт, кроме принца Бодуэна и его Искателей Славы. Посмотрим, серьезно ли намерение Лионетты.

По скрипу и шороху я догадалась, что гонец поклонился.

— Как пожелаете, миледи. Титул наперед и принц Бодуэн в качестве сопровождающего. Я передам своей госпоже ваши слова.

— Передай.

Вскоре после ухода посланца я почувствовала, что маркиза смотрит на меня. Она отвела взгляд лишь за секунду до того, как я подняла на нее глаза. Солен улыбалась, описывая хлыстом широкие круги. При виде играющего ремня по моей коже невольно пробежали мурашки.

— Хочу это отпраздновать, Федра, — со злобной радостью в голосе объявила она. — Как чудесно совпало, что ты сегодня здесь.

* * * * *

В итоге Лионетта де Тревальон отклонила встречное предложение Солен Бельфур — как и предвидела маркиза, камнем преткновения стал принц Бодуэн. Что бы ни задумывала Львица Аззали, она не подвергла бы риску жизнь своего драгоценного сына. Вскоре стало известно, что слухи об альянсе были не более чем слухами. Исандра де ла Курсель не выходит замуж за сына калифа, а остров Цифера остается в цепких руках Аккадии.

Но Делоне очень высоко оценил добытые мной сведения, поскольку они открыли ему каналы связи между сильными мира сего и пролили немного света на доселе неясные устремления Лионетты де Тревальон.

Все это время имя Бодуэна де Тревальона то и дело слетало с уст главных людей в королевстве. Тогда как Союзники Камлаха разделились, вернувшись в свои родовые земли и ослабив охрану границы, Бодуэн и его Искатели Славы проехали через весь Камлах, вооруженные особым разрешением короля. Они вселяли страх перед Элуа в души мародеров-скальдов и в души жителей ангелийских горных селений, поневоле пускавших эту банду к себе на постой и поплатившихся запасами еды и приглянувшимися благородным лордам девушками. При дворе Бодуэн продолжал ловко избегать бесчисленных брачных ловушек и, несмотря на родительское неодобрение, не переставал появляться в обществе с Мелисандой Шахризай.

По слухам, Лионетта де Тревальон угрожала отречься от сына, если он возьмет в жены Мелисанду, и, думаю, молва была отчасти правдива, особенно учитывая, что произошло впоследствии. Львица Аззали не раскидывалась пустыми угрозами, а Мелисанда была достаточно умна, чтобы понимать, каких противников невозможно победить лицом к лицу.

Ее саму я видела лишь однажды с тех пор, как начала служить Наамах, на приеме у Делоне; хотя, признаюсь, думала я о ней часто. Мелисанда блистала при дворе, причем не только красотой, но и острым умом. Она казалась приятной и обходительной, но когда я, возвращаясь из кухни, столкнулась с ней в коридоре, ее улыбка заставила мои колени подогнуться.

— Повернись, — прошептала она.

Я слепо повиновалась.

Она расстегнула крючки моего корсажа — пальцы двигались столь же ловко, как у посвященной, но я бы поклялась, что ткань расходилась просто от ее прикосновения. Ногти Мелисанды коснулись моей кожи: она обвела основание туара и поднялась по его контуру выше. Я чувствовала тепло ее тела за спиной и запах ее духов — еле уловимый пряный аромат, — смешивающийся с мускусным ароматом плоти.

— Твое имя довольно часто звучит в определенных кругах, Федра. — Меня касались лишь кончики ее пальцев, а теплое дыхание овевало мне шею. Ирония в ее голосе, да, именно ирония, напомнила мне Делоне. — Ты еще никогда не произносила свой сигнал, да?

— Нет, — выдохнула я, с трудом набравшись мужества произнести хоть слово.

— Я так и думала. — Мелисанда Шахризай положила ладонь на мою поясницу, обжигая, словно клеймом, а затем отступила и быстро и умело застегнула крючки. Я чувствовала в темноте ее улыбку. — Однажды мы проверим, что сильнее — кровь Кушиэля или его стрела.

Смею сказать, ни одна из нас тогда не знала, насколько пророческими окажутся эти слова и в чем именно. Мелисанда прекрасно понимала, как Делоне использует нас с Алкуином и что я служу приманкой для нее. И явно намеревалась на меня клюнуть — в свое время.

Мои поклонники не славились выдержкой. Я же под крылом наставника научилась терпению и кропотливому плетению интриг, и не стыжусь признаться, что мысль о госте, способном сравниться со мной в этих умениях и способном толкнуть меня за край выносимого, возбуждала. О Бодуэне де Тревальоне я теперь думала с жалостью и завистью.

Угроза нападения скальдов по крайней мере на время поутихла — во всяком случае, при дворе разговоры о ней почти прекратились. Участки границы, лишенные защиты лордов Камлаха, прикрывал Бодуэн со своими Искателями Славы. Только Делоне не был уверен в безопасности от скальдов. Он частенько проводил время со своим старым другом и учителем Гонзаго д’Эскобаром, вернувшимся из академического паломничества в Тиберий. Их беседы с глазу на глаз слышали только мы с Алкуином, прислуживая за столом.

