Своенравная наследница

Глава 15

Розамунда с досадой наблюдала, как нервно развиваются отношения между Элизабет и Бэном. Говоря по правде, она восхищалась терпением своего зятя, который молча сносил все нападки жены. Несколько раз она едва не поссорилась с дочерью, но, понимая, что это лишь ухудшит ситуацию — Элизабет решит, будто мать перешла на сторону Бэна, — старалась прикусить язык. Раньше она считала, что это с Филиппой трудно договориться во всем, что касается замужества, но Филиппа оказалась просто ангелом в сравнении с младшей сестрой. Кроме того, у Филиппы была цель, и, достигнув ее, она успокоилась. Бэнон никогда не противилась браку. Она нашла своего Невилла и была счастлива ролью жены и матери.

— Ты любишь Бэна? — спросила Розамунда дочь как-то днем, когда они сидели в саду за домом.

Розы уже начали цвести, и в воздухе разливался их аромат.

— Думала, что люблю, — вздохнула Элизабет. — Я не легла бы с ним, если бы не любила.

Она провела рукой по животу.

— Но сейчас ты его любишь? — допытывалась Розамунда.

— Не знаю.

— Либо ты любишь его, либо не любишь, — нетерпеливо бросила Розамунда. — Тебе лучше хорошенько над этим подумать, Элизабет. Одного наследника для Фрайарсгейта недостаточно, и тебе не мешало бы делить постель с мужчиной, которого ты любишь.

— Наконец я начинаю понимать Филиппу, — заметила Элизабет.

Розамунда, ничуть не оскорбившись, рассмеялась:

— Ее нежелание заниматься Фрайарсгейтом пошло тебе на пользу. Ты питаешь такую же страсть к Фрайарсгейту, как и я в свое время. И все-таки подумай над тем, что я сказала. Мой первый муж был крепким парнем, и все же его унесла оспа. А детская жизнь так хрупка!

— С моим ребенком будет все в порядке. Он большой ленивец и не торопится выйти из материнского чрева. Но если он не родится в ближайшее время, я с ума сойду. Что же до желания иметь еще одного… гм… мне просто некогда об этом подумать.

— Бэн хороший человек, — заметила Розамунда.

— Знаю, — кивнула дочь.

Прошло несколько дней. Розамунда считала, что уже настал срок родить, но схватки все не начинались.

Однако в день летнего равноденствия Розамунда проснулась от женского визга. Вскочив с постели и накинув плащ, она поспешила в комнату Элизабет. Ее дочь стояла в луже воды. Нэнси ошеломленно на нее таращилась. Розамунда сразу поняла, что медлить нельзя.

— Нэнси, скажи повару, что нужно много кипятка и чистые тряпки. Ты приготовила их для родов?

— Леди… — растерянно пробормотала Нэнси.

— Как, Бесси, ты даже тряпок не приготовила? Чего еще ты не сделала, пока все это время сидела и жаловалась на мужа?

Повернувшись к служанке, Розамунда приказала:

— Иди на кухню и скажи повару, что мистрис Элизабет рожает. Потом найди прачку и потребуй чистые тряпки. У нее наверняка они есть. Да, и передай Альберту, чтобы принес родильный стол. Он должен быть на чердаке. Пусть поставит его… — Розамунда помедлила, соображая, куда лучше поставить стол, — в зале, у очага. Для моего внука уже готова колыбель?

— Колыбель? — ахнула Элизабет.

— Дочь моя, чем же ты занималась? Я рада, что ты такая прекрасная хозяйка, но теперь у тебя другие обязанности, и ты должна выполнять их еще старательнее. Нэнси, колыбель тоже где-то на чердаке. Скорее, девушка! Поспеши!

— Я… рожаю? — спросила Элизабет дрожащим голосом.

— Да. У тебя отошли воды, и скоро родится ребенок.

— Когда?

— Когда решит появиться на свет, — засмеялась мать. — Иногда роды проходят быстро. Иногда — медленно. Тебе больно?

Элизабет покачала головой.

— Давай снимем эту мокрую рубашку и спустимся в зал, — предложила мать, помогая ей надеть чистую сорочку, после чего расчесала волосы Элизабет и заплела в длинную толстую косу.

— У тебя волосы совсем как у отца, — прошептала она.

— Мама! — жалобно позвала Элизабет. — Я боюсь!

— Вздор, — отмахнулась Розамунда. — Я родила восьмерых детей, причем почти без труда. Ты здоровая, крепкая и прекрасно носила ребенка. Пойдем-ка, спустимся в зал. Если ты не удосужилась приготовить все для родов, значит, придется мне заняться этим. Послать за твоим мужем? Вижу, он уже успел встать.

— На Бэна можно положиться, — прокряхтела Элизабет, медленно спускаясь по лестнице. — Эдмунд твердит, что нам с ним очень повезло. Где Мейбл? Мне нужна Мейбл!

