Своенравная наследница

Глава 11

Настоящее безумие. Оба прекрасно осознавали это. Что подтолкнуло ее к столь дерзкой откровенности? Но ведь она права! Бэн Маккол — человек чести. Он будет любить ее до самой смерти. Но никогда слова не скажет вслух. Поэтому ей остается только самой открыть то, что лежит у нее на сердце. А что же хозяин Грейхейвена? Неужели он действительно требует такой преданности от своего незаконнорожденного сына? Или чувство долга по отношению к отцу так сильно в Бэне? Она должна узнать правду.

И так у нее появился свой план.

Элизабет собиралась завлечь его в свою паутину. Они станут любовниками, поэтому он никогда ее не покинет.

Она не испытывала ни капли вины по этому поводу. Хозяин Грейхейвена вполне может обойтись без Бэна. А вот Элизабет Мередит — не может. И когда жребий будет брошен, она уговорит его на временный брак, который по обычаю действителен год и один день, но не более того.

Но в конце года или раньше Элизабет сумеет убедить Бэна, что именно она, а не Колин Хей, — его судьба, для которой он предназначен.

Элизабет довольно улыбнулась. Ее план безупречен!

Вечер они провели в зале. Элизабет пригласила Уилла на партию в шахматы, а потом объявила, что устала.

— Мне еще нужно навестить перед сном Мейбл и Эдмунда, — добавила она.

Бэн проводил ее взглядом. Его обуревали противоречивые мысли. Она не аристократка, но владелица большого поместья. Его отец был из благородных, но мать — всего лишь дочь простого арендатора. А вот ее отец был рыцарем. Однако мать — такая же простая женщина, как сама Элизабет. Может, по крови они почти равны.

Розамунде он, похоже, понравился.

Лорд Кембридж не противится его дружбе с Элизабет, и все во Фрайарсгейте прекрасно к нему относятся. Смеет ли он надеяться, что когда-нибудь она будет его женой? Ведь с таким приданым он и сам станет человеком зажиточным.

Но что на это скажет Колин Хей? Позволит ли старшему сыну жениться на Элизабет Мередит? Да к тому же его отец не слишком любит англичан.

И все же Бэн почти не видел разницы между обеими семьями. Обитатели поместий по обе стороны границы одинаково любят землю и почитают святую церковь. Но если это чудо случится, ему придется пожертвовать преданностью родной земле и семье. Больше он не будет шотландцем. Но сможет ли он стать англичанином?

Ситуация нелегкая, и, возможно, лучше ничего не менять: остаться Бэном Макколом, незаконнорожденным сыном хозяина Грейхейвена, братом Джейми и Гилли.

Подбежал Фрайар, заскулил и ткнулся в руку мокрым носом. Бэн улыбнулся, и пес тут же энергично завилял хвостом.

— Знаю-знаю, — кивнул Бэн. — Хочешь пробежаться, прежде чем улечься спать.

Он встал.

— Попроси Элизабет не закрывать на ночь дверь, — бросил он Уильяму. — Я выведу пса и вернусь.

— Хорошо, — пообещал Уилл.

Когда шотландец исчез за дверью, Томас, казалось, дремавший на стуле у огня, поднял голову.

— Она начала кампанию. Хочет обольстить его. Думаю, он ее любит.

— Но если они поженятся, он будет разрываться между Англией и Шотландией, — заметил Уилл.

— Она требует верности только ей и Фрайарсгейту, — пояснил Томас.

— Но что, если между Англией и Шотландией снова начнется война? Сами знаете, такая возможность всегда есть. Короля Якова убили не так давно, и на троне теперь его сын. Значит, все может начаться снова.

— Да, — согласился лорд Кембридж. — Но эти войны редко докатываются до нашего уединенного уголка. Они обычно ведутся на востоке Шотландии или на севере восточной Англии. Мы же далеко на западе.

— Вижу, вы полны решимости устроить эту свадьбу, — улыбнулся Уилл.

— Надеюсь, ты согласен, что они — идеальная пара? Он не подошел бы Филиппе или Бэнон, но Элизабет?! Идеально! Как странно, что все они такие разные! Филиппа очарована двором, она аристократка до кончиков ногтей. Моя обожаемая Бэнон — прекрасный пример провинциальной дворянки. А вот Элизабет — истинная фермерша, со своим поместьем и овцами. Ей нужен в мужья сильный, любящий землю мужчина. Такой, как Бэн Маккол. Видишь ли, дорогой Уилл, — усмехнулся Томас, — еще не так давно Болтоны были всего лишь богатыми фермерами. Это моя дорогая Розамунда возвысила их до королевского двора. Из трех дочерей только Элизабет хотела получить Фрайарсгейт. И теперь поместье в хороших руках, но все мы знаем, что ей нужен муж и дети, чтобы было кому унаследовать поместье. Если она выбрала Бэна Маккола, клянусь Богом, дорогой мальчик, она его получит, а каким способом — значения не имеет. Теперь налей мне вина. Я утомлен столь пространными рассуждениями.

Он протянул руку за кубком и пригубил вина.

— Ну вот! Теперь куда лучше!

