Так задумано свыше

5

Я прекрасно знала, что буду дико волноваться, когда придет время позвонить Эдвину, но и представить не могла, что от трясучки не смогу даже набрать номер. Убираю телефон и, чтобы успокоиться, иду быстрым шагом вниз по улице, глядя то на потоки машин, то на покачивающиеся верхушки пальм.

Останавливаюсь у сквера и делаю вторую попытку.

— Алло? — раздается из трубки голос, и я от того, насколько он кажется родным и знакомым, на миг немею.

— Здравствуйте. — Говорить медленнее, чем обычно, в таком состоянии пытка, но я стараюсь изо всех сил. — Я по поводу собачки. Вчера вы договорились с моей приятельницей. Меня зовут… — Черт! Я только теперь подумала о том, что раз уж менять все, то лучше и представиться несколько иначе. — Кэти… — Врать на ходу без должного опыта — задача не из легких. Вспоминаю свою неисправимую обманщицу двоюродную сестру, и мне приходит на ум воспользоваться ее фамилией. — Кэти Хайленд.

— Кэти?.. — задумчиво повторяет Эдвин, и, представляя, что он в два счета меня раскусил, я зажмуриваюсь. — Гм… Спасибо, что позвонили, — оживленнее произносит он. — Нам нужно снять совсем небольшую и несложную сцену. Когда вам удобно встретиться? В пять, как мы предварительно договорились с вашей подругой?

— Гм… — Прикидываю, что не успею съездить в магазин за идиотским нарядом, а потом еще и за собакой, и спрашиваю: — А если позднее?

— Как скажете, — отвечает Эдвин. — Мы подстроимся под вас.

Уже приоткрываю рот, собираясь назначить встречу на шесть, но в последнюю секунду передумываю и подстраховываюсь:

— В семь вас устроит? — Черт! До чего же тяжко и противоестественно растягивать гласные и прикидываться не той, кто три года назад влетела в бар нью-йоркского аэропорта с окровавленной коленкой и почти рухнувшими надеждами. Во мне все протестует, но пути назад уже нет.

— Да, замечательно. В семь. — Эдвин объясняет, где проходят съемки, и несколько растерянно кашляет, из чего я заключаю, что он хочет о чем-то спросить.

Меня парализует страх. Не дай бог станет расспрашивать о собаке. Я ее в глаза не видела, не удосужилась узнать, ни какой у нее окрас, ни какой она породы, ни что умеет делать… А может, он правда догадался?

— До встречи, Кэти, — настороженно произносит Эдвин. — У вас приятный голос, — будто между прочим добавляет он.

Хорошо, что я назначила встречу на семь. Не то обязательно опоздала бы. Платье Мэгги подбирает из своих, благо мы примерно одинаковой комплекции. По мне, оно слишком экстравагантное — с глубоким вырезом сзади и спереди, еще и в облипку. Но идеально подходит к придуманному образу, тут уж с Мэг не поспоришь. Выбирать перчатки и платок едем в «Сакс». Я захожу в отдел косметики и в который раз спрашиваю у девочек, не интересовался ли кто мной.

Керри смеется и отвечает как всегда:

— Рыжий не появлялся с тех пор, как я сказала ему, что ты больше здесь не работаешь. А Холеного не видела и того дольше.

Парень с рыжими как ржавчина волосами и с обсыпанными веснушками щеками был моим безмолвным поклонником. А Холеный — приятелем со студенческих времен. Ему я постоянно помогала выбирать тени и помаду для жены, тоже нашей сокурсницы.

С улыбкой киваю и перевожу взгляд на Клэр — ее взяли на мое место. Она по обыкновению смотрит на меня с отсутствующим выражением лица и ничего не говорит. Интересно, как она общается с покупателями?

К нам приближается пожилая пара, я говорю «пока», и мы с Мэгги спешим прочь. Продавщицам запрещено болтать с людьми по другую сторону стойки на не касающиеся товаров темы, даже с теми, кто когда-то стоял с ними бок о бок.

