Священная земля

Глава 14

Анжелика

1850 год

Опять они выставляли женщин на торги.

Сет Хопкинс считал подобное действо отвратительным и богомерзким. В Калифорнии рабство было запрещено, но власти Сан-Франциско ничего не могли с этим поделать, потому что капитаны кораблей имели полное право требовать оплаты за проезд, даже если это подразумевало продажу пассажирок тому, кто больше предложит.

Сету казалось, что количество брошенных кораблей только увеличилось с того момента, когда он был здесь в последний раз. Стоило судну зайти в порт, капитан вместе с командой тут же сходили на берег и отправлялись на золотые прииски. Некоторые предприимчивые дельцы вытащили несколько клиперов на сушу и переоборудовали их в гостиницы, но лес из мачт и рангоутов почти пятисот брошенных кораблей до сих пор закрывал половину залива Сан-Франциско. Поэтому «Бетси Лэйн» вынуждена была встать на якорь так далеко, что груз и людей пришлось доставлять к берегу на баркасе. Сет на минуту перестал загружать свою повозку, наблюдая за непотребным переполохом среди мужчин, бегущих к причалу, где высаживались пассажиры «Бетси Лэйн». Прошел слух, что на борту бостонского клипера много женщин.

Пройдя через таможню, некоторые пассажирки сразу же уходили. Сет знал, что большинство из них отправились на поиски мужей, подцепивших «золотую лихорадку» и покинувших свои семьи. Остальных из-за того, что они не оплатили проезд, предлагали выкупить любому человеку на пристани. Так неудачницы попадали в легальную кабалу.

Женщины со всего мира приезжали в Калифорнию, как, впрочем, и мужчины, с надеждой начать новую жизнь. Одни прятались от мужей, другие, наоборот, искали себе супруга. Кто-то опускался на дно, иные обретали себя. Все было возможно в Калифорнии. Земли хватало всем, золото буквально лежало под ногами, только успевай подбирать. Но что самое главное — здесь не существовало правил, определявших положение человека в обществе. Тут крестьянин мог жить по-королевски, если, конечно, у него хватало на это денег. Человек даже имел шанс, мрачно подумал Сет, избавиться от клейма бывшего каторжника.

Сет с отвращением смотрел, как пассажирок «Бетси Лэйн», будто скот, согнали за веревочное ограждение на пристани среди тюков, багажа и ящиков, пока растущая толпа напирала со всех сторон, с нетерпением ожидая начала торгов. Сюда явились владельцы борделей и салунов, игорных притонов и заведений с танцами. Они выбирали женщин помоложе и посимпатичнее и заставляли их отрабатывать долг, продавая свое тело. Однако были здесь и порядочные трудолюбивые мужчины — рудокопы и трапперы, — одинокие и тоскующие по женской ласке. Честный брак, вот что они могли предложить.

Тридцатидвухлетний Сет Хопкинс никогда не был женат и начинать не собирался. Жизненный опыт научил его, что супружеские отношения — всего лишь одна из форм рабства. Его привлекала уединенная жизнь под деревьями в окружении зеленых пастбищ где-нибудь подальше от угольных шахт Вирджинии.

Он отвернулся, закрепив веревками припасы, которыми была нагружена повозка. Ему не нравился хаос, царивший в порту Сан-Франциско: визжали свиньи, которых выгружали на причал, мычал скот и лаяли собаки, не переставая скрипели колесами повозки и коляски, люди кричали, спорили и торговались, а лошади, громко цокая копытами, время от времени оставляли за собой кучи естественных удобрений. В дымном воздухе воняло стоячей водой и гниющей рыбой. Сету не терпелось вернуться к прииску в горах, где воздух был прозрачен и чист, а человек мог слышать собственные мысли.

Капитан клипера, невысокий коренастый человек в синей морской униформе, взобрался на деревянное возвышение и открыл торги. Он указал на первую женщину в очереди, дородную даму лет сорока, одновременно разгневанную и испуганную.

— Она должна пятьдесят долларов. Кто заплатит пятьдесят долларов?

Миссис Армитаж, в которой Сет узнал владелицу отеля «Армитаж» по Маркет-стрит, выкрикнула:

— Она умеет готовить? Мне нужен повар!

— Есть швеи? — прокричала другая женщина. — Заплачу хорошую сумму за любую, которая умеет держать иголку!

Подъехал трамвай, запряженный лошадьми, и группа ярко одетых девиц, стоявших в стороне, радостно забралась в него. Сет знал, что они направлялись в «Фанданго», клуб Финча, и в его бордель на втором этаже.

Мужчина с потрепанным видом золотоискателя протолкался вперед:

— Сколько за блондинку? Мне нужна жена, да поскорее!

Толпа разразилась оглушительным смехом.

Женщин за ограждением оставалось все меньше, пока деньги переходили из рук в руки и мужчины забирали свои трофеи. Одни женщины уходили с готовностью, другие неохотно, некоторые даже плакали. Собираясь уже залезть в повозку, Сет краем глаза заметил женщину, выделявшуюся из толпы. Отказавшись стоять в очереди, она гордо восседала на своем большом дорожном сундуке, сложив руки на коленях. Ее лицо скрывали поля большого капора, подвязанного под подбородком. Но внимание Сэма привлекло ее платье. Он еще никогда не видел шелка такого цвета — или скорее цветов, потому что оно мерцало и переливалось при движениях дамы или от дуновения ветерка, пускавшего рябь по ткани. Когда она делала вдох, лиф из бледно-зеленого становился бирюзовым, а когда встала, юбка из зеленовато-голубой превратилась в темно-синюю. Сету это напомнило перья павлина, крылья бабочки или волну прилива в летний день. Эффект был поистине гипнотическим.

Женщина пыталась что-то спокойно объяснить корабельному эконому. Бриз донес ее слова, произнесенные с сильным испанским акцентом:

— Я же объяснила, что сеньор Боггс заплатит за меня.

Эконом, краснолицый мужчина с кислой миной, осмотрел толпу.

— Не вижу здесь Боггса. Наверное, где-то в городе. Простите, дамочка, но я должен получить с вас плату за проезд. Мне придется отдать вас одному из этих мужчин.

— Что значит, «отдать вас»?

— Любой, кто заплатит за ваш проезд, забирает вас с собой. Вы станете его собственностью, пока не отработаете долг.

Она гордо выпрямилась, и Сет увидел, как сверкнули ее темные глаза.

— Я не такая женщина, сеньор. Если бы мой муж был жив, он вызвал бы вас на дуэль, чтобы защитить мою честь.

Эконома ее слова нисколько не впечатлили.

— Дамочка, таковы правила морских перевозок. Я обязан собирать деньги с каждого пассажира на нашем корабле. Откуда они возьмутся, меня не волнует. Но я должен внести всю сумму в эту бухгалтерскую книгу.

— Тогда вам заплатит мой отец!

Эконом поморщился.

— И где же он?

— Ну… сейчас я точно не знаю. Но он здесь.

— Где?

— В Калифорнии.

Он раздраженно фыркнул:

— Послушайте, Боггса тут нет, поэтому я получу деньги от одного из этих людей. Правила есть правила.

Он взял ее за руку.

— Но вы не имеете права так поступать, сеньор!

— Значит так: Боггса я не вижу, и времени у меня нет. А деньги мне надо сдать до обеда.

— Уберите руки!

Эконом проглядел список пассажиров.

— Ваша фамилия Д'Арси? Внимание, джентльмены! Предлагаю настоящую француженку. Имя Он-жа-лик. Кто начнет торги?

— Как раз то, чего я так долго ждал, — сказал рядом стоявший мужчина. — Эй, девчушка, — крикнул он. — Задери юбку и покажи нам лодыжку.

Сет забрался в повозку и потянулся за вожжами. Тюрьма преподала ему хороший урок: жизнь — штука несправедливая. Еще она научила его тому, что умные люди не суют свой нос в чужие дела. Кроме того, женщина уже принадлежала Боггсу. Она знала, во что ввязывалась.

Но, когда он уже начал погонять лошадей, что-то заставило его остановиться. Он оглянулся. Эконом, оставив девушку на минуту, разнимал двух покупателей, затеявших драку. Боггс, подумал Сет. Он был наслышан об этом человеке. Приехав два года назад, Сайрес Боггс начал проповедником, но быстро нашел себе более прибыльное занятие. Сейчас он владел борделем на Клэй-стрит и был известен тем, что заманивал ничего не подозревающих женщин в Сан-Франциско газетными объявлениями о найме учительниц и нянь, предлагая оплатить их проезд, когда они прибудут в город, а потом запирал их в маленьких глухих комнатушках своего притона, где беспомощные женщины должны были обслуживать до тридцати клиентов за день.

Вздохнув, Сет отпустил вожжи, спрыгнул на землю и подошел к веревочному ограждению.

— Прошу прощения, леди, кажется, вы сказали Боггс?

— Si[16], — ответила она, роясь в сумочке.

Ее маленькие руки были затянуты в лайковые перчатки.

— После того, как погиб мой муж, — говорила она, — правительство забрало нашу ферму в качестве уплаты налогов. У меня почти ничего не осталось. Но потом я увидела это. — Она передала ему газетную вырезку.

— Извините, но я не знаю испанского. Что здесь написано?

— Это, как вы говорите, anuncio[17]. Человек пишет, что ищет учительницу для молодых леди. Здесь его имя и адрес. Я написала ему письмо. Он ответил.

Девушка достала сложенный лист бумаги. Сет прочитал фальшивые обещания, которые в нем содержались.

Он вернул листок обратно.

— Все обман — и письмо, и объявление. Боггс завлек вас сюда под ложным предлогом.

Она озадаченно посмотрела на него. Он увидел темные ресницы, обрамляющие темные глаза, черные локоны, выглядывающие из-под капора.

Сэт прокашлялся. Он не знал, как объяснить ей эту деликатную ситуацию.

— Боггс — преступник. Не станет он вам помогать. По-моему, вы говорили, что ваш отец живет здесь?

— Si! Из-за него я и приехала. Он богат. Он заплатит за меня.

Сет заметил, как мужчины глазеют на нее, и потом вспомнил, что только на прошлой неделе Комитет бдительности, состоявший в основном из бывших американских солдат, которым нечем заняться после войны с Мексикой, напал на палаточный городок Литтл-Чили, в результате чего были изнасилованы и убиты мать с дочерью. Для людей испанского происхождения пребывание в Сан-Франциско могло оказаться небезопасным, особенно для испанки без знакомых в городе. Если отец женщины не объявится, то наверняка Боггс, а если не Боггс, то кто-нибудь из его подручных, заплатит за эту мисс Д'Арси и заберет ее в рабство, одному богу известно куда.

— Эй, ты! — крикнул вернувшийся эконом. — А ну отойди отсюда!

Несмотря на твердое правило не вмешиваться, Сет не мог остаться в стороне, когда творилась несправедливость.

Он сказал, что заплатит за леди, и опустил руку в карман за пачкой банкнот. Другой мужчина немедленно предложил большую сумму, и эконом принял ее. Сет схватил его за руку и проговорил ему прямо в лицо:

— Друг, мне не нужны неприятности. Но ты назначил цену, а я сказал, что заплачу ее.

Эконом посмотрел на пальцы, больно стиснувшие его запястье, потом перевел взгляд на немигающие глаза высокого незнакомца. И выдернул руку.

— Ладно, деньги отдай капитану, вон там.

— Благодарю вас, сеньор, — сказала Анжелика, когда Сет вытащил ее сундук из-за веревок. — Я перед вами в долгу. Как мне расплатиться с вами?

Он, прищурившись, посмотрел на солнце. Ему не терпелось отправиться в путь.

— Я живу в Чертовой Балке, к северу от Сакраменто. Когда найдете своего отца, тогда и расплатитесь. — Прикоснувшись к шляпе, он повернулся и направился к повозке.

Взобравшись на сиденье, он оглянулся. Она все так же стояла возле сундука и выглядела совершенно потерянной. Мужчины начали собираться вокруг нее, говоря:

— Ты и правда француженка? Ищешь, где бы остановиться? Гарантирую, что ты заработаешь тут кучу денег.

Сет вернулся к ней, растолкав по дороге недовольных мужиков.

— Вам действительно некуда пойти?

— Только к сеньору Боггсу…

— Идем ко мне… — начал было один мужчина.

— И вы не знаете, где ваш отец?

— Да, я приехала искать его! Поэтому и ответила на anuncio мистера Боггса. Приехала в Калифорнию искать своего отца. А пока ищу, работаю учительницей, понимаете?

— Ваш отец золотоискатель?

Увидев, как по-хозяйски незнакомец разговаривает с женщиной, мужчины вернулись к «распродаже», где за тридцать долларов предлагали женщину с грудным ребенком.

— Нет-нет, — объясняла Анжелика Сету Хопкинсу. — После смерти матери отец отправился в Новый Орлеан, к своему брату. В письме он говорит, что они поехали в Калифорнию добывать меха.

Она достала еще один сложенный лист бумаги. Сет просмотрел его и отдал обратно.

— Французского я тоже не знаю. Говорите, он траппер? Значит, должен быть на севере. Если, конечно, не решил заняться поисками золота. А в этом случае он может оказаться на любом из тысяч приисков и рудников. — Он потер подбородок. — Послушайте, в Сакраменто у вас будет больше шансов найти его. — Он вздохнул, недоумевая, зачем ему эти хлопоты. Совсем мозги расплавились от жары. — Я могу отвезти вас туда.

— О! Вы уже были достаточно добры ко мне, сеньор. Эти люди помогут мне.