— Но как вы устроите этот брак? — допытывался Уилл.

— Я? Дорогой мальчик, я не имею с этим ничего общего. Просто я позволю Элизабет устроить все, как она хочет, и она устроит, можешь быть уверен. Розамунда одобрила этот брак. Как и я. Происхождение у них почти равное. Ее отец был рыцарем, его — мелкопоместным дворянином.

— Но что скажет хозяин Грейхейвена? — не унимался Уилл.

— Он будет последним дураком, если не позволит своему незаконнорожденному сыну, хоть и любимому, жениться на богатой невесте, пусть и англичанке. Все устроится, дорогой мальчик. Я хочу к осени быть в Оттерли. Тебе придется вернуться туда и сделать все, чтобы крыло было достроено вовремя и больше мне никто не мешал. Подумай только, Уилл: наконец-то нас ждет мир и покой. Когда мы были в Лондоне, я купил несколько ящиков книг и рукописей, принадлежавших ранее престарелому аристократу, наследник которого оказался необразованным варваром, и велел все отослать в Оттерли. Мы начнем составлять каталог этих книг. Это истинное сокровище, дорогой Уилл.

— Значит, вы не считаете, что мистрис Элизабет нужна помощь?

— Не считаю. Элизабет всего добьется сама. Через несколько недель мы отправимся домой, и все будет хорошо.

В зал вбежал Фрайар. За ним шел его хозяин.

— Дорогой мальчик, вы хорошо прогулялись?

— Да. Погода теплая, и воздух такой мягкий, какого не бывает в горах.

— Ветер дует с моря, — пробормотал лорд Кембридж. — Поэтому у моих племянниц такая нежная кожа. Особенно у Элизабет. Фрайарсгейт ближе к морю, чем Оттерли и Брайарвуд. Ты не находишь, что Элизабет прелестна? Она самая красивая из дочерей Розамунды.

— Да, она действительно прелестна, — пролепетал Бэн, краснея.

Увидев это, Томас понял, что его слова достигли цели. Он поднялся и отставил кубок.

— Мне пора в постель, я очень устал. Элизабет, возможно, уже не спустится вниз. Ты запрешь двери и окна?

— С радостью, милорд, — пообещал Бэн.

— В таком случае — спокойной ночи.

Лорд Кембридж взял под руку Уилла, и они вместе покинули зал.

Фрайар устроился у огня и засопел. Бэн запер на засов входную дверь и обошел первый этаж, желая удостовериться, что огонь и свечи везде потушены.

Убедившись, что все в порядке, Бэн немного посидел у теплого очага и поднялся наверх, в свою спальню. И здесь он с удивлением обнаружил, что в маленьком очаге горит огонь, бросающий темные тени на стены. Он не стал зажигать свечу, тем более что хорошо видел в полумраке. Раздевшись догола, он умылся водой из тазика и подошел к кровати. Покрывало внезапно откинулось.

— Ложись, — велела Элизабет, — иначе замерзнешь.

Ошеломленный Бэн вспомнил о собственной наготе и схватил покрывало, чтобы прикрыться.

— Я уже видела все, что ты можешь предложить, — хихикнула Элизабет. — И поверь, это более чем впечатляюще.

Отбросив покрывало, она открылась его взору.

— Ты… голая… — прохрипел он, не в силах оторвать глаз от стройной, женственной фигуры.

Тонкая талия, изящные изгибы, упругая грудь и полные бедра. Кожа — как лучшие сливки, золотистые волосы разбросаны по плечам.

Их взгляды встретились.

— Ложись в постель, — повторила она.

— Ты, похоже, безумна, девушка! — ахнул он отступая.

— Ты не поверил, когда я сказала, что хочу видеть своим мужчиной только тебя? — спокойно спросила Элизабет.

На самом деле ее сердце колотилось, и она чувствовала себя далеко не такой смелой, какой хотела казаться. Он такой большой… везде.

От сестер она знала, что происходит между мужчиной и женщиной. Но просто не представляла, каким огромным может быть мужское достоинство.

— Если я лягу в эту постель, — мрачно предупредил он, — для нас обоих возврата не будет. Ты не сможешь обвинить меня в насилии.

— Но зачем это мне? — удивилась она. — Ты ведь мой мужчина.

— Если ты девственница, я погублю тебя. Кто захочет взять в жены такую, как ты?

— Я девственница… и не хочу никого, кроме тебя.

— Но я не смогу остаться с тобой, когда мои дела здесь будут закончены. Мне придется вернуться в Грейхейвен, — попытался он урезонить ее. — Ты сама это понимаешь.

Элизабет протянула ему руку.

— Иди сюда, — тихо сказала она.

— Но если… — забормотал он.

— Ты возьмешь мою невинность, и тогда с этим барьером, что стоит между нами, будет покончено.

Бэн судорожно сглотнул и, собравшись с силами, повернулся к ней спиной и отошел.

— Нет, девушка. Я не обесчещу тебя.

Элизабет спрыгнула с кровати и бросилась к нему. Нежное стройное тело прижалось к загорелому и мускулистому. Маленькие ладошки сжали его лицо.

— Только посмей убежать от меня, Бэн Маккол! — пригрозила она. — Это тебя недостойно!

