Так задумано свыше

9

Вряд ли через пару дней я согласилась бы праздновать с Мэг придуманный ею праздник. Даже если бы все шло по намеченному заранее плану.

Причина отложить грандиозное веселье до лучших времен появляется весьма неожиданно: начальство Дугласа, изучив отчеты о выставке, распоряжается без дальнейших исследований подписать договор с «СНС системз», и уже во вторник он возвращается в Лос-Анджелес.

Встречаю его бледная и с кругами под глазами, еще не готовая снова быть с ним. Чувствую себя так, будто в его отсутствие напропалую изменяла ему, хоть Эдвин, если не считать сдержанных рукопожатий, и пальцем ко мне не прикасался.

— Родная, я, как и обещал, на следующих выходных буду принадлежать одной тебе, — обещает Дуглас, беря меня за руки. — Хочешь, поедем в Лас-Вегас и будем ночь напролет играть в казино, ходить по барам? Можем даже пожениться в каком-нибудь брачном бюро, чтобы не ждать так долго? — Смеется.

Я улыбаюсь, стараясь, чтобы улыбка не казалась слишком кислой.

— Не представляю тебя ни в казино, ни в брачном бюро Лас-Вегаса, честное слово.

— Думаешь, твой будущий муж неисправимый зануда? — спрашивает Дуглас, корча смешную гримасу. — Ошибаешься. Ты меня еще плохо знаешь. Я умею и отдыхать, даже быть бесшабашным. Хочешь в этом убедиться, а? — спрашивает он меня обольстительным полушепотом. — Тогда едем в Вегас!

В любое другое время меня столь неожиданное предложение, пожалуй, заинтриговало бы. А сейчас даже не слишком волнует, правда ли Дуглас способен похулиганить и сможет ли целых два дня не вспоминать о работе и ходить не в строгом костюме.

— Давай съездим в Вегас попозже, — с улыбкой прошу я. — Ведь, надеюсь, это не последние два выходных в твоей жизни?

Дуглас стучит себя по груди.

— Я же пообещал: впредь буду делать все, что в моих силах, чтобы жить не только работой. И намерен сдержать свое слово. Теперь я в ответе не только за себя, но и за невесту, будущую жену. — Он взволнованно сглатывает. — Ты уверена, что не хочешь уже в субботу побывать в брачном бюро?

— Пожениться можно и здесь, по нашим законам, — бормочу я, гадая, замечает ли Дуглас по моему виду, что о свадьбе мне говорить мучительно трудно. — Куда нам спешить?

— Правильно! — с подъемом восклицает Дуглас. — Спешить нам некуда. В любом случае все решено. У нас впереди целая жизнь, — шепчет он, гладя мои пальцы. Выражение его лица внезапно меняется. — А где кольцо?

Я растерянно моргаю. С того самого дня, как Дуглас улетел в командировку, кольцо лежит у меня в шкатулке, никого не радуя блеском бриллианта.

— Ты случайно не потеряла его? — испуганно спрашивает Дуглас. — Говорят, это плохой знак.

Кручу головой.

— Ну что ты. Я просто… отнесла его ювелиру, оно мне великовато.

— Великовато? — недоверчиво переспрашивает Дуглас. — А мне показалось, в самый раз…

Дурацки хихикаю.

— Неделю назад было в самый раз, а теперь великовато. Может, я немного похудела.

Дуглас, не выпуская моих рук, отходит на два шага назад и окидывает меня оценивающим взглядом.

— Гм… пожалуй, ты права. У тебя неприятности?

— Нет, — чересчур поспешно и бойко отвечаю я, чем сильнее сбиваю Дугласа с толку.

Он слегка прищуривается.

— Прошу, ничего от меня не скрывай. Между мужем и женой не может быть секретов.

Во мне все переворачивается в знак протеста.

— Мы еще не муж и жена! — выпаливаю я, лишь с секундным опозданием осознавая, что не стоило это говорить. — То есть… я к тому, что… — Умолкаю и потупляюсь.

Дуглас долго молчит, потом снова приближается ко мне, берет меня за подбородок и приподнимает голову.

— Что-нибудь произошло, пока меня не было? — тихо спрашивает он.