— За собакой съездишь со мной? — спрашиваю я, останавливаясь перед зеркалом и обматывая голову тонким бежевым платком.

Мэгги смотрит на часы.

— Нет, не могу. В шесть я должна быть в студии. Есть у меня одна такая Росс Лейн, ей я и заикаться не стала о том, что хотела бы перенести примерку. — Она морщится. — Жуткая привереда и ворчунья. Но любит принарядиться и хорошо платит.

— Ладно, — киваю я с тяжелым вздохом. Потом натягиваю перчатки, крашу губы помадой Мэг и надеваю очки. — Ну как?

Мэгги поднимает большой палец.

— Что надо! Подожди-ка… — Она прикладывает ко мне свою большую украшенную стеклянными камушками сумку и окидывает меня оценивающим взглядом. — Возьми. Смотрится — просто блеск.

Я гляжу на свое отражение. Нет, это совсем не я. Другая женщина. Такие не трепещут над записками в одну строчку и не теряют дар речи при виде парня из прошлого, с которым посчастливилось провести каких-нибудь несколько часов. Такие королевы думают в основном о себе, мужчинам же лишь позволяют восторгаться своей неотразимостью…

Беру сумку, которая правда здорово подходит моему наряду, и шлепаю Мэг по руке.

— Спасибо тебе.

В собачьем театре меня поджидает неприятность. На вопрос о том, что Чарли умеет делать, Хордхаус, сначала молча и явно о чем-то предупреждая, смотрит на меня своими глазками неопределенного цвета, потом приподнимает брови и заявляет:

— Объяснения отнимут у нас драгоценное время. И потом, сами понимаете, это нечто вроде профессиональной тайны. — Он умолкает, многозначительно на меня глядя.

— Но ведь моя подруга сразу вам сказала, что собака нужна нам для съемок. Когда давали согласие, вы понимали, что Чарли придется выступать!

— Понимал, — говорит Хордхаус непреклонным голосом. — Тем не менее назначил цену только за прокат.

— Намекаете на то, что я должна заплатить еще? — спрашиваю я.

— Именно, — без зазрения совести отвечает хапуга.

При мысли о том, что останусь без гроша, я внутренне содрогаюсь. Но тут представляю, что менее чем через час увижу Эдвина, и чувствую, что по такому случаю не побоюсь даже влезть в долги.

— Сколько? — спрашиваю я.

У Хордхауса разгораются глаза.

— Если желаете, с вами поедет дрессировщица, — говорит он, потирая белые как мука и по-девичьи изящные руки. Я задумываюсь о том, имеет ли он дело с собаками сам или только дает указания своим подчиненным. — Тогда Чарли даже станцует. Это будет стоить шестьсот долларов. Или же она объяснит вам, как давать элементарные команды. Тогда заплатите триста.

Вообще-то мне уже не жаль и шестисот, тем более что в таком случае не пришлось бы трястись за сохранность Чарли, но как я объясню Эдвину присутствие этой самой дрессировщицы? Мэгги ведь сказала, что собака моя.

Снимаю с плеча сумку, и до меня только теперь доходит, что мы с Мэгги обменялись ими, не переложив из одной в другую даже кошельки, не говоря уже о телефонах. С замиранием сердца достаю кошелек Мэгги. Слава богу! Внутри как раз восемьсот долларов наличными. Как тут не поверить в судьбу?

Приезжаем с Чарли к месту встречи чуть раньше. И хорошо. Нам требуется хоть самая малость времени, чтобы немного привыкнуть друг к другу, к тому же мне необходим собеседник, а у Чарли до того человечески умные и внимательные глазки, что разговаривать с ним все равно что с другом. Только он не отвечает, но, если разобраться, мне это сейчас и ни к чему. — Если он меня разоблачит и если рассердится, надо будет мгновенно исчезнуть, — говорю я. — Тогда я век буду себя корить за то, что воспользовалась планом подруги…

Чарли сидит на пассажирском сиденье и слушает, поводя ушами и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Его «брови» в постоянном движении, и кажется, что он тщательно обдумывает каждое мое слово, а знал бы английский — надавал бы советов или по меньшей мере посочувствовал бы.