Самообладание Бэна имело свой предел. Он с силой, стиснул ее и стал целовать с яростью, вызвавшей озноб во всем ее теле.

— Ты — дерзкая ведьма, Элизабет Мередит, и то, что случится между нами, только твоя вина! Ты это понимаешь?

Сейчас ее сердце вырвется из груди! Она таяла от жара их тел.

— Да, — свирепо прошептала она. — Да!

— Пусть будет так, — простонал он, подхватил ее на руки и осторожно положил на постель. — Я хотел тебя почти с той минуты, как впервые увидел, — признался он.

— Знаю. Ты не слишком хорошо умеешь скрывать свои чувства.

Она притянула к себе его голову и одарила головокружительным поцелуем.

— Я не учил тебя так целоваться, — ревниво бросил он.

— Не учил, — согласилась Элизабет. — Ты был первым, кто поцеловал меня. С тех пор я целовалась с другими, но больше никогда не буду. Для меня существуешь только ты один, — поклялась она.

— Когда-нибудь у тебя будет муж.

— Ты считаешь меня настолько бесчестной? Думаешь, у меня будет другой мужчина, после того как я отдам тебе свое целомудрие? — возмутилась Элизабет. — Не будет у меня другого! — Ее тонкие пальчики ласкали его затылок. — Но тебе придется подсказывать мне, что делать…

Он вздрогнул и прикрыл глаза. Это настоящее сумасшествие.

Элизабет покрывала легкими поцелуями его лицо. Бэн обреченно покачал головой. Нет смысла отрицать, что он возбужден. В конце концов, он смертный. Не святой. Она нежная. Мягкая. Благоухающая. И так хочет, чтобы ее любили. А он любил ее.

Бэн открыл глаза и взглянул в прелестное личико.

— Тебе говорили, что в первый раз может быть больно? — тихо спросил он.

Его большая рука откинула с ее лба светлые волосы. Элизабет кивнула, и он заметил проблеск страха в ее глазах.

— Я не буду спешить и подготовлю тебя, милая, — пообещал он.

— Я доверяю тебе, Бэн, — торжественно и покорно ответила она.

— Коснись меня, — нежно улыбнулся он. — Дай волю своим хорошеньким ручкам. Трудно бояться того, что знаешь, Элизабет. Мужчины любят прикосновения не меньше женщин.

Он лег на спину.

Она приподнялась на локте и стала изучать его. Первое впечатление подтвердилось. Он большой. Очень большой. Она застенчиво провела рукой по его груди. Кожа была гладкой и теплой. Скользнула к упругому животу, но тут же отдернула руку, потому что впервые видела обнаженного мужчину.

Бэн ничего не сказал. Тогда она принялась целовать и лизать его соски. Бэн блаженно вздохнул. Осмелев, она уселась на него и стала гладить широкую грудь, перемежая ласки поцелуями.

В ответ он стиснул ее маленькие грудки и стал играть с ними, нежно гладя набухшие полушария. Теребил соски, пока они не затвердели. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, Бэн схватил ее в объятия и вновь уложил на спину.

Она ахнула, и он успокоил ее поцелуями. Она немного затихла, но тут же напряглась, когда его пальцы запутались в треугольнике золотистых волос между ее молочно-белыми бедрами.

— Легче, девушка, — прошептал он.

Его палец скользнул вдоль пухлых створок лона, и Элизабет задрожала.

— Меня никогда раньше не касались там… — призналась она.

Ее слова стали сильнейшим стимулом для него. Он первый!

Бэн проник между створками розовой раковины и нашел крохотный узелок плоти, который возбудит ее и подарит наслаждение. Он коснулся этого узелка, и она затрепетала, словно предвкушая разгадку тайны. Она уже повлажнела, но еще не была готова. Он осторожно потер крохотный бутон кончиком пальца.

Элизабет беспокойно задвигалась. Что он делает? И почему?

Но инстинкт твердил, что не нужно противиться. И она подчинилась этому инстинкту.

Он продолжал гладить чувствительный кусочек плоти, будя в ней непонятные ощущения. И вдруг ее охватило слепящее наслаждение. Она вскрикнула. И еще раз, уже громче.

Их взгляды встретились, и она увидела в его серых глазах восторг. Восторг оттого, что он смог дать ей удовольствие.

— Тебе хорошо? — прошептал он.

— Да, — выдохнула она, прежде чем снова вскрикнуть: его палец проник в нее на всю длину. — Бэн! Что ты делаешь?

— Хочу убедиться, что ты готова, — простонал он, ища губами ее губы.

Он весь горел от нетерпения поскорее овладеть ею. Наполнить ее своей плотью и услышать крик наслаждения, когда их тела сольются. Он понял, что Элизабет готова его принять. Ее любовные соки обильно текли, заливая его руку.

Он отнял палец и стал обсасывать его, наслаждаясь ее вкусом. Сейчас он взорвется!

Элизабет тяжело, прерывисто дышала.

— Бэн… — испуганно пролепетала она.

— Я не могу остановиться, Элизабет, — почти всхлипнул он. — Не могу!..