— Нет, — шепчу я, проклиная себя за ложь.

— Ты передумала? — заклиная меня взглядом не говорить «да», глухим голосом произносит Дуглас.

Если бы не этот его голос и не молящий взгляд, не знаю, что я ответила бы. Во всяком случае, бунт в моей душе лишь разгорается и не замечать его, чтобы не моргнув глазом грешить против истины, почти невозможно.

Вздыхаю и вымучиваю улыбку.

— Ну что ты такое несешь? — Чтобы не смотреть жениху в глаза, поворачиваюсь в сторону кухни. — Сварить кофе?

Дуглас пожимает плечами.

— Свари.

Всеми силами стараясь казаться веселой, иду из гостиной. Дуглас следует за мной, останавливается на пороге и, не сводя с меня глаз, прислоняется плечом к косяку.

— Может, у тебя проблемы на работе? — явно немного успокоившись, спрашивает он.

— Небольшие, — вру я, уже занимаясь кофе. — О них не стоит даже говорить. Не переживай, я заберу кольцо завтра утром. — Поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза. — А в знаки и приметы лучше не верь.

Поскольку от поездки в Лас-Вегас я отказалась, в субботу мы едем к старшим Рейли. Дуглас в семье младший, у него есть брат и сестра. Рейли люди в высшей степени правильные. Все у них складывается, как у добропорядочных и безгрешных законопослушных граждан. Брат Дугласа, Джек, на десять лет его старше. Своевременно окончил школу, потом Калифорнийский университет, без проблем устроился в приличную контору, в тридцать лет — не рано и не поздно — женился, и теперь у него уже трое хорошеньких, как на картинке, отпрысков, а дом, что называется, полная чаша. Судьба их сестры, Мишель, складывалась примерно так же: школа, колледж, карьера, замужество, материнство. Словом, они положительные и благополучные до чертиков.

По заведенной старшим Рейли традиции дни рождения внуков отмечаются неизменно у них, счастливых дедушки и бабушки. Зайди к ним во двор — и сразу поймешь, что в этом доме нередко гостят дети. Повсюду вдоль ровных рядов кустарника белеют низкие диванчики и кресла, заваленные разноцветными подушками; тут и там пестреют турнички, домики, сооруженные из конструкторов замки и причудливые мосты; парадное крыльцо охраняют сделанные на заказ улыбающиеся гномы, а вокруг бассейна день и ночь ждут очередного приезда маленьких хозяев огромные надувные лягушки, лебеди, киты и пингвины.

Казалось бы, мне остается лишь говорить спасибо судьбе и ждать часа, когда и у нас с Дугласом появится первенец, а я, вместо этого, соглашаясь сегодня ехать к Рейли, прячу глубоко в сердце горькие слезы. Ничего, вновь и вновь успокаиваю я себя. Пройдет время — душевные раны затянутся и я осознаю, что намного спокойнее и разумнее жить с проверенными и надежными людьми, нежели грезить о парне, с которым тебя связывает лишь глупый совместный полет.

Когда мы входим во двор Рейли, дети уже в сборе и играют, возглавляемые дедом, в какую-то веселую игру. Барбара, мать Дугласа, приветствует меня особенно теплым объятием, потом отстраняется, складывает перед собой руки и долго смотрит на нас двоих счастливым взглядом.

— Мы очень рады, — говорит она, смахивая со щеки слезинку. — Когда точно определитесь с датой, немедленно поставьте нас в известность, уважьте стариков! — Она с шутливой строгостью грозит нам пальцем.

Если бы мы поженились сегодня в Вегасе, родители бы этого Дугласу не простили, думаю я. Да и вряд ли он бы на подобное отважился.

— Разумеется, мама, — говорит Дуглас.

Я молчу и лишь глупо улыбаюсь, чтобы никто не заподозрил, что мысль о нашей с Дугласом свадьбе восторгает кого угодно, только не меня.

К нам спешат Мишель с мужем. Мишель берет мою руку, рассматривает кольцо, бросает на брата одобрительный взгляд, обнимает меня и шепчет мне на ухо:

— Здравствуй, сестренка!

