Стрела Кушиэля. Редкий дар

Глава 31

Не знаю, что там произошло между Делоне и Баркелем л’Анвером после того, как нас выставили на кухню, но, похоже, они достигли какого-то согласия, пусть и с натяжкой.

Осенние дни становились короче и не приносили никаких новостей за исключением слухов о том, что на горных тропах Камаэльского хребта вновь видели скальдов. Делоне пребывал в ожидании, а я снова прохлаждалась без дела, и мой сундук оставался пустым, а туар не рос. Неудивительно, что я разозлилась, когда Алкуин в последний раз сходил к мастеру Тильхарду и закончил свой туар, получив больше свободы, чем я когда-либо в жизни имела.

Но злоба была несвойственна моей природе — только не отношению к Алкуину. Я сопровождала его к туарье и, как положено, разразилась восторгами, когда замысел художника обрел полное воплощение. Да, туар получился воистину великолепным. Плавные линии рисунка на светлой коже подчеркивали гладкость и стройность порозовевшей спины — жаровни в мастерской топили щедро. Изящные березовые листья, венчающие туар, заканчивались у самого затылка, где пробивались первые светлые волоски. Мастер Тильхард выглядел искренне довольным, пристально изучая плод своей работы, а его ученик, присоединившись к созерцанию, так залюбовался, что забыл покраснеть. Зато маячивший чуть поодаль Жослен смущенно зарумянился, едва переступив порог.

Оглядываясь назад на пройденный путь, легко определить поворотные моменты. Но когда они происходят, не всегда получается их распознать, хотя одно такое событие я сразу записала в знаковые. Я много дней предчувствовала его, смирялась с ним, рисовала в воображении, но, конечно, воображать и переживать наяву — совсем разные вещи.

Тем вечером мне не сиделось на месте, и я рано ушла к себе, но сон бежал от меня. Поэтому я и отправилась вниз в библиотеку, намереваясь подыскать что-то усыпительное из поэзии или книгу с захватывающим сюжетом. Увидев, как Алкуин проскользнул в библиотеку прежде меня, я едва не отправилась восвояси, поскольку не хотела лишний раз напоминать себе об изменении в его положении. Сама не знаю, почему я тогда не ушла: возможно, потому, что Алкуин двигался со странной решимостью, а я была приучена любопытствовать по поводу любой странности.

Он меня не заметил, и я тихонько остановилась рядом с дверным проемом, куда не доходил свет лампы, и стала наблюдать за происходящим в комнате. Делоне уже сидел там и читал; заложив пальцем страницу, он поднял глаза на вошедшего.

— Да? — Вопрос прозвучал приязненно, но в нем таилась некая напряженность. Конечно же, Делоне не забыл, что я сказала ему на террасе.

— Милорд, — нежно произнес Алкуин, — вы так и не соизволили взглянуть на мой законченный туар.

Даже на расстоянии я разглядела, как Делоне моргнул.

— Робер Тильхард превосходный туарье, — состорожничал он. — Не сомневаюсь, что он мастерски завершил работу.

— Да, мастерски. — В голосе Алкуина послышались несвойственные ему ироничные нотки. — Но, милорд, пока вы не одобрили мой туар, мы все еще связаны долгом. Взглянете?

Он говорил правду: согласно традициям Двора Ночи, туар посвященного считается законченным только после того, как дуэйн его одобрит. Не знаю, откуда об этом дознался Алкуин. Не исключено, что просто верно угадал, хотя товарищ вечно удивлял меня обширностью своих познаний. В любом случае Делоне-то знал этот обычай доподлинно и, замявшись, отложил книгу.

— Взгляну, если ты того желаешь, — деловито сказал он, вставая.

Алкуин молча повернулся, расстегнул свободную рубаху и позволил ей соскользнуть с плеч. Его лунные волосы не были заплетены в косу, он собрал их рукой и перебросил через плечо наперед, так что густые сверкающие пряди зазмеились по груди. Темные глаза смотрели в пол, осененные длинными ресницами цвета потемневшего серебра.

— Милорд, вы довольны?