— Знаю, — пролепетала она. — Сделай это! Пожалуйста!

— Господи, милая, не надо бояться, — взмолился он. — Я постараюсь быть очень нежным.

Он развел ее бедра и устроился между ними.

Она ощутила, как наконечник его копья проникает в нее, и застыла, не смея шевельнуться. И не осмелилась открыть глаза, но чувствовала, что ее пронзают железным стержнем. Она старалась взять себя в руки, ибо сама устроила эту встречу. Но, кровь Господня, он так велик!

— Если станешь сопротивляться, даже не желая этого, будет еще больнее, — предупредил он, прежде чем преодолеть последний барьер.

Элизабет задохнулась. Она хотела этого. Хотела его! И, взяв себя в руки, сделала то, что, по словам Бэнон, дает мужчине наслаждение, — обвила ногами его талию и охнула:

— Скорее!

Он не нуждался в дальнейших поощрениях и, слегка отстранившись, вонзился в ее податливое тело, ощущая, как под его властным напором рвется хрупкая преграда. На секунду остановился, давая ей привыкнуть к его вторжению, после чего стал медленно, осторожно двигаться в тугом, тесном лоне, принявшем его.

Придавленная потным мужским телом, Элизабет испытывала поразительное ощущение собственной власти. Она прижимала его к себе, пока он трудился над ней. И едва не зарыдала, когда ее страхи улеглись, уступив место ее желаниям.

— О Бэн! Любовь моя! Дорогой! — воскликнула она почти в беспамятстве.

Он не мог ею насытиться! И сладкие слова ее нарастающей страсти еще больше возбудили его похоть.

— Элизабет! Мой ангел! Ты моя! Наконец-то моя, — всхлипывал он, нежно целуя ее мокрые щеки.

— Не останавливайся… — молила она.

— Я и не смогу. Я никогда не хотел женщину так сильно!

— Видишь?! — торжествующе воскликнула она. — Я говорила, что мы предназначены друг для друга!

Она неожиданно охнула, сраженная наслаждением, волнами прокатывавшимся по телу. Сознание того, что его страсть так разожгла в ней желание, дало ему ощущение невероятного могущества. Он хотел ее. Нуждался в ней. Она нужна ему, как глоток воздуха. Как сама жизнь!

Элизабет трепетала под ним, и он, не в силах больше сдерживаться, излился в ее разгоряченное молодое тело.

— Ну, приграничная ведьма, теперь ты довольна? — вырвалось у него.

— Еще нет, милый. Это всего лишь начало.

Он, смеясь, откатился от нее.

— Элизабет, Элизабет! Что мне с тобой делать?

— Любить меня снова, — ответила она, ложась на него.

— Ты только что стала женщиной, милая. Тебе нужно отдохнуть. Да и мне не помешает выспаться.

— Ты не хочешь снова любить меня? — удивилась она.

— Говорю же, мне нужно выспаться, восстановить силы, — пояснил он.

— Я видела, как жеребец подмял под себя несколько кобыл подряд, — озадаченно протянула она.

— Как бы я ни хотел стать жеребцом, все равно остаюсь человеком. И ни к чему, милая, чтобы утром тебя нашли в моей постели.

— Ты прав, — согласилась она, — это должно остаться между нами.

Соскользнув с кровати, она накинула сорочку, шагнула к двери и обернулась:

— Доброй ночи, Бэн.

Он долго лежал, думая о том, что произошло. Элизабет беззастенчиво соблазнила его.

Бэн едва не рассмеялся вслух.

Подумать только, он позволил соблазнить себя, хотя знал, чем все кончится. Но теперь назад дороги нет. Невозможно изменить то, что случилось, и, честно говоря, он не хотел ничего менять. Он любил дерзкую девчонку. Любил хозяйку Фрайарсгейта.

Но он тут же отрезвел и тяжко вздохнул. Этого больше не будет. Он предан отцу, и не Элизабет Мередит делить с ним эту преданность.

Но Элизабет уже не было удержу. На следующий день она заперлась с ним в сарае, и, не успев опомниться, он уже вошел в нее на ложе из сладко пахнувшего сена.

Как-то днем она бесстыдно затащила его под кусты живой изгороди на пастбище, и они вновь соединились, невзирая на его шутливые протесты. Она коварно терзала его прикосновениями и поцелуями. Приходила в его комнату каждую ночь, и он не мог ей отказать. Теперь он чувствовал себя на седьмом небе, только когда был с ней.

Когда наполнял своей страстью. Когда она лежала под ним, крича от наслаждения. Да, это было безумием, и все же ни один из них не мог отказаться от очередной попытки утолить голод, мучивший их день и ночь. Элизабет была уверена, что ее план удастся. Скоро он будет навсегда принадлежать ей!

— Ты обязательно забеременеешь, — предупредил он как-то ночью, когда они, сплетясь, лежали в постели. — Не хочу, чтобы ты была опозорена, родив бастарда, как родила меня когда-то моя мать. Не хочу, чтобы ребенка попрекали обстоятельствами его рождения. Скоро мне придется покинуть тебя, милая. Мы не хотим об этом говорить, но ты это знаешь.

