Танцуй для меня

Глава 10

— Тебе не надо было этого делать. — Энни отступает, позволяя мне зайти внутрь ее квартиры.

Когда она написала мне рано утром не ждать ее перед занятиями, я запаниковала. Мысль о том, что придется идти одной, пугала меня. Так что я сделала единственное, до чего смогла додуматься, — перерыла кухонные шкафчики в поисках куриного супа быстрого приготовления "Кэмпбелл’с" [4] и уже через час стояла на пороге ее дома, полностью готовая разыгрывать из себя няню.

— Ты заболела. Я принесла суп. — Направившись прямо на кухню, я выливаю куриный суп с лапшой из контейнера в тарелку, произведенную той же компанией, засовываю в микроволновую печь и возвращаюсь в гостиную, где застаю лежащую на диване Энни, которая свернулась калачиком.

— Выглядишь хуже некуда, — говорю я, протягивая ей тарелку.

Она смотрит на нее со смесью желания и отвращения, но потом делает маленький глоток.

— "Кэмпбелл’с", Джо? Не стоило. — Но блеск ее глаз говорит мне, что она довольна.

— А еще там двойная лапша, — подчеркиваю я и осторожно присаживаюсь напротив нее.

После ночи, проведенной с Рансомом, вообще чудо, что я могу ходить. Считаю, что мне повезло, потому что этот мужчина не имеет себе равных, когда речь заходит о постельных умениях.

После нескольких глотков она вздыхает, ставит миску на стол и сворачивается под одеялом, натягивая его до плеч.

— Так что с тобой? Грипп? Тяжелое расставание? — с надеждой спрашиваю я.

Не могу забыть о том, что Джейсон так и не смог показаться на прошлой неделе в баре, и я полностью убеждена, что ей надо порвать с этой задницей и побыстрее.

Энни закатывает глаза.

— Размечталась.

— Я бы и в самом деле так сделала.

— Все сложно, — тихо говорит она, зарываясь поглубже под одеяло.

— Что сложного в том, чтобы сказать: "Эй, нам нужно встречаться с другими людьми"? Этот парень кретин. Ты хоть представляешь, сколько парней в универе готовы убить за свидание с тобой?

Я не преувеличиваю. Энни из тех девушек, что пробуждают в парнях первобытные инстинкты. Она всегда мила, и от нее словно исходит некая энергетика невинности. Черт, даже я в большинство дней хочу обнять ее и оградить от всего мира.

— Это просто, Джо, и прямо сейчас я, правда, не хочу об этом говорить. А что случилось с тобой? — спрашивает она, меняя тему разговора. Я позволяю ей это только потому, что не хочу спорить, когда она так явно нуждается в отдыхе. — Не думай, что я не заметила, как ты тут хромаешь.

Дерьмо. Я-то думала, что проделала приличную работу, чтобы скрыть режим Квазимодо. Все потому, что я позволила Рансому так жестко себя трахнуть прошлой ночью. Единственное утешение — с ним я поступила так же. Если повезет, он чувствует сейчас то же самое. Я отшучиваюсь, отмахиваясь от ее замечания:

— Я не хромаю. Я просто потянула мышцу.

— Ммм-хмм. Дай догадаюсь, йога надрала тебе задницу сегодня утром?

"Не йога", — думается мне. По ее недоверчивому выражению лица я могу понять, что она не купилась на мое оправдание. Она всегда видит меня насквозь, так что я даже не понимаю, почему пытаюсь соврать.

Я неожиданно ощущаю волну сомнений. Она разбирается в этом не больше моего, но мне все еще нужен ее совет. Может быть, это эгоистично с моей стороны, но ей лучше сосредоточиться на чем-то еще, кроме своей неудавшейся личной жизни.

— Энни... — колеблюсь я, думая, как сформулировать вопрос. — Допустим, ты знаешь кого-то, кто вместе с кем-то делает то, что не должен.

Энни оживляется, теперь я полностью владею ее вниманием.

— Это кто-то, кого я знаю?

— Чисто гипотетически.

Она поджимает губы.

— Хорошо, не представляю, кто эти вымышленные люди, но у них отношения?

— Это больше секс, чем отношения, — поясняю я. — Но что, если один из них хочет большего, чем есть?

— Думаю, это зависит от того, кто эти люди и чего они хотят. Опиши их.

— Ну, они оба умны, серьезно относятся к карьере, дружелюбны и привлекательны. На самом деле у них много общего.

— Это уже начало. Каковы они, когда вместе?

Я смотрю в сторону окна позади дивана и осторожно подбираю слова.

— Они веселятся. Иногда смеются, но в основном все очень насыщенно. В последнее время у них все не так, как обычно, все... осложнилось.

Энни изучает меня и хмурится. Я неловко ерзаю под ее пристальным взглядом, опасаясь, что она сможет увидеть меня насквозь.