— По-моему, так сильно я не волновалась даже тогда, когда неслась на свидание, которое не состоялось, — говорю я. — Но в тот раз хоть можно было не прятать чувств, а теперь надо выглядеть холодной, как мумия. Может, взять и удрать, пока не поздно, а?

Чарли переминается с лапки на лапку, словно говоря, что тоже взволнован. Едва сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться — я вхожу в образ и не позволяю себе даже говорить в привычном темпе.

В это мгновение меня охватывает почти непреодолимое желание отказаться от бредовой затеи, но на приборной панели мигают часы — ровно семь. И рука сама собой ложится на дверную ручку. Беру крошку Чарли, выхожу из машины и едва успеваю сделать пару шагов, как замечаю человека, направляющегося от входа на стоянку прямо ко мне.

Все повторяется. Щелчок магического переключателя, другая жизнь, поразительная насыщенность красок вокруг, волнующие ароматы и острое желание радоваться каждой минуте…

Эдвин останавливается футах в пяти, я вздрагиваю и сознаю, что стою как вкопанная. Хорошо еще, что не видно моих сумасшедших глаз.

— Кэти Хайленд? — спрашивает Эдвин, глядя на меня со сдержанным любопытством.

Не могу поверить, что передо мной действительно он. Такое чувство, что я прочла заклинание и очутилась в собственной мечте.

— Да, — отвечаю я голосом, которого сама не узнаю.

Эдвин мгновение колеблется, будто что-то пытаясь воскресить в памяти, потом с улыбкой кивает и протягивает мне руку.

— Эдвин Сэндерс.

Сэндерс! — эхом отдается в моем сознании. Ради того чтобы узнать эту фамилию, я была готова на любой подвиг, не моргнув глазом отдала бы все, что у меня есть, бросила бы любимый город и работу, а теперь стою как изваяние и не могу даже улыбнуться.

— Очень приятно, — выдавливаю я из себя, хоть избитые любезности все это время представлялись мне несовместимыми с образом Эдвина.

— И мне, — говорит он, протягивая руку.

Жмем друг другу руки. Я радуюсь, что мой шрамчик скрыт под тонкой коричневой тканью перчатки, и вместе с тем всем сердцем жалею об этом. Ни один другой мужчина ни до, ни после Эдвина не восхищался этой почти неприметной белой черточкой внизу моей ладони, которая, если разобраться, отнюдь не украшение. Бог знает почему, но я вдруг чувствую острую потребность стянуть дурацкую перчатку и снова показать Эдвину шрам, но усилием воли опускаю руку и смотрю на собачку, которую держу в другой руке.

— Это Чарли.

— Привет, малыш. — Эдвин немного наклоняется к нам и чешет Чарли за ухом.

Я вдыхаю аромат того самого одеколона, и в груди вздымается невероятной силы чувство, еще более мощное, чем то, которое гнало меня на свидание в Нью-Йорке, которое не желало верить, что свидания этого скорее всего не будет.

— Как раз такой, какой нужен, — говорит Эдвин, с улыбкой глядя на Чарли. Он поворачивается и указывает рукой на место съемки по другую сторону дороги. — Идемте. У нас все готово. Ждем только вас.

Сейчас самое время будто из вежливости задать ему парочку вопросов. Что вас больше всего привлекает в Лос-Анджелесе? Часто ли вы здесь бываете? Один или с семьей? Но я иду, потрясенная шквалом собственных чувств, и боюсь представить, чем все это может закончиться.

— Вы нас очень выручили, — говорит Эдвин. — Мы уже думали, что придется менять этот кусочек, а это было бы непросто. Кстати, вы не назвали цену.

— Цену? — озадаченно переспрашиваю я. Я приехала на эту чертову площадку лишь с одной целью — увидеть Эдвина. Мысль о том, что я получу за это деньги, ни разу не посетила меня, а если бы и посетила, то показалась бы мне отвратительной. Плата за осуществление мечты, за встречу из самых сладких грез… Как цинично и приземленно…

Эдвин смотрит на меня, как мне кажется, чуть более пытливо, чем следует.