— Тогда давай заключим временный брак, — небрежно предложила Элизабет. — В этом случае, даже если тебе придется вернуться в отцовский дом, ребенок будет считаться законным. Такой брак имеет силу только на год и день. Если я не забеременею, значит, так тому и быть, и никому от этого не будет ни вреда, ни пользы. Скоро наступит двадцать девятое сентября, Михайлов день, когда многие тайно вступают во временный брак. Если ты оставишь меня, этот брак станет мне защитой.

— Ты знаешь, что я должен ехать, — расстроено пробормотал он. — Я никогда не скрывал этого.

— Ты мог бы вернуться. Не верю, что твой отец нуждается в тебе больше, чем я, — возразила Элизабет. — У него, кроме тебя, есть два законных сына. Не будь ты так упрям, сам бы все понял. Мы во многом равны, дорогой. Хочешь сказать, что хозяин Грейхейвена такой тиран, что запретит тебе жениться на невесте с большим приданым? Что он не желает тебе счастья?

— Я предупреждал тебя, — твердил он свое.

Она постоянно сбивает его с толку! Элизабет страстно поцеловала его.

— Да, — согласилась она, — предупреждал, но я считала, что, когда мы станем любовниками, ты не сможешь так спокойно отделаться от меня. Я не дочь какого-то арендатора и не служанка в кабаке!

Она стала ласкать его, и его плоть мгновенно отвердела в ее теплых, нежных пальцах.

Он только вздохнул, когда она смело оседлала его, чувствуя, как его плоть входит в ее любовный грот, наполняет его жаром.

— Сможешь ли ты так легко убежать от меня, любовь моя? — вскричала она, наблюдая, каким вожделением сверкают его серые глаза.

Он стиснул ее груди с такой силой, словно хотел их раздавить.

— Мы заключим временный брак, приграничная сучка с горячей кровью, потому что я люблю тебя и чтобы узаконить плод нашей страсти. Но прежде всего я предан тому, кто зачал меня и признал своим сыном.

Он перевернул ее на спину и стал яростно вонзаться в гостеприимное лоно. Элизабет вскрикнула от гнева и наслаждения.

— Ублюдок! — прошипела она.

— В этом никто никогда не сомневался, милая! — рассмеялся он.

Они любили друг друга с таким исступлением, что, казалось, в воздухе потрескивают крошечные молнии. Их взаимная потребность только выросла с той ночи, когда Элизабет впервые пришла в постель Бэна. Оба сознавали, что сгорают от любви, но это не имело значения. У них были разные цели, и никто не хотел уступить.

— Ненавижу тебя! — выдохнула она, сгорая от неудовлетворенного желания.

— Лгунья, — насмешливо хмыкнул он и смял ее губы поцелуями.

Элизабет старалась сдержать слезы. Впрочем, он пока что не уехал, а временный брак свяжет их еще теснее.

Она позволила безумной страсти захлестнуть ее девятым валом. И вскрикнула от наслаждения. Ей вторил Бэн.

То, что началось в тайне, теперь стало всеобщим достоянием. Каждый обитатель Фрайарсгейта знал, что хозяйка влюблена и делит постель с шотландцем. Мейбл горько жаловалась лорду Кембриджу, который готовился к отъезду в Оттерли.

— Она бесстыдно разделалась со своей добродетелью, Том. Кто теперь возьмет ее в жены?

— Она не хочет никого, кроме Бэна, дорогая, — мягко пояснил Томас.

— Шотландец? Что скажет Розамунда? — тревожилась старушка.

— Она дала разрешение на брак и очень радовалась, что ее дочь наконец-то нашла человека, которого может любить. Который захочет помочь ей управляться с Фрайарсгейтом.

— Но он собирается вернуться в Шотландию! — воскликнула Мейбл. — Я сама это слышала! Теперь, когда Эдмунд немного оправился и сможет взять на себя некоторые обязанности, он непременно уедет.

— Уедет, — согласилась подошедшая Элизабет. — Но вы с Эдмундом переедете в коттедж и будете там жить. Мой двоюродный дед уже не в силах вынести бремя своих обязанностей. Я не так глупа, чтобы не видеть этого. Если Бэн покинет меня, я сама стану управлять своими землями. Разве я не этому училась всю свою жизнь?

— Но кто позаботится о тебе? — вздохнула Мейбл. — Ты обладаешь поистине мужской силой воли, дитя мое, но всякой силе есть предел.

— Нэнси заботится обо мне благодаря тебе, дорогая, — прошептала Элизабет, обнимая старушку. — А Джейн командовала служанками, пока ты ухаживала за Эдмундом. Ты сама вышколила ее, и она все блестяще усвоила. А когда ты уезжаешь, дядюшка?

— После Михайлова дня. Первого октября. Уилл пишет, что мое крыло уже готово и обставлено, а книги, купленные в Лондоне, прибыли. Но я хотел бы отпраздновать Михайлов день здесь, дорогая.

— Мне жаль, что ты уезжаешь, — расстроилась Элизабет, — потому что я очень тебя люблю! Мне будет тоскливо без тебя! Скоро я останусь совсем одна, хотя буду так занята, что, возможно, этого не замечу. Мейбл, Эдмунд уже проснулся?