— Алкуин, — Делоне издал сдавленный звук, похожий на смешок, но только похожий, поднял руку и коснулся свежевытатуированных узоров туара. — Тебе больно?

— Нет. — С присущей ему грацией Алкуин повернулся и оказался лицом к лицу с наставником, обнял его за шею и заглянул в глаза. — Нет, милорд, мне не больно.

В коридоре я со свистом втянула в себя воздух, но двое в библиотеке меня не услышали. Делоне положил руки Алкуину на талию, и я ожидала, что наставник оттолкнет ученика; но Алкуин был наготове и успел притянуть Делоне к себе и поцеловать.

— Все, что я делал, — донесся до меня его горячечный шепот, — я делал ради вас, милорд. Неужели вы откажете мне в одном единственном желании?

Возможно, Делоне что-то ответил, но я этого уже не слышала: мне хватило и того, что он не оттолкнул Алкуина. Неведомое мне доселе горе захлестнуло меня, затмило глаза жгучими слезами, и я, одной рукой держась за стену, отступила назад, не в силах больше наблюдать за ними. Нет, я не была романтической дурочкой и не имела привычки оплакивать мечты, которым не суждено сбыться, а с первого же года служения Наамах я знала, что мои дары Делоне не по вкусу. Но как же мне было больно, что Алкуин ему подошел. Каким-то чудом я нашла лестницу, добралась до своей комнаты и, стыдно признаться, пролила немало горьких слез, прежде чем изнемогла и наконец уснула.

Утром я проснулась опустошенной, буквально выпотрошенной. Как ни странно, стало полегче, когда я увидела еле заметные круги под глазами Алкуина и его солнечную улыбку. До того дня он так улыбался лишь однажды — после ночи с Мьеретт но Оркис. Ах, мне хотелось возненавидеть его, но я слишком хорошо понимала чувства Алкуина к Делоне.

О да, слишком хорошо.

А Делоне держался с обычным спокойствием, но что-то в нем расслабилось. Не могу описать словами — примерно то же самое я заметила в нем за городом. Словно какая-то часть души, которую он день за днем крепко подавлял, вдруг задышала, и это было заметно и по голосу, и по манере двигаться, и по тому, что сегодня он чаще улыбался, чем скептически вздергивал бровь.

* * * * *

Не знаю, что бы я натворила, если бы в тот день не пришли новости из Серениссимы. Подстрекаемая скукой и отчаянием, я уже была готова рискнуть и снова испытать терпение Делоне, и, представьте, меня мало заботило, продаст он в наказание мой туар или нет. Забавно вспоминать ту печаль, которая казалась мне убийственной, да, забавно вспоминать ее сейчас, когда я знаю, что в те дни еще не изведала и десятой части настоящего горя. Но знание пришло ко мне позже, а тогда я чувствовала себя настолько несчастной, что всерьез хотела умереть.

К нам заехал граф де Фурсэ, Каспар Тревальон. После суда его дружба с Делоне еще больше укрепилась, а суровое испытание, постигшее его родных, он перенес с впечатляющим достоинством. Позорное пятно государственной измены не коснулось Фурсэ.

Новости из Дворца оказались неоднозначными. Принц Бенедикт действительно арестовал Виталя Бувара, но допросить не успел, так как в темнице торговца в первую же ночь удавили, и ходили слухи, будто тюремщика очень вовремя заменили человеком, который крупно проигрался Доминику Стрегацца. Должника-подменыша довольно скоро нашли — в канале с перерезанным горлом.

Принц Бенедикт, не будь дураком, послал за своим зятем Домиником. Но Баркель л’Анвер — а может, его влиятельный в Серениссиме кузен — должно быть, испугался, что змееязыкий Стрегацца легко отговорится от ничем неподкрепленных обвинений. И в пути на кортеж Доминика напали всадники в масках, которые мастерски поразили стрелами цель и ускакали неопознанными, оставив позади четыре трупа, в том числе злосчастного Доминика.

— Ходят слухи, — многозначительно добавил Каспар, — будто бы один из выживших заметил на лошади лучника аккадианскую сбрую — особые кисточки на узде или что-то вроде того. А ведь говорят, что герцог л’Анвер за годы служения в Халифате весьма проникся тамошними обычаями. Ты что-нибудь об этом знаешь, Анафиэль?