— Вы оказываете нам услугу, а мы, разумеется, должны заплатить.

Прогоняю мысли о грезах и чаяниях. Я согласилась сыграть эту роль, значит, не должна забывать, что я таинственная и слишком уверенная в себе Кэти, которая без лишних слов назвала бы цену и, пожалуй, завела бы об этом речь еще по телефону. Только я понятия не имею, сколько стоят подобные услуги. Надо как-то выкручиваться.

— Видите ли… я не очень ориентируюсь в подобных делах…

Эдвин бросает на меня удивленный взгляд.

— По-моему, ваша подруга сказала, что Чарли не впервой участвовать в съемках?

Вспоминаю, что ему наболтала Мэгги, и спешу спасти положение.

— Она вечно все перепутает! — Уже складываю губы, намереваясь усмехнуться, но вовремя вспоминаю, что улыбаться и смеяться мне нельзя. — В общем… заплатите столько, сколько собирались заплатить первой собачке, — не слишком ловко, но все же нахожусь я.

Эдвин смотрит на меня в некотором замешательстве, задерживает взгляд на моем платке, потом на руке в перчатке и с улыбкой пожимает плечами.

— Для меня деньги не играют особенной роли, — протяжно произношу я, прекрасно сознавая, что мои слова звучат несколько глупо. Увы, в таком состоянии ничего более подходящего на ум не приходит.

Эдвин смеется.

— Хорошо. Я так и передам Джону, он у нас ответственный по финансовым вопросам.

Подходим к площадке. Ко мне тут же подскакивает женщина в канареечно-желтой рубашке, ярко-зеленом ослабленном галстуке и более темных свободных зеленых брюках. Мне вспоминаются слова Эдвина о том, что строгие костюмы у них в компании вовсе не обязательны, и от того, насколько все совпадает, у меня сладко щемит в душе. Еще неделю назад, думая о нем, я уже, как Мэгги, задавалась вопросом, не навоображала ли я себе сказку про Эдвина.

— Здравствуйте! — приветливо и звонко восклицает незнакомка. — Я Мэрилин Ковальски.

— Кэти… Хайленд. — Хорошо, что я взяла фамилию сестры, не стала изобретать ничего более сложного, а то точно забыла бы, что выдумала.

— Мы очень-очень рады! — Мэрилин сердечно жмет мою руку и смотрит на собачку. — Мальчик или девочка?

Я об этом ни разу не задумывалась. Чарли… Имя мужское. Значит, это он.

— Мальчик. Зовут Чарли.

— Какая прелесть! — протягивает Мэрилин, и ее и без того счастливое лицо расплывается в улыбке. — Расскажите, что вы умеете делать?

Кашляю. Сейчас начнется самое страшное. Эдвин стоит рядом, и я чувствую на себе взгляд его темных блестящих глаз. Как мне раньше не приходило в голову, что изображать перед ним неизвестно кого будет не просто сложно, еще и больно. А если собачка не сможет выступить как надо или не пожелает выполнять мои команды, я, ей-богу, сгорю со стыда. К счастью, Чарли хотя бы смирно сидит на моей согнутой в локте руке и пока мы смотримся как настоящие хозяйка и питомец.

— Он умеет подавать лапку, стоять на ножках… — говорю я, с ужасом представляя, что сейчас меня прогонят в три шеи. Ничего другого дрессировщица мне не показала.

Мэрилин берет Чарли.

— Этого вполне достаточно.

У меня с плеч сваливается груз. Настраиваюсь на то, что сейчас буду вынуждена проверить, станет ли Чарли меня слушаться, когда Мэрилин еще больше облегчает мою участь.

— Вы пока посидите вон там, — говорит она, кивая на составленные в два ряда пластмассовые стулья сбоку площадки. — Хотите чего-нибудь выпить?

— Гм… Нет, спасибо. А как же выступление?.. — Смотрю на Чарли. — Моей помощи не потребуется?