— Да, и ему не терпится тебя увидеть.

— Пойду расскажу ему о своих планах, — решила Элизабет, направляясь к двери.

— Что с ней станется? — вздохнула Мейбл, покачивая седой головой. — Она ничего не видит вокруг, кроме земли и овец. И зачем ему уезжать, если он тоже ее любит? Его отец, наверное, чудовище, если требует от сына такой преданности.

— Думаю, и Элизабет, и Бэн никак не разберутся в своих чувствах, — заметил лорд Кембридж. — Она цепляется за Фрайарсгейт, как за самое важное в ее жизни. Он цепляется за отца по той же причине, хотя на самом деле оба должны бы клясться в верности друг другу. Вряд ли хозяин Грейхейиена запретит сыну жениться на богатой невесте. Но подозреваю, что Бэн, в своей слепоте, ничего не скажет отцу про Элизабет. И все же я верю, что любовь преодолеет все мнимые препятствия. Пусть они расстанутся на долгие холодные месяцы. Если весной оба по-прежнему станут упрямиться, значит, мы сами должны что-то сделать для осуществления этого счастливого брака.

— Почему тебе так легко удается решать самые любые трудные проблемы, Том Болтон? — сухо осведомилась она.

— Это дар, милая Мейбл, — ухмыльнулся он.

— Ты все шутишь, — покачала головой Мейбл. — Я еще не знала более великодушного и доброго человека, чем ты. Какая жалость, что на тебе пресечется род Болтонов!

— Такова судьба, — тихо проговорил лорд Кембридж.

Михайлов день выдался идеальным для конца сентября: яркое солнце и безоблачное голубое небо. Перед домом воздвигли шест, на верхушку которого Элизабет подвесила чудесные лайковые перчатки, вышитые жемчугом, одни из тех, которые она носила при дворе. Вокруг шеста расставили свои палатки приезжие торговцы, которым для этого пришлось пообещать отцу Мате, что часть доходов они отдадут церкви.

Элизабет выдала слугам жалованье за год и предупредила, что не стоит пускать по ветру деньги — играть в кости или покупать дешевые и непрочные товары на ярмарке.

Днем, когда ярмарка была в самом разгаре, она нашла возлюбленного и увела его к озеру.

— Настала пора заключить наш брак, — тихо сказала она, взяв его за руки. — В присутствии Господа, под голубым небом я с радостью беру тебя в мужья, Бэн Маккол, на срок, равный году и одному дню. Пусть благословят нас Иисус и драгоценная Мать Мария!

— В присутствии Господа, под голубыми небесами я с радостью беру тебя в жены, Элизабет Мередит, на срок, равный году и одному дню. Пусть благословят нас Иисус и драгоценная Мать Мария.

— Ну вот, это оказалось вовсе не так уж трудно, верно? — поддразнила она.

— Нетрудно, — согласился он.

— И мы никому не скажем об этом, — добавила она. — Ты клянешься?

Теперь Бэн останется с ней, и всем станет ясно — он любит ее больше, чем отца. Только так, а не потому, что она уговорила его на временный брак.

— Клянусь, — кивнул Бэн, которого одолевал стыд.

Скоро он уедет из Фрайарсгейта и вряд ли увидит Элизабет еще когда-нибудь. А через год и день она будет свободна выйти замуж за другого. Того, кто достоин ее. При мысли об этом сердце его разрывалось. Но ведь он предупреждал ее. Не так ли?

Уильям Смайт вернулся во Фрайарсгейт перед самым Михайловым днем, чтобы проводить хозяина в. Оттерли. Утром первого октября они вместе с эскортом готовились покинуть Элизабет.

— Я прекрасно провел этот год, — объявил Томас Болтон. — И вне себя от отчаяния из-за того, что не сумел найти тебе мужа.

— Я крепкий орешек, дядюшка. Разве не так говорят обо мне? Я уже выбрала супруга, и, несмотря на твою деликатность и такт, ты прекрасно об этом знаешь, — с улыбкой сказала Элизабет.

— Он вернется к тебе, — ободрил ее лорд Кембридж.

— Если он оставит меня, ему нет нужды возвращаться, — спокойно ответила Элизабет.

— Не глупи, племянница, — остерег ее лорд Кембридж. — Возможно, со временем он поймет, кто ему всего дороже, и вернется, ибо даже последний глупец увидел бы, что он тебя любит.

Он расцеловал ее в обе щеки.

— А теперь, дорогая, попрощайся с моим добрым Уиллом.

— Я буду скучать по тебе, Уильям Смайт. Поезжай с Богом и заботься о моем дяде, что, впрочем, ты прекрасно делал последние девять лет, — прошептала Элизабет, целуя его в щеку.

Уилл низко поклонился:

— Слушайтесь его, мистрис Элизабет. Мы все хотим вам счастья.

— Едем, Уилл, — окликнул его лорд Кембридж, садясь на коня. — Я хочу поскорее вернуться домой. До свидания, дорогая!