— Эти люди… — он решил не продолжать фразу. — Ладно. Поверьте, Сакраменто — как раз то, что вам нужно, и совсем недалеко от золотого края. Там вы сможете поспрашивать о вашем отце. На рудниках кого только не встретишь — там и странствующие проповедники, и окружные судьи, артисты, трапперы, рудокопы, и еще много разного народа. Вести очень быстро перелетают из одного лагеря в другой. Ваш отец скоро узнает, что вы его ищете. Как его зовут?

— Жак Д'Арси. Он граф, — добавила она с гордостью.

Хотелось бы Сету получать по четвертаку за каждого встреченного в Сан-Франциско «графа», «барона» и «принца», из которых почти все были жуликами. Он сомневался в том, что хотя бы половина людей на этой верфи разгуливает под своими настоящими именами.

— О, — сказала она, увидев повозку. — А Сакраменто далеко?

— Мы не поедем в Сакраменто на повозке. Только до речной станции, оттуда поплывем на пароходе.

Пока Сет направлял повозку по улицам Сакраменто в поисках приличного места, где могла бы остановиться мисс Д'Арси, Анжелика радовалась в душе, что плавание наконец-то закончилось. Когда мистер Хопкинс сказал, что они сядут на ночной пароход, который доставит их к верховью реки, она представила себе каюту, где могла бы развязать корсет и, возможно, выпив чаю, принять ванну. Путешествие из Мексики было просто ужасным. Поднявшись на борт «Бетси Лэйн» в Акапулько, Анжелика обнаружила, что бостонский корабль битком набит пассажирами. Однако ночное плавание на пароходе оказалось еще кошмарнее. Так как все каюты были заняты, им с мистером Хопкинсом пришлось спать на палубе посреди своих вещей, вместе с сотней других людей — в большинстве своем мужчинами — и даже с лошадьми, ослами и свиньями! Мысли об отце поддерживали ее. Папа все уладит. Он всегда заботился о ней и сейчас позаботится.

Сакраменто оказался новым городом, разраставшимся в месте слияния двух рек. Анжелика, родившаяся в городе с трехсотлетней историей, построенном на руинах еще более древнего поселения, дивилась тому, что всего год назад Сакраменто был палаточным лагерем, а еще раньше — индейской деревней. Теперь здесь можно было увидеть кирпичные здания, деревянные дома, церковные шпили и вымощенные улицы. Но оказалось, что найти отель или пансион, где она могла бы поселиться, совсем непросто.

После часовых скитаний в повозке и не увенчавшихся успехом поисков Сет начал понимать, что оставлять мисс Д'Арси здесь одну даже опаснее, чем в Сан-Франциско. Вывески на окнах гласили «ДЛЯ МЕКСИКАНЦЕВ И ИНОСТРАНЦЕВ МЕСТ НЕТ». И Сет заметил, что люди открыто и довольно грубо разглядывают необычную парочку — он в домотканой рубашке и джинсах, а дама рядом с ним в сверкающем сине-зеленом платье, которое никак не может определиться с собственным цветом. Он догадывался, о чем думают люди, и подозревал, что респектабельность Анжелики, привлекательной одинокой женщины, будет поставлена под сомнение. Сет не мог просто взять да и бросить ее здесь. Хотя это она была перед ним в долгу, он чувствовал себя ответственным за девушку. В голову ему пришло лишь одно решение: безопаснее всего ей будет в Чертовой Балке, и, кроме того, сказал он себе, там она окажется поближе к источникам местных слухов, которые приведут ее к отцу.

— В лагере есть несколько добропорядочных женщин, — сказал он. — Я уверен, что кто-нибудь из них с радостью примет вас.

Анжелика любезно согласилась, и, уверенно восседая рядом с Сетом Хопкинсом, предвкушая горячую ванну, вкусную еду и хороший сон на чистых простынях, она пытливо вглядывалась в лица всех попадавшихся им на пути мужчин, с нетерпением ожидая момента счастливого воссоединения с отцом. Она вспоминала свои детские дни рождения. Папа всегда делал для нее корону и специальный трон, на котором она сидела. А когда она выросла, даже выбрал мужа для нее, поскольку не каждый мужчина подошел бы ей. Тоже Д'Арси, дальнего кузена, который пообещал заботиться об Анжелике, как она к тому привыкла. Слово, данное перед свадьбой, Пьер сдержал ровно до того дня, как был убит американскими солдатами.

— Уезжаете к своей семье в Лос-Анджелес? — спросил отец Гомес в день ее отъезда из Мехико-Сити.

Но Анжелика не собиралась встречаться с семьей матери. Подрастая, она много раз слышала, как презрительно обращался к ее отцу дедушка Наварро, поэтому ей не хотелось иметь с ними ничего общего. Странное ощущение возникло у нее, когда «Бетси Лэйн» бросила якорь у Лос-Анджелеса. Она смотрела на задымленную равнину, гадая, остался ли там хоть кто-нибудь из ее семьи. Анжелика очень смутно помнила свое последнее посещение ранчо Палома, двадцать лет назад. Тогда должны были сыграть свадьбу, а потом что-то случилось — тетя Марина исчезла, и все разъехались по домам. После этого они больше не получали никаких вестей от семьи ее матери.

Пока повозка потихоньку тащилась через старую дубовую рощу, Анжелика украдкой поглядывала на человека, сидевшего рядом с ней. У мистера Хопкинса интересное лицо, думала она. Загорелое и в морщинах, с большим прямым носом и глубоко посаженными умными глазами. Когда он снял свою шляпу, чтобы вытереть лоб, она увидела густые волнистые волосы, опаленные солнцем до золотисто-коричневого цвета. Ей нравился звук его голоса, в котором чувствовалась мягкость и глубина, а говорил он всегда сдержанно и неторопливо. В нем была какая-то уверенность и искренность. Анжелика решила, что рядом с ним ей ничто не угрожает.

Сета тем временем занимали иные мысли. Пока они ехали в тишине, освещенные солнечными лучами, позади исчезали последние поселки, а дорога постепенно становилась все уже и хуже, он старался не смотреть на свою непредвиденную попутчицу. Она сидела, точно королева, выпрямив спину, закрывшись от солнца зонтиком. За все свои тридцать два года Сет никогда не видел столь необычного существа. Она совершенно сбивала его с толку. Было очень сложно поверить в то, что она действительно так наивна, как вела себя в порту Сан-Франциско. По виду ей лет двадцать пять, и она побывала замужем, так уж пора бы понимать, как устроен мир. Тем не менее по своему поведению и реакции на сложившуюся ситуацию она скорее походила на ребенка.

Но эта женщина уже не дитя, напомнил он себе, пытаясь слишком долго не задерживать взгляд на тонкой талии, переходившей в женственные бедра, и груди, натягивавшей зелено-синий шелк. Наверняка под этим кружевным платьем сотня нижних юбок. Несколько капель влаги появилось возле ее бровей и над розовыми губками. И от нее пьяняще пахло розами. Он попробовал определить цвет ее лица. Она не была англо-американкой, и поэтому кожа у нее не была белой. Однако темной или смуглой, как у цыган, она тоже не была. Цвета меда, решил он, и к горлу подступил гнев при одной мысли о том, что «преподобный» Сайрес Боггс намеревался сделать с ней.

Увидев, как она достала маленький медицинский пузырек из своей сумочки и сделала небольшой глоток, он вопросительно посмотрел на нее. Она убрала пузырек обратно и сказала:

— Это лекарство по рецепту моей бабушки. Аптекарь в Мехико-Сити приготовил мне его в дорогу. Когда я чувствую, что у меня заболит голова, я пью его и все проходит.

— А если не выпьете?

— Не беспокойтесь, сеньор. Я себя хорошо чувствую.

Она не собиралась рассказывать ему о своих видениях, голосах и обмороках. Еще подумает, что она сумасшедшая.

— Послушайте, — сказал он вполголоса, хотя на дороге кроме них никого не было и только лошади могли его услышать. — Не надо больше называть меня сеньором. Местные недолюбливают мексиканцев. Воспоминания о войне еще не стерлись.

Анжелика тоже все прекрасно помнила. Ее муж был убит в сражении при Чепультепеке, и она никогда не забудет, какой страх охватил ее, когда американские войска триумфально вошли в Мехико-Сити.

— Но я испанка, — заметила она. — Наша семья по линии матери — калифорнийцы. Одна из самых известных семей в Лос-Анджелесе.

Она опустила руку в сумочку и извлекла оттуда дагерротип в овальной рамке.

— Как видите, моя мама была очень красивой женщиной.

Сет посмотрел на Карлотту Д'Арси: на ее высокие скулы, листовидные глаза, чувственные губы и кожу цвета оливок. Тут замешана не только испанская кровь! Даже слепой заметил бы. И дочь пошла в мать. Он молча вернул ей снимок, теперь поняв, откуда у нее такие необычные внешние данные. Возможно, даже сама девушка не осознавала, что это как-то связано с приездом ее семьи в Калифорнию, когда здесь жили одни индейцы.

Наконец они выехали на местность с высокими соснами, глубокими оврагами, горными хребтами и чистым свежим воздухом. Они добрались в Чертову Балку как раз до наступления сумерек.

Анжелика подалась вперед, с волнением ожидая момента, когда ее взору предстанет город в горах. За время долгого путешествия она пыталась себе представить, как он будет выглядеть — с кирпичными домами и магазинами вдоль мощеных улиц, с церковью у площади и фонтаном, с аккуратными тротуарами и огороженными дворами, скрытыми в тени деревьев. Раз уж тут живут золотодобытчики — богатые люди! — то он, наверное, окажется даже прекраснее, чем в ее фантазиях.

Дорога сделала поворот, и глазам открылся склон горы, очищенный от деревьев. И на этом склоне стояли…

У Анжелики отвисла челюсть.

…палатки!

Ряды брезентовых палаток, редко попадались деревянные строения. С позволения сказать, улицы были грязными, заваленными мусором, по ним рыскали в поисках отбросов собаки, а в воздухе жужжали мухи. Тут не было тротуаров. Ни фонтана, ни церкви. Ни тенистых двориков, где леди могла бы насладиться чашкой чая. И ни единого кирпичного или саманного здания.

А жители! Мужчины в пыльной рабочей одежде и надвинутых на глаза мятых шляпах и женщины в простых хлопковых платьях, волочившихся по земле. Создавалось впечатление, что все люди, включая женщин, что-то несут — тяжелые мешки, лопаты с кирками, ведра с водой, охапки дров. Если они богаты, то почему живут так бедно? Она увидела, как мужчины сколачивали фоб из досок. Площадка вверх по склону, где вырубили все деревья, была усеяна деревянными крестами и могильными камнями.

Сила духа покинула ее, пока она взирала на этот серо-коричневый пейзаж с голыми склонами, на которых остались лишь пеньки, участки пожелтевшей травы да засохшие дикие цветы. Стоявший здесь запах был еще хуже жары. Облако густого дыма висело над маленькой долиной. Анжелика вынула надушенный носовой платок и прикрыла им нос.

Внезапно мимо проскакали два всадника, крича «Эврика!» и паля в воздух из пистолетов, копыта лошадей выбивали комья грязи, одна черная клякса шмякнулась на колени Анжелике.

— Ох! — воскликнула она тревожно. — Это бандиты?

Сет рассмеялся.

— Всего лишь парочка золотоискателей, которым улыбнулась удача. Значит, сегодня в салуне будет бесплатная выпивка!

Когда повозка со скрипом вкатилась в лагерь, из палаток стали выходить люди, чтобы посмотреть, кто приехал.

— Привет, Сет Хопкинс! Значит, вернулся?

Не успел Сет остановить повозку перед двухэтажной деревянной постройкой с вывеской «ГОСТИНИЦА ЧЕРТОВОЙ БАЛКИ, ВЛАДЕЛИЦА ЭЛИЗА ГИББОНС», как вокруг собралась толпа, с удивлением рассматривая молодую женщину, сидевшую возле Сета. Анжелика не покидала своего места, пока он разгружал ящики и коробки, а люди подходили получить покупки, которые он сделал для них в Сан-Франциско. Они со счастливым видом забирали свои товары и говорили Сету, что рады его возвращению. Никто не сказал Анжелике ни слова, все только таращились на нее.

На пороге небольшой гостиницы, широко улыбаясь и вытирая руки полотенцем, появилась женщина. Она подошла к Сету и произнесла что-то, чего Анжелика не расслышала. Сет рассмеялся, и Анжелика увидела, как женщина просияла. Она была невысокого роста, около тридцати лет, и носила волосы с прямым пробором, убирая их в тугой узел на затылке. На ней было простое платье и обувь, напоминавшая мужские ботинки. По тому, как она прикоснулась к руке Сета, было видно, что они хорошие знакомые.

Когда все товары обрели своих владельцев, Сет подвел женщину к повозке и представил ее как Элизу Гиббонс, хозяйку гостиницы. Элиза приветствовала девушку коротким кивком, и, хотя она улыбалась, в ее взгляде Анжелика увидела пугающую жесткость.

— Я надеялся… — сказал Сет и сразу же замолчал. Он внезапно заметил, что мужчины глазеют на мисс Д'Арси точно так же, как это было в Сан-Франциско, и понял, что здесь она тоже не будет в безопасности. В Сакраменто он об этом как-то не подумал. Он полагал, что сумеет пристроить ее к какой-нибудь женщине, однако сейчас осознал, что план никуда не годится. Ни одна замужняя женщина не возьмет ее к себе — мужчины просто пожирают ее глазами. Значит, оставались одинокие женщины. Но незамужние дамы в поселке жили только над салуном. Да еще оставалась Элиза Гиббонс, владелица гостиницы из четырех номеров. А зная Элизу, Сет понимал, что ей достаточно взглянуть один раз на дорогие наряды мисс Д'Арси и она сразу же утроит обычную плату за ночлег, которую Сету придется возмещать из своего кармана, пока мисс Д'Арси не найдет отца. Тут ему в голову пришла мысль о том, что спасение девушки, попавшей в беду, оказалось довольно хлопотным делом.