Мэрилин смеется.

— Думаю, мы управимся сами. Если понадобится, позовем вас.

Вот это да! — размышляю я, плавной походкой направляясь к стульям. Слава богу, ходить на каблуках для меня плевое дело. И туфли на ногах не новые, а купленные два месяца назад. В них привычно и удобно. По-моему, все не столь уж и страшно. Досадно только, что я так ничего и не узнала у Эдвина, но, может, он после съемки проводит меня до машины, тогда я соберусь с мужеством и «попытаю» его. Если нет, подойду к нему попрощаться сама. Заодно и полюбопытствую, как здесь нравится ему и его жене или подруге.

Сажусь, с облегчением вздыхаю и отыскиваю глазами Эдвина. Ослепленная в первую минуту его взглядом, самим его присутствием, я даже не заметила, во что он одет, та же ли у него прическа. Теперь рассматриваю его внимательнее, и кровь волнуется, совсем как в прошлый раз.

Его волосы вроде бы немного длиннее, одежда, как и тогда, сдержанных тонов и не бросается в глаза. Дуглас всегда в костюмах с иголочки, и мне казалось, что в этом его достоинство, но при виде его безукоризненных брюк, пиджаков и галстуков у меня никогда в жизни так не стучало сердце, как теперь, когда я смотрю на синие джинсы Эдвина.

Мэгги усомнилась в том, что он мне и теперь понравится. Если честно, я и сама не могла сказать наверняка. Но сейчас знаю и запомню это навсегда: этот парень нравится мне настолько, что дыхание то и дело перехватывает.

По-видимому, Эдвин что-то чувствует, как и три года назад. Замирает, сдвигает брови и медленно поворачивает голову. Надо бы отвести взгляд, прикинуться, что мне нет до него дела, ну или светски улыбнуться, как могла бы поступить дама, роль которой я весьма неумело исполняю. А я, будто заколдованная, не могу пошевелить ни губами, ни шеей.

Мы смотрим друг на друга несколько мгновений, и мне кажется, что все вокруг создано лишь затем, чтобы свести нас и больше не разлучать. Стук моего сердца столь громкий, что заглушает голоса рекламщиков и операторов.

Господи, лихорадочно размышляю я. Вырядилась как кукла, а сама сижу и выдаю себя взглядом. Впрочем, может, Эдвин напрочь забыл, что когда-то уже видел эти глаза. Или… Прерываю свои размышления, вспоминая, что на мне черные очки. Что бы там Эдвин ни чувствовал, моих глаз ему не рассмотреть. И хорошо.

Он сильнее хмурится, отворачивается, что-то говорит Мэрилин, потом какому-то длинному худощавому парню в браслетах из кожи и причудливых бусин на обеих запястьях и идет в мою сторону.

Смотрю на него и не верю собственным глазам. Такое чувство, что время течет по иным законам и каждый Эдвинов шаг длится по меньшей мере целый час. Чего-то пугаюсь, холодею, расширяю глаза, замираю, приказываю себе расслабиться и не быть дурой.

— Молодец, — произносит Эдвин, приближаясь и садясь на соседний стул.

Теряюсь, хмурю брови.

— Молодец?

— Ваш Чарли, — объясняет Эдвин, и я ловлю себя на том, что совершенно забыла и о собачке, и о ролике.

— А, да. — Киваю. — Я знала, что он меня не подведет.

Эдвин смеется.

— Вы переживали, захочет ли он выступать? — с сомнением в голосе спрашивает он.

Вспоминаю, что для него и для всех, кто меня видит, я таинственная дама, скрывающаяся под очками. Такая действительно и не подумала бы переживать, считала бы, что само ее появление здесь для кучки рекламщиков счастье. Незаметно вздыхаю.

— Я не то чтобы переживала… просто… гм… поспорила с подругой. — Господи, что я несу?

— О чем? — интересуется Эдвин.

