Танцующий лепесток хайтана

Неудивительно, что селиться с ним никто не хотел.

Юноша невольно сжал челюсти.

— Если вы захотите после выступления прогуляться, я не стану возражать, — добавил Чу Ваньнин, и как-то странно взглянув в последний раз на Мо Жаня, отвел глаза. — Сегодня седьмое число седьмого месяца