Ангелина
— Что ты на меня уставилась? Давай, вещи свои собирай. Люди серьёзные, тебя долго ждать не будут, — моя мачеха вытаскивает из шифоньера спортивную сумку и начинает туда выворачивать из полок все мои вещи.
Щиплю себя за руку, чтобы понять, что не сплю.
— Мама, что вы делаете? — вскрикиваю от безысходности, но она словно не в себе продолжает метаться по нашей с Даней комнате.
— Думала, нагуляешь своего недоделанного, и мы с отцом всю жизнь на ваши реабилитации работать будет?
— Что вы такое говорите? Это же ребенок!
Её слова отзываются во мне острой болью.
— У меня тоже есть ребенок! Студентка, между прочим. Мне еще её на ноги поднимать, так что давай, поторапливайся! Не заставляй себя ждать!
— Папочка, миленький, что же это⁈ — бросаюсь к отцу, но он сидит словно немой. Даже голову на меня не поворачивает. Словно не замечает происходящего, или не хочет ничего замечать.
Подхватываю испуганного Даню на руки и отступаю вглубь комнаты.
Мачеха же, словно в ярости, продолжает паковать вещи, желая избавиться от нас как можно быстрее.
— Папа, ты что, правда молчать будешь? — на глаза наворачивались слёзы.
Сыночек, чувствуя моё волнение, лишь крепче прижимается ко мне, его маленькие ручки судорожно цепляются за мое платье.
Отец, всё так же не поднимая головы, тихо произносит:
— Геля, это лучшее, что мы можем для тебя сделать… Ты сама знаешь, что здесь тебе с Даней не место. Тебе нужна помощь, а мы её дать не можем. Люди, которые за тобой приехали, они… они смогут позаботиться о вас.
Я не могу поверить своим ушам. Всё, что я сейчас слышу, кажется, мне каким-то кошмаром. Неужели мой родной отец, готов вот так легко отказаться от меня и своего внука? Неужели мачеха так сильно ненавидела меня и Даню?
— Но я не хочу уходить! Это наш дом тоже! Папа, как ты можешь⁈ — говорю сквозь зубы.
— Геля, — голос отца звучит устало и почти безжизненно, — пойми, мы не справимся. А Даня… ему нужны другие условия. Они обещали помочь.
— Кто они⁈ — всхлипываю чувствуя, как сердце сжимается от ужаса. — Что это за люди⁈
Но отец больше ни слова не отвечает. Мачеха, закончив с вещами, резко поднимает голову и, уставившись на нас, бросает:
— Всё. Хватит. Давай, одевайся и дуй вниз, — в её голосе злоба и мне становиться очень страшно.
Меня охватывает настоящее отчаяние. Я понимаю, что в этой ситуации я одна. Никто не собирается за меня бороться, никто не собирается поддержать. Единственным, кто остался со мной, был мой сын. Я крепче прижимаю Даню к себе, пытаясь найти в его тепле хоть какое-то утешение.
Мачеха хватает меня за локоть и тащит в коридор. Подводит к двери, открывает её и выталкивает нас на лестничную клетку. Бросает вслед за мной сумку, а затем захлопывает её перед носом.
— Все будет хорошо, маленький, — шепчу в светлую макушку.
У меня даже слез нет от шока.
Сумка с вещами лежит у моих ног, а за дверью слышатся приглушенные звуки — мачеха что-то говорит отцу, но слов было не разобрать. Яс трудом вдыхаю, чувствуя, как мои легкие сдавливает паника. Слишком быстро, слишком резко всё это произошло. Моё сердце стучит в бешеном ритме, а в голове скачут мысли, одна другой страшнее.
Даня, тихо всхлипнув, своими ручками крепче обхватывает меня за шею. Это придаёт мне сил. Я не могу позволить себе сейчас сломаться — не ради себя, а ради сына. Он единственный смысл моей такой никчемно жизни.
Медленно приседаю, чтобы взять сумку и перекинуть её через плечо. Тяжесть на спине напоминанием, что теперь я одна. Поднявшись, снова посмотрю на дверь, за которой осталась наша прежняя жизнь, но тут же отворачиваюсь. Больше нет смысла пытаться стучаться в неё или ждать, что отец передумает. Это место больше не наш дом.