— Ходят слухи, Антиной, — предупреждал из-за кромки винного бокала арагонский историк, в ту минуту похожий на мудрого сатира.

Опять это имя! Мой туар расползся уже на треть спины, а я так и не продвинулась в разгадке тайны Делоне.

На этот раз мой покровитель не стал заострять внимание на обращении.

— Слухи ходят всегда, — возразил он, играя кончиком косы. — Иногда мне кажется, что каждый город-государство в Каэрдианском Союзе обзавелся парламентом, исключительно чтобы порождать и сеять сплетни. Что на этот раз, маэстро?

Гонзаго д’Эскобар потянулся за тарталеткой из гусиной печени и лука-резанца на кусочке хлеба.

— Очень вкусно. Пусть твой повар запишет рецепт для моего. — Он привередливо смаковал угощение, облизывая пальцы и выбирая крошки из бороды. — Говорят, скальдийские племена обрели вождя, — перешел он к сути, дожевав деликатес. — Собственного Кинхила Ру.

Спустя несколько секунд пораженного молчания Делоне расхохотался.

— Несомненно, вы шутите! Скальды еще ни разу за всю мою жизнь не вели себя так тихо, маэстро.

— Вот именно. — Арагонец взял еще одну тарталетку и поднял бокал, чтобы Алкуин долил ему вина. — Они наконец нашли вождя, умеющего мыслить.

Делоне помолчал, обдумывая новость. Племена скальдов несметны, куда более многочисленны, чем племена Альбы и Эйре, которые когда-то, объединившись, разгромили тиберийское войско, в то время бывшее самой могущественной армией на континенте. Но живущие сейчас на островах разобщенные альбичане, столетиями сдерживаемые Хозяином Проливов, никогда не составляли серьезной угрозы нашим границам.

А объединенные силы скальдов могли бы.

— И что еще говорят? — наконец спросил Делоне.

Гонзаго поставил свой бокал.

— Пока немного. Но ты ведь знаешь, что скальды всегда есть среди наемников, путешествующих по торговым путям? Началось с того, что среди них пополз слушок, даже не известие, о знаменательных событиях на севере. И постепенно торговцы начали замечать, что состав охранников постоянно меняется… скальдов не становилось больше, но примелькавшиеся уходили, а на их места заступали новые. Дикарей сложно отличить друг от друга, — добавил он, — поскольку цивилизованным людям они кажутся на одно лицо и равно неухоженными. Но один милаццкий торговец кожей уверял меня, что скальды, нанятые для защиты его каравана, явно хитрят, сменяя друг друга.

Я вспомнила о скальде, который давным-давно взял меня под свое крыло: поблекший образ смеющегося усатого великана. В нем не было никакой хитрости — только доброта. Алкуин сидел на диване, вытаращив глаза. В его воспоминаниях скальды несли кровь, железо и огонь.

— Возможно, таким образом скальды собирают сведения, — сказал Делоне, беспокойно теребя косу, пока его мозг натужно работал. — Но какие? И с какой целью?

— Сие мне неведомо. — Гонзаго пожал плечами и откусил кусочек тарталетки. — Но есть одно имя, которое шепотом произносится у скальдийских костров: Вальдемар, или Вальдемар Благословенный, неуязвимый для стали. А прошлым летом целых две недели в Каэрдианском Союзе было днем с огнем не сыскать ни одного скальда, и поговаривали, будто Вальдемар Благословенный собирал совет племен Скальдии где-то на территории старой Гельветики. Не знаю, правда ли это, но мой знакомый — тот самый торговец кожей — рассказывал об одном приятеле, приближенном ко двору герцогства Милацца, который клялся, будто герцог получил предложение руки и сердца, адресованное его старшей дочери не кем иным, как королем Вальдемаром из Скальдии. — Гонзаго снова пожал плечами и по-арагонски развел руками. — Что поделаешь с такими фантастическими слухами? По словам торговца, герцог Милаццы в ответ рассмеялся и отослал скальдийского посла домой с семью подводами шелка и фланели. Но, говорю тебе, что-то подозрительна мне эта тишина на скальдийской границе.

Делоне постучал ногтем указательного пальца по передним зубам.

— А тем временем Бодуэн де Тревальон резвится на хребтах Камлаха, насаживая на вертела изголодавшихся разбойников и обретая славу защитника королевства. Вы правы, маэстро, скальдийский медведь наверняка не дремлет. Если что-то узнаете в своих странствиях, прошу, не сочтите за труд отослать мне весточку.

— Разумеется, я так и сделаю, дорогой. — Тон Гонзаго д’Эскобара смягчился, а карие глаза на неказистом лице подобрели. — Не думай, что я забыл о твоем обещании, Антиной.

Я все еще пыталась разгадать смысл последней таинственной фразы, когда ястребиный взгляд Делоне чиркнул по нам с Алкуином. Наставник коротко хлопнул в ладоши:

— Федра, Алкуин, живо по постелям. Нам с маэстро нужно многое обсудить, и вам это слушать незачем.

Конечно же, мы безропотно повиновались, но по крайней мере один из нас уходил крайне неохотно.


Загрузка...