— Если эти двое договаривались только на сексуальные отношения, а один из них изменил свое мнение, то, думаю, ему надо обсудить с партнером свои чувства, чтобы они могли решить, что им делать дальше.

— А что, если один из них решит закончить отношения?

— Это риск, но, в конце концов, так лучше для обоих. Находиться слишком долго в отношениях, которые уже никак не складываются, причиняет больше вреда, чем пользы.

Я поднимаю бровь на ее замечание, и она поджимает губы, получив безмолвное сообщение.

— Но что, если один из них получает смешанные сигналы, — настаиваю я. — Например, что, если один из них не может рассказать о своих чувствах, потому что каждый раз, как видит другого, понимает, что они разные.

Энни замолкает на долгое время, вновь обдумывая сказанное. Я терпеливо жду, потому что мне остается либо сидеть здесь, ничего не делая, либо идти на занятия и встретиться с Рансомом. Когда я вышла из номера сегодня утром, он был таким же отдаленным и пренебрежительным мужчиной, каким он был на прошлой неделе. Если буду посещать его занятия только ради того, чтобы он смотрел на меня с такой же нежностью и заботой вновь, я буду кричать. Спрятаться в этой квартире на ближайшие несколько часов кажется самым безопасным в данный момент.

— Думаю, если этого человека так тяготит сама мысль и положение дел в их отношениях, то, быть может, игра не стоит свеч, — наконец говорит Энни. — Отношения должны приносить хорошие чувства. Будь то любовь или только секс, даже речи быть не может о том, кто и почему что-то чувствует к кому-то и что их ожидает дальше. Конечно, в них не должно быть беспокойства или страха, чтобы поговорить с партнером о своих чувствах.

И я вновь выгибаю бровь. Судя по всему, Энни хороша в том, чтобы давать советы, но сама она им не следует.

— Так ты говоришь, что такого человека следует отпустить?

— Нет, я говорю, что если у тебя есть какие-то чувства к этому мужчине, скажи ему. Как известно, мужчины замкнуты по натуре. Если ты прямо не скажешь, что чувствуешь к нему, большинство из них так и не поймут этого.

Между нами пробегает волна взаимопонимания, когда мы смотрим друг на друга. Она знает, что мы говорим обо мне, и я знаю, что позже она будет задавать вопросы. Когда это произойдет, я планирую использовать ее советы против нее же самой, что ей тоже известно.

— Мне пора выдвигаться. У меня занятия сегодня. — Я встаю с привычной легкостью и иду в сторону двери. Энни следует за мной и прислоняется к дверному косяку, когда я направляюсь в коридор.

— Итак, кто твой человек-загадка?

Я чувствую, как широкая улыбка расползается по моему лицу от упоминания прозвища, которым я называла Рансома, прежде чем я узнала его настоящее имя.

— Боюсь, мне придется отказать тебе в этой информации.

Ее брови ползут вверх, почти касаясь волос.

— Он что, секретный агент? ФБР? ЦРУ?

— Если бы только он был таким классным, — хихикаю я, уходя.

— Если уж об этом зашла речь, — говорит она, высовывая голову из-за двери. — Я надеюсь, вы оба примете правильное решение. Просто помни, что я сказала... поговори с ним. Расскажи ему о своих чувствах. Чему быть, того не миновать.

— Ты говоришь словно из фильмов "Диснея".

— Я — принцесса, — улыбается она и машет мне, прежде чем вновь нырнуть в квартиру.

Когда я иду к машине, ее слова, словно на повторе, звучат в моей голове. Она права. Я должна сказать Рансому обо всем, что творится в моей голове. Если знание того, что я испытываю к нему более глубокие чувства, пугает его, то мне лучше быть без него.

Я действительно надеюсь, что он все-таки выберет остаться. В Рансоме Скотте еще так много всего, что бы мне хотелось исследовать.

Рансом не спрашивает, почему я вчера отсутствовала, и, как и следовало ожидать, не поднимает тему о клубе или отеле. Маску, которую он носит, невозможно прочесть. Со своими темными волосами, зачесанными назад со лба, одетый в штаны цвета хаки и свитер-безрукавку, он просто скромный профессор... настоящий хороший парень. Если бы я не была там, не испытала все на себе, никогда бы не догадалась, что немного больше чем тридцать два часа назад у нас был самый дикий, извращенный секс в моей жизни.

То, как он привязал меня к кровати и буквально разорвал мое тело на кусочки, заставляет меня испытывать дрожь при одном лишь упоминании об этом. Для меня сложно соединить два изображения этого мужчины воедино. Он является ярким примером того, как могут отличатся люди при свете дня.