Спускаюсь по лестнице, шаг за шагом, стараясь сохранять равновесие с ребёнком на руках и сумкой за плечом. Шум моих шагов глухо разносится по пустой лестничной клетке.
Когда выхожу на улицу, передо мной открывается вечерний город — шумный, безразличный и холодный. У дороги возле дома стоит большой автомобиль с тонированными стеклами. Черный как смоль. Красивый, если честно. Возле машины крутятся двое молодых мужчин.
— Ангелина! — окликает меня один из них. — Не бойтесь, — делает несколько шагов в нашу сторону. Меня зовут Аркадий. Это все ваши вещи? — снимает с моего плеча сумку.
Мужчина производит впечатление доброго человека.
— Да, это всё… — тихо отвечаю и замечаю, как передо мной открывается задняя дверь.
Сейчас мне остается только вскрикнуть, потому что перед нами, в открытой двери автомобиля, появляется мужчина, от которого веет спокойной уверенностью и непреклонной силой. Его черные волосы, аккуратно подстриженные и слегка взъерошенные, обрамляют лицо с резкими чертами и легкой небритостью, придающей ему вид небрежной элегантности. Густая щетина подчёркивала челюсть, делая его облик ещё более мужественным. Глаза, тёмные и проницательные, смотрят прямо, без лишних эмоций, но в их глубине ощущается внутренняя мощь, которую он держит под контролем. Его фигура достаточно подтянута и спортивна.
Мужчина одет в безупречно сидящий дорогой костюм темного цвета, явно сшитый на заказ, который подчёркивает его статус и вкус. В каждой детали — от гладкой ткани костюма до дорогих запонок на манжетах рубашки — сквозит не только богатство, но и дисциплина, умение подбирать только лучшее и требовать того же от окружающих.
Этот мужчина излучает опасность, но не агрессивную — скорее, как тигр, уверенный в своей силе и не видящий необходимости доказывать её окружающим.
Каждое его движение, плавное и уверенное, словно говорит, что он привык контролировать ситуацию и других людей, привык к тому, что его слово — закон.
Слова замирают на моих губах, когда наши взгляды встречаются. Мужчина медленно осматривает меня с головы до ног, оценивая, прежде чем слегка кивнуть, как будто делая внутреннее одобрение.
— Не бойтесь, — произносит он спокойным, но уверенным голосом, в котором слышится металл. — Мы позаботимся о вас.
Его уверенность и непоколебимость передаются даже в словах, и я, несмотря на охвативший меня страх, чувствую, что могу положиться на него, хотя разум и подсказывает мне бежать.
Зачем я разглядываю этого мужчину? Наверное, пытаюсь хоть что-то понять…
— Садитесь в машину, Ангелина.
Я все еще прижимаю ребенка к себе и смотрю на мужчину в упор.
— Кто вы такой? Что вам от меня нужно?
— Не заставляйте меня применять к вам силу. Садитесь, — давит интонацией.
В другой момент я бы не рискнула говорить с этим человеком подобным тоном, но сейчас мне уже нечего терять.
— Я сейчас вам все объясню, но только не здесь, — отвечает, не теряя спокойствия. — Дождь начинается, — поднимает глаза к небу. — Ребенок намокнет.
И вправду, начинает моросить небольшой дождь.
Мужчина меня не трогает, лишь выжидающе смотрит. По его взгляду я понимаю, что спорить и сопротивляться бесполезно.
Тяжело вздыхаю.
Во мне всё разрывается на части. Встречаюсь с глазами этого мужчины, полного скрытой опасности, но также и некой непоколебимой решимости. Чувствую себя словно загнанная в угол, без возможности отступить.
Дождь усиливается, превращаясь в холодный моросящий поток, который сразу прилип к её волосам и одежде. Сынок, почувствовав влагу, беспокойно двигается на руках. Вода начинает стекать с моих волос и стекала каплями по лицу, словно слёзы, которые я почему-то не могу выдавить из себя.
Я понимаю, что сопротивление не принесет мне ничего хорошего. В глубине души, ещё теплится надежда на лучшее.
Собрав остатки сил, я чуть расслабляю руки, держащие Даню, и, всё ещё напряжённо, киваю.