В Чертовой Балке лишь одно место, где ей ничто не угрожает, — его собственная хижина. Попрощавшись с друзьями, он забрался в повозку, взял вожжи и сказал Анжелике:

— Послушайте, я работаю на своем участке от рассвета до заката и мне некогда вести домашнее хозяйство, поэтому я нанимаю женщину, которая делает это за меня. Как вы думаете, вы бы справились с такой работой? Тогда я платил бы вам ровно столько же, сколько и одной из горничных Элизы Гиббонс.

Она оживилась.

— Сеньор Хопкинс, в Мексике я управлялась с большой гасиендой, пока муж был на войне. Я очень способная.

Они отъехали от гостиницы, оставив позади перешептывавшуюся толпу. И Элизу Гиббонс, загадочно смотревшую на удалявшуюся повозку.

Бревенчатая хижина Сета стояла дальше по оврагу и была чуть ли не последним жилищем возле этой пыльной дороги. Он помог Анжелике слезть с повозки и впустил ее в дом, отведя в сторону брезентовую занавеску, служившую дверью. В хижине была всего одна комната, и посреди этой комнаты Анжелика остановилась, молча оглядывая грубые бревенчатые стены, почерневший очаг, голый земляной пол, закопченную пузатую печку, узкую кровать и стол, который выглядел так, словно его не чистили с тех пор, как он был деревом. Окна отсутствовали, только еще одна дверь на противоположной стороне.

— Сегодня устраивайтесь спать здесь, а я переночую у Чарли Бигелоу. Завтра обсудим, что делать дальше.

Он направился к двери.

— Вы уходите?

— Эта повозка с лошадьми не моя. Я ее взял на день напрокат. Чувствуйте себя как дома. Еда в кладовке вон там. Колодец со свежей водой на заднем дворе через ту дверь.

Он замолчал, прокашлялся в замешательстве и сказал:

— Эта, кхм, штука под кроватью. Помыть ее можно у ручья.

Она повернулась, чтобы посмотреть, о чем он говорит, и лишь сейчас разглядела в темноте под кроватью белый эмалированный ночной горшок. Потрясенная Анжелика лишилась дара речи.

Сет вышел, задернув брезентовую дверь, и Анжелику окружила тьма. Она все еще стояла неподвижно, не веря себе самой, как вдруг услышала голоса снаружи.

— Добропорядочная вдова! — объяснял Сет небольшой толпе, увязавшейся за ним. — Приехала в поисках своего отца. Кто-нибудь знает Жака Д'Арси, французского траппера? Передайте остальным: нам надо найти его.

— Сет, ты пропустил потеху, пока тебя не было. Прямо тут Комитет бдительности из Джонстон-Крик устроил погоню за индейцами, которые ограбили их лагерь. Они вернулись неделю спустя и сказали, что загнали воровскую шайку на остров Рэндолф, а потом расстреляли всех, как свиней в загоне. Больше от них не будет неприятностей.

Анжелика слышала удаляющиеся шаги и затихающие голоса, пока не осталась одна в грубой хижине, где последние лучи угасавшего дня пробивались через трещины в стенах.

Так и не придя в себя от пережитого шока, Анжелика свернулась калачиком на кровати, укрылась единственным одеялом и провела ночь, наполненную снами и кошмарами. А на рассвете ее разбудил голос Сета, возвестившего за дверью о своем приходе.

На какое-то мгновение Анжелика не могла вспомнить, где она находится. Перед тем как открыть глаза, она подумала, что надо бы приказать служанкам поменять все постельное белье в гасиенде, потому как от одеяла пахнет плесенью. Еще неплохо бы хорошенько проветрить комнаты и отправить женщин полировать мебель. И поставить в каждую комнату свежие цветы, чтобы разогнать затхлый запах. И что там за шум на улице: люди окликают друг друга по-английски, кто-то проскакал на лошади под самым ухом? И куда подевались птицы на ветвях каллистемона за окном?

— Мисс Д'Арси! Вы проснулись?

Реальность окатила ее ушатом холодной воды. Анжелика быстро поднялась и пригладила волосы. Она в ужасе осмотрела свое платье. Она спала в одежде и теперь вся чесалась из-за соломенного матраса.

— Входите, сеньор.

Сет отодвинул в сторону брезент, и молочный рассвет просочился в дверь, когда он заполнил небольшую хижину своим ростом и мужским присутствием. Подарив Анжелике быструю неловкую улыбку, он, нахмурившись, посмотрел на стол и холодную плиту.

— Я пришел позавтракать, но, очевидно, вы не знали, когда я появлюсь. Да, еще я не рассказал вам о своих предпочтениях. Я ухожу на участок у реки с восходом солнца. На завтрак люблю кофе, яйца и бисквит. Бекон, когда могу себе его позволить. Сегодня я позавтракаю у Элизы. А завтра готовить будете уже вы.

Он быстро показал ей ручей позади хижины, а также колодец и как им пользоваться. Объяснил, что в деревянном ящике хранятся картошка, лук, репа и морковь. Еще и желуди, сказал он, с прошлой осени. Внутри хижины он показал ей две лампы, попросив ежедневно заправлять их и подрезать фитили. Еще она должна была вычищать золу из печки, варить кофе, заниматься стиркой и глажкой. Анжелика ходила за ним молча. Когда она проснулась и осознала, что слуги уже не принесут ей горячей воды для умывания или чашку утреннего шоколада и что ночной горшок придется мыть самостоятельно, ее охватили оцепенение и апатия.

Сет открыл небольшую учетную книгу, перевернул чистую страницу и написал сверху «Анжелика».

— Обычная ставка за стирку и глажку рубашек составляет доллар за штуку, — сказал он, указывая на гору грязной одежды в углу. — Я собирался отнести их к Элизе, но теперь это ваша работа. Я честный человек, мисс Д'Арси. Я заплачу все до последнего пенни.

Он закрыл учетную книгу и положил ее обратно в выдвижной ящик.

— Мне пора на участок. Я попросил Чарли Бигелоу присмотреть за ним, пока меня не будет. Вернусь к ужину. Меня устроит все, что вы приготовите.

И он ушел.

Анжелика стояла, не в силах сдвинуться с места. Когда он спросил, умеет ли она вести хозяйство, она подумала, что он подразумевал, умеет ли она отдавать приказы слугам.

Без окон в хижине было темно. Она отодвинула брезент, закрывавший обе двери, но все равно внутрь проникало слишком мало утреннего света. Тогда она решила зажечь лампы. Но, взяв их в руки, Анжелика поняла, что никогда сама этого не делала и даже не представляла себе, с чего начать. Лучше уж оставить двери открытыми и смириться с тем освещением, которое есть.

Следующим шел вопрос пропитания. Анжелика умирала от голода.

Она оглядела покрытую коркой сковороду, которую ей показал Сет. И что с нею делать? В шкафу нашлись мешки с рисом и мукой, соль и специи, оливковое масло, кофейные бобы, пищевая сода, сахар, банка коровьего жира, несколько консервов и фрукты, заготовленные в банках, и еще соленая рыба в большом глиняном горшке. Она не имела ни малейшего понятия, как со всем этим управляться. Отломила кусок от буханки хлеба, отрезала ломоть сыра и принялась жадно есть, поглядывая на запачканную одежду, наваленную в углу. Дома она только присматривала, как белье собирали и как его потом раскладывали на хранение. Анжелика даже не догадывалась, что происходило с бельем, когда его относили в прачечную. Поглощая сыр с хлебом и с сожалением вспоминая о порции утреннего шоколада, Анжелика слышала звуки оживающего лагеря, странные и незнакомые, грубые звуки, размышляла она, совсем не похожие на спокойное утро в ее гасиенде на окраине Мехико-Сити. Она снова удивилась, почему не слышно птиц, и тут же вспомнила голые склоны, утыканные пеньками.

«Птицы покинули это место, вот так же поступлю и я».

Стоя в крохотной грязной хижине, принадлежавшей незнакомому ей человеку, посреди жалкого лагеря золотоискателей, где-то в дикой глуши, Анжелика начала понимать, какую ужасную ошибку она совершила. Не в том, что приехала в Калифорнию. У нее не было другого выбора. После смерти мужа мексиканское правительство конфисковало ее имущество — гасиенду, поля, стада скота, — чтобы покрыть задолженности по налогам. У Анжелики остался один с сундук с платьями. Ошибкой было то, что она согласилась приехать в Чертову Балку.

В первый момент она решила, что надо найти способ вернуться в Сакраменто, поселиться в гостинице и ждать, пока отец не отыщет ее. Но потом напомнила себе о долге перед Сетом Хопкинсом. Не только о ста долларах, но и о том, что он спас ее от человека с преступными намерениями или, по крайней мере, он так сказал ей.

Выпрямившись и расправив плечи (Д'Арси всегда возвращали долги!), Анжелика подумала: «Вот и увидим, насколько это сложно».

Первым делом она принесла из ручья воды, чтобы умыться, по дороге обнаружив, что вода — ужасно тяжелая штука. Она достала свежую одежду из сундука, тщательно подобрав себе подходящий наряд, и потратила еще немного времени, чтобы найти серьги, сочетавшиеся с красными оттенками платья. Чтобы одеться, ей пришлось хорошенько потрудиться. Анжелике никогда раньше не доводилось делать это в одиночку. Как же завязать корсет? Она долго возилась с прической, расчесывая и закрепляя волосы гребнями. Нанесла крем на руки и лицо, отполировала обувь, почистила щеткой дорожное платье, выстирала свое нижнее белье и повесила его просушиться.

К тому времени, как она управилась с личными делами, наступил полдень, а в хижине до сих пор было темно, поэтому она принялась разбираться со спичками и лампами, пока не поняла, как их зажигать и поддерживать горение в течение дня. Но, едва появился свет, она увидела, сколько грязи на полу. Тогда она взяла метлу и, выметая мусор с земли, наткнулась на странную вещь у стены за печкой. Конусообразный бугорок из непонятного вещества возвышался над полом на пару дюймов. Наклонившись, чтобы получше рассмотреть его, она подняла взгляд по стене и увидела крючок, на котором висела сковорода.

— Святые угодники! — воскликнула она.

Очевидно, Сет Хопкинс не утруждал себя мытьем сковородки после трапезы, а вешал ее сразу на крюк, откуда жир и капал на пол!

Она нашла несколько личных вещей Сета: помимо кружки для бритья, кисточки и бритвы, тут был дагерротип женщины, в лице которой угадывалось сходство с Сетом, и четыре потрепанные книги. Подняв «Сокровищницу поэзии», Анжелика пролистала Бернса и Китса, Шекспира и Кольриджа, пока книга сама не раскрылась на странице Шелли, так словно Сет часто зачитывал это место: «В сновиденьях о тебе / Прерываю сладость сна». Тремя другими книгами были «Животноводство», «Жизнь Наполеона» и «Книга эскизов» Вашингтона Ирвинга, в которой обрывком бумаги была заложена «Легенда о Сонной лощине».

Положив руки на пояс и осматривая грубое тесное жилище, которое, по ее мнению, не годилось даже для свиней, Анжелика решила попытаться хоть как-то это исправить. Она трудилась целый час и, удостоверившись, что хижина приобрела более-менее жилой вид, столкнулась с задачей приготовления ужина.

Сет Хопкинс вернулся домой вскоре после заката солнца, и, перед тем как войти, сначала окликнул ее, а, шагнув внутрь, замер на месте и открыл рот от изумления. Он был атакован буйством цветов. Свет исходил от испанской шали яркой расцветки, постеленной на кровати, от маленьких раскрашенных изваяний святых, от небольшой картины в золотой рамке, изображающей Деву Марию с младенцем Иисусом. Церковные свечи мерцали в маленьких красных стеклянных банках. Распахнутый дамский веер был прикреплен к стене, радуя глаз красивыми желтыми цветами. На крючке висел бледно-голубой капор, украшенный розовыми лентами и перьями фламинго. На перевернутом пороховом бочонке, служившем ночным столиком, были расставлены: ацтекская статуэтка из розового нефрита, большой кусок горного хрусталя иссиня-лазурного цвета и маленькая ваза, разукрашенная розами. Сам бочонок покрывал дамский шарф из сверкающего изумрудно-зеленого шелка. К кровати был прислонен бирюзовый зонтик с бледно-зелеными кружевами. Кроваво-красные гиацинты, которые он уже видел у ручья, стояли в кувшине с водой.

Сету пришлось моргнуть пару раз, чтобы убедиться, что с глазами все в порядке. Что эта женщина сотворила с хижиной?

Потом он увидел облачка дыма, поднимавшиеся от печки.

— Что случилось? Где мой ужин?

Она беспомощно всплеснула руками.

— Я старалась, сеньор. Но я не знаю как.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Вы не знаете, как приготовить простой ужин?

— Откуда мне это знать?

— Но ведь вы женщина и — бог мой, вы использовали почти весь керосин!

— Тут просто un calabozo[18]. Это жилище похоже на склеп! Мне нужен свет!

— Не закрывайте двери.

— Но тогда залетают мухи!

Он оглядел ее сверху донизу.

