Свидание с убийцей

21

Сесил Херболд чувствовал, что вот-вот сойдет с ума.

Сегодня был выходной день, но вместо того, чтобы воспользоваться этим и поспать вволю, он проснулся рано, почувствовав себя свежим еще до того, как встал с постели.

Он не хотел уходить из дома, но в то же время здесь ему было тесно. Он не мог усидеть на месте, но и не был в состоянии придумать себе никакого полезного занятия. Он был голоден, но одновременно слишком возбужден, чтобы есть.

Так бывает всякий раз, когда он принимается шевелить мозгами. Это всегда представляло для него проблему. Совсем недавно у него было слишком много времени для размышлений, и теперь, когда он начинает думать, то просто сходит с ума.

Расхаживая из комнаты в комнату, он осторожно выглядывал из-за штор, пытаясь обнаружить за собой слежку, и всякий раз напоминал себе, что все равно ничего не увидит.

Сейчас он смотрел в окно уже несколько минут, но так и не заметил ничего особенного. Обычное уличное движение.

Никаких припаркованных на обочине подозрительных автофургонов, никаких бесцельно слоняющихся личностей. Да нет, эти ребята свое дело знают. Даже на открытом пространстве ты их не увидишь.

Ну да ладно, пусть он их не видит, но все равно знает, что они где-то рядышком. Он стопроцентно под наблюдением. Он готов поставить на это что угодно.

Если они и не следили за ним раньше, то уж теперь точно следят.

Вчера утром он слышал в новостях о зверском убийстве владельца бензозаправочной станции и его дочери — в каком-то захолустном луизианском городишке. Еще до того как официально объявили, что в этом подозревают его брата, Сесил почувствовал, что здесь замешан Карл. Уж очень это на него похоже.

Проклятый сукин сын сейчас должен затаиться, не делая ничего, что могло бы навести власти на его след. Таков был план. Так они договаривались.

Но Карл всегда плевал на логику и на безопасность. Всю жизнь он так поступал. Он появился на свет уже психом и делал все, что ему нравится и когда ему это нравится.

Неужели он действительно убил и изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку? Конечно, он всегда любил молоденьких, но это просто ужас! Вчера на работе старик Рейнолдс смотрел на него с нескрываемым презрением, а работяги обращались с ним как с прокаженным. Задницы они все. Нет, ему не нужна их дружба, но, черт возьми, он не хочет, чтобы они думали, будто он одобряет изнасилование детей.

Зазвонил телефон. Сердце Сесила подпрыгнуло. Опустив штору на место, он на втором звонке снял трубку и поднес ее к уху.

— Алло?

— Привет, милый.

— Привет! — переведя дыхание, сказал Сесил. Это была его подружка. — Откуда ты звонишь?

— С таксофона.

В отличие от его брата она выполняла полученные указания.

— Хорошая девочка.

— Что делаешь?

— Смотрю телик — пытаюсь расслабиться.

— Звучит не очень весело.

— Да уж чего веселого.

— Хочешь, приду к тебе после работы?

Ему хотелось сказать «да». Они не очень давно знали друг друга, но тем не менее он был без памяти влюблен.

Говорят, пока ты не влюбишься по-настоящему, не понимаешь, что это значит. Теперь Сесил знал, что это правда. До сих пор он никогда не испытывал таких чувств ни к одной женщине.

Она прекрасно выглядит. Блондинка — такие ему всегда нравились. На ее фигуру все мужчины обращают внимание. Сесил любил прогуливаться с ней в общественных местах, ловя на себе завистливые взгляды других мужчин.

Но нравилась ему в ней не только внешность. Она умная.

Возможно, даже умнее его. И не слабовольная. Она никому не спустит. Но самое главное — когда дело касается секса, в ней просыпается дух приключений. К тому же она не ставит ему в упрек, что он сидел. Пожалуй, его преступное прошлое только пробуждает в ней сексуальный аппетит. Услышав ее голос, Сесил уже возбудился, но благоразумие все же взяло верх.