— Здравствуй, — отвечаю я. Меня начинает подташнивать. Такое чувство, что я крошечная муха, села в миску со свежим вкусным медом и вот тону в нем, прощаясь с жизнью.

Какое-то время ждем, пока соберутся опаздывающие гости. Потом лакомимся фруктами, мороженым и кусками торта, расставленными на заднем дворе по низким стеклянным столикам с металлическими ножками. Спиртного в дни рождения детей здесь не пьют. Но напитков всегда бывает сколько душе угодно — лимонад, кола, соки, банановые и клубничные коктейли.

На нас с Дугласом все то и дело бросают многозначительные взгляды, какой-то тип с усами и прической в стиле восьмидесятых поднимает большой палец и кричит:

— Молодец, Дуг!

Дуглас обнимает меня и машет усачу рукой. Мне бы следовало тоже как-нибудь отреагировать — показать, насколько мы счастливы вместе, но я устала даже фальшиво улыбаться и только вздыхаю.

Спустя два часа, когда я уже прикидываю, не пора ли проститься и уехать, Адам, старший внук Рейли, которому сегодня исполнилось десять лет, объявляет, что сейчас все, у кого есть пара, будут играть в одну потрясающую игру. Мне становится совсем не по себе, и я шепчу Дугласу:

— Может, сбежим, а?

На его лице отражается ужас.

— Нет, что ты! Это неудобно. Что про нас подумают?

По-моему, ничего особенно страшного никто не подумал бы: двое влюбленных, жених и невеста, исчезли с шумного праздника. Что это может значить? Конечно, что голубкам страстно захотелось побыть наедине, а сообщать об этом всей компании было неловко. Но я не желаю спорить с Дугласом.

Между деревьями укрепляют отрез плотной ткани, под ним составляют в ряд столы — так, что нижний край материи касается их поверхности, к столам придвигают стулья, напротив каждого стула на столы по другую сторону отреза кладут по номерку. Адам, чувствуя себя гвоздем программы, поднимается на небольшую сцену и торжественно произносит в микрофон:

— Прошу всех дам, у которых есть кавалеры, зайти за перегородку, рассесться на стульях и положить руку на стол под занавесом, чтобы ее было видно с другой стороны. Ладонью вверх, а то можно будет запросто угадать, чья она, по накрашенным ногтям. Но сначала снимите часы и кольца!

Женщины со смехом выполняют указание. Я с удовольствием отсиделась бы где-нибудь в уголке, но Мишель хватает меня за руку и тащит к дурацким столам. Они в форме коробок, поэтому с другой стороны наших ног не видно. Сажусь на стул, проклиная безумно глупую и давно не новую игру и то, что я отказалась съездить в Вегас. Кладу на стол руку.

— Готовы? — с задором спрашивает Адам, очевидно полагая, что исход игры всех изрядно позабавит.

— Да, — хором отвечают из-за ширмы все женщины, за исключением меня.

— Прекрасно! А теперь мужчины по одному пройдут возле стола и найдут руку своей женщины. Ну или не своей! — смеясь добавляет он. — А я буду записывать номера. Если кто-то ошибется, должен будет до конца вечера ухаживать за чужой дамой, а свою уступить другому!

Все дружно смеются, а я раздумываю о том, что если один выберет не свою спутницу, а другой мужчина узнает ее руку, то за этой дамой будут ухаживать двое, та же, чью руку не признают, будет вынуждена куковать в одиночестве. Нехорошо!

Игра начинается. Зрители свистят и улюлюкают, мы сидим, не видя ни мужчин, ни своих номерков. Мне становится до того скучно, что я едва удерживаюсь, чтобы не вскочить с проклятого стула и не улизнуть с праздника без Дугласа.

Адам произносит вслух номера, мужчины чему-то смеются, самый веселый из гостей, может явившийся один, подбадривает участников шутливыми выкриками.

Наконец занавес поднимают, и отдельные из мужчин, столпившихся у сцены, хватаются за голову. Адам возвращается к микрофону и начинает объявлять:

— Джек Рейли — номер два.

Из-за стола поднимается сияющая жена Джека и вскидывает в воздух сжатые в кулаки руки.

Смотрю на номерок, что лежит напротив меня. Тринадцать. Черт! Не очень-то приятно.