Делоне покачал головой:

— Баркель л’Анвер? Ты, верно, шутишь, друг мой.

— Отнюдь. А еще я слышал, что Бенедикт в своем докладе Ганелону добавил приписку с настоятельной просьбой допросить Баркеля л’Анвера. — Граф пожал плечами. — Возможно, принц и настоял бы на этом допросе, не возникни в Серениссиме другие заботы. Представь, у скальдов будто бы объявился новый военачальник. И под шумок все города-государства Каэрдианского Союза кинулись формировать военные альянсы.

— Правда? — нахмурился Делоне. Я предположила, что его беспокойство было вызвано отсутствием вестей от Гонзаго д’Эскобара, который ни разу не написал нам после вежливой благодарности за выполненный мною перевод. — Значит, Бенедикт воспринимает это всерьез?

— По всей видимости, всерьез. Он отправил письмо Перси де Сомервиллю, в котором предупредил, что в Камлахе нужно держать ухо востро. Нам повезло, что юный д’Эгльмор и его союзники стерегут границу.

— Несомненно, — пробормотал Делоне, и в его тоне я уловила какое-то умолчание. — Значит, о мстительных поползновениях Стрегацца пока не слышно?

— С местью не торопятся. — Уже тише Каспар добавил: — Скажу по секрету, друг мой: не думаю, чтобы Бенедикт де ла Курсель долго оплакивал зятя. Убежден, что он сам давным-давно вырвал бы этой гадюке зубы, если бы не опасался яда.

— И не зря. — Делоне не стал развивать эту мысль — но я поняла, что он имел в виду и, уверена, Каспар Тревальон тоже, — а перевел разговор на другую тему.

Я прислуживала им во время той беседы, но, выполняя свои обязанности, почти все время думала о другом. В подобных случаях мне больше помогало воспитание при Дворе Ночи, чем обучение у Делоне. Полезное умение приобрела я в детстве — любезно улыбаться и ловко подливать вино, даже когда сердце разбито. Наконец граф де Фурсэ ушел, и я воспользовалась возможностью обратиться к Делоне.

— Милорд, — вежливо начала я, — вы говорили, что когда ситуация с Буваром разрешится, я смогу вернуться к служению Наамах.

— Я так говорил? — с легким удивлением переспросил он; несомненно, обещания, данные мне, не представляли для него особой важности, к тому же, как я догадывалась, Делоне не выспался. — Да, припоминаю. Что ж, в свете последних новостей я, пожалуй, разрешу тебе вновь ходить на свидания — однако помни, что без кассилианца ты из дома ни ногой.

— Да, милорд. А вы получали какие-нибудь предложения насчет меня?

— И не одно, — сухо кивнул Делоне: по моим сведениям, предложения поступали потоком. — Ты имеешь в виду кого-то конкретного?

Я вдохнула и набралась смелости произнести вслух:

— У меня есть неоплаченный долг перед лордом Хильдериком д’Эссо.

— Д’Эссо? — изогнул рыжеватые брови Делоне. — Он обращался ко мне еще на прошлой неделе, Федра, но я хотел дать его гневу подостыть, прежде чем вы вновь встретитесь. Д’Эссо уже исчерпал свою полезность, больше мы ничего от него не узнаем, даже если Баркель затеет двойную игру. Но я в этом сомневаюсь. Герцог заключил со мной союз и успешно отомстил, и он достаточно умен, чтобы сейчас на какое-то время залечь на дно.

— Посылайте меня к кому хотите, милорд, — сказала я, именно это и подразумевая, — но как служительница Наамах я в долгу перед Хильдериком д’Эссо за тот ущерб, который нанесла ему в своем служении.

— Неплохо, — с любопытством посмотрел на меня Делоне. — Что ж, не стану тебе препятствовать. Передам тебе на рассмотрение другие предложения и подпишу договор с д’Эссо. — Он встал, погладил меня по голове и спросил с беспокойством в голосе: — Ты точно уверена?

— Да, милорд, — прошептала я и поскорее убежала, чтобы не захлебнуться слезами.