Элизабет долго смотрела вслед маленькому отряду. Она любила Томаса Болтона, ей будет его не хватать. Кроме того, вчера Эдмунд и Мейбл перебрались в свой коттедж. Эдмунда, все еще очень слабого, перевезли на повозке. Мейбл плакала так, словно больше никогда не увидит ни Элизабет, ни дома.

— Но отсюда рукой подать до твоего коттеджа, — уговаривала ее смеющаяся Элизабет.

— Знаю, — всхлипывала Мейбл. — Но большую часть жизни я провела в этом доме, прислуживая хозяйке Фрайарсгейта. А Эдмунд стал управляющим, когда был еще совсем мальчишкой.

— А теперь вам пора зажить своим хозяйством, приглядывать друг за другом и наслаждаться остатком дней своих, — строго сказала Элизабет.

Но в глубине души она знала, что теперь дом опустел.

Два дня назад погода была теплой. Но теперь в воздухе ощутимо похолодало. Октябрь. Не успеешь оглянуться, как придет зима. И она будет проводить долгие ночи в объятиях мужа, упиваясь его ласками.

Вернувшись в зал, она спросила Альберта:

— Где мистер Бэн?

— В конюшне, миледи.

Элизабет поспешила на конюшню. Бэн седлал коня.

— Вот и хорошо! Сегодня мы должны проверить отары на дальних пастбищах. Убедиться, что загоны подготовлены к зиме и там есть все необходимое. Думаю, в этом году отары нужно согнать на ближние пастбища. Интуиция подсказывает мне, что зима будет долгой и холодной.

— Я уезжаю, Элизабет, — тихо сказал он, затягивая сбрую.

— Когда?

Она, конечно, не так его поняла! Он не покинет ее!

— Сейчас. Сегодня. Лучше отправиться в дорогу до того, как пойдет снег. Он уже лег на вершины гор. Твой дядя уехал вовремя, пора и мне собираться.

Она не станет умолять. Не заплачет.

На сердце Элизабет лег камень.

— Почему бы тебе не остаться до Дня святого Криспина? Мы бы устроили проводы.

Он покачал головой и, шагнув вперед, крепко обнял ее.

— Я не хочу ехать. Но ты знаешь, что так надо.

Сердце ее терзала мучительная боль, и потому она сделала то, что клялась никогда не делать, если этот ужасный день настанет. Элизабет Мередит разрыдалась:

— Нет! Тебе вовсе не обязательно ехать! Ты мой муж! Как может твоя преданность отцу быть сильнее преданности мне? Я твоя жена.

— Мы поженились только затем, чтобы дать ребенку имя.

— Ты действительно считаешь, что это единственная причина? Ты же любишь меня?! — вскрикнула она.

— Да, я люблю тебя. И это не единственная причина, по которой я женился на тебе, хоть и временно, моя единственная любовь. Я сделал это потому, что больше всего на свете хочу видеть тебя своей женой.

— Но ты ставишь на первое место верность человеку, который первые двенадцать лет твоей жизни даже не знал о твоем существовании! Предпочитаешь его мне!

— Мы говорим о человеке, который принял меня в свой дом и любил, как законного сына. Да, я прежде всего обязан ему. И не делал из этого секрета, Элизабет. Я никогда тебя не обманывал.

Элизабет пыталась взять себя в руки. На мгновение она припала щекой к его камзолу, слушая мерный стук сердца. Но почти тут же опомнилась и отстранилась, глядя в его красивое лицо.

— Не уезжай, — тихо сказала она.

— Я должен, — повторил он, сжимая ладонями ее лицо. — Через несколько месяцев ты забудешь меня, милая. А через год сможешь выйти за человека, тебя достойного.

Элизабет решительно покачала головой:

— Ты глупец, Бэн Маккол, если действительно считаешь, будто я могу тебя забыть. И еще больший глупец, если вообразил, будто я смогу выйти за другого.

— Элизабет…

— Если ты сейчас бросишь меня, можешь не возвращаться. Ты понял, Бэн? Если ты уедешь, я не желаю больше тебя видеть! — жестко отрезала Элизабет.

Его руки опустились. Он молча отступил и взялся за узду. Пес выбрался из тени и подошел к хозяину.

— Никогда! — завопила она, едва он вышел из двери. — Никогда! Я ненавижу тебя, Бэн Маккол!

Бэн, уже вскочивший на коня, обернулся. В лице его были тоска и отчаяние.

— И все же я люблю тебя, Элизабет Мередит, — выдохнул он и, пришпорив коня, выехал со двора.

Фрайар бежал рядом.

Она смотрела ему вслед. И слезы, которые можно было теперь не скрывать, текли по ее лицу. Потом ее начало трясти. Элизабет, рыдая, упала на колени. Прямо в грязь. Увидев это, к ней подбежал молодой конюх.

— Мистрис, с вами все в порядке? — испуганно спросил он, поскольку никогда не видел хозяйку плачущей.

И рыдала она так горько. Совсем еще мальчишка, он все же понял, что ей очень плохо.

Элизабет положила руку на плечо мальчика и поднялась.

— Ничего страшного, — пробормотала она дрожащим голосом. — Оседлай мою лошадь, парень. У меня сегодня тяжелый день.