Адам продолжает читать список имен и номеров, участники и участницы либо издают победные вопли, либо с наигранным недовольством кривятся и каются.

— Дуглас Рейли — четыре!

Вижу краем глаза, как где-то над первым столом поднимается женская рука, и, еще не вполне понимая, что произошло, поскольку мысли мои далеко, перевожу взгляд на толпу мужчин. Дуглас пожимает плечами и смотрит на меня виноватым взглядом.

— Томас Грэхем — тринадцать! — звонко читает Адам.

Вижу, как тот самый усач посылает кому-то за первым столом воздушный поцелуй. Получается, он, вместо своей женщины, по ошибке выбрал меня. Смотрю на свою руку. На ней, у основания ладони, белеет шрамик. Неужели Дуглас не заметил его?

Адам дочитывает список до конца, двор наполняется возгласами и смехом, женщины встают со стульев, а мужчины подходят к столам.

— Еще минуточку внимания! — звучит со сцены громовой голос старшего Рейли. — На нашем празднике произошло невероятное: две пары поменялись партнерами. Томас выбрал Кэтлин, а Дуглас — Патрицию.

Публика взрывается аплодисментами, а меня берет тоска. Почему, ну почему он не узнал мой шрам?

— Предлагаю обеим дамам подняться на сцену и показать всем остальным свои прелестные ручки.

Честное слово, мне кажется, меня вызывают затем, чтобы прилюдно сделать выговор или объявить, что я с позором уволена. Плетусь на сцену как вареная курица, и Патриции, которая вспорхнула по ступеням точно бабочка, приходится меня ждать. Становимся бок о бок и поднимаем руки, ладонями вперед. Они правда очень похожи: примерно одинакового размера, с длинными ровными пальцами.

— Видите? — спрашивает у зрителей старик Рейли. — Ручки почти одинаковые, так что винить кавалеров почти нет причин! Согласны?

— Да! — дружно отвечает толпа.

— Меняться ли им до конца праздника, они решат сами, — милостиво позволяет хозяин. — Верно, Адам?

— Верно! — кричит виновник торжества, вскидывая руки и хлопая над головой в ладоши.

Толпа внизу опять разражается аплодисментами. Я, хоть и понимаю, что вся эта игра глупость, придумка и забава маленького Адама, сильнее злюсь.

Томас подскакивает к сцене и протягивает руки нам обеим. Патриция падает вниз, он ловит ее и с победными воплями кружит на месте. Дуглас стоит растерянный, явно чувствует мой гнев и, чтобы не выглядеть идиотом, несмело улыбается.

Томас ставит Патрицию на землю, вновь подскакивает к самой сцене и протягивает руки мне. Качаю головой, сбегаю вниз по ступеням, и тут меня вдруг посещает безумная мысль.

Иду к столику с напитками, беру в каждую руку по два стаканчика колы, подхожу к Томасу и Патриции и во весь рот улыбаюсь.

— По-моему, столь необыкновенное событие надо отметить!

Томас ликующе гикает и берет у меня стакан. Патриция следует его примеру. Не сговариваясь, мы поворачиваемся и идем к Дугласу, который до сих пор не знает, как себя вести. Я протягиваю ему стаканчик.

— За совпадения! — провозглашает Томас, и мы пьем до дна, представляя, что у нас в руках бокалы с шампанским.

Я с ужасом чувствую, что в моей бедной душе просыпается дьявол, и понимаю, что его не остановить. Пусть все летит к черту! — дребезжит в моей голове. Этот праздник, омерзительное благополучие, вся эта их порядочность и моя несложившаяся жизнь.

— Ну так что? — игриво и призывно произношу я, обводя нашу маленькую компанию взглядом. — Будем меняться партнерами?

Дуглас приоткрывает рот в порыве возразить, но Томас и Патриция, подмигнув друг другу, в голос кричат «да!». Я вскидываю руку с пустым стаканчиком, будто с наградой за победу в соревнованиях, и восклицаю:

— Решено!

Не знаю, кому первому приходит на ум эта мысль, но несколько мгновений спустя я уже держу под руку Томаса, а Патриция обнимает Дугласа. Народ вокруг свистит и хлопает в ладоши, а Адам, радуясь больше всех, подпрыгивает на сцене и кричит:

— Поменялись!