— Я скажу Альберту, чтобы послал за ней мальчишку, — пообещала Розамунда, помогая дочери сесть на стул с высокой спинкой.

Смышленый слуга поднес ей кубок с вином. Она кивком поблагодарила его.

— Выпей, тебе поможет, — велела она Элизабет. — Я посмотрю, что нужно сделать, а ты подожди, пока начнутся схватки.

В зал вошли несколько слуг, сгибавшихся под тяжестью дубового родильного стола. За ними следовал Альберт с потемневшей от времени колыбелью. В ней лежали еще Розамунда и ее почивший брат, а до них — ее отец и его братья.

Глаза вдруг защипало от слез. Как же быстро летит время!

— Пошли мальчишку за Мейбл, — приказала она Альберту. — И пусть кто-нибудь найдет хозяина.

— Сейчас, миледи, — кивнул он и позвал молодого слугу.

Элизабет молча наблюдала, как окружающие принялись за дело. Две румяных служанки выскребли родильный стол и аккуратно осушили его тряпками. Колыбель сначала тщательно протерли, а потом вымыли. В зал ворвалась Мейбл и, увидев колыбель, просияла и положила в нее новый матрасик, который успела выстегать. Взгляды ее и Розамунды встретились. Женщины заулыбались, поняв друг друга. Мейбл быстро подошла к Элизабет:

— Как ты себя чувствуешь, цыпленочек?

— Пока что ничего не происходит, — пожаловалась Элизабет.

— Скоро начнется, — заверила Мейбл. — Парнишка слишком хорошо воспитан и ждет, пока мы сможем его принять.

Она взяла кубок из руки Элизабет.

— Сейчас принесу тебе еще вина.

Вскоре Розамунда с помощью Мейбл все приготовила для родов. Нэнси вернулась с грудой чистых тряпок и положила их на маленький столик, где уже стояли большой таз и маленький графинчик с оливковым маслом. Слуги поставили котлы с горячей водой на угли очага. На буфете стояло вино.

Теперь в зале царило молчаливое ожидание. Ожидание нового наследника Фрайарсгейта.

— Повар хочет знать, что делать с сегодняшним обедом? — прошептал подошедший Альберт.

— Все должно идти, как обычно, — ответила Розамунда. — Нужно же нам что-то есть.

— Хорошо, миледи, — ответил Альберт.

— А теперь иди и задай тот же вопрос леди, — мягко пожурила Розамунда мажордома. — Тебе следовало сначала подойти к ней.

— Прошу прощения, миледи, — пробормотал Альберт, краснея.

— Понимаю, — тихо ответила Розамунда. — Ты был мальчишкой, когда в этом доме правила я. Но вот уже девять лет хозяйка здесь моя дочь.

Альберт с почтительным поклоном обратился к Элизабет и, получив распоряжение, удалился.

Часа через два Элизабет изумленно ахнула:

— Мама! Скорее! Мне больно!

— Значит, начались схватки, — спокойно констатировала Розамунда. — Вставай, прогуляемся по залу. Это тебе поможет.

В течение нескольких часов схватки были довольно редки, но во второй половине дня случались все чаще и сильнее. Сегодня был самый длинный день года, и слугам не терпелось пойти на праздник. На холмах уже загорались огни.

— Где мой муж? — капризно спросила Элизабет.

— Здесь, жена, — откликнулся Бэн.

Он уже давно был в зале, но мудро старался не попадаться Элизабет на глаза.

— Чем я могу помочь тебе, любимая?

Он встал на колени рядом с женой и сжал ее маленькую ручку.

— Останься со мной, — к его удивлению, попросила Элизабет — за последние недели она так и не смягчилась, даже после приезда матери.

— Я здесь и никуда не уйду, — пообещал он.

— Положи ее на родильный стол, — попросила Розамунда. — Уже пора.

— Ребенок скоро родится? — обрадовалась Элизабет.

— Родится, когда настанет его время, — пояснила Розамунда. — Но думаю, тебе уже хватит расхаживать по залу и сидеть у огня. Ты должна постараться, Бесси.

— Не зови меня Бесси, — расплакалась Элизабет. — Ооо! Мне больно, мама!

— Конечно, больно, — согласилась Розамунда. — Тебе придется вытолкнуть малыша из своего тела. Радости без боли не бывает.

Долгие летние сумерки тянулись почти до полуночи, а потом вдруг резко стемнело. У Элизабет начались потуги, длинные и мучительные. Она ощущала нестерпимое давление внизу живота. На гладком лбу выступили крупные капли пота. Прядки светлых волос, выбившиеся из косы, липли к щекам.

Острая боль ножом резанула внутренности. Элизабет жалобно вскрикнула, глядя на мать глазами раненого животного.

— Мама!

— Все идет, как надо, — спокойно ободрила мать, хотя в душе далеко не была уверена в собственных словах.

Взгляды тещи и зятя скрестились. Розамунда встала.