О том свидании предпочту не распространяться. Гнев д’Эссо действительно еще не остыл, чему я только обрадовалась, поскольку его ярость нашла во мне горячий отклик. Прежде я никогда не пользовалась своим искусством, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, но в тот день я именно так и поступила. В том что происходило между нами, не было ни капли игры и ни грана обходительности: ограниченный только буквой подписанного договора, гневный д’Эссо поприветствовал меня резкой пощечиной, сбившей меня с ног. Я почувствовала вкус крови во рту и красная пелена Стрелы Кушиэля обволокла меня блаженным облегчением.

Я делала все, что приказывал лорд, и даже больше.

Когда он привязал меня к пыточному кресту, шероховатое дерево приласкало мою кожу как любовник. При первом же обжигающем поцелуе плети я закричала, беспомощно трепеща от наслаждения, а д’Эссо выругался и принялся яростно полосовать меня. В какой-то момент боль даже затмила удовольствие, и я разрыдалась от непереносимого сочетания того и другого, приправленного чувством вины и горькой обидой. Разрядка, на которую я так надеялась, о которой умоляла, не избавила меня от ощущения, что меня предали.

Закончив, д’Эссо повел себя нежно — чего я совсем не ожидала.

— Больше никогда, Федра, — прошептал он, ласково поглаживая меня и вытирая губкой кровь с рубцов, рассекавших мою спину. — Обещай, что больше никогда меня так не предашь.

— Нет, милорд, — пообещала я, захмелевшая от боли и очищения. Где-то в уголке сознания я даже понадеялась, что Делоне прав, и нам больше ничего не понадобится выведать у Хильдерика д’Эссо. — Больше никогда.

Он что-то неразборчиво пробормотал и продолжил промокать мои раны, время от времени отжимая губку. Теплая вода струилась по коже, тело переполняла блаженная усталость, и я возрадовалась, что после всех пертурбаций по-прежнему желанна для самого первого из моих поклонников. Да, скорее всего, я и его немного любила — служа Наамах, я никак не могла удержаться хотя бы от капельки любви к каждому из моих гостей. Никогда не говорила об этом Делоне, но, думаю, он и сам догадывался.

Не представляю, как я выглядела, когда наконец вышла в приемную д’Эссо. Помню, что слегка припадала на правую ногу, но, наверное, в глаза бросалось что-то похуже легкой хромоты, поскольку Жослен потрясенно выпучил глаза и вскочил на ноги.

— Во имя Элуа! — выдохнул он. — Федра…

От боли или от слабости, а может, от того, что никак не ожидала услышать из его уст мое имя, произнесенное с такой тревогой и сочувствием, мои колени подогнулись. Жослен в два шага преодолел разделявшее нас расстояние, бесцеремонно подхватил меня на руки и поспешил к двери.

— Жослен! — От раздражения разум прояснился. — Жослен, поставь меня. Я сама пойду.

Кассилианец упрямо покачал головой.

— Не когда я за тобой присматриваю! — Он кивнул лакею. — Открой дверь!

Когда мы вышли во двор, я обрадовалась, что свидание проходило в городском доме д’Эссо, а не в его дворцовых покоях — никто, кроме ошарашенного кучера, не видел, как Жослен Веррей нес меня к экипажу Делоне. Никто не видел, как моя сангровая накидка струилась по его рукам, по серому рубищу и по стальным наручам. Я пыталась не обращать внимания на силу этих рук и на твердость груди, к которой они меня прижимали.

— Идиот! — прошипела я, когда Жослен бережно устроил меня на сиденье. — С тобой или без тебя, именно в этом мое служение!

Жослен приказал кучеру ехать домой и сел напротив, сложив руки на груди и сердито глядя на меня.

— Если именно в этом твое служение, хотел бы я знать, в чем же мой грех, за который я приговорен смотреть на такое безобразие и не иметь права вмешаться!

— Я тебя в соглядатаи не приглашала. — Я невольно скривилась, когда экипаж тронулся с места и мою исхлестанную спину вжало в спинку сидения.

— И эта дурочка называет идиотом меня, — пробурчал Жослен.