— Она заявила, что сегодня у Чарли будет приступ лени и я, если поеду сюда, только зря потрачу время, — удивляясь, что так складно вру, протяжно произношу я. — А я сказала: приступ был вчера, значит, следующие два дня он будет умницей.

Эдвин смотрит на меня с улыбкой.

— С той самой подругой, которая подсела ко мне в баре?

На миг задумываюсь и медленно качаю головой.

— Нет. Мэгги, если бы знала, что у Чарли бывают заскоки, вообще не заикнулась бы обо мне.

Задумываюсь, все ли я правильно делаю, и ловлю себя на том, что уже толком не понимаю, к чему вся эта комедия. Ах да, хотелось бы разузнать, есть ли у Эдвина женщина. Как это сделать, чтобы вышло поправдоподобнее?

Поворачиваю голову и вижу, как Мэрилин что-то показывает Чарли, поднимает руку, и он потешно встает на задние лапки. Мне на ум приходит неплохая мысль.

— По-видимому, у вашей жены большой опыт работы с животными. — Умышленно не смотрю на Эдвина, будто до его реакции мне нет особого дела. — Чарли слушает ее прямо как хозяйку.

Эдвин усмехается, а я вся напрягаюсь внутри. Что он скажет? Что его жена в Нью-Йорке? Или что…

— Почему вы решили, что мы с Мэрилин женаты?

На мгновение перевожу на него взгляд и снова отворачиваюсь.

— Вы чем-то похожи. И потом… — Я лениво повожу плечом. — Даже не знаю, решила и все.

— Мы всего лишь сотрудники, — говорит Эдвин. Я по-прежнему напряжена, но стараюсь не подавать виду. — Ну и приятели, конечно, — добавляет он.

Надо что-то срочно придумать, мелькает у меня в голове. А то уйдем от темы и возобновить ее больше не представится удобного случая.

— Говорят, женам и мужьям лучше не работать вместе, — беззаботным тоном произношу я. — А то пройдет какое-то время и по вечерам им будет не о чем разговаривать. Оптимальный вариант, когда сходятся люди совершенно разных профессий.

— И с совершенно разными взглядами на жизнь? — спрашивает Эдвин, глядя на меня с легким прищуром и едва заметной улыбкой на губах.

— Нет, почему же. На жизнь лучше смотреть примерно одинаково.

Чувствую, что Эдвин собирается задать следующий вопрос, но еще не сформулировал его, или гадает, что я отвечу, или просто собирается с духом.

— У вас так? — спрашивает он.

Прекрасно понимаю, что он имеет в виду, но притворяюсь, что уже думаю о другом, и слегка сдвигаю брови, будто в недоумении.

— Что «так»?

— В вашей с мужем истории все как положено?

Хмыкаю, изображая пренебрежение к несвободе вообще и к бракам в частности.

— Я не замужем.

Эдвин всматривается в меня не то с большим интересом, не то с надеждой.

— Значит, мы оба холостяки, — бормочет он.

— Вы холостяк? — спрашиваю я, стараясь казаться безразличной.

Эдвин кивает.

— Тоже полагаете, что семейная жизнь ловушка? Подобие тюрьмы или рабства? — Это Мэгги, когда у нее в личной жизни не клеится, начинает убеждать себя и всех вокруг, сколь пагубные последствия влекут за собой свадьбы. Вспоминаю ее слова, и нет нужды что-либо выдумывать.

— Подобие тюрьмы или рабства? — Эдвин с усмешкой качает головой. — Нет, я о семьях другого мнения. И был бы не против связать себя брачными узами, только вот…

Он прищелкивает языком, а я снова вся напрягаюсь, поворачиваю голову в сторону дороги, чтобы не выказать своего волнения, и с ложным любопытством смотрю на проезжающий мимо джип. Отнюдь не новый и ничем не примечательный. Немного успокаиваюсь и заставляю себя спокойно поинтересоваться:

— Что «только вот»? Еще не повстречали свою единственную?

— Повстречал, — говорит Эдвин, мрачнея. — Правда, она мелькнула в моей жизни вспышкой на ночном небе. — Горько усмехается. — И исчезла.