Я начинаю одаривать всех улыбочками и кивать, Патриция машет публике рукой, а Томас рассылает воздушные поцелуи. Один Дуглас все сильнее конфузится и, кажется, совсем не рад, что допустил оплошность и выбрал не меня. Я прикидываюсь, будто не замечаю его жалкого вида.

Когда свист и возгласы стихают, мы с Томасом и Дуглас с Патрицией поворачиваемся друг к другу лицами. Дьявол у меня внутри требует развлечений, и я чувствую острую потребность его позабавить.

— Вам не кажется, что колы и безалкогольных коктейлей нам маловато? — таинственным голосом спрашиваю я.

Патриция, заражаясь желанием покутить, притопывает ножкой.

— Кажется! Еще как кажется!

Томас, всем своим видом выражая готовность исполнить все наши капризы, поводит бровями.

— Какие будут предложения?

— Едем куда-нибудь, где шумно и весело! — говорит Патриция. — Или устроим пирушку на пляже. А можно и то и другое!

Оказывается, даже невообразимо правильные Рейли водят дружбу с обычными смертными, отмечаю про себя я, испытывая нездоровое удовольствие оттого, что лицо Дугласа делается все беспомощнее и бледнее.

— Послушайте! — наконец говорит он. — Это было бы… замечательно, но у нас с Кэтлин другие планы. Мы хотели побыть в эти дни вдвоем…

— Зачем же тогда приехали на день рождения? — спрашивает Томас, явно не принимая слова Дугласа всерьез. — Знали ведь, что тут будет толпа…

— Потому что… в другое место Кэтлин ехать отказалась, — неуверенно отвечает Дуглас.

В другое место! — ухмыляюсь про себя я. Он стыдится признаваться в том, что его посетила мысль посходить с ума в Лас-Вегасе.

В эти минуты я будто смотрю на него другими глазами, и — о ужас! — он кажется мне неприятным, почти омерзительным. Почему я с ним? О чем я думала, когда соглашалась быть его женой?!

Томас похлопывает Дугласа по плечу.

— Мы ненадолго, приятель! Дадим девочкам немножко встряхнуться — и по домам. Идет?

— Идет! — визжит Патриция, сжимая перед грудью кулаки. — Сколько там времени? Будет не слишком грубо, если мы сбежим немедленно? Впрочем, праздник почти окончен, — добавляет она, осматриваясь по сторонам.

Из-за того что мы ушли не попрощавшись, на Дугласе нет лица. Мне тоже немного стыдно, но я чувствую, хоть еще и не приняла никаких решений, что его семью я больше никогда не увижу. Ударяться в бурное веселье вообще-то еще рановато, но при желании найти развлечение в Лос-Анджелесе можно в любое время суток. Тем более в субботу и если в твоей компании есть на вид несколько старомодный, но знающий все об увеселительных заведениях Томас.

Дуглас терпеть не может грохочущей музыки и полупьяной толпы. Признаться, мне это тоже не по вкусу, но сегодня такое чувство, что дискотека — мое единственное спасение. Бокальчик коктейля — и меня тянет на подвиги. Идем с Томасом танцевать, оставляя несчастного Дугласа на попечение повизгивающей от удовольствия Патриции.

В какое-то мгновение я, охваченная острым желанием убежать из этого громыхания, останавливаюсь и хватаю Томаса за руку.

— Купить еще по бокальчику?! — продолжая дергаться под музыку, кричит он.

Качаю головой.

— Я пойду.

— Куда? — Брови Томаса подпрыгивают чуть ли не к середине лба.

Пожимаю плечами.

— На улицу. Или домой.

— Уже? — спрашивает Томас.

Уверенно киваю.

— Да. — Без дальнейших объяснений принимаюсь пробиваться через толпу к выходу. Томас следует за мной.

— Может, прогуляемся по пляжу? — предлагает он, кивая на светлеющую через дорогу широкую полосу песка, когда мы выходим из клуба и приостанавливаемся у входа.

— Давай, — безразличным тоном отвечаю я. Дьявол во мне перебесился, на меня опускается тоска и усталость. Пройтись по берегу и послушать музыку волн — да, пожалуй, это лучшее, что можно придумать. Только я бы предпочла прогулку в полном одиночестве.