Сегодня хорошая погода, и Рансом проводит занятия вне университета. Мы собираемся на лужайке, за пределами корпуса искусств, где он обсуждает историю искусства, которая интересна настолько же, насколько и скучна. Мне кажется, он чувствует то же самое. Двадцать минут назад он был воодушевлен рассказом об импрессионистском движении, а теперь он обсуждает модернизм. Его голос звучит так, словно он знает слова наизусть. Смешно, чему ты только можешь научиться у человека, всего лишь наблюдая за ним.

— Я хочу, чтобы с сегодняшнего занятия вы уяснили для себя, что искусство есть везде и в бесчисленных формах. Для каждого оно отличается, — говорит он, завершая свою лекцию. — Когда вы и я смотрим на этот университет, мы видим разные вещи. Например, я вижу его в стиле барокко, на который повлиял римский и греческий дизайн. Возможно, вы видите ряд линий и углов или викторианские пейзажи. Подумайте об этом, когда вы будете сдавать свой последний экзамен. Как вы планируете использовать свое окружение, чтобы повлиять на мировоззрение других?

В моем разуме возникает борьба. Я понятия не имею, о чем он говорит, но готова удрать отсюда. У меня тонны домашнего задания, и мне все еще невдомек, что я собираюсь сделать для своего конечного задания по данному предмету. Он отпускает нас, и я спешу дописать свои заметки и уложить книги в сгиб локтя. Оборачиваясь, чтобы уйти, слышу низкий тембр голоса Рансома, окликнувший меня.

Ожидая, пока уйдут остальные студенты, я терпеливо выжидаю, пока он приблизится.

— Я надеюсь, это не войдет в привычку, — говорю я с ложным предупреждением, чтобы помочь ослабить напряжение, что я чувствую внутри. — Люди могут начать говорить.

Уголок рта Рансома изгибается.

— Тебя не было вчера на занятиях.

— Я заботилась о приболевшей подруге. Мне следовало принести записку?

Он широко улыбается от моего сарказма.

— Это имеет что-то общее с тем, что мисс Гуэрра отсутствовала?

Я киваю.

Его взгляд задерживается на мне на мгновение дольше дозволенного. Его голос тих и наполнен беспокойством, когда он говорит:

— Я просто хочу быть уверен, что ты в порядке и что... эээ... — Он прочищает горло, и внезапная тревожная энергетика, исходящая от него, возбуждает мое любопытство. — Поцелуй. Я хотел убедиться, что он не... испугал тебя.

Я изучаю его некоторое время, напряжение во взгляде, жесткую линию губ. Я помню тот невинный поцелуй. Как нежен он был, как сладко он чувствовался. Но нет никакого смысла в том, чтобы спрашивать меня об этом, учитывая все, что мы делали друг с другом после этого. Если не считать, что он до сих пор беспокоится о том, как это повлияет на нашу личную и деловую жизнь.

Я полагаю, что именно так.

— Нет, — шепчу я, мой голос становится глубже при воспоминаниях о том поцелуе, словно в моем разуме поставили на "повтор". — А ты?

Его взгляд словно прикован к моим губам, он медленно качает головой.

— Поначалу. У меня есть, что терять, и много, но я не переставал думать об этом ни на секунду. Твои губы...

Он замолкает, и, окидывая его быстрым взглядом, я вижу доказательство того, насколько воспоминания влияют на него. Его слова — словно первый ход на шахматной доске, и это дает мне уверенность, чтобы сделать следующий.

Придерживаясь осторожной и вежливой дистанции, я делаю шаг ближе и понижаю голос, чтобы никто не смог нас услышать:

— Если бы я думала, что смогу выйти сухой из воды, упала бы на колени прямо сейчас и показала бы, что может сделать мой рот, мистер Скотт.

Он резко втягивает воздух сквозь зубы и отстраняется. Пламя желания в его глазах полыхает при взгляде на меня. И в один тяжелый момент он верит в это. Качая головой, Рансом делает шаг назад.

— Вам нужно идти, мисс Харт, пока не случилось ничего плохого.

Я ухмыляюсь, зная, что он проведет черту. Интересно, понимает ли он, насколько предсказуем. Тщательно контролируемый мистер Скотт днем и такой же бесшабашный мистер Скотт ночью.

— Боишься, что кто-то застукает нас?

Его грудь молниеносно оказывается прижата к моей, тепло исходит от нее волнами. Его губы останавливаются против моего уха, и он словно рычит:

— Единственное, чего я боюсь, — это то, что утрачу контроль и засуну свой член так глубоко тебе в горло, что ты задохнешься.

Твою ж мать! Улыбка сползает с лица от образа, возникшего в разуме, сменяясь буквально парализующим желанием броситься перед ним на колени и попробовать его жесткую плоть ртом. Как выясняется, именно я сейчас провожу черту.

— Мне нужно идти, — хрипло говорю я, потому что хоть кто-то должен воззвать к голосу разума, пока мы оба не оказались в беде.

Он смотрит на меня, пока я пячусь назад, насмешливая улыбка появляется на его лице.

— Да, безусловно, тебе стоит идти.