— Я бы хотел тебя увидеть, милая, но из-за моего братца… Проклятый идиот просто сам себя вгоняет в гроб. Пока его не поймают, мне не стоит с кем-то встречаться, — добавил он для тех, кто его слушает.

— Бедняжка!

— Увидимся в конце следующей недели, ладно?

— Конечно, дорогой. До тех пор я поработаю вибратором.

Сесил застонал.

— Но он не так хорош, как ты, милый, — засмеявшись, сказала она. — Я по тебе скучаю.

— Я тоже по тебе скучаю. Пока, милая.

Повесив трубку, он поспешил к окну. Мимо промчался один из этих голожопых велосипедистов в коротких шортах и нелепом шлеме. По тротуару двигался почтальон, толкая перед собой тележку и забрасывая почту в ящики. Ничего такого, что может вызывать тревогу.

Если полиция и проследила ее звонок с таксофона, она успеет уйти задолго до того, как они там появятся. Сесил ее этому научил. Он сказал ей тогда, что такие превентивные меры могут показаться глупыми и театральными, но, когда ты условно освобожденный, никакие предосторожности не будут лишними.

Он старался подстраховать себя от излишнего риска. Да, он сделал для этого все возможное в отличие от Карла. Они ведь договорились не отступать от намеченного плана, но теперь, глядя на то, что творит его младший брат, Сесил хватался за голову.

Сейчас надо послать властям ложный сигнал. Нельзя оставаться здесь, прыгая от окна к окну и дожидаясь, когда безумие им полностью овладеет. Надо сделать что-то, что приведет их в замешательство, надо сбить их со следа. Надо усыпить их бдительность, чтобы они, в свою очередь, ослабили наблюдение за ним.

Однако, чтобы они проглотили наживку, он должен предпринять что-то очень смелое и неожиданное, способное убедить их, что он не имеет ничего общего со своим ужасным младшим братом.

Но что? Каким должен быть этот отвлекающий маневр?

Эззи никак не мог привыкнуть к «Линкольну». Он купил его совершенно новым двенадцать лет назад, когда Кора сказала, что им необходимо семейное авто. Для чего, он себе не представлял. Еще несколько недель назад главным средством передвижения для него служила патрульная машина. У «Линкольна» были все штучки-дрючки, положенные для того времени, но Эззи скучал по полицейской сирене.

Кондиционер был настроен на минимум, поскольку даже при девяноста пяти градусах [12] Коре все равно было холодно. Их представления о тепле всегда не совпадали. Но сегодня, пожалуй, даже она не стала бы мерзнуть. Дорожное полотно раскалилось настолько, что плавились покрышки.

Вчера, в который раз просматривая дело Маккоркл, он наткнулся на имя человека, который в тот вечер обслуживал бар в «Веселом фургоне». Насколько мог вспомнить Эззи, Паркер Джи тогда упорно не желал сотрудничать со следствием. Может быть, за двадцать два года его мнение изменилось? Все дело в том, что Эззи не знал, где теперь его искать.

Он решил начать с таверны. С того лета она претерпела несколько перевоплощений. Подъехав к пустой автостоянке, Эззи увидел, что теперь заведение называется «Вдуй посильнее».

Эззи не осмелился гадать почему.

В полдень здесь было так же темно, как и в полночь, но гораздо спокойнее. По переносному телевизору нынешний бармен смотрел «мыльную оперу», одновременно перетирая бокалы и готовясь к наплыву посетителей, который начнется в четыре часа.

— Паркер Джи? — переспросил он, налив Эззи обязательный стакан холодного чая. — С тех пор много воды утекло. Я слышал, он уехал из Блюэра, но думаю, что его семья все еще живет в городе.

Вернувшись домой, Эззи взял со стола последний выпуск местного телефонного справочника. Ясно, что надо начинать отсюда. К тому же это гораздо лучше, чем беспокоиться о судьбе Кориных африканских фиалок, которые выглядят не блестяще.