— Хорошо, — делаю шаг к машине. — Но я всё равно хочу знать, кто вы и зачем это всё.
Мужчина держит дверцу автомобиля, словно приглашая меня внутрь, но при этом не пытается торопить или толкать. Его взгляд остается непроницаемым, а голос — ровным и спокойным:
— Меня зовут Тимур. Там внутри детское сидение. Посадите ребенка и пристегните ремнем безопасности.
Оказавшись в теплом салоне, я еще раз оглядываюсь на дом, в котором осталась вся моя прежняя жизнь.
Тимур закрывает за нами дверь, и автомобиль, мягко урча мотором, медленно трогается с места, увозя нас в неизвестность.
В дороге висит тишина, только Тимур и водитель коротко переговариваются между собой. Я тоже молчу. Даня тихонько дремлет, да и меня саму начинает укачивать. Веки становятся такими тяжелыми и сами собой захлопываются.
Я вижу маму. Она прижимает меня к себе, словно маленькую, и гладит по голове. Боже, как же мне хорошо сейчас. Она смотрит на меня своим добрым, теплым взглядом, а затем мягко прижимается к виску губами. Она всегда так делала в детстве.
— Просыпайтесь, — раздается над головой насыщенный голос.
Открываю глаза и ловлю очередной приступ паники, вспоминая подробности сегодняшнего дня.
Глубоко вдыхаю.
— Вам плохо? — в голосе мужчины проскальзывает тревога.
— Да, мне плохо, — со злостью отвечаю я. — Мне очень плохо. И хуже, кажется, некуда.
Ответа на свой выпад я не получаю.
— Вам помочь с ребенком?
— Нет! — буквально выкрикиваю я и игнорирую его протянутую руку, самостоятельно выбираюсь из машины.
Достаю ребенка, и изо всех сил стараясь не разреветься, оглядываюсь по сторонам — понятия не имею, где мы! Это что, подземный гараж?
— Это мой дом, — Тимур Эльдарович отвечает на мой немой вопрос. — И, к слову, ваш теперь тоже.
Подземный гараж освещен тусклым светом, отблески которого холодно ложатся на стены. Даниил всё ещё спит у меня на руках, его теплое дыхание — единственным, что дает мне силы держаться.
Я поворачиваюсь к Тимуру, который стоит в нескольких шагах, наблюдая за мной.
— Нам дом? — мой голос звучит тише, чем мне того бы хотелось.
Тимур, не сводя с меня глаз, делает шаг вперёд, стараясь держать дистанцию.
— Вам знаком парень по имени Александр Тихий?
— Нет, — дергается мой голос.
Конечно, знаком! Я, наверное, даже если и захочу его забыть, то не смогу. Данька напомнит. Каждый день напоминает про этого мерзавца.
Тимур чуть хмурится.
— Знаком, — кивает. — По глазам вижу, что врешь. Саши больше нет, — грустно говорит он.
Мне становиться не по себе от его слов. Чувствую, как по спине ползет неприятный холод.
— Вот так, — жмет плечами. — Жизнь слишком коротка. Особенно у тех, кто её не ценит. Но есть я, — он тут же переключает всё внимание на себя. — Меня зовут Тихий Тимур Эльдарович. Александр был моим единственным наследником.
— Вы его отец?
— Я его крестный отец, если быть точным. И брат его покойной матери.
Вам, Ангелина, не нужно бояться меня. Здесь вы в безопасности. Вам не придётся ни о чём беспокоиться — ни о себе, ни о вашем сыне. Но сейчас вам нужно отдохнуть, а завтра я отвечу на все ваши вопросы.
Я хочу еще что-то сказать, но вдруг осознаю, что слишком устала, чтобы продолжать этот разговор. Моё тело сейчас находиться на грани истощения, а сознание путается в страхах и догадках. Но взгляд Тимура остается тёплым и уверенным, каким бы опасным он ни казался.
— Я не знаю, могу ли я вам доверять, — тихо произношу она.
— Я понимаю, — отвечает Тимур. — Но вам нужно хотя бы попробовать.
Сглатываю, ощущая в горле комок.
Тимур решительно шагает вперед, мне остается лишь двигаться за ним следом. Этот мужчина напоминает крупного хищника семейства кошачьих, а я себе — напуганную зайчиху.