Идем на пляж молча. По большому счету, говорить нам совершенно не о чем. После танцев Томас тяжело дышит, и это сопение мне омерзительно. Представляю, что это совершенно посторонний человек просто идет со мной рядом, по каким-то своим делам, и спустя некоторое время начинаю в это верить.

Морской воздух бодрит, плеск воды успокаивает. На берегу особенно полно чувствуешь, насколько могуч и велик океан, понимаешь, что ты по сравнению с ним песчинка, и все твои горести не так уж важны.

— Может, присядем, крошка? — спрашивает Томас отталкивающе развязным тоном.

Я, вспоминая о нем, вздрагиваю, потом вникаю в смысл его слов, понимаю, к чему он клонит, складываю руки на груди и холодно произношу.

— Не хочется.

— А мне хочется, — тем же тоном говорит Томас. — Сегодня ты моя, забыла? — Он останавливается, противно смеется, берет меня за руку и разворачивает к себе лицом. — Ты же сама постановила меняться!

Резко вырываю руку и продолжаю путь.

— Это шутка, игра! Возвращайся к своей Патриции.

Томас идет за мной.

— Патриция с твоим Дугласом. А меня в данную минуту интересуешь ты! Ты согласилась!

— На что? — бросаю я через плечо. — По-моему, никто не оговаривал подробностей нашей сделки.

— Каких еще подробностей?

Чувствую, что Томас разъяряется, и уже виню себя за то, что не совладала со своей жаждой развлечений. Отчасти он прав: я вела себя несколько свободнее допустимого, чересчур неистово рвалась в омут веселья. Если бы он только знал, что это от предельного страдания, от стремления притупить сердечную боль! Впрочем, на мое сердце ему, готова поспорить, глубоко наплевать.

Надо как-то выпутываться. Прибавляю шагу и всматриваюсь в темнеющие впереди две высокие фигуры. Дай бог, чтобы они не оказались какими-нибудь бандитами!

— Ты завела меня, детка! — с нотками агрессии кричит мне в затылок Томас. — И прекрасно знала, чем подобное заканчивается, ведь не дура же и не двенадцатилетняя девочка! Я от тебя не отстану, имей в виду!

Я не оборачиваюсь и не отвечаю, но все стремительнее иду вперед. В крайнем случае закричу и брошусь наутек. Если этот придурок хотя бы попытается ко мне пристать и прикоснется своими проклятыми усами к моему лицу, меня тут же вырвет, честное слово!

— Не хочешь добровольно, применим силу! — угрожает Томас, вцепляясь мне в плечо. — Ты сама во всем виновата, на будущее будешь знать, как крутиться перед…

Я резко поворачиваю голову и впиваюсь в руку усача зубами. Он взвывает, разжимает пальцы, я со всех ног несусь вперед и вот уже различаю знаки береговой охраны на форменных костюмах двух парней впереди.

— Помогите! — выдыхаю я, тормозя прямо перед ними.

— Какие-то проблемы, мисс? — со сдержанной суровостью спрашивает чернокожий атлет.

Суматошно киваю и указываю рукой на приостановившегося футах в тридцати Томаса.

— Он на меня чуть не напал… Я каким-то чудом вырвалась. Слава богу, что тут оказались вы!

— Он ваш знакомый? — спрашивает второй служащий, уже делая шаг в сторону Томаса.

— Нет… — бормочу я. — То есть да…

— Так да или нет? — строго требует темнокожий.

— Мы познакомились только сегодня, — тараторю я, оглядываясь по сторонам в поисках спасения. К нам приближается шумная толпа подростков, чем я надеюсь воспользоваться. — Я даже имени его толком не запомнила. И ничего такого не обещала. А он вдруг ни с того ни с сего… — Я говорю тише и тише, а темнокожий, наблюдая, как его приятель задает вопросы Томасу, уже не слушает меня и неторопливо идет к ним.

Улучаю минутку, шмыгаю в толпу парней и девчонок, пробираюсь сквозь нее, вылетаю с другой стороны и со всех ног бегу к залитому огнями парку.