— Почему вы в саже?

Когда она объяснила, что попыталась разжечь плиту, а вместо этого из нее повалил дым, он показал ей, как нужно вытряхивать старые угли и собирать их в ведро, а потом как прочищать дымоход.

— У вас нет фартука?

Она беспомощно пожала плечами.

— На ужин выпьем кофе, — он вздохнул и показал ей, как пользоваться кастрюлей. Потом развел огонь в печи и ушел. Через несколько минут он вернулся с мясными пирожками и жареной картошкой.

— С кухни Элизы, — пояснил Сет, положив еду на стол. — Пришлось отдать четыре доллара.

— А это много? — Анжелика не имела ни малейшего представления о стоимости вещей.

Он уселся, не дожидаясь, пока сядет она.

— Еще как много! Здесь богатеют не золотодобытчики, а те, у кого есть товары на продажу. В Вирджинии платок стоит пять центов. А здесь за него просят пятьдесят!

Сет налил кофе сначала себе, потом ей. Поднеся напиток к губам, он, нахмурившись, посмотрел в кружку. Попробовал, сморщился и спросил:

— Что вы сделали с кофе?

— Я сделала, как вы велели, сеньор. Положила кофе, поставила кастрюлю на плиту.

Сет поднял крышку и ошеломленно посмотрел на содержимое.

— Вы бросили сюда целые бобы! Их надо перемолоть, перед тем как варить. Ладно. С кем не бывает. Зато теперь будете знать.

Едва они принялись за еду, воздух наполнили ужасные звуки. Анжелика подскочила к двери, но Сет продолжал есть. В сумерках на улице она увидела человека, игравшего на волынке.

— Это Руперт Макдугал, — пояснил Сет, когда она вернулась за стол. — Любит отмечать окончание рабочего дня игрой на своих дудках. К сожалению, кроме «Кэмпбеллы идут» он больше ничего не знает.

Анжелика смотрела, как Сет по-простецки налегал на пищу, положив локти на стол и держа вилку, точно лопату. Ей не удалось найти ни салфеток, ни скатерти, и, видимо, у него их и не водилось, поскольку он спокойно вытирал рот тыльной стороной ладони.

Попробовав картошку и обнаружив, что та на удивление вкусная, она спросила:

— Где ваш золотой рудник, мистер Хопкинс?

— Ну, рудника как такового у меня нет. Я называю свой способ добычи золота разработкой прииска. Просто просеиваю ил с речного дна и собираю найденное в нем золото. Мне не хочется копать ямы в земле, как делают другие, искать жилы. С меня хватило Вирджинии, где угольные шахты убивали и землю, и людей. Я считаю так: раз природа оставляет золото на поверхности, значит, у тебя есть полное право поднять его. Но я не собираюсь уродовать землю, созданную Господом.

Она разглядывала небольшую стеклянную банку с водой, которую он принес с собой. В ней плавали золотые чешуйки.

— Что вы будете делать с найденным золотом?

Он утер пальцами рот и вгрызся во второй пирожок с мясом.

— Думаю, куплю себе ферму. Но только не животных. Вряд ли мне захочется с ними возиться. Что-нибудь спокойное и зеленое. Посажу деревья.

— Вы знаете, как управляться с фермой?

— Я из семьи шахтеров. Но я быстро схватываю.

— В Мексике мы выращивали авокадо, — произнесла она мечтательно. — Но это очень чувствительные деревья. Если слишком много ветра или солнца, то они плохо растут. Возможно, апельсины, да? Лимоны тоже неплохо. Все будет зависеть от того, где вы купите ферму. Мандарины и грейпфруты любят жару, а вот лимоны — туман. И еще я знаю, что апельсины будут слаще, если их выращивать вдали от берега.

Он посмотрел на нее.

— Откуда вы все это знаете?

Она пожала плечами.

— Ну, просто знаю.

После ужина Сет открыл жестяную коробку, в которой лежала учетная книга, чернила с перьями и разные обрывки бумаг. Огрызком карандаша он написал список вещей на оборотной стороне цирковой афиши.

— Утром отнесите это Биллу Остлеру. Скажите ему, пусть выдаст товары из списка и запишет их на мой счет. Сегодня я опять останусь у Чарли Бигелоу, и, скорее всего, — буду ночевать у него до тех пор, пока вы живете здесь.

Придя на следующее утро за завтраком — яйцами и тостами, которые Анжелика сожгла до неузнаваемости, он сказал:

— Пойду к Элизе, выпью кофе с бисквитом. На ужин приготовьте рис с беконом. Рис вам сжечь не удастся. Его варят в воде на огне.

Он указал на очаг, над которым на крючке висел большой черный котелок.

— Бекон найдете в том бочонке. Я храню его в отрубях, так он не портится на жаре. — Сет помолчал. — Вы умеете печь хлеб? Ладно, спросите у Остлера, он даст все, что потребуется.

Магазин Остлера стоял выше, у пыльной дороги за палатками, хижинами и веревкам с бельем. Само помещение состояло из четырех бревенчатых стен и брезентовой крыши, а внутри было заставлено полками с банками, консервами, коробками, бутылками, инструментами, посудой, лекарствами и даже рулонами материи. Для похода в магазин Анжелика выбрала платье из светло-серого шелка с розовыми кружевами. Темно-розовые ленты на капоре удачно сочетались с перчатками и зонтиком. Войдя в магазин, где три женщины просматривали коробки с пуговицами и нитками, привезенными Сетом Хопкинсом из Сан-Франциско, она остановилась, чтобы привыкнуть к царившей в нем полутьме.

Билл Остлер, выделяющийся копной рыжих волос и пузом над ремнем, выпалил:

— Боже мой! — и так быстро выбежал за прилавок, чтобы поприветствовать ее, что чуть не опрокинул бочонок с соленьями. — Миссис Д'Арси! Какая честь! Чем могу служить?

Чувствуя на себе взгляды трех женщин, она подала Остлеру список. Когда она тихо спросила его, как выпекать хлеб, то услышала, что одна из женщин прошептала:

— Представляете, женщина не знает, как печь хлеб.

Перед уходом она заметила рулон ситца и руками показала, сколько именно ей нужно.

В хижине Анжелика разрезала ситец на части и прикрепила их на стену так, чтобы они покрывали пространство два на три квадратных фута. Оставшийся лоскут она постелила на стол.

Затем она решила сварить рис: набрала в котелок воды и насыпала рис из мешка, используя жестяную кружку с мерными делениями. Одной кружки ей показалось недостаточно. Она решила, что из четырех кружек получится отличный ужин для нее и мистера Хопкинса. Потом накрыла котелок, повесила его над очагом и на время забыла о нем. Запалив дрова в печке и уложив кусок бекона на сковороду, она услышала звон, когда с котелка соскочила крышка и упала на пол. К своему ужасу, она увидела, что рис полез через край наружу, падая в огонь.

— Пресвятая Дева Мария! — вскричала она, набросилась на котелок с ножом, точно желая прикончить его, и принялась колотить по стенкам.

К тому времени, как Сет вернулся, хижина провоняла паленым рисом и сгоревшим беконом, а Анжелика стояла у задней двери, разгоняя дым новым фартуком.

— Вот дьявол! — крикнула она, пнув печку ногой.

Он посмотрел на безобразие в сковороде.

— Вы взяли целый кусок бекона? Надо было отрезать всего-то пару ломтиков. — Его взгляд остановился на ситце, висевшем на стене. — Это что такое?

— Занавески, — сказала она раздраженно и потерла нос, после чего на нем осталась сажа.

— Но там нет окна.

— Si, но теперь ведь так не кажется?

Он увидел ситцевую скатерть на столе и стеклянную банку со свежими цветами.

— Откуда вы взяли яблоки? Ведь торговец приедет к нам только в субботу.

— Купила у сеньора Остлера.

— Что? Он покупает их у продавца фруктов и овощей, а потом утраивает цену! Больше никаких овощей от Остлера. Дождитесь повозки фермера в субботу.

Сет прошел к кладовке и достал оттуда сухари и вяленое мясо.

— Все в порядке, — сказал он, увидев подавленное выражение ее лица. — Бывало у меня и похуже.

Она обвела взглядом хижину.

— Что может быть хуже этого?

Сет удивился. Из уст любого другого человека подобные слова прозвучали бы как оскорбление. Но она не хотела его обидеть.

— Тюрьма, — ответил он, когда они уселись за стол.

Ее глаза расширились от изумления.

— Вы были в тюрьме?

Он разрезал яблоко, протянув ей половинку.

— Я увидел, как мужчина избивает женщину. Попросил его перестать, но он зашелся от ярости. По-моему, он хотел убить ее. Вот я его и остановил.

— Вы… убили его?

Сет покачал головой.

— Сломал ему хребет. Теперь он сидит на двух бесполезных конечностях. И больше никого не сможет избить.

Он прожевал, проглотил.

— Меня обвинили в покушении на убийство. Год я отсидел в тюрьме Восточных штатов. Без отработок. Одиночное заключение. Еду мне просовывали под дверь. Целый год я никого не видел и ни с кем не разговаривал.

После этого они сидели молча; доев ужин, Сет встал и поднял край скатерти.

— Это отправится обратно к Биллу Остлеру.

— Но она порезана на части. Он откажется принять ее в таком виде.

— Тогда мне придется добавить стоимость ткани к сумме вашего долга.

Увидев, что у нее задрожал подбородок, он сказал:

— Вы неплохо тут все обставили.

Поднял ацтекскую статуэтку с перевернутого бочонка, осмотрел ее.

— Это розовый нефрит. Очень редкая штука, и дорогая к тому же.

— И не только, мистер Хопкинс. Этот талисман когда-то принадлежал царице Монтесумы. Это статуэтка богини удачи — амулет, который мне подарила на счастье моя ацтекская няня, и в нем заключена большая сила.

— Вы думаете, что она принесет вам удачу?

— Она приведет меня к отцу, — уверенно ответила Анжелика.

— Лучше попросите ее, чтобы она научила вас готовить.

Хотя он произнес это с улыбкой, и Анжелика видела, что он не имел в виду ничего дурного, тем не менее у нее закипела кровь. Он хочет от нее слишком многого. Эта унизительная ситуация не стоит ста долларов, которые она ему задолжала.

Когда Сет уже собрался уходить к Чарли Бигелоу, она вдруг вспомнила.

— Постойте! Я хочу спросить.

— О чем?

— Сеньор Боггс.

— Да? — Она увидела, как напряглись мышцы его лица.

— Вы сказали, что он дурной человек.

— Да, — повторил он, но она ждала продолжения. Спустя мгновение Сет вздохнул и сказал: — Вы бы не продержались у него долго. Такие женщины, как вы, обычно быстро сгорают.

— Он заставил бы меня работать?

Он смотрел в ее невинные, широко открытые глаза и не знал, какие слова подобрать.

— Дамы, живущие над салуном, — пояснил он. — Вот что Боггс заставил бы вас делать.

Прошла секунда. Внезапно Анжелика покраснела, а потом стала мертвенно-бледной.

— Я больше не сожгу рис, — проговорила она.

Сет продолжал ночевать в палатке Чарли Бигелоу, но каждое утро приходил в свою хижину за завтраком, чистой рубашкой и корзинкой с обедом, которую собирала мисс Д'Арси. Поскольку выяснилось, что она не умеет стирать одежду, свою первую чистую сорочку после приезда мисс Д'Арси Сету пришлось купить за астрономическую сумму у Остлера. После этого он показал ей, как греть воду на огне, потом наполнять деревянное корыто за хижиной, бросать в него стружки от куска мыла и стирать одежду в мыльной воде. Ему удалось научить ее готовить завтрак, но вскоре он превратился в постоянный рацион из сгоревшего или непропеченного хлеба и слабого или слишком крепкого кофе. А обед в корзинке неизменно состоял из закопченной колбасы, остатков хлеба и яблок, купленных у воскресного торговца. Вечером Сет являлся к ужину, который чаще всего бывал испорчен, после чего отправлялся к Элизе, чтобы взять у нее домой две обеденные порции. После ужина, пока Анжелика мыла тарелки, он садился за стол с банкой, в которой плавал дневной улов — золотые чешуйки, песок и самородки, — все это очищал, сушил и взвешивал на небольших весах, а затем ссыпал в маленький кожаный мешочек, который убирал в коробку с замком. С наступлением ночи он уходил к Чарли. В остальном же его жизнь в Чертовой Балке протекала точно так же, как и до появления непредвиденной гостьи. На выходные он по-прежнему ездил в Американ-Форк, где проверял качество золота и оставлял его на хранение в банке. А субботними вечерами он брал большую деревянную лохань, наливал в нее воду, нагретую у очага, и соскабливал с тела недельную грязь. Потом переодевался в чистую одежду и отправлялся в салун, где пил виски и играл в карты с Ллевелином, Остлером и Бигелоу, а оттуда уходил в гостиницу, где после закрытия столовой, как он сказал бы, «отдыхал в компании» Элизы Гиббонс. Он понятия не имел, что делала мисс Д'Арси в свое свободное время, но подозревал, что ее занятия никак не связаны с обучением поварскому искусству.

Стоя на коленях на берегу реки и чувствуя спиной, как припекает солнце, он положил смесь земли и гравия в лоток, опустил его в поток воды и молился, чтобы ему удалось найти самородок, который покроет все возраставшие убытки от мисс Д'Арси. Сет прекрасно понимал, что в том нет ее вины. Она старалась изо всех сил, почти не жалуясь, но неизбежно превращала еду в несъедобный мусор, утюгом прожигала дырки в рубашках и тратила слишком много лампового масла. Он искренне надеялся, что, когда она отыщет своего отца, папаше хватит средств, вырученных от продажи мехов, чтобы возместить ущерб, причиненный его дорогой дочуркой.

Он опять окунул лоток в реку, потом вынул его из воды и принялся трясти из стороны в сторону, постукивая им о ладонь, чтобы гравий скатывался к дальнему краю, а сам тем временем думал о французе. Каждый раз, когда в лагере появлялись новые люди, Сет спрашивал у них, не знают ли они траппера по имени Д'Арси. До него доходили слухи, что индейцы нападают на трапперов, потому что те убивают животных, на которых индейцы охотятся. На севере происходили кровавые столкновения, после которых на земле оставалось множество трупов белых людей.

Не забывая окунать край лотка (каждый раз все под большим углом, пока в нем почти не осталось гравия, а только песок и золото), Сет посмотрел на темно-коричневые голыши, лежавшие на дне реки, поблескивая в солнечных лучах, и они напомнили ему глаза Анжелики. Особенно, как они сверкают в моменты ее коротких приступов гнева, когда она шепчет «Пресвятая Дева Мария!» и шлепает не пропекшуюся булку или сгоревший пудинг. Потом он заметил, что вода журчит по камням в точности, как ее смех, всегда следующий за вспышками гнева, когда она бранит себя и смахивает с лица прядь черных волос. Увидев, что на ветку дерева над рекой уселся зимородок, высматривая в ней рыбу, которой тут давно уже не было, Сет подумал, что его серо-голубые перья того же цвета, что и платье Анжелики, на которое она недавно пролила подливку, а потом несколько часов пыталась отчистить пятна.

Он потряс головой. Мысли об Анжелике одолевали его, словно она здесь стояла.

Он попробовал переключиться на другие темы: на перемены, которые принесет Калифорнии статус штата, на покупку фермы и предзимние хлопоты. Но как бы он ни старался, ни о чем другом, кроме Анжелики Д'Арси, думать у него не получалось. Например, в прошлое воскресенье, когда в Чертову Балку приехал странствующий священник, салун на время переоборудовали под церковь. Мисс Д'Арси пожаловала на службу последней. Когда она появилась в дверях, все головы повернулись в ее сторону и воцарилась тишина. На ней было удивительно красивое платье с чудесной кружевной испанской вуалью, покрывавшей голову и плечи, а на руках, сжимавших молитвенник и четки, были надеты перчатки. Неловкий момент затянулся (на католиков в этом протестантском поселении всегда смотрели с подозрением), и тогда вместо того, чтобы пройти вперед, мисс Д'Арси уселась в последнем ряду с проститутками.

От помешивания песок собирался по краям, а золото, будучи тяжелее, — в центре лотка, после чего Сету удалось выудить чешуйки пинцетом. Потом он осторожно слил воду, чистым и сухим кончиком пальца поднял оставшиеся частицы золота и стряхнул их в стеклянную банку. Тяжелая, утомительная, изнуряющая работа! Иногда целый день промывания песка не приносил ни крупицы золота. И наоборот, порой он находил самородки, большие и яркие, как солнце.

Решив отдохнуть, он поднялся с колен, усевшись на корточки, и вытер платком лоб. Взгляд упал на развалины индейской деревни на противоположном берегу. Сет одним из первых занял участок на этом ответвлении реки. Индейцы стояли возле своих хижин, молча наблюдая за тем, как сумасшедший белый человек просеивает грязь. А потом пришли другие белые с кирками и лопатами и построили водовод и большие деревянные ковши для зачерпывания земли со дна реки. Очень скоро из воды исчезла рыба, и поэтому индейцы ушли, отправившись на поиски других источников пропитания.

Некоторые даже решили заняться золотодобычей. Хотя для них металл не имел никакой ценности, они выяснили, что на него можно покупать одеяла и еду. Кто-то ушел работать на фермы к белым людям да на лесопилки. Когда они с мисс Д'Арси останавливались у ранчо Саттера по дороге из Сакраменто, чтобы напоить лошадей, то видели несколько сотен индейцев, сидевших на корточках в лучах полуденного солнца. Как только вынесли и поставили на землю лохани с едой, индейцы сгрудились возле них, упав на колени и безумно запихивая еду в рот, словно знали, что всем не хватит.

Однако большинство индейцев по-прежнему пряталось в горах. Среди белых были люди, которые полагали, что теперь индейцы должны отсюда убираться, и охотились на них с ружьями. Тем временем федеральное правительство пыталось собрать всех коренных жителей и поселить их в резервациях. В полупустых деревнях жили в основном женщины, но и они начали исчезать: в округе стали похищать людей. Когда распространилась весть о золоте, мужчины и женщины Калифорнии побросали свои дела и устремились на золотые прииски. Фермы и ранчо внезапно остались без работников, а богачи без прислуги. Поэтому сейчас процветала торговля похищенными индейскими женщинами и детьми. Их переправляли на юг и продавали в рабство.

Отдыхая под теплым летним солнцем, Сет созерцал цветы, синеву неба, вещи, которых не замечал уже много лет. Его преследовали воспоминания о тюрьме восточных штатов, с ее экспериментальной программой изоляции заключенных ради их дальнейшей реабилитации. Но тюремные чиновники не понимали — для Сета Хопкинса карцер не особо отличался от папашиного тихого коттеджа или темных угольных шахт. В день освобождения начальник тюрьмы сказал:

— Надеюсь, одиночка научила тебя уму-разуму.

Однако Сет усвоил только один урок: в этом мире все люди сами по себе. Каждый рождается в одиночестве и должен выживать тоже в одиночку. И на этом пути никогда нельзя положиться на другого человека.

Когда он потянулся за лотком и приготовился к следующему часу тяжелого труда, у него в голове неожиданно возник образ: мисс Анжелика Д'Арси спит на его кровати, с густыми черными волосами, разметавшимися по его подушке.

Над Чертовой Балкой висит заклятие, Элиза Гиббонс в этом нисколько не сомневалась. Заклятие наложила хитрая мисс Д'Арси, красивая французская вдовушка, которую Сет нашел в порту Сан-Франциско и привел к себе домой, словно бродячую кошку. Элиза была не глупа да и видела пока прекрасно, и, наверное, лишь поэтому она оставалась единственным человеком, невосприимчивым к чарам этой твари. Все остальное население Чертовой Балки словно охватило массовое помешательство.

Элиза заподозрила неладное, когда воскресным утром тварь удивила всех, появившись в гостинице Элизы, в то время, как Сет уехал в Американ-Форк по делам в банк. В небольшом фойе и столовой было полно горожан, наслаждавшихся крепким кофе Элизы или забиравших свои письма и газеты, которые доставила утренняя почтовая карета. Гостиница Элизы — лучшее место для встреч и собраний, слухов и новостей, здесь любой забудет усталость недели, проведенной на золотых приисках. Едва французская вдовушка Сета возникла в дверном проеме, как моментально воцарилась мертвая тишина.

Элиза никогда не забудет, как все повернули головы и уставились на нее. И затем, буквально в ту же минуту, мужчины сделали то, что заставило Элизу открыть рот от удивления: они поднялись со своих мест и сняли шляпы! Ни одна женщина из лагеря не удостаивалась подобной чести. Даже сама Элиза, которая твердо верила, что если на свете и существует женщина, которой полагаются королевские почести, то это Элиза Гиббонс.

Разве не я догадалась договориться с компанией дилижансовых перевозок, чтобы почту и газеты доставляли в мою гостиницу? А кто, по-вашему, помог построить холодильник, где люди теперь хранят свои окорока и масло, птицу для особых случаев, а Билл Остлер даже прячет бутылочку шампанского? Разве мои пирожки с мясом не хвалят до самой Невады? И какую благодарность я получаю? Только ворчание по поводу высоких цен.

Поведение людей тем воскресным утром насторожило Элизу. Особенно когда миссис Остлер поприветствовала тварь словами «доброе утро», а потом ее примеру последовали и остальные женщины!

Мисс Д'Арси объяснила, что пришла выбрать что-нибудь на ужин мистеру Хопкинсу и купила жареного цыпленка с пюре и подливку из гусиных потрохов. Элиза хотела сообщить этой твари, что блюда предназначены только для постояльцев гостиницы, но как она могла сказать подобное, если это была неправда и все вокруг стали бы свидетелями ее лжи? Ей не оставалось ничего другого, как позволить девушке уйти с корзинкой, наполненной своей лучшей стряпней, которую, Элиза нисколько не сомневалась, тварь выдаст за продукт собственного приготовления.

На это было еще не все. В субботу вечером в лагерь приехала группа скрипачей, чтобы устроить старомодный сельский праздник с танцами. Он закончился потасовкой из-за того, что все мужчины хотели потанцевать с Анжеликой. А однажды в гостиницу Элизы заявилась парочка маунтинменов, детей гор, со своими индейскими скво, и Элиза уже собралась было выпроводить их вон. Но тут прибежала услышавшая об их появлении Анжелика, чтобы расспросить о своем отце, и, когда узнала, что они французы, вся компания принялась лопотать на непонятном языке, словно обезьяны, а Ллевелин, этот слабоумный валлиец, позже попросил ее дать ему несколько уроков французского! Ингвар Свенсон посылал мисс Д'Арси дюжину свежих яиц в знак гостеприимства; миссис Остлер интересовалась мнением мисс Д'Арси по поводу цвета пряжи, которую она выбрала для своей новой шали; и Кора Холмсби просила мисс Д'Арси помочь ей с покупкой духов.

Но последней каплей стал инцидент с персиками.

Недавно Элиза заключила договор с фермером из долины, который обещал привезти целую повозку персиков, с гарантией, что их обязательно раскупят, а Элиза получит свой процент от выручки. Как она и обещала, персики были такой редкостью, что собралась целая толпа народа, тянувшая к торговцу руки с банкнотами и мешочками золотого песка. И вдруг ни с того ни с сего к повозке протолкалась эта тварь, мямля что-то насчет того, что фрукты испорчены и если люди их съедят, то ужасно заболеют.

Разразился скандал, фермер гневно кричал и размахивал руками, мисс Д'Арси мешала покупателям брать персики, потом приехал Сет Хопкинс и попытался всех успокоить. Когда ее спросили, с чего она решила, что фрукты испорчены, тварь даже не сумела ничего толком объяснить. Просто посмотрела на Сета своими чарующими глазками и проговорила:

— Пожалуйста, послушайте меня, вы заболеете, если их съедите.

К изумлению Элизы, Сет сказал:

— Что ж, может быть, нам не стоит покупать персики, — и все тут же вернули купленное обратно.

Пока остальные стояли вокруг и решали, что делать, а фермер ругался на языке, которого никто не понимал, Элиза подошла к повозке и купила бушель персиков. За ней сразу последовали и другие, буквально опустошив повозку и отправив торговца в обратный путь с довольной улыбкой на губах.

Происшествие осталось в памяти Элизы, потому что ее поразило, как легко Сет согласился с увещеваниями этой твари, так словно она лишила его силы воли. Именно тогда Элиза поняла, что пришло время вмешаться в сложившуюся ситуацию.

И вот, субботним вечером уходящего лета, когда вокруг пели сверчки, а в воздухе носился запах осени, она потчевала Сета Хопкинса уже второй порцией своего персикового пирога.

— Мисс Д'Арси знает разные странные вещи, — Сет откусил большой кусок и запил сладкий и сочный пирог холодным молоком. — Не знаю откуда, просто знает — и все. Она сказала, что видела, как все в лагере заболевают, наевшись персиков. Понимаешь, у нее было видение. — Он провел ложкой по тарелке, собирая сироп и крошки. — Бывают же у некоторых знамения. В основном у женщин.

Элиза не разбиралась в видениях и знамениях, зато с первого взгляда распознавала хитрую и коварную женщину. После отъезда торговца персиками Элиза напекла целую кучу пирогов, дабы те, кто не застал фермера, тоже получили возможность попробовать деликатес. Она даже послала один пирог в хижину Сета, только чтобы на следующий день услышать, что тварь выбросила его на улицу! Все обитатели лагеря восхищались персиковыми пирогами Элизы и заявляли, что лучше в округе никто не печет. Кем она себя возомнила, решив, что у нее есть право отправлять чужие труды на помойку? Но Элиза понимала, что подобные действия вызваны не страхом перед испорченными фруктами, а скорее притязаниями на Сета Хопкинса. Элиза знала, что у твари на уме. Даже если Сет об этом и не догадывался.

Уже несколько субботних вечеров кряду, сидя вместе с Сетом на крыльце своей гостиницы, она чувствовала всю противоречивость его эмоций. То он говорил, что мисс Д'Арси выводит его из себя и от нее одни убытки, а в следующее мгновение уже восторженно отзывался о духах мисс Д'Арси или о ее волшебном смехе. Элиза видела то, чего не замечал он сам: Сета тоже пал жертвой ее чар.

Элиза и не предполагала, что у нее появится соперница. Это была одна из причин, по которой она приехала в Калифорнию с востока, — здесь мужчин насчитывалось в десять раз больше, чем женщин. Даже женщина, не особо красивая и по-прежнему незамужняя в свои тридцать лет, имела все шансы заполучить такой отличный приз, как Сет Хопкинс. Она восемь месяцев пыталась заставить его увидеть в себе потенциальную жену, соблазняя джемовыми тортами, пирожками с мясом и расхваливая его мужскую силу всякий раз, как он занимался мелким ремонтом в гостинице. Она никогда не критиковала его, даже если он вытирал рот ее скатертью, а не своим рукавом, или громогласно рыгал, не считая нужным извиняться. Она ни разу не заговорила с ним о том, что следовало бы прибрать к рукам участок Чарли Бигелоу, поскольку тот работал на нем вполсилы. Она не пыталась пробудить в Сете амбиции, например, подсказав, что можно добывать больше золота, использую водовод с ковшами вместо лотка. Против этого у него был свой аргумент: те, кто стоит выше по реке, не должны быть жадными, иначе людям ниже по течению ничего не достанется. Она прикусила язычок, когда он заявил, что хватит с него и того количества золота, с которым он сможет прожить без проблем, хотя каждый человек в Чертовой Балке был одержим желанием стать богаче царя Мидаса. Элиза чувствовала приближение момента, когда ей удастся навести его на мысль о том, что сейчас они хорошие друзья и помогают друг другу, как настоящие соседи, но ему нужна женщина, а ей — мужчина, — мысль, которая ведет лишь к одному логическому умозаключению. И вот теперь мисс Д'Арси охмуряет его своими яркими нарядами и женственной беспомощностью.

— Уже скоро Калифорния станет штатом, — пробормотал он, набивая трубку.

— Надеюсь, когда станет, они как-нибудь остановят этот нескончаемый поток иностранцев. Я слышала, в Американ-Форк уже появились китайцы.

Он посмотрел на нее.

— А разве мы сами не иностранцы, Элиза?

Она по-прежнему улыбалась.

— Конечно! Я всего лишь пошутила!

Он кивнул и закурил трубку.

— Тут все откуда-нибудь да приехали. За исключением индейцев. Я полагаю, Всевышний создал их здесь.

Элиза ничего не сказала. Она с отвращением относилась к коренным жителям Калифорнии и считала, что от них необходимо избавиться как можно скорее. Слава Создателю, есть такие люди, как Таффи Ллевелин и Руперт Макдугал, которые периодически совершают рейды по сельской местности. Если бы забота об этом легла на плечи Сета Хопкинса, Чертову Балку заполонили бы орды дикарей.

— Как дела у мисс Д'Арси? — спросила она, вспомнив еще об одном ненавистном существе.

Он пыхнул трубкой.

— Просто не знаю, что и делать, Элиза. Она хороша собой, но проку от нее никакого. Я пытался научить ее всему по мелочи, но, похоже, она просто боится печки. Когда от бекона летят брызги, она отпрыгивает — не желает заляпывать жиром свои красивые платья. Все окрестные еноты и лисы повадились навещать мою хижину, столько еды она выбрасывает на улицу. Как-то вечером возвращаюсь я домой и вдруг вижу, как из хижины выбегает мисс Д'Арси с горящей сковородкой. И зашвыривает ее прямо в ручей. Мне пришлось купить новую у Билла Остлера, а ты же знаешь, сколько это стоит!

Он вытянул ноги, закинув одну на другую.

— В жизни не видывал женщины, которая не умела бы готовить и штопать одежду. Не то что ты, Элиза. Ты очень умелая. Ты не печешься о красоте и не прихорашиваешься часами. И знаешь цену доллару.

Губы Элизы вытянулись в тонкую линию.

— Может быть, она долго не выдержит, и ты избавишься от нее?

— Вряд ли. Она отрабатывает долг. Да к тому же ищет своего отца. Не могу я оставить ее одну. Особенно учитывая ее беспомощность.

У Элизы вертелось на языке, что она думает о мисс Д'Арси и ее беспомощности, но вместо этого она спросила:

— А ты уверен, что отец на самом деле существует?

Он посмотрел на нее с искренним удивлением.

— Зачем ей лгать?

Элиза не ответила. Как Сет мог дожить до тридцати двух лет и не знать, что бывают на свете женщины, которые скажут все что угодно, лишь бы мужчина заботился о них?

— А пока, — продолжал он, — думаю, придется смириться с храпом Чарли Бигелоу и сгоревшей картошкой на ужин.

— Ты всегда можешь поесть у меня. Жареная курица, бисквиты и соус. Твое любимое.

Он рассмеялся.

— Элиза, ты просишь втридорога за свои обеды.

— Я дам тебе специальную скидку, ты же знаешь.

— Нет уж. Это будет несправедливо по отношению ко всем остальным, которые тоже трудятся, не покладая рук. Я бы платил только полную цену, открыто и честно.

Элиза оставила свои мысли при себе. Иногда чувство справедливости и честность Сета Хопкинса ужасно раздражали ее.

— Ну, тогда тебя следует похвалить за исполнение христианского долга и спасение бедного создания.

— К христианству это не имеет никакого отношения. Не мог же я ее оставить на растерзание Боггсу! Любой другой на моем месте поступил бы точно так же.

Любой другой, подумала Элиза, привез бы эту тварь домой, посадил ее в золотую клетку и смотрел на нее с вожделением. Но не Сет Хопкинс. Когда дело касалось женщин, у него словно шоры оказывались на глазах. Однажды он рассказывал о былой возлюбленной, которая в конечном итоге вышла замуж за другого. И при этом ни разу не произнес слово «любовь». С ним женщина могла рассчитывать лишь на преданность и защиту. Что ж, от мужчин Элиза большего и не ждала. Она сомневалась в том, что вся романтика вкупе с любовью, о которой пишут поэты, вообще существует на свете. Мужчины умеют красиво плести словеса, когда думают, что женщина получит неплохое наследство, с горечью вспомнила она, но потом исчезают, узнав, что на самом деле она без гроша в кармане. Нет уж, Элиза предпочитает туповатого Сета. Так ей по крайней мере будет известно, что у него на уме. И если бы они поженились, то она даже и не надеялась бы на проявление любви с его стороны.

— Хочешь, я помогу ей? Научу мисс Д'Арси азам готовки?

В его голосе прозвучало облегчение.

— О, Элиза, это было бы прекрасно! Думаю, помощь женщины постарше пойдет только на пользу Анжелике.

Глаза Элизы Гиббонс, которая была всего на пять лет старше мисс Д'Арси и на два года моложе Сета, сверкнули, словно два черных уголька. Но она сумела удержать на лице улыбку и произнесла:

— Положись на меня. Я помогу бедной мисс Д'Арси поладить с печкой.

Она не поверила своим глазам. Опять картошка сгорела!

Глядя на паленое безобразие в кастрюле, Анжелика чуть не расплакалась. Как другим женщинам удается справляться с готовкой? То она разогревает печь слишком сильно, то, наоборот, слишком слабо. Если она следит за мясом на сковородке, подгорают овощи. Если мешает рагу, то в огне погибает кукуруза. Ну, как углядеть за всем одновременно? Выбросив почерневшие картофелины за хижиной и зная, что позже ими полакомятся еноты и лисицы, она уже догадывалась, как отреагирует мистер Хопкинс. Когда она портит пищу или утюгом прожигает дырки в его рубашках, он никогда не злится и не критикует ее — только скажет:

— Ничего, в следующий раз выйдет лучше.

Терпеливее Сета Хопкинса она в жизни своей никого не встречала. Невозможно представить себе, что он едва не убил человека. Хотя утверждает, что сидел в тюрьме именно за это. Совершенно не похоже, что он способен впасть в ярость. Значит, женщина, которую он защищал, была очень дорога ему. А может быть, в душе Сета Хопкинса скрыт вулкан страстей — дремлет до поры до времени, дожидаясь, пока не появится столь же страстная женщина, ему под стать… вот как она сама.

Анжелика отругала себя за эти мысли. В последнее время она все чаще грезила Сетом Хопкинсом — его высоким ростом, силой, красивым лицом. Даже представляла себе, как он ее целует. Она вернулась в хижину — в полумрак, затхлость и одиночество, забила колышки в стены и развесила на них свои наряды, чтобы было легче счищать пятна и заделывать небольшие прорехи в ткани. Поддержание гардероба в первоначальном состоянии занимало почти все ее время. И помогало не сойти с ума.

Анжелика никогда не думала, что жизнь может быть настолько тяжелой. У нее на руках появились мозоли и ранки, а мышцы болели не переставая. Работа, работа, бесконечная работа — и никаких развлечений. Даже бродячий цирк не заезжает в Чертову Балку, потому что лагерь слишком мал, чтобы привлечь их внимание. А единственное пианино стоит в салуне, куда женщин не допускают. Хоть какое-то разнообразие привносят драки по субботним вечерам, редкие кулачные бои на улице. Или тот раз, когда весь лагерь проснулся посреди ночи из-за взрыва самогонного аппарата валлийца Ллевелина. Или вечер, когда Чарли Бигелоу не в силах более выносить звуков музыкального инструмента Руперта Макдугала, вышел с ружьем, навел его на волынку и сказал:

— Или разучи другую мелодию, или я отправлю тебя вместе с этим дьявольским изобретением обратно в ад.

Ярким событием стало рождение ребенка у Свенсонов. Дети были такой редкостью в этих местах, что со всей округи пришли золотоискатели с подарками для малыша, и даже индейцы принесли бусы и перья. Анжелика видела, как взрослые люди рыдали при виде ребенка, и этот момент был наполнен таким благоговением, что напомнил ей о рождении Иисуса (хотя потом мужчины напились и устроили в лагере погром с пальбой из револьверов).

Больше всего она тосковала по дому. Ей хотелось перца чили и тортилий, душа жаждала звуков испанской гитары, она скучала по огромным рынкам Мехико-Сити, где под открытым небом продавались керамика, ткани и уникальные изделия с резьбой по дереву. Мечтала, что сюда забредет путешественник, с которым можно будет поговорить на испанском языке.

Подняв ацтекскую статуэтку, напоминавшую о далеком доме, и крепко сжав ее в руках, она мысленно попросила маленькую богиню даровать ей силу, потом поцеловала холодный нефрит и поставила ее обратно возле кровати.

— Мисс Д'Арси? Можно к вам?

Анжелика обернулась и увидела стоявшую в дверном проеме Элизу Гиббонс.

— О! Мисс Гиббонс!

Она быстро выдвинула стул и стерла с него пыль.

— Это такая честь для меня. Входите, прошу вас.

Элиза мгновенно оценила молодую женщину — зеленое атласное платье со множеством нижних юбок, в ушах сережки из зеленовато-голубых самоцветов. Вырядилась, словно на бал собралась, с презрением подумала Элиза. Но лицо и волосы перепачканы мукой, а вблизи можно разглядеть пятна на ткани, которые не способно вывести ни одно мыло. Неудивительно, что она не умеет готовить. Ее куда больше волнует состояние собственной одежды, нежели обед Сета Хопкинса.

— Признаюсь, я нечасто навещала вас, — Элиза не воспользовалась предложенным стулом. — Мистер Хопкинс намекал, что вы здесь временно.

— Я надеялась, что отец меня найдет.

— Скоро наступит зима. Когда начнутся дожди, дороги станут непроходимыми и сообщение с внешним миром почти прервется.

Зима! Анжелика поникла. Ей никогда не пережить зиму в этом месте.

— Я отвлекла вас от готовки, — сказала Элиза.

— У меня все валится из рук. Бедный мистер Хопкинс, от меня одни неприятности и никакой помощи.

— Кажется, вы собираетесь сварить суп?

— Я уже пробовала раньше. Но мистер Хопкинс назвал мой суп безвкусным.

Элиза сняла с себя капор.

— Чем вы приправляете его?

— Сеньора Остлер посоветовала мне добавлять две щепотки соли. Так я и поступаю.

— И это все? Лишь две щепотки соли на целую кастрюлю?

— Si.

— В том-то и проблема. Миссис Остлер подразумевала две щепотки на каждую порцию. Это большая кастрюля, минимум на десять порций. Насыпьте соли в ладонь. Вот так. Как раз столько вы и должны добавить в кастрюлю.

Анжелика широко раскрыла глаза от изумления.

— Так много?

Элиза улыбнулась.

— Это добавит ему вкуса. А сейчас я открою вам маленький секрет, который использую для собственной стряпни, — сказала она, взяв банку с мелассой[19]. — Мистер Хопкинс говорит — лучший соус, что он когда-либо пробовал…

К тому времени как Сет пришел домой, Анжелика снова была полна радостных надежд. Он уселся за стол и удивленно посмотрел на нее, когда она поставила перед ним тарелку и задорно подмигнула. Он недоверчиво покосился на соус. Потом поднес тарелку к носу и понюхал.

— Что-то не так? — поинтересовалась она.

— Этот соус… выглядит как-то странно. И пахнет необычно.

Она улыбнулась.

— Я добавила секретный ингредиент.

Сначала Сет попробовал суп, отправив полную ложку в голодный рот. И секунду спустя выплюнул все обратно. Быстро сделав несколько глотков воды и вытерев рот ладонью, он спросил:

— Что вы сделали с супом?

Она непонимающе смотрела на него.

— А что такое?

— Он просто ужасен!

Наступила тишина, слышно было, как в воздухе жужжали мухи. Потом, побледнев и стараясь держать себя в руках, Анжелика оперлась ладонями о стол и медленно поднялась.

— Мистер Хопкинс, вы избавили меня от страшной участи, и я всегда буду вам благодарна. Но сейчас мы только делаем хуже нам обоим, и я думаю, что мне следует уехать.

Он ошеломленно взглянул на нее.

— Уехать? Я просто хотел понять, что вы сделали с супом. У него вкус…

— У него неправильный вкус. Все, что я делаю, — неправильно. И никогда не станет лучше.

Она гордо подошла к перевернутому бочонку возле кровати, взяла богиню из розового нефрита, посмотрела на нее, потом вернулась к столу и аккуратно поставила статуэтку.

— Она стоит больше суммы моего долга. Но я отдаю ее вам, и поэтому больше ничего не должна. Когда через три дня приедет почтовая карета, я отправлюсь на ней в Сакраменто.

У нее не осталось ни единого платья, на котором не было хотя бы маленького пятнышка. Она так старалась сохранить их в чистоте, но не смогла защитить от жира и соусов, кофе и сока, сажи и пыли. От фартуков было мало проку, а в магазине Билла Остлера не продавалось необходимых пятновыводителей. Приехав в Сакраменто, она направит всю энергию на приведение своего прекрасного гардероба в божеский вид.

Бережно укладывая каждое платье в дорожный сундук, Анжелика старалась не думать о человеке, которого покидала. Сет пребывал в ее снах и мыслях и ночью и днем, иногда он представал в роли благородного спасителя, а порой был страстным любовником. Когда он сумел пробраться в ее сердце? И как же она этого не заметила?

Уже три дня, как Сет не появлялся дома, и поэтому ее сердце екнуло, когда снаружи раздались шаги. Но это был Билл Остлер, который зашел проведать ее.

— Слышал, вы уезжаете, мисс. Я заглянул бы раньше, да жена слегла с простудой. Всю ночь просидел рядом с ней.

Анжелика обратила внимание на тени у него под глазами и румянец на щеках.

— Очень жаль, что вы уезжаете, мисс Д'Арси. Вы — лучшее, что приключилось с Сетом за долгие годы. Обычно ему чертовски не везет. Он говорил вам, что сидел в тюрьме?

— Да. Он сказал, что чуть не убил человека, который избивал женщину.

— А он объяснил, что мужчина был его отцом, а женщина — матерью? Старик Хопкинс ударил ее так сильно, что она почти ослепла. Тогда Сет решил положить конец террору отца. Он не раскаивался в содеянном, поэтому его и посадили за решетку. Могу я попросить у вас воды? Горло ужасно саднит.

Она подала ему кружку.

— Что ж, прощайте, мисс Д'Арси. Было приятно с вами познакомиться.

Она уже завязывала ленты капора под подбородком, когда Сет наконец появился в дверном проеме. Он выглядел так, словно не спал несколько суток.

Оглядел ее дорожную одежду, капор и перчатки, сундук возле двери и устало произнес:

— За последние три дня я многое обдумал.

Взяв девушку за руку, он вложил ей в ладонь нефритовый талисман и сжал ее пальцы вокруг ацтекской богини. Потом достал учетную книгу и вырвал страницу с именем «Анжелика».

— Я совершил ошибку, когда привез вас сюда. Я не понимал, как тяжело вам будет здесь. Не подумал, что тот мир, откуда вы приехали, совершенно не похож на наш. Ну, вы знаете, где меня найти. Когда отыщите отца, он может приехать и вернуть ваш долг. Но я не настаиваю на этом.

Он обвел взглядом стены. Хижина потускнела. Она убрала все краски, даже сняла ситцевые занавески с несуществующего окна.

— Я поеду в Сакраменто вместе с вами и помогу вам найти приличное место для жилья, — он приложил ладонь ко лбу.

— Как вы себя чувствуете, мистер Хопкинс? — Анжелика внезапно забеспокоилась, вспомнив Билла Остлера.

— Честно говоря, бывало и получше. Чарли Бигелоу подхватил сильную простуду. Думаю, я заразился от него. Мне бы присесть на минутку…

Она выдвинула стул и подала ему немного воды.

— И давно вы так себя чувствуете?

— Дня два, может быть, три. Я надеялся, что все пройдет, но становится лишь хуже. А сейчас голова…

— Вам следует прилечь.

Ни слова не возразив, он поднялся со стула, пошатнулся, и ей пришлось поддержать его, чтобы он не упал.

— Ничего, все пройдет, — сказал он, укладывая голову на подушку. — Просто надо отдохнуть немного. Вам лучше выйти на улицу. Скоро приедет карета. Скажите им, что пассажиров будет двое.

Она смотрела, как он закрыл глаза, потом сняла перчатку и положила ладонь ему на лоб. Сета лихорадило.

Она подумала о Билле Остлере и его жене, вспомнила торговца персиками, приезжавшего восемь дней назад, и свое видение о заболевших обитателях лагеря.

Анжелика бросила взгляд на дверь. Почтовая карета появится через несколько минут. И тут Сет застонал, явно от боли.

Сняв капор, она пододвинула стул к кровати и присела. Спустя пятнадцать минут по улице со скрипом и грохотом прокатила почтовая карета. Анжелика осталась рядом с Сетом.

Когда он проснулся после заката, она смогла уговорить его выпить теплого кофе. Но от предложенных фруктов и бисквитов он отказался. Потом попытался встать с кровати, говоря, что ему пора отправляться к Чарли, но у него не было сил. Тогда Анжелика укрыла его и пошла к Остлеру, где купила одеяла и еще одну подушку. Вернувшись, она устроила себе постель на полу.

На следующее утро Сету стало хуже.

Держа руку на его горящем лбу, она нащупала пульс. Он был ненормально медленным, особенно для такого сильного жара. Внезапно ее сковал страх: она вспомнила лихорадку, пронесшуюся по Мехико-Сити десять лет назад. Тогда высокая температура и редкий пульс встревожили врачей, поскольку являлись симптомами жуткой болезни: fiebre tifoidea — брюшного тифа.

Девушка в страхе закрыла глаза. Она оказалась права насчет продавца персиков. Этот человек был, как говорили мексиканские доктора, переносчиком. Он занес болезнь в Чертову Балку. Анжелика не могла пошевелиться от страха и беспомощности. От тифа люди умирают, даже молодые, здоровые мужчины.

Пока она испуганно размышляла о том, что же ей теперь делать и кого звать на помощь, Сет проснулся и посмотрел на нее болезненно-горящими глазами.

— Вы еще здесь, — прошептал он. — Можете налить мне воды?

Вдруг он наклонился через край кровати, и его вырвало.

— О, боже, извините, — простонал он, откинувшись на спину. И, к своему ужасу, она увидела, что он испражнился.

В одно мгновение все события последних недель — плавание на «Бетси Лэйн», торги на пристани, Чертова Балка — нахлынули на нее черной зловещей волной, и Анжелика не выдержала. Она выбежала из хижины, плача, зовя отца, ненавидя это место, ненавидя Сета Хопкинса.

Не разбирая пути, она бросилась прочь от лагеря, перебралась через ручей и вскарабкалась вверх по склону, усеянному пеньками.

На вершине она очутилась в лесу, где упала на землю и горько зарыдала. Все ее одиночество, чувство беспомощности и тоски по дому изливались из души вместе со слезами. А затем боль пронзила ее голову, но лекарство находилось далеко, и ей ничего не оставалось, кроме как сдаться проклятой эпилепсии, унаследованной от бабушки Анжелы.

Пока она лежала, обездвиженная болью, ее окружили видения — не пророчества или галлюцинации, а давние воспоминания о той поре, когда ей было шесть лет: о странных событиях на ранчо Палома, когда там должна была состояться свадьба, но что-то произошло, и все неожиданно разъехались. Анжелика не знала, что именно, но она внезапно вспомнила истерическое поведение матери в тот день. Карлотта, которую Анжелика всегда помнила как женщину сильную и практичную, заходилась в истерике. Это было как-то связано с исчезновением тети Марины и тем, что случилось с дедушкой Наварро. Но что сейчас выделилось в мыслях Анжелики так же ясно и четко, как окружавшие ее горные пики, так это лицо бабушки Анжелы — округлое, бледное и красивое — и голос, такой же чистый, как пение птиц в этих лесах, когда она сказала:

— Я сделала то, что давно следовало сделать. Ты можешь считать, что это преступление, да так оно и есть, но это надо было сделать.

А потом голос Карлотты, в панике:

— За тобой придут, мама! Тебя повесят! Ты должна бежать. Тебе нужно спрятаться.

И бабушка, такая спокойная и сильная.

— Я не буду ни сбегать, ни прятаться. Я готова принять все, что мне уготовано Господом. Среди женщин Наварро нет трусих.

На следующий день Д'Арси увез свою жену и дочь, и эти события стерлись из памяти Анжелики. Сейчас же, испытывая сильную головную боль, она гадала, что произошло той судьбоносной ночью и почему ее мать думала, что бабушку Анжелу арестуют и повесят? Куда исчезла тетя Марина и нашли ли ее потом?

Кто той ночью ускакал с ранчо под грохот подков?

Наконец приступ ослабил свою хватку. Головная боль утихла, а голоса и видения растворились, словно сны на рассвете. Когда Анжелика открыла глаза, ей показалось, что она впервые слушала, вдыхала и смотрела на лес вокруг себя. Какое величие! Какая красота! Она сделала глубокий вдох, будто наполнив легкие силой, душой леса. «Среди женщин Наварро нет трусих». Анжелика созерцала лесной рай, в котором внезапно оказалась, потом увидела сквозь деревья небольшой лагерь золотоискателей, еще недавно столь ненавистный ей, и решила: я сделаю то, что должна.

Она вернулась в хижину, где обнаружила Сета, пытавшегося снять с себя одежду. Он налил воды в тазик для умывания, но свалился на пол. Простыни и одеяла были испорчены. Перестелив постель последней оставшейся простыней, она уложила Сета обратно, накрыв его стеганым одеялом, которое он припас на зиму, потом отправилась в гостиницу Элизы, где горничная сообщила ей, что мисс Гиббонс заболела, так же как и четыре постояльца. Но повар был на кухне и дал Анжелике хлеб, суп, кастард и колбасу. Получив свежие простыни у горничной, она отправилась к Биллу Остлеру который, явно страдая от жара, утверждал, что чувствует себя хорошо. Однако он предупредил ее:

— Высокая температура очень опасна, если ее быстро не сбить. Она может вызвать судороги и необратимые повреждения мозга. Даже смерть. Смачивайте кожу Сета и обмахивайте его. Давайте ему побольше прохладной воды. И не вздумайте стирать его простыни. Все надо сжигать — одежду, постельное белье, все.

Напоследок она одолжила раскладушку у Ллевелина Валлийца, чтобы ей было, на чем спать.

Вернувшись, она увидела, что Сет держится за живот и стонет. Анжелика разогрела еду, купленную в гостинице, но он был не в состоянии есть.

Температура у него повышалась на протяжении трех дней и потом держалась на этом уровне. Рвота перемежалась приступами диареи, поэтому ей пришлось сходить в гостиницу и купить еще простыней, а испачканные сжечь за хижиной. Он безвольно лежал на кровати, стараясь не показывать, как ему больно, но Билл Остлер рассказал ей о действии тифа и о том, как он поражает кишки язвами, вызывая жуткие мучения.

Сета было необходимо купать, и поэтому она, отринув стеснительность и напомнив себе, что была замужем, омывала больного из тазика теплой водой, прикрыв его чресла одеялом, чтобы не унижать. Увидев шрамы на его спине, она поднесла лампу поближе. Они пересекали плоть так часто, что их невозможно было сосчитать. Они выглядели еще не очень старыми, и она поняла, что, скорее всего, это следы от ударов плетью тюремщика. Шрамы на его запястьях и лодыжках могли остаться только от оков и кандалов. Анжелика заплакала.

— Пресвятая Матерь Скорбящая, — шептала она, крестясь, слезы капали на шрамы. — Бедный, бедный человек.

Температура не спадала, вызывая у него сильную дрожь и бред. Розовая сыпь появилась на груди и животе, когда он провалился в сон, больше походивший на кому. Страх не выпускал ее из своих когтей, пока она отчаянно старалась сбить температуру прохладными влажными тряпками. Она проводила подле него дни и ночи, сменяя влажные компрессы и обмахивая его, пытаясь заставить выпить прохладной воды. Задремав, она резко просыпалась и снова принималась ухаживать за ним. Вспомнив, как в Мексике жарким летом дамы смачивали одеколоном запястья и виски, она омыла Сета своими духами и туалетной водой. Испарение алкоголя помогло немного уменьшить жар. Вылив последний флакон, она отправилась в салун, который теперь был пуст, взяла оттуда бутылку виски и натерла им тело Сета.

Когда сгорела последняя простынь, она заглянула в гостиницу, собираясь взять еще, но там тоже все кончилось, ничего не осталось и у Билла Остлера. Чертову Балку окутывало облако вонючего дыма от множества костров, на которых сжигали одежду и постельное белье. Тогда она вернулась обратно в хижину, открыла дорожный сундук и достала свои нижние юбки. Они были из мягкого хлопка, и она выстелила ими кровать. Израсходовав все юбки, она разорвала платья и, перевернув Сета набок, подкладывала под него изумрудный шелк или розовый атлас, собирая испачканную ткань и бросая ее на тлевшую кучу за хижиной. Анжелика зажигала спичку и смотрела, как в пламени чернели и исчезали ее шелка и атласы.

Поскольку все платья пошли на простыни, она открыла ящик, в котором Сет хранил одежду, и выбрала себе пару странных штанов под названием джинсы, с карманами, укрепленными металлическими заклепками, а также одну из его домотканых рубашек, которую заправила внутрь, предварительно подвязав штаны веревкой, чтобы не спадали. Не имея больше времени на возню с прической, она расчесала волосы и заплела их в две длинные косы. Увидев ее, Билл Остлер остолбенел.

— Мне показалось, что передо мной скво, — признался он.

Сет не мог есть твердую пищу, поэтому она переборола свой страх перед печкой — приготовление еды стало теперь вопросом жизни и смерти — и, подбрасывая дрова, научилась варить рис до нужной консистенции, добавляя в него соль и сахар, чтобы придать Сету сил. Овсяную кашу, бульон из мяса и овощей, холодный чай.

