Сын моего сына

18

Тимур

Я захожу в кабинет с такой силой, что дверь чуть не вылетает из петель. Уже несколько дней Ангелина молчит, и это сводит меня с ума. Она не отвечает нормально, говорит коротко и односложно, а если мы сталкиваемся дома, её взгляд будто проходит сквозь меня, как будто меня вообще не существует. Я не привык к этому. Не привык к тому, что меня игнорируют. Это раздражение копится внутри меня, как давление в котле, готовом взорваться.

Я кидаю портфель на стол, сажусь в кресло и запускаю пальцы в волосы. Почему меня так бесит её молчание? Раньше такие мелочи не выводили меня из равновесия. Может, я просто не привык, что кто-то смеет вести себя так по отношению ко мне? Особенно после того, что я для неё сделал! Правда, она всего этого не просила, но все же, сделал ведь!

Беру в руки телефон. Так что ей такое написать? Может спросить, как там ребенок? Нет. Я это уже спрашивал утром. За час ничего не изменилось. Черт! Я сжимаю телефон так, что кажется, он вот-вот треснет.

Она напоминает мне о нашем договоре, держит дистанцию, но… разве мы ещё в рамках этого договора? В голове всплывают её колкие слова, холодные взгляды. Кажется, ей наплевать на то, что я думаю, как будто я для неё пустое место.

Я откидываюсь на спинку кресла, закрывая глаза. Почему её молчание меня так бесит? Чёрт возьми, почему это вообще меня волнует? Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но это бесполезно.

Слышу тихий стук в дверь.

— Войдите! — рявкаю.

Дверь кабинета открывается и заходит Лена с привычной уверенностью, как всегда.

— Тимур, привет, — говорит она, но тут же останавливается, заметив моё состояние. — Что-то случилось?

— Нет, — отрезаю я. С ней я точно не собираюсь обсуждать своё настроение.

Елена делает несколько шагов ближе.

— Слушай, я тут хотела спросить… — её тон становится немного елейным. — Кто эта девушка, с которой ты был на приёме у Кузьмина? Она выглядела довольно… молодо. Не могу не отметить.

Её слова заставляют меня снова напрячься. Моя челюсть сжимается.

— Ты же мне сама советовала сделать личную жизнь публичной. Вот я и пользуюсь твоим советом, — произношу я сквозь зубы, стараясь не показать, как это задевает меня.

— Это твоя кандидатка… — она медлит, словно подбирает слова, — для фиктивного брака?

Я раздражённо хмыкаю и отвожу взгляд в окно.

Лена замирает на мгновение, наблюдая за мной с едва уловимой улыбкой на губах, как будто наслаждается тем, что её вопрос заставил меня задуматься. Её спокойная самоуверенность действует на нервы.

— Ну, почему же сразу для фиктивного? — я говорю, не поворачивая головы, всё ещё смотрю в окно. — Может для самого что ни наесть настоящего.

Специально ухожу от прямого ответа, потому что не знаю кто в офисе крыса.

— Ой, да ладно тебе, Тимур. Ты столько лет в холостяках ходишь, — Лена улыбается, чуть склоняя голову. — А тут девочка совсем молоденькая. Сколько ей, двадцать?

Моя челюсть непроизвольно напрягается, а пальцы сжимаются в кулаки под столом. Почему-то этот её вопрос — как соль на рану. Я едва сдерживаю раздражение, делая вид, что меня это совершенно не волнует.

— А ты бы предпочла, чтобы я на бабке женился?

— Ну, что ты! Бабка — это перебор. Тебе бы женщину по своих годах подобрать, — её глаза блестят хитро, как у кошки, поймавшей мышь.

— Хватит, — голос мой становится холоднее. Я поворачиваюсь к ней, и наши взгляды встречаются. — Это вообще не твоё дело, Лена. Занимайся своей работой.

— Но твои рейтинги… — Тимур, они падают со вчерашнего вечера, — она включает телефон и открывает опросники, показывая мне графики.

— В жопу все рейтинги!

— Лена, — рычу я, мои пальцы уже сильно сжаты. — Закончим на этом.

— Но Тимур, — она делает шаг вперёд, её голос становится мягче, как будто она хочет уговорить меня. — Это же твой имидж. Я из шкуры вон лезу, чтобы ты не проиграл эти выборы, а ты… ты…

Я отвожу взгляд от графиков и встречаюсь с ней глазами.

— Мне повторить свой ответ? Мне насрать на все ваши рейтинги!

Елена вздыхает, её самодовольная улыбка исчезает, уступая место недовольству. Она убирает телефон и скрещивает руки на груди.

— Хорошо, Тимур, — её голос звучит холоднее, чем обычно. — Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.

— Лена, выйди, — говорю я, сдерживая раздражение.

Она медлит, словно хочет сказать ещё что-то, но в конце концов поворачивается и выходит из кабинета, тихо прикрывая за собой дверь.