— Мне нужно немного прогуляться, дорогая. Я сейчас вернусь.

Погладив Элизабет по щеке, она отошла.

Бэн мгновенно оказался рядом.

— Что случилось? — прошептал он.

— Ребенок очень большой. И это ее первые роды.

— Чем я могу помочь?

— Ты когда-нибудь помогал животным рожать?

— Да. Одна из породистых телок отца не могла разродиться. Я сунул руку в родовой канал и вытащил теленка, — пояснил Бэн.

— Значит, ты сможешь сделать то же самое с ребенком! — воскликнула Розамунда.

— Ребенок уже должен родиться? — спросил он.

— Да, и уже наверняка устал — слишком долго не может появиться на свет. Это очень опасно для них обоих.

Бэн кивнул:

— В таком случае давайте вытащим младенца из тела матери.

Они вернулись к Элизабет, почти терявшей сознание от боли. Услышав шаги, она открыла глаза:

— Что происходит? Я умираю, мама? Мой ребенок жив?

— Уж очень большой парень… — пробормотала Розамунда.

— Я это знала, — простонала Элизабет. — Я же тебе говорила…

— Без посторонней помощи тебе не родить. Ты измучилась, и ребенок тоже. Пусть отец поможет ему появиться на свет, а остальное доделаешь сама, — медленно выговорила Розамунда.

— Нет! — вскричала Элизабет. — Я все сделаю одна!

— Во имя Господа, женщина! — закричал Бэн. — Больше я этого не потерплю! Я люблю тебя, Элизабет! Неужели не понимаешь, что я тебе говорю? Я люблю тебя! Прости за то, что покинул тебя в прошлом году! Мне следовало проявить тогда больше разума и мужества, но ведь это в прошлом! Мне очень жаль, но я не позволю тебе из-за пустого упрямства погубить две жизни: свою и нашего ребенка! Позволь мне помочь.

Элизабет впервые в жизни потеряла дар речи и, почти упав на жесткий валик, укрепленный под спиной, наблюдала, как муж моет руки в тазике, а потом густо смазывает оливковым маслом правую, до самого локтя.

— Скажи, когда опять начнутся схватки, — велел он.

Элизабет кивнула и через несколько мгновений крикнула:

— Вот!

Бэн нагнулся и, пока ее сотрясала очередная волна боли, осторожно проник рукой в истерзанное лоно. Он успел увидеть макушку младенца и, бережно сжав указательным и большим пальцами головку ребенка, очень медленно потянул на себя. И почувствовал, как мышцы Элизабет отпускают маленькое тельце. Она взвизгнула, когда сначала головка, а потом и плечи младенца появились на свет. Бэн взглянул на нее. Его сердце разрывалось при виде ее слез.

— При следующей схватке попытайся вытолкнуть ребенка, — тихо наставлял он. — Худшее позади, девушка, и он прекрасен!

— Ты еще не знаешь, кто это! — простонала она. — Может, не он, а она?

Элизабет тут же сморщилась от нарастающей боли.

Они поймали ребенка в чистую тряпку, и Розамунда открыла маленький ротик, чтобы вычистить слизь. Малыш закашлялся и пронзительно завопил. Бэн расплылся в улыбке.

— У нас сын! — объявил он и, наклонившись, поцеловал жену.

Бледная и измученная Элизабет воззрилась на него:

— Ты правду сказал? Ты жалеешь о своем побеге? Ты все еще любишь меня?

— Каждое мое слово — правда, — поклялся он, с любовью глядя на нее.

— Тогда я прощаю тебя, Бэн, — прошептала она и снова охнула от боли, на этот раз не столь сильной, как прежде. — Мама, мне опять больно, — прошептала она, глядя на Розамунду.

— Это послед, и ничего более, — успокоила та, взяв маленький тазик. — Когда он выйдет, Бэн вынесет его во двор и зароет под дубом.

— Зачем? — удивилась Элизабет.

— Чтобы твой сын был таким же красивым и сильным, как это дерево, — пояснила Розамунда.

— Который теперь час? — спросила Элизабет.

— Почти рассвело. Небо уже посветлело. Ты молодец, Элизабет, — ответил муж.

— Я хочу увидеть Томаса, — объявила она.

— Томаса? — улыбнулась Розамунда.

— Томаса Оуэна Колина Хея, — пояснила Элизабет. — Разумеется, с твоего разрешения, муженек.

— Прекрасное имя для парнишки, жена, — с улыбкой ответил он.

Элизабет тоже улыбнулась. Это была первая искренняя улыбка с того дня, как он приехал в поместье. Что же случилось?

Он тут же вспомнил, что в страхе за нее и сына попросил прощения, объяснил, что он с самого начала был не прав.

Бэн едва не рассмеялся. Как все просто! Достаточно было извинения! Почему он не подумал об этом раньше? Потому что они оба правы и оба одинаково упрямы! Но какое значение это имеет теперь? Она улыбнулась ему и спросила его мнения, когда давала имя их первенцу.