После нескольких безрезультатных попыток он дозвонился до кузины Паркера.

— Паркер в клинике грудной хирургии в Биг-Сэнди.

И вот сегодня Эззи отправился в путешествие. На место он прибыл около одиннадцати. У пациента, которого он искал, сохранилась лишь небольшая часть легких — все остальное пожрал рак. Если бы Эззи не искал его сам, он ни за что не признал бы в лежащем на больничной койке человеке прежнего цветущего хозяина «Веселого фургона».

Войдя, Эззи вновь представился. К сожалению, близость смерти нисколько не смягчила характер Джи.

Приветливее он не стал.

— Да, я вас помню. Думал, что вы уже давно умерли. Эззи не стал указывать на то, что, хотя он сам на двадцать лет старше Паркера, именно Джи сейчас стоит одной ногой в могиле.

— Нет, просто вышел на пенсию.

— Тогда что заставило вас проделать такой долгий путь? Эта чертова больница стоит в стороне от туристских маршрутов.

Боясь, что Джи может умереть прежде, чем успеет ответить на его вопросы, Эззи сразу взял быка за рога:

— Я хотел поговорить с вами насчет Пэтси Маккоркл.

— Разве вы еще не оставили это дело?

— Еще нет.

Джи закашлялся:

— Что вы хотите знать?

— Хоть что-нибудь.

— У меня не так много времени. Зачем тратить его на эту древнюю историю?

Эззи молча смотрел на него, вертя в руках свою старую соломенную шляпу. В конце концов, вполголоса выругавшись, Джи отпил глоток воды и сказал:

— Она была потаскухой.

— Это я и сам знаю.

— А больше и сказать нечего. Я ее трахал несколько раз. Хотите услышать, как это было? — Он смеялся до тех пор, пока приступ кашля не прервал его смех.

Эззи обычно не любил беспокоить умирающих и, если бы на месте Джи был кто-нибудь другой, на этом распрощался бы. Но Паркер оказался таким неприятным человеком, что к нему было трудно испытывать какое бы то ни было сострадание. Как только кашель прекратился, Эззи продолжил:

— Что вы помните о Хербоддах?

— Только то, что они были распутные, как мартовские коты. Симпатичные ребята, но с гнилым нутром. Каждый раз, когда они ко мне приходили, то напивались вусмерть, но так поступало большинство моих клиентов: деревенщина, лесорубы, шоферня — всякий сброд, который ко мне ходил.

Сменив носовой платок на полотенце, он поднес его ко рту, чтобы отхаркнуть отвратительного вида слизь. Не желая смущать больного, Эззи отвернулся к окну, из которого струились потоки горячего воздуха.

— И что вы об этом думаете? — задыхаясь, проговорил Джи. — Вы считаете, Карл собирается вас искать, чтобы отомстить за то, что вы пытались повесить на него это дело?

— Так вы слышали о побеге?

— Ну конечно.

Джи задыхался, он едва мог говорить. Состояние его ухудшалось с каждой минутой. Если он сейчас умрет, надо успеть вытянуть из него как можно больше информации.

— Странно, что вы говорите, будто я пытался повесить на них дело. Вы думаете, что Херболды не имели отношения к убийству Пэтси?

— Могли иметь, а могли и не иметь. Откуда мне знать?

— Я просто спрашиваю ваше мнение, — ответил Эззи, стараясь, чтобы ему не передалось недовольство собеседника.

— Слушайте, я ведь уже сказал, что Пэтси была вертихвосткой.

— Вы сказали, что она была потаскухой.

— Какая, к черту, разница!

— Ну, не совсем.

Пристально глядя на Эззи, он судорожно вздохнул.

— Она любила мужчин, понятно? Чем больше мужчин, тем лучше. Она обожала вертеть хвостом. А некоторым это могло прийтись не по вкусу. Некоторые не любят делиться. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Ревность?