Когда запасы еды иссякли, она снова пошла в гостиницу, где никого не встретила. В столовой и на кухне не было ни души. Только сверху доносились стоны и звуки чьего-то приступа рвоты. На заднем дворе дымилась куча провонявших простыней. Тогда она направилась к Биллу Остлеру, который теперь был серьезно болен и с трудом подошел к двери.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила она.

— Все в руках Божьих, мисс Д'Арси. Во время тифа нельзя сказать, кто выживет, а кто умрет. Решение будет принимать Всевышний.

Он упал, и она помогла ему улечься в постель. Она увидела миссис Остлер, больную, почти при смерти. Она взяла припасы из магазина и оставила мешочек золотого песка.

Зайдя к Свенсонам в надежде купить свежих яиц, Анжелика обнаружила Ингвара, из последних сил ухаживавшего за своей женой. На руках миссис Свенсон спал ребенок. Она наклонилась, чтобы посмотреть поближе. Потом перекрестилась.

— Мистер Свенсон, ваш ребенок…

— Я знаю. Она не разрешает мне похоронить его, бедный малыш.

Лагерь выглядел заброшенным, если не считать рыскавших в поисках еды собак. Анжелика увидела свежие могилы на склоне горы и гадала, кто же похоронен там и у кого хватило сил вырыть их. Болезненное зловоние повисло над поселением. Она помнила этот запах с давних пор, когда тиф бушевал в Мексике. Еще она помнила похороны, проходившие день и ночь. Прежде чем болезнь покинет это место, в Чертовой Балке будет еще больше смертей.

Она постоянно оставалась рядом с Сетом. Когда он ворочался в бреду и дергался от боли, она заключала его в объятия. Приподнимая, чтобы покормить, и гладя его лицо, она чувствовала нежность, которой никогда не испытывала раньше.

Каждый вечер она, обессилев, забывалась тревожным сном.

На семнадцатый день после того, как Анжелика должна была уехать на полуденной карете, она сидела, глядя на исхудавшее лицо Сета, на измученное тело, от которого остались кожа да кости. Его глаза глубоко ввалились, волосы выпали на подушку. Он не открывал глаз уже несколько дней. Она знала, что человек не способен протерпеть две недели с высокой температурой и выжить. Но больше ничего не могла предпринять. Ослабев от голода, думая, что сойдет с ума от бессонницы, она смотрела на человека, лежавшего на кровати, глазами, горевшими не из-за болезни, а от безумия ее духа.

В Чертовой Балке царила тишина. Пианино в салуне больше не играло блюз, не стучали копыта проезжавших лошадей, не скрипели повозки, не перекликались людские голоса… Анжелика не могла припомнить, когда в последний раз с кем-нибудь разговаривала. Когда она пошла проведать Чарли Бигелоу, то нашла его лежащего мертвым в собственных экскрементах, брошенного и забытого. Люди объезжали стороной Чертову Балку. Почтовая карета не появлялась уже много дней. Они были покинуты всем миром и ославлены умирать.

Ближе к полуночи, когда в лампе догорали остатки масла, она сидела рядом с Сетом и ощущала вокруг себя странное сгущение теней. Сперва она решила, что к ней пришли духи Чарли Бигелоу и ребенка Свенсонов, и двух горничных Элизы Гиббонс. Потом она поняла, что это не духи навестили ее, а воспоминания — те воспоминания, которые она так долго подавляла, рассказы матери об их семье в Калифорнии. Анжелика, ослепленная любовью к отцу, настроила себя против семейства Наварро из-за того, что они с презрением относились к нему. Но теперь она вспомнила, что бабушка Анжела приняла Жака Д'Арси как родного сына. Затем в воспоминаниях возник офицер, который приехал в гасиенду сообщить ей о гибели мужа в сражении при Чепультепеке. Анжелика еще никогда не чувствовала себя столь одинокой. Ее отец уехал, а мать умерла. У нее никого не осталось. Но теперь она внезапно увидела всех своих кузенов и кузин. Помнится, медведя заперли в загоне, а Анжелику окружили дети, и все они были ее родня. Она никогда раньше не задумывалась об этом, но ведь у нее большая семья. Вот было бы здорово оказаться в их кругу!

И вот родные люди стояли рядом с ней, в воспоминаниях, успокаивая ее. И не только: в эту самую тяжелую минуту от них пришла помощь.

Бабушка Анжела у кухонного стола, до которого шестилетняя Анжелика может лишь дотянуться, что-то готовит в чашке, терпеливо объясняя ребенку, как магия в коре исцеляет лихорадку.

Не раздумывая, Анжелика вылетела из хижины и в лунном свете помчалась вниз по ручью, пока не увидела иву. Она набросилась на нее, сдирая кору пальцами, и наконец в руках у нее оказался большой кусок. Потом, спотыкаясь, вернулась домой, вскипятила воду с ивовой корой, охладила ее и попыталась напоить Сета. Он закашлялся и выплюнул все обратно. Она снова поднесла кружку к его рту. Он не мог пить. Тогда она намочила свой носовой платок чаем и отжала жидкость ему между губ. Час за часом она постепенно заливала отвар ему в горло.

Наконец, сжав в руках четки, она встала на колени у кровати, уткнулась лицом Сету в грудь и молилась всю ночь. Так она и заснула, и проснулась, почувствовав его руку на своих волосах.

Температура спала, кризис миновал.

Хотя Сет еще был болен, Анжелика могла оставлять его одного, пока она уходила в лагерь позаботиться об остальных. Она помогала кормить и обмывать больных, готовила полные котелки бобов для тех, кто уже поправился, оказывала помощь на похоронах, при сжигании одежды и постельного белья и делилась секретом своего ивового чая. По вечерам она сидела возле Сета и зачитывала ему отрывки из книги «Животноводство». Сначала он слабо улыбался, в первый раз услышав, как она произнесла:

— Если вы хотите разводить куриц-несушек, то лучше породы, чем белый леггорн вам не найти.

А потом, набравшись сил, уже смеялся во все горло, когда она с серьезным видом читала:

— Голштинские коровы дают в четыре раза больше молока, чем обычные буренки мясной породы.

Тиф наконец покинул Чертову Балку. Последние похороны состоялись несколько дней назад, и люди начали возвращаться к прежней жизни, проверяли свои участки и оставили страхи и отчаяние в прошлом. Сет, который теперь мог сидеть на стуле, посмотрел на Анжелику ясными глазами (болезненные тени под ними исчезли) и сказал:

— Умираю от голода.

Она приготовила ему сытные блюда, и он был потрясен, попробовав ее картофельных пирогов, сочных в центре, хрустящих по краям и с добавкой пикантных специй. Поглощая еду, он расспрашивал о том, как поживают остальные.

— Ингвар Свенсон потерял жену и ребенка. Миссис Остлер умерла.

Ей было тяжело говорить. На склоне горы появилось тридцать две свежие могилы.

— А Элиза? — спросил он.

— Мисс Гиббонс еще очень больна.

— Я навещу ее, когда встану на ноги. Я что-нибудь говорил в бреду?

Она улыбнулась.

— Мне стоит за это извиниться?

— Вы проснулись однажды, посмотрели на меня и сказали, что и не подозревали о том, что в аду живут ангелы. Еще говорили о своей матери. Вы отправитесь домой?

— Не могу, — оказал он. — Я им не нужен.

— Вашего отца можно понять. Он злится, да? Но мать наверняка захочет, чтобы вы вернулись домой.

— Выйдя из тюрьмы, я приехал домой. Мать сказала, чтобы я убирался и никогда больше не приходил. Она сказала, что я взвалил на нее заботу о бесполезном инвалиде и что мне следовало либо сразу убить его, либо оставить в покое. Она сказала, что я сделал ее жизнь во сто крат хуже, чем раньше.

— Она передумает. Ведь она ваша мать.

— В прошлом году я послал ей все золото, которое нашел за первый месяц, почти пятьсот долларов. Она написала мне, велев оставить деньги себе, потому что отец попросту пропьет их. — Он покачал головой. — Я им не нужен. Я сам по себе и уже смирился с этим.

Сердце Анжелики пронзила острая боль. Ей хотелось обнять его, поплакать за него, сказать, что он не сам по себе и что его любят. Но она не могла ни пошевелиться, ни заставить себя произнести такие слова.

— Отдыхайте, — проговорила она вместо этого. — Скоро у вас будет достаточно сил, чтобы идти работать на участке.

— Почему мы заболели, а вы нет?

— Я не ела персиков.

— В жизни больше не съем ни одного персика. Как вы узнали, что нам не следовало есть фрукты?

— В Мексике наши врачи рассказывали, что бывают люди, которые разносят инфекцию, но сами никогда не заболевают от нее. Если вы съедите приготовленную ими пишу или выпьете налитую ими воду, то сляжете с высокой температурой. Я почувствовала, что тот старик был таким переносчиком.

Он осмотрел ее с головы до ног.

— Если бы не косы, вы походили бы на мальчишку.

— У меня совсем не осталось платьев, — сказала она с улыбкой. Потом закрыла лицо руками и разрыдалась.

Поднабравшись сил, Сет навестил Элизу Гиббонс, которая уже полностью выздоровела, а потом отправился проверить свой участок возле реки.

Вернувшись, он увидел, что Анжелика собирает вещи. Сундук ей теперь не понадобился. Весь ее скарб поместился в небольшую наволочку.

— Приехав в Сан-Франциско, я надеялась найти человека, который позаботится обо мне, — сказала она, — мистера Боггса. Отца. Или жениха. Я даже и в мыслях не держала, что смогу выжить одна. Но сейчас я умею готовить, стирать и вести домашнее хозяйство. Я даже научилась разговаривать, как американцы. Буду переезжать из лагеря в лагерь, с одних приисков на другие, занимаясь готовкой, стиркой и самостоятельно заботясь о себе, пока не найду отца.

— Вы не можете уехать!

Она отвела взгляд, у нее дрожал подбородок.

— Здесь наши пути расходятся, мистер Хопкинс. Вы вернетесь к добыче золота и к Элизе Гиббонс, которая любит вас, а я должна найти отца.

Он испугал ее, внезапно схватив за плечи.

— Анжелика, ты нужна мне! До того как ты появилась в моей жизни, я жил в тусклом и невзрачном мире — коричневом, сером и черном. Но ты привнесла в него радугу и восход солнца и все цветы, какие только растут на земле. Боже, как я мог так поступить? Я запер тебя в темной хижине, как когда-то сам был заперт в темной угольной шахте, а потом в тюремной камере. Ты создана, чтобы жить под солнцем, Анжелика. Каждое утро я уходил к реке, где повсюду валуны и деревья, птицы и солнечный свет, оставляя тебя томиться в темноте. Мне следовало водить тебя на прогулки по лесу. Я даже никогда не показывал тебе свой участок у реки. Я заставил тебя пережить то, что пережил сам, когда меня лишили свободы.

Он обнял ее и пылко произнес:

— Выслушай меня, Анжелика! Я завязываю с поисками золота. В реке его еще много, но я не жадный, я получил ровно столько, сколько мне было нужно. Оставшееся пусть достанется следующему человеку, который решит поработать на моем участке. Да и в любом случае, я теперь богат. Мое состояние хранится в банке Американ-Форк, и я готов разделить его с любимой женщиной, с которой хочу провести вместе всю оставшуюся жизнь. Пожалуйста, скажи, что станешь моей женой. Да и как я управлюсь с фермой без твоей помощи? Без той, которая слушает ветер, когда он подсказывает, что нужно делать?

Но как она могла дать ему ответ, если он вдруг начал так сильно ее целовать?

— Эй! Есть кто дома?

Обернувшись, они увидели в дверном проеме незнакомца, белого мужчину в штанах из оленьих шкур и в меховой шапке.

— Мне сказали, что вы ищите француза по имени Д'Арси. Если хотите, могу отвести вас к нему.

Поскольку путешествие предстояло долгое, они купили вьючных мулов, зимнюю одежду и направились в горы, по пути остановившись в Американ-Форк, чтобы произнести брачные клятвы перед мировым судьей. К тому времени, как они добрались до могилы Д'Арси далеко на севере, землю уже устилал первый снег.

Анжелика опустилась на колени и прочитала молитву. Потом повесила на деревянный крест четки, которые отец подарил ей по случаю ее первого Святого причастия.

Охотник, показывавший им дорогу, сказал Анжелике:

— Вон там скво, с которой жил ваш па.

Она посмотрела сквозь деревья и увидела индейскую женщину в оленьих шкурах, ее длинные седые волосы были заплетены в косы.

— Они так толком и не поженились, — сказал охотник. — Но Джек очень любил ее. — Он кашлянул и покачал головой. — Ей непросто придется. Теперь некому защищать ее. — Он пожал плечами. — А ладно, что ж поделать-то? В любом случае ее родичи почти все вымерли.

Они смотрели друг на друга в тишине рощи, женщина лесов и женщина города, обе с длинными косами и темными листовидными глазами. Одно мгновение в воздухе витала магия, пока зимняя тишина держала их в своих объятиях. Потом старая женщина повернулась и исчезла за деревьями.

Анжелика взяла Сета за руку.

— Я хочу в Лос-Анджелес. Хочется посмотреть, сохранилась ли наша гасиенда и жива ли бабушка Анжела.

— Отправляемся тотчас, любимая. Там и купим себе ферму. Туда — под голубое небо и яркое солнце, прочь из темноты навсегда.