Конюх поспешил оседлать лошадь и проводил взглядом хозяйку, мчавшуюся вскачь, к дальним пастбищам.

Весь долгий день она делала то, чему ее учили с детства. Проверяла каждый загон, чтобы убедиться, что там есть все необходимое на зиму. Осматривала отары. Говорила с пастухами. Приказала перегнать скот на ближние пастбища.

— Я чувствую, зима будет холодной, — добавляла она, и пастухи дружно кивали.

В конце концов, она хозяйка, и кто может знать лучше, чем она?

Элизабет вернулась домой затемно, когда небесная синева сгустилась до черноты. На небе появился тонкий полумесяц.

Элизабет спешилась, отдала поводья тому же пареньку, который седлал ей лошадь, и бросилась в дом. Все было тихо, если не считать потрескивания пламени.

— Альберт! — окликнула она.

Слуга поспешил на зов.

— Да, леди? — вежливо осведомился он.

— Ты хорошо служишь мне. Я назначаю тебя управителем дома. Ты и Джейн отныне будете заботиться обо мне. У меня много дел, и я не люблю, когда меня беспокоят. Ужин уже готов?

— Да, миледи, — кивнул Альберт, пытаясь не выдать своей радости. — А мистер Бэн скоро придет?

— Шотландец уехал сегодня утром. Вернулся на север, — холодно ответила Элизабет. — Я голодна. Немедленно неси еду!

— Да, леди, — спокойно ответил Альберт. Он знал Элизабет едва ли не с пеленок и сейчас видел, что она гневается. — Я сам все подам. Садитесь за стол.

Почему шотландец умчался так поспешно?

Альберт побежал за ужином и заодно решил сообщить новости. Оказавшись на кухне, он налил в корку каравая густой овощной суп, нарезал ветчины, хлеба и сыра, положил на тарелку кусок масла и захватил миску с вареными грушами, одновременно рассказывая все, что узнал.

— Господи милостивый! — тихо воскликнула Нэнси. — Они были любовниками! Теперь ее сердце разбито. Как мог злодей покинуть ее?

Вскочив, она бросилась к двери.

— Пойду приготовлю ей ванну. Она нуждается в утешении. Бери поднос, Альберт. А я понесу графин с вином.

Слуги поспешили в холл и стали расставлять перед Элизабет миски и блюда. Альберт налил ей вина, а Нэнси побежала готовить ванну.

— Оставь меня, — велела Элизабет. — Я позову, если мне что-то понадобится.

Она не ела с утра, но аппетита не было.

Поэтому она положила на тарелку всего один ломтик ветчины и ломтик сыра и отломила краюшку от каравая. Ветчина показалась ей слишком соленой, сыр — сухим, а хлеб, щедро намазанный маслом, застревал в горле. Только вино было приятным на вкус. Игнорируя груши, которые она раньше очень любила, Элизабет выпила весь графин. На миг ей стало легче.

Итак, Бэн Маккол уехал. Что ж, скатертью дорожка. Она в нем не нуждается. Пусть бежит к своему папаше, святому хозяину Грейхейвена. Он глуп, а она терпеть не может глупцов! Только дурак мог уйти от нее, от Фрайарсгейта. От новой жизни. И ради чего? Ради отца, у которого уже есть два сына, вполне способных о нем позаботиться. Дурак!

Ей захотелось выпить вина, и она увидела еще один графин посреди стола, но, когда потянулась за ним, два графина слились в один. Элизабет хихикнула и, встав, пошатнулась. Похоже, ноги не хотят идти в нужном направлении!

Она почти упала на стул у очага. Почему здесь так чертовски тихо? О да. Она осталась совсем одна. Ее все бросили!

Элизабет снова зарыдала, и именно такой ее увидела Нэнси. Служанка обняла ее за плечи и помогла встать.

— Пойдемте, мистрис Элизабет. Я приготовила вам ванну, но, думаю, сегодня ничего не выйдет. Вам нужно лечь.

Она осторожно вывела Элизабет из зала и помогла подняться по лестнице. Закрыв за собой дверь спальни, она принялась раздевать и разувать хозяйку.

— Он бросил меня, Нэнси, — скорбно прошептала Элизабет.

— Вы говорили, мистрис, — кивнула Нэнси.

— Мы были любовниками, — хихикнула она.

— Знаю, — кивнула Нэнси.

— Знаешь? — удивилась Элизабет.

— Последние несколько недель вы не спите в своей постели. Вы спите в его комнате. Ясно, что вы любовники, — сухо пояснила служанка.

— Почему он покинул меня? — всхлипнула Элизабет.

— Вам лучше знать, мистрис.

Нэнси мягко толкнула Элизабет на кровать и укрыла одеялом.

— Он глупец, — пробормотала Элизабет.

— Да, мистрис.

Нэнси задула тонкую восковую свечу.

— Спокойной ночи, — сказала она.

— Чертов шотландский дурень…

Услышав мерное дыхание хозяйки, Нэнси на цыпочках вышла из комнаты. Бедняжка! Двуличный шотландец украл ее невинность и сбежал! Кто теперь возьмет ее в жены? И что теперь будет с Фрайарсгейтом? Что будет с ними со всеми?