Я снова остаюсь один. Устало провожу руками по лицу, пытаясь успокоиться, но мысли об Ангелине не дают мне покоя.

Кажется, что моё терпение вот-вот лопнет. Я хватаю телефон и начинаю нервно листать список контактов, останавливаясь на её имени. Нет, писать не буду. Я уже несколько раз пытался начать разговор, но все мои попытки она рубит на корню.

Чёрт! Почему я вообще думаю об этом? Почему она стала для меня такой важной? Мы ведь договорились… Но ведь всё пошло не так, как я планировал.

Снова поднимаю телефон. Пишу короткое сообщение:

«Поговорим?»

Но не успеваю отправить, как экран блокируется. Я в ярости швыряю телефон на стол. Всё. Хватит!

Ангелина

Мы с Тимуром не разговариваем уже несколько дней, и от этого мне откровенно плохо. Я ловлю себя на том, что думаю о нём всё чаще — вспоминаю его прикосновения, тот жаркий поцелуй, который неожиданно сбил меня с ног. Его ревность. Я вспоминаю об этом снова и снова, но внутренние сомнения грызут меня изнутри.

Сегодня мне хотелось спрятаться от этого хаоса в своей голове, сосредоточиться на чём-то более важном. Но с самого утра Даня какой-то странный — вялый, не такой активный, как обычно. Когда я предложила ему его любимую кашу, он лишь отвернулся и тихо произнёс, что не хочет.

— Даничка, маленький мой, ты в порядке? — спрашиваю я, пытаясь прочитать в его глазах ответ, но он лишь качает головой, уткнувшись лицом в подушку.

Тревога накатывает на меня с новой силой. Я подхожу к ребенку, и касаюсь ладонью его лба — горячий. Чёрт.

— Данюш, ты что, заболел? — я сажусь рядом, и на этот раз касаюсь губами.

Да. Температура есть. Надо искать термометр. Вчера на занятия я слышала, как чей-то ребенок прям заходился от кашля.

Ребёнок тихо вздыхает и снова отворачивается.

Я спешно выхожу из комнаты, пытаясь вспомнить, куда я дела аптечку. Сердце бьётся в груди всё быстрее, тревога усиливается с каждой секундой. Даня редко болеет, но когда это случается, я всегда теряюсь. Мои пальцы дрожат, когда я нахожу пластиковую коробку и достаю термометр.

Возвращаюсь в детскую, Даня лежит тихо, прижавшись к подушке. Обычно такой энергичный и непоседливый, сейчас он кажется совсем крохотным, и это пугает меня ещё больше. Я аккуратно меряю ему температуру, смотрю на цифры — тридцать восемь и семь. В голове начинают роиться мысли: надо срочно показать его врачу.

Я пытаюсь успокоиться, но руки всё равно продолжают дрожать. Что делать? Позвонить в поликлинику? А как туда добраться?

Мысль о том, чтобы звонить Тимуру, возникает сама собой, но я долго не решаюсь.

Ну что мне делать? Может вызвать такси? Ой, хватит Геля выделываться! Наступи уже себе на горло и набери Тихого!

Я беру в руки телефон и нерешительно набираю его номер.

— Да, — отвечает Тимур на другом конце, так быстро, что я даже немного теряюсь.

— Тимур, — начинаю я, чувствуя, как горло пересыхает от волнения. — Даня заболел… У него температура высокая. Ты не мог бы прислать водителя, чтобы отвезти нас к врачу?

На другом конце провода повисает молчание, но оно длится всего несколько секунд, прежде чем Тимур отвечает:

— Я сам приеду.

— Но… — я пытаюсь возразить, но он перебивает меня.

— Жди. Я сейчас буду, — командует он и звонок обрывается.

Прошло около получаса с того момента, как я позвонила Тимуру. Всё это время я не находила себе места. Оглядывалась на Даню, который тихо лежал, будто весь мир вдруг перестал его интересовать, и сердце сжималось от тревоги за сына. Я несколько раз подходила к окну, выглядывая в надежде, что Тимур приедет скорее, но машина всё не появлялась. В голове метались разные мысли.

Зачем я ему позвонила? Может, зря его потревожила?

Но когда я наконец-то вижу фары въезжающей во двор машины, мои сомнения улетучились

Тимур появляется на пороге дома и не один, а с доктором.

— Где Даня? — коротко спрашивает Тимур, едва перешагнув порог.

— В комнате, — отвечаю я, чувствуя, как волнение усиливается. — Он лежит, не хочет ни есть, ни пить… Добрый день! — киваю доктору — невысокому мужчине с профессиональной, но спокойной осанкой.

— Доктор Синицын, — представился врач, сразу переходя к делу. Мужчины быстро поднимаются в детскую. Я следую за ними, чувствуя нарастающий страх за ребенка, но в то же время крошечное облегчение от того, что Тимур всё-таки приехал не один.