Уже скоро мы оказываемся в большой и светлой гостиной. Я осматриваюсь по сторонам. Здесь очень красиво. И дорого. Много дерева и натуральных материалов. Полукругом изогнутый бежевый диван посреди комнаты.
— Ваша спальня наверху — сообщает Тихий. — Там вы найдете все необходимое для себя и для ребенка. Если захотите есть — кухня в вашем распоряжении.
— Пожалуйста, отпустите нас… — прошу я, но получается очень жалко.
Лицо Тимура теряет своё невозмутимое выражение.
— Куда вас отпустить? В то захолустье, из которого вас не глядя выставили? К пришибленным родственничкам, которые вас продали за три копейки?
Тимур тихо ругается.
— Как это, продали? — вскидываю на него глаза.
— Молча. Я всего лишь заплатил за три года учебы твоей сестры, — его плоские губы напрягаются и становятся двумя тонкими полосками.
— Что⁈ — не могу поверить.
— Что слышала.
Ошеломленно хлопаю глазами. Меня продали, как безмозглую овцу…
— Я ведь живой человек, разве меня можно продать, или купить? — шепчу, отступая на шаг назад, чувствуя, как стены начинают сжиматься вокруг меня. — Как они могли? — мой голос дрожит от ужаса и гнева. — Как?
Тимур смотрит на меня, его глаза холодны и безразличны.
— В этом мире, все покупается и продается, девочка. Твои родственники тебя слегка продешевили. Но ты не волнуйся. Ты ничего не потеряла, только приобрела. И даже представить себе не можешь в каких масштабах, — он усмехается, и эта усмешка делает его лицо ещё более жёстким. — Советую переживать эту реальность и глотнуть её. А еще хорошенько выспаться. Завтра нас ждет тяжелый день, — Тимур делает шаг вперёд, приближаясь ко мне. — Идем, я отведу вас в вашу спальню.
Мне не хочется уступать ему, но надо уложить Даню на нормальную кровать. В конце концов, если бы нам хотели сделать плохо, то сделали бы еще на пути сюда. Но от этого всё равно как-то не легче. Я еле делаю вдох, а за ним медленный выдох.
Хозяин дома указывает на лестницу.
— Иди за мной.
Тимур идёт впереди, его шаги уверенные и размеренные, будто он полностью контролирует ситуацию. Мне кажется, что я иду на казнь, но мысль о Дане заставляет меня двигаться дальше. Держа спящего ребенка на руках, я следую за Тимуром по длинному коридору. Каждый мой шаг отдаётся гулким эхом в моей голове. Тимур молчит, но его присутствие ощущается слишком остро. Он не просто владеет домом — он словно владеет всеми нами, и это осознание пугает меня до дрожи.
Мы подходим к двери, и Тимур открывает её, жестом указывая войти. Комната большая, с высоким потолком и массивной кроватью в центре. Всё выглядит роскошно, но холодно, как и сам Тимур. Он внимательно следит за мной, словно ожидая реакции.
Я аккуратно укладываю Даню на кровать. Мальчик немного ворочается, но, едва его голова касается подушки тут же начинает сопеть.
Накрываю его одеялом и сажусь на край кровати, чувствуя, как внутри меня накатывает волна отчаяния.
Тимур подходит ближе и наклоняется ко мне, его голос звучит тихо, но в нём нет ни капли сочувствия: — Привыкни к мысли, что теперь это ваша новая жизнь. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя. А теперь отдыхай, тебе нужно набраться сил.
Он отходит, и я слышу, как дверь за ним мягко закрывается. Остаюсь одна в этой огромной, холодной комнате. Всё внутри меня кричит, хочется убежать, спрятаться, но я знаю, что выхода нет. Тимур не оставил мне выбора. Моя семья не оставила мне выбора.
Слёзы подступают к глазам и начинают щипать в носу.
Тихонечко встаю и прохожу к окну. За окном темно, ничего не видно.
Ну что же, значит пока, я должна делать вид, что покорна. Должна притворяться, что приняла его условия, чтобы выиграть время и найти выход из этой ситуации. С этими мыслями я возвращаюсь к кровати, где мирно спит Даня, и ложусь рядом, стараясь уснуть.