— Томас — в честь дяди, Оуэн — в честь отца, а Колин — в честь свекра. Да, прекрасное имя, — согласилась Розамунда.

Наконец послед вышел, и Розамунда отдала тазик Бэну. Тот подавил дрожь при виде отвратительной массы.

— Пойду зарою его, и мы объявим о рождении сына, — сказал он. — С твоего разрешения, разумеется, жена.

Элизабет кивнула и приняла сверток, протянутый Мейбл.

— Какой хороший мальчик, — ворковала старушка. — В жизни не видела малыша красивее. Ну, просто копия отца, в этом можно не сомневаться.

Элизабет взглянула на сына и подняла глаза на Мейбл, потом перевела взгляд на мать.

— Спасибо за то, что были со мной, — прошептала она и вновь оглядела младенца. — Волосики темные, а глазки голубые, — протянула она.

— Цвет глаз может измениться, — пояснила Розамунда.

— И еще кое-что изменилось, мама, — тихо призналась Элизабет.

— Да, — понимающе улыбнулась Розамунда. — Он извинился! Это ты ему посоветовала?

— Вовсе нет, — заверила Розамунда.

Ей это в голову бы не пришло!

— Он любит меня, — продолжала Элизабет.

— Да, и очень, но ты, разумеется, это знала, — тихо ответила мать. — Значит, вы помирились?

Элизабет кивнула и прошептала:

— Мама, я ужасно устала…

— Еще бы! Роды были долгие й достаточно тяжелые. Тебе нужно отдохнуть. Когда вернется Бэн, он отнесет тебя в спальню, — решила Розамунда, беря у нее младенца. — А кто будет качать колыбель?

Вперед выступила девочка лет двенадцати:

— Я здесь, леди.

— Только качай как можно осторожнее, — наставляла Розамунда.

— Да, леди.

— Она племянница Альфреда, — сообщила Мейбл. — Ее зовут Сэди.

— Хорошенько присматривай за моим внуком, Сэди, — велела Розамунда.

Девчонка энергично закивала.

Две служанки с помощью Нэнси принялись убирать все свидетельства недавних родов. К тому времени как они закончили, в зал вернулся Бэн, который отнес жену в постель. Вернувшись, он увидел, что Розамунда и Мейбл сидят за столом и завтракают. Вошел отец Мата и поздравил Бэна с рождением сына.

— Когда крестины? — спросил он.

— А твой отец приедет с севера? — спросила Розамунда.

Бэн покачал головой:

— Он не оставит свои земли. Но возможно, меня захочет навестить младший брат. Я хотел бы, чтобы он стал крестным отцом, вместе с лордом Кембриджем. Парнишка, похоже, крепок и здоров. Думаю, можно и подождать несколько недель, не так ли?

— Разумеется, — согласился священник. — Если вдруг возникнет срочная необходимость, я здесь, Бэн.

— В таком случае мы отложим крестины на первое августа. Это даст посланцу время добраться до Грейхейвена и привезти Гилберта, — решил Бэн.

— А я еду домой завтра, — объявила Розамунда. — Но сегодня нам нужно послать кого-то в Оттерли, чтобы сообщить кузену о благополучном прибытии его тезки в этот мир. Кто-нибудь, найдите еще одну колыбель, чтобы поставить в хозяйской спальне. Когда моя дочь проснется, настанет время приложить сына к груди. Она слишком слаба, чтобы спускаться в зал каждый раз, когда молодой Том проголодается. Малыш и девочка, которая качает колыбель, должны быть с ней. Она выбрала няню для ребенка?

— Можно подумать, я кому-то позволю заботиться об этом драгоценном малыше! — негодующе провозгласила Мейбл. — Я не так стара, чтобы не приглядеть за ним!

— Но Элизабет хочет, чтобы ты посоветовала, кого выбрать второй няней. Ведь тебе каждый вечер придется уходить домой к Эдмунду, — напомнила Розамунда. — Что, если ты заболеешь и некому будет ухаживать за пареньком?

— Что ж, есть еще Гризель, — неохотно признала Мейбл. — Мать Сэди. Вдова. Сэди ее младшая. Она будет хорошо вам служить.

— Поговори с ней, дорогая Мейбл, — попросила Розамунда.

Мейбл рассмеялась и погрозила ей пальцем:

— И не думайте подольститься ко мне, леди! Вспомни, я вырастила тебя и знаю все твои уловки. Я не так глупа, чтобы не понять, как необходима помощь женщины помоложе!

Розамунда нагнулась и поцеловала морщинистую щеку.

— Спасибо тебе. А вы, отец Мата, и ты, Бэн, садитесь и поешьте. Бэн, после завтрака тебе нужно отдохнуть. Отец Мата, почему у вас такой измученный вид?

— Я всю ночь молился за Элизабет и ее малыша, — тихо сказал священник. — Не думаете же вы, что только вашими усилиями все закончилось благополучно?