Тимур, на удивление, остается рядом, молча наблюдая за тем, как доктор осматривает Даниила. Его лицо было неподвижным, но глаза — пристальными и внимательными, следящими за каждым движением врача. Я замечаю, что, несмотря на его суровый и иногда резкий характер, в этот момент он весь был сосредоточен на ребенке. Это выглядит почти… трогательно.

Доктор Синицын измеряет температуру, проверяет горло и слушает дыхание Дани, а затем делает несколько быстрых заметок в своём блокноте.

— Сейчас вспышка коклюша в садах. Ребенок привит? — спрашивает мужчина.

— Да, — киваю. — И мы не ходим в садик.

— Это хорошо… — вздыхает врач. — У него скорее всего обычная вирусная инфекция, — сказал он, глядя на нас обоих. — Легкие — чистые. Бронхи — тоже. Горло немного красноватое. Ничего страшного, но нужно наблюдение и лечение.

— И что нам делать? — Тимур первым задает вопрос, его голос звучит напряжённо, как будто он сам лично был готов броситься в бой с этой болезнью.

— Пара дней постельного режима, лёгкие жаропонижающие и больше жидкости, — спокойно отвечает врач. — Но, если через три дня, температура поднимется выше, чем сейчас, звоните мне сразу. Пока ничего критичного.

Я выдыхаю, хотя тревога всё ещё тлела в глубине души. Убедиться, что всё будет в порядке — это одно, но видеть, как твой ребёнок страдает, всегда тяжело.

— Спасибо, доктор, — Тимур протягивает конверт к врачу, и тот коротко кивает, собирая свои инструменты.

После того как врач уходит, в доме наступает тишина. Тимур стоит рядом со мной, его присутствие ощущается сейчас сильнее, чем когда-либо. Он не произносит ни слова, но его действия говорят больше, чем любые слова. Он здесь, рядом с нами, и это неожиданно придает мне сил.

Я смотрю на господина Тихого и чувствую, как внутри что-то меняется. Моя тревога постепенно превращается во что-то другое, тёплое и нежное. Это было странно — еще утром мы едва разговаривали, а теперь он бросил всё, чтобы приехать и помочь. И эта забота, которую я вижу в его действиях, проникает глубже, чем я могу себе представить.

— Спасибо, что приехал, — наконец произношу я, голос слегка дрожит, но в нём уже нет той холодной отчуждённости, которая сопровождала наши последние разговоры.

Тимур смотрит на меня, и в его глазах отражается какая-то внутренняя борьба. Он, кажется, хочет сказать что-то важное, но вместо этого лишь кивает. Его молчание сейчас красноречивее любых слов.

— Не за что, — тихо отвечает он, после чего на миг отводит взгляд, словно не желая встречается с моими глазами. — Я был бы последним козлом, если бы не приехал.

Мои губы приподнимаются в слабой улыбке. Это и есть весь Тимур.

Такой, каким я его знаю — прямолинейный, решительный, и всё же… появилось что-то новое в его поведении. Нечто, что я раньше не замечала. Может, я просто не давала себе возможности это увидеть?

— Я не думала, что ты приедешь так быстро, — произношу я, ощущая, как что-то теплеет в душе. — Тем более с доктором.

— Это было важно, — его голос оставался сдержанным, но в нём был тот самый оттенок заботы, который я никак не могла игнорировать.

Тимур действительно заботится о нас, и эта забота настоящая.

Я отвожу взгляд, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Пытаюсь спрятать свои чувства, ведь между нами есть эта чертова договорённость, но сейчас, стоя рядом с ним, я не могу избавиться от мысли, что как бы было хорошо, если бы у меня был такой муж по-настоящему.

— Тимур… — начинаю я, но мужчина вдруг мягко кладет руки мне на плечи, и я замолкаю.

— Не надо ничего говорить, — его голос был тихим, почти успокаивающим. — Ты переживаешь за ребенка. Я всё понимаю.

Я чувствую, как его пальцы слегка сжимают мои плечи, и внутри просыпаются те самые бабочки, которым нужно было бы спать, но они упорно сопротивляются. Его прикосновение несет в себе то тепло, которое я давно не чувствовала.

Мы стояли так несколько мгновений, молча, но это молчание было наполнено смыслом. И вдруг мне захотелось, чтобы этот момент продлился чуть дольше, чтобы я могла ощутить это тепло ещё хотя бы на несколько секунд.

Тимур убирает руку, и я снова чувствую холод пустоты, но уже не такой острый, как раньше. Мне хочется обратно в его объятия, но я же не могу сказать, чтобы он вернул свои руки на место? Или могу?

— Ты можешь остаться сегодня дома?

— Я останусь, если нужно, — отвечает Тимур. Его голос чуть приглушённый, как будто он тоже пытается справиться с собственными чувствами.