Джи сделал еще глоток воды.

— Если этот парень был ревнив, ему могло не понравиться то, что он увидел тем вечером.

— А вам?

— Что мне?

— Вам не понравилось то, что вы увидели?

Смех Джи звучал ужасно. Он вызвал еще один приступ кашля, перешедший в рвоту, так что больному пришлось снять со стола маленький пластмассовый таз.

Несколько раз туда сплюнув, он захихикал.

— Вы пришли арестовать меня, Хардж?

— Нет, я знаю, что той ночью вы не уходили из бара.

— Вы спрашивали?

— Конечно. Но если уж вы об этом заговорили, то, может, припомните кого-нибудь из ревнивых любовников Пэтси, кто был там тем вечером?

— Да она в разное время трахалась с любым из посетителей. Любой из них мог расстроиться при виде того, что она проделывала с Карлом и Сесилом.

— Никто конкретно вам на ум не приходит?

— Нет.

— Никого она не отшила ради Херболдов?

Снова прижав полотенце ко рту, Джи отрицательно помотал головой.

— Ни с кем она не разговаривала или, может быть, она с кем-то спорила?

Немного подумав, Паркер снова нетерпеливо замотал головой:

— Нет. Послушайте, вам же все говорили, что она была с Херболдами. Она ушла с ними. Наверно, они ее и прикончили. Может, теперь вы уйдете и дадите мне спокойно умереть?

Эззи встал на ноги.

— Спасибо, что потратили на меня время. Я не очень полагался на этот разговор, но попытаться все же стоило. Иногда может помочь любая мелочь.

— Помочь чему?

— Моему душевному спокойствию.

— В чем дело, Хардж? Боитесь, что двадцать лет ошибались? — Он снова закашлялся, так что на глазах выступили слезы, и, хотя это было немилосердно, Эззи остался к его мучениям совершенно равнодушен.

Он направился к двери.

— Если что надумаете, мой телефон значится в городском справочнике. Удачи!

Выйдя из больницы, Эззи сел в «Линкольн» и выехал на шоссе. Это была длинная, утомительная и бесплодная поездка.

Правда, он и не ждал чуда. Но когда-нибудь же должен обозначиться прорыв!

С того самого утра, когда было обнаружено тело, перед ним все время словно стояла глухая стена. Поскольку преступление произошло за городской чертой, полиция Блю-эра от расследования полностью отстранилась. Атак как дело было квалифицировано как убийство без признаков похищения, то и с ФБР сотрудничество не получилось. Другие правоохранительные службы, к которым он обращался за помощью, потеряли к делу всякий интерес, когда в Арканзасе Херболдам предъявили обвинение в вооруженном ограблении и убийстве.

Главные подозреваемые были за решеткой и готовились отбывать длительные сроки заключения. Так в чем же проблема? О чем тут беспокоиться? Каждый день кого-то насилуют и убивают, и эти насильники и убийцы все еще на свободе. Вот их и надо ловить. А его подопечные сидят и вреда обществу больше не принесут. Стало быть, выбрось это из головы, Эззи!

Собственно, примерно так и сказал ему арканзасский прокурор, когда выпроваживал его из своего кабинета.

— Мы поймали ваших ребят, и мы о них позаботимся. Считайте, что вам повезло, и побыстрее забудьте об этом.

Бочкообразный краснорожий прокурор, вероятно, уже много лет назад умер от сердечного приступа, но для Эззи дело все еще не было закрыто, и он о нем не забыл. Папка с материалами до сих пор лежала на письменном столе, когда-то принадлежавшем его отцу. Из-за этого дела Эззи оставила жена, предсказав, что оно его убьет.

Тем не менее он снова и снова возвращался к нему, словно наркоман к своему зелью. Некоторые испытывают слабость к выпивке. Некоторые к картам. Другие очень любят женщин.

А это дело — то, чему не может противостоять Эззи. Это его слабость. Его страсть.