Он весело фыркнул.

— В таком случае вам обоим полагается отдых, — объявила Розамунда.

— Но у меня полно работы, — запротестовал Бэн. — Пора косить траву.

— Сегодня этим займется Эдмунд, — отмахнулась Розамунда.

Он не стал спорить, поскольку в жизни так не уставал. Словно сам дал жизнь своему сыну!

Бэн быстро поел и, извинившись, поднялся к себе. Но прежде чем лечь, он приоткрыл смежную дверь и вошел в спальню Элизабет.

Элизабет еще не успела заснуть, но ее глаза были закрыты. Волнение не давало спать. У нее сын! Первенец!

Услышав шаги, она встрепенулась.

— Ты поел? — спросила она мужа.

Тот уселся на край кровати и поцеловал ей руку.

— Да. Твоя мать считает, что мне нужно поспать, а Эдмунд присмотрит за косьбой.

— Она права, — согласилась Элизабет. — Ты был со мной всю ночь напролет. Правда, он самый красивый младенец на свете?

Она сияла от счастья. Счастья, которого не чаяла испытать.

— Да, прекрасный парнишка. А ты была такой храброй, моя милая женушка.

— Ты спас нас обоих, Бэн, — внезапно став серьезной, прошептала Элизабет. — Без твоей помощи я бы не родила. Я так ослабела… и если бы ты не вытащил малыша, мы оба умерли бы. А я не хотела умирать, не сказав тебе о своей любви.

— Я знал об этом без твоих слов, Элизабет. Недаром ты всегда питала слабость к шотландцам, верно? — поддразнил он.

— Да, — хихикнула она. — Всегда, муженек.

Он подался вперед, и их губы на секунду встретились.

— А теперь спи, любовь моя.

— Останься со мной, — взмолилась она. — Мне будет спокойнее лежать в твоих объятиях, Бэн. Больше не хочу спать одна!

Час спустя, заглянув в спальню, Розамунда увидела, как Бэн полулежит, обняв Элизабет, голова которой покоится на его груди. Оба крепко спали.

Розамунда неслышно прикрыла дверь. Благодарение Богу, она может спокойно ехать домой, зная, что между младшей дочерью и ее мужем воцарился постоянный мир. Для нее это стало большим облегчением: ведь столько времени в ее сердце не было покоя.

Она вошла в библиотеку, взяла пергамент и написала Томасу Болтону приглашение на крестины к первому августу.

Розамунда улыбнулась, почти слыша его протесты: ну вот его опять беспокоят. Но от Оттерли до Фрайарсгейта не так уж далеко. Он приедет. Также как Бэнон и ее муж. Правда, Розамунда потребовала, чтобы все ее внуки, если не считать двух старших девочек, остались дома. Приедет и она вместе с Логаном и сыновьями. И она напишет своему дяде Ричарду Болтону с просьбой отпустить Джона Хепберна на крестины племянника. Пусть Джон не родня ей по крови, все же он старший сын Логана. Праздник будет семейным!

Элизабет расстроилась, узнав, что мать уезжает. Но место Розамунды — в Клевенз-Карне. Элизабет заметила, что на этот раз слуги обращались с матерью почтительнее, чем с ней. Очевидно, последние недели беременности она не уделяла должного внимания их поведению. Пора напомнить обитателям Фрайарсгейта, кто здесь хозяйка!

Через несколько дней после рождения маленького Тома она попросила Бэна принести ее в зал, где и пробыла до вечера. Еще через неделю она уже сидела в библиотеке. Постепенно силы к ней возвращались, и она начала ездить верхом. Ко времени крестин Элизабет снова стала прежней.

— Дорогая девочка! — приветствовал ее лорд Кембридж. — Ты влюблена! Как это прекрасно! Уилл, разве любовь не прекрасна?

Он повернулся к секретарю, приехавшему вместе с ним.

Элизабет рассмеялась.

— Дядюшка, — сказала она, целуя его, — ты всегда так романтичен!

Настала очередь Уилла получить поцелуй хозяйки.

— Уилл, вижу, ты хорошо заботишься о Томе. Спасибо. Он мой любимый родственник. Входите же! Входите!

Вскоре прибыли Бэнон и ее Невилл.

— Джемайма очень расстроилась, когда мы не взяли ее с собой, — вздыхала Бэнон. — А я никогда не выглядела так хорошо после родов, как ты. Мой последний малыш тоже мальчик. Мы назвали его Генри, в честь короля.

— У меня просто не хватит места для всей твоей семьи, — пояснила Элизабет, не обращая внимания на жалобы сестры. — Мама решила, что будет лучше, если приедут двое старших. И без того наши братья спят на конюшне.

— Почему бы тебе не перестроить дом? — спросила Бэнон.

— Мы об этом подумываем.

— Итак, я наконец-то увижу того шотландца, за которого ты вышла замуж, — протянула Бэнон. — Где он?

Она обвела глазами комнату.

— Тот, кто выше всех ростом, — подсказала Элизабет.

— Раны Господни, Бесси! — воскликнула Бэнон. — Он великолепен! Как тебе удалось его заполучить?

— Я его соблазнила. И не называй меня Бесси!

— Быть не может! — воскликнула Бэнон, без особого, впрочем, возмущения. — Вот уж никогда бы не подумала, что ты способна на такое!

Она хихикнула.

— А вот оказывается — способна, — ухмыльнулась Элизабет. — И доказательство моего непристойного поведения сейчас лежит на руках дядюшки Тома.

При виде ребенка глаза Бэнон широко раскрылись.

— Настоящий великан! — ахнула она. — Когда ты его родила?

— Наутро после летнего равноденствия, — пояснила Элизабет.

— Кровь Христова! Чудо, что он тебя не убил! Никто из моих детей не был так велик в столь юном возрасте!

— Мне помог Бэн. Он вытащил головку и плечи ребенка.

Бэнон в изумлении уставилась на сестру:

— Ты шутишь!

— Ничуть.

Бэнон покачала головой:

— Я никогда не думала, что ты найдешь человека, который подходил бы и тебе, и Фрайарсгейту, но ты его нашла. — Она обняла сестру и прижала к себе. — Я счастлива за тебя! И мне так хочется, чтобы Филиппа тоже увидела твоего шотландца! Она приедет?

— Нет. Я ей написала, но она ответила, что слишком занята, прислуживая королеве. Екатерину отослали в Мур-Парк, в Хартфордшире, а оттуда — в Бишопс-Хэтфилд. Филиппа пишет, что король не желает ее больше видеть. У нее отобрали дочь.

— Бедная Екатерина! — посочувствовала Бэнон.

— Глупая Екатерина, — отрезала Элизабет. — Анна сказала, что станет королевой, и, похоже, так оно и будет. Правда, я восхищаюсь преданностью Филиппы: она отказалась покинуть Екатерину.

Бэнон кивнула:

— Она считает, что ее замужество состоялось только благодаря покровительству королевы. Я рада, что не бываю при дворе. Мне вполне достаточно быть женой провинциального дворянина.

— По-моему, Филиппа обязана своей удачей исключительно нашему дядюшке Тому. Как и все мы.

Бэнон снова кивнула.

Томас Оуэн Колин был крещен в той же церкви, где крестили его мать. У него была два крестных отца: человек, в честь которого он был назван, и его дядя, Гилберт Хей, прибывший из Шотландии. Малыш заорал, когда его головку полили святой водой, и это сочли прекрасным знаком: очевидно, дьявол испугался и вышел из ребенка.

Его родители и родственники радостно заулыбались.

— Крепкий парнишка, — заметил Гилберт, глядя належавшего в его руках младенца. — Па будет доволен, когда я ему расскажу.

— Жаль, что он не приехал с тобой, — вздохнул Бэн.

— О, ты ведь знаешь па. Он редко покидает свои земли. Правда, недавно ездил в Гленкерк. Старый граф заболел. Родные боятся, что он не переживет еще одну зиму. Но кто знает? Он крепкий старик.

В честь крестин был устроен пир. Перед домом расставили длинные столы. Приглашенным подавали жареную оленину, баранину и говядину, форель и семгу, сваренные в вине. На господский стол поставили артишоки, на остальные — горошек и вареный салат. На тарелках лежали также хлеб, сливочное масло и несколько сортов сыра. На десерт повар изготовил желе и сахарные сладости в виде ягнят. Был даже огромный торт, пропитанный марсалой, которого хватило на всех. Обитатели Фрайарсгейта восхищались новым наследником и пили за него. После захода солнца, когда мальчика уложили в колыбель и оставили под присмотром Сэди, начались танцы и песни.

Наконец все разошлись по домам. Слуги убрали со столов, а семья собралась в зале. Александр Хепберн вместе с братом Джеймсом исчез в темноте.

Элизабет улыбнулась. Пошли гоняться за смазливыми девчонками!

Ее единокровные братья Томас и Эдмунд играли в прятки с племянницами, Кэтрин и Томазиной. Все четверо были почти ровесниками и казались братьями и сестрами.

— Великолепный день! — радостно воскликнул лорд Кембридж. — У тебя превосходный стол, дорогая девочка, а мой тезка — крепкий парень. Я чудесно провел время, и Уилл тоже. Мы снова приедем к вам, возможно, следующей весной.

— Ты и Уилл всегда желанные гости. И я хочу, чтобы маленький Томас знал тебя так же хорошо, как в свое время я и мои сестры.

Слуги принесли вина и сахарных вафель. Семейство обменивалось последними новостями. Логан Хепберн взял руку жены. Розамунда улыбнулась ему. Оба знали, что теперь будут приезжать во Фрайарсгейт гораздо реже, чем раньше. Отныне Фрайарсгейт в прекрасных руках. И есть кому его унаследовать. Первый ребенок мужского пола за несколько поколений!

Логан был рад, потому что сейчас любил Розамунду сильнее, чем когда впервые увидел ее ребенком, сильнее, чем когда вожделел ее, а она влюбилась в другого. Сильнее, чем когда-либо. Он хотел, чтобы жена принадлежала ему одному.

Становилось поздно. Бэнон и Роберт Невилл позвали дочерей и поднялись наверх. Лорд Кембридж и Уилл тоже ушли. Розамунда и Логан пожелали Элизабет и Бэну спокойной ночи. Логан устроил близнецов на сеновале, в одном из сараев. В соседнем раздавались смех и голоса, и он понял, что это старшие сыновья уговорили двух девиц.

Логан довольно ухмыльнулся. Остается надеяться, что особого урона девицы не понесут.

Наконец Элизабет и Бэн остались одни и вместе заложили засовом входную дверь. Вместе обошли дом, гася огни и свечи. Остановились у подножия лестницы, обнялись и медленно поцеловались. Большая рука погладила ее щеку. Он улыбнулся, глядя ей в глаза. Вместе они поднялись по лестнице в общую спальню.

Нэнси уже ушла, и поэтому они раздели друг друга. Впервые с того осеннего дня, когда Бэн покинул ее, они ласкали друг друга, и каждый немного стеснялся.

Она помогла ему снять штаны и безрукавку, расшнуровала рубашку и припала губами к теплой груди. Бэн затрепетал и, глубоко вздохнув, повернул ее спиной к себе и стал распутывать завязки шелкового голубого платья, которое очень ей шло. Он стянул платье до талии, развязал шнурки нижних юбок и поднял ее из горы тканей. Теперь на ней осталась только сорочка, и он с жадностью втянул ноздрями ее аромат.

— Я так долго жаждал этого момента, — признался он.

— А я- еще дольше. Садись.

Она стянула с него сапоги, скатала чулки и отложила в сторону.

— У тебя такие большие ступни, — улыбнулась она.

— Теперь садись ты, — велел он и снял с нее туфли, чулки и подвязки, лаская обнаженную ногу.

Элизабет блаженно вздохнула, встала, увлекая его за собой, и развязала полотняные подштанники, которые сегодня были на нем. Обычно он не носил ничего подобного.

Когда он остался обнаженным, она коварно усмехнулась:

— Теперь, сэр, вы полностью в моей власти.

— Но прежде, мадам, мы должны оказаться на равных, — ответил он, снимая с нее сорочку, — потому что я тоже хочу делать с тобой все, что пожелаю, моя любимая, моя жена.

Они обнялись, отчаянно сжимая руки.

— Знаешь, как сильно я тебя хочу?

— Да, — кивнула она, весело блестя глазами. — Твое желание вполне очевидно, любимый.

Наклонив голову, он завладел ее губами в долгом, медленном поцелуе, сплетая свой язык с ее языком. Наконец, отстранившись, он стал осыпать поцелуями ее опущенные веки, щеки, лоб и губы, испивая нектар ее пробуждающейся страсти.

— Я люблю тебя! Люблю! — шептал он, поднимая голову.

Из-под густых ресниц показались слезы, но глаза оставались закрытыми.

— Я никогда не была так счастлива, Бэн. Клянись, что больше ты никогда не покинешь меня! Клянись!

— Открой глаза — и увидишь правдивость моего обета, — потребовал он и, когда их глаза встретились, объявил: — Только смерть разлучит нас, Элизабет, а с ней не поспоришь. Но я буду всегда любить тебя. Даже лежа в могиле! Мы и в смерти с тобой не расстанемся.

Он подхватил ее на руки и положил на пахнущие лавандой простыни.

Элизабет протянула руки и привлекла мужа к себе.

— Я люблю тебя, Бэн, сын Колина, — прошептала она с улыбкой.

Он начал ласкать ее груди. Теперь они были полнее, чем раньше, и он вспомнил о сыне, который жадно сосал эти прелестные груди.

Бэн раздвинул нежные створки ее лона и ощутил, что она уже стала влажной от собственного желания. Он стал играть с чувствительной плотью, теребя драгоценный камешек ее лона, пока она не застонала. Пока ее любовные соки не оросили его пальцы.

Он встретился с ней глазами и поднес эти пальцы к ее губам.

Элизабет удивленно взглянула на него.

— Я жажду еще раз ощутить твой пьянящий вкус, жена, — прохрипел он. — Я должен получить еще больше.

Его голова оказалась между ее бедрами, и он стал жадно лизать трепетную плоть.

Элизабет изумленно вскрикнула, когда его язык скользнул в самое потаенное местечко, но тут же поняла, что наслаждается каждым его движением.

И услышала собственный голос, моливший его не останавливаться.

Ее пальцы зарылись в густые темные волосы.

Он стал лизать ее бедра, проник языком в ее любовный грот.

Она почти закричала, когда по ее спине пробежал озноб наслаждения.

— Бэн! — ахнула она, но он был так отчаянно захвачен собственным вожделением, что почти не слышал ее голоса.

Не в силах больше сдерживаться, он приподнялся и глубоко погрузился в ее тепло. Он был поглощен ею и не обратил внимания на крик боли: за два месяца, прошедших после рождения ребенка, ее лоно еще не до конца восстановилось.

Но она хотела его так же сильно, как он — ее.

Элизабет обхватила ногами его талию и, потеряв над собой власть, впилась ногтями в спину. Никогда раньше их наслаждение не было столь острым.

— Бэн! Бэн! — выкрикивала она его имя, и малыш в колыбели сонно захныкал.

— Давай! — простонал Бэн. — Я больше не могу ждать. Поспеши!

— Вместе! — прошипела она, сдавливая потаенными мышцами его копье.

Он вскрикнул, когда волна наслаждения подняла ее и утопила в своей глубине.

Оба задыхались, он откатился от нее, лег на бок и прижал к губам ее руку.

Маленький Том принялся жаловаться на голод.

Элизабет соскочила с кровати и, подбежав к колыбели, взяла сына. Положила его на кровать, сменила пеленки и поднесла к полной груди.

— Почему бы тебе не найти кормилицу? — спросил Бэн.

— Зачем? Я вполне смогу выкормить его сама, — запротестовала Элизабет. — Не хочу отдавать его в деревню, там он может заболеть.

— И все же найди кормилицу, — повторил Бэн. — Она может жить в доме и кормить его здесь. Не желаю ублажать свою жену, когда рядом лежит сын.

— Но еще слишком рано, Бэн. Обещаю, что к Двенадцатой ночи возьму кормилицу.

— К Михайлову дню, — твердо ответил Бэн. — Дольше я ждать не намерен.

— Ты сказал, что больше никогда не покинешь меня! — вскрикнула она, и малыш громко заплакал.

— И не покину, — пообещал он, — но побью тебя за непокорство.

— Не посмеешь!

Он лукаво улыбнулся:

— Хочешь проверить, жена?

Элизабет вскинула голову. Похоже, он говорит серьезно.

— Пусть Фрайарсгейт принадлежит тебе, но ты, дорогая, принадлежишь мне. В глазах закона и в глазах церкви, — напомнил он.

— Это несправедливо! — возразила Элизабет.

— Несправедливо. Но я воспользуюсь правами мужа, если ты не подчинишься. Не хочешь же ты, чтобы я сам нашел кормилицу и привел ее в дом? Тебе лучше посоветоваться с Мейбл. Ты знаешь, как я люблю тебя и нашего сына, но не стану делить с ним эту спальню дольше, чем это необходимо.

— Никогда не думала, что ты способен кого-то запугивать, — пробормотала она, прижимая Тома к груди. — Знай я это, не вышла бы за тебя.

— Никогда не думал, какой маленькой фурией ты можешь быть, Элизабет, любимая, но, даже знай я это, все равно бы женился на тебе.

Элизабет рассмеялась:

— Дьявол меня побери, муженек, если мы не подходим друг другу! А мы подходим, и очень. Но если мы будем любиться часто, я снова забеременею. Ты этого хочешь, Бэн? Еще детей?

— Да, — ухмыльнулся он. — Но на этот раз сделаем дочку, Элизабет!

— Все равно я не смогу забеременеть, пока кормлю, — фыркнула она.

— Михайлов день, — повторил он, гладя пальцем темную макушку сына.

Утром, когда мать готовилась уезжать, Элизабет отвела ее в сторону.

— Расскажи, что нужно делать, чтобы не забеременеть слишком быстро? — попросила она.

— Спроси Нэнси, дорогая, — улыбнулась Розамунда. — Я уже дала ей рецепт. Она, разумеется, шокирована, но очень хочет проверить, поможет ли. Поможет, и обязательно.

— Бэн хочет, чтобы я нашла кормилицу для Тома. Такую, которая будет жить в доме.

Розамунда кивнула:

— Сделай, как он просит, но немедленно начинай принимать эликсир.

— Я буду кормить Тома до Михайлова дня, — сообщила Элизабет.

— Не верь сказкам старых дур о том, что кормящая мать не беременеет. Это вовсе не обязательно. Я забеременела твоим рано умершим братом, когда кормила тебя, — предупредила Розамунда.

— О Господи, — пробормотала Элизабет.

Розамунда заговорщически подмигнула.

— Прими мой совет, дорогая. Сегодня же.

Она поцеловала дочь.

— Прощай, дорогая. Я рада, что отдала Фрайарсгейт в столь надежные руки.

— Потому что я вышла замуж? — улыбнулась Элизабет.

— Да, и еще потому, что у Фрайарсгейта появился наследник и надежда на еще нескольких, — призналась Розамунда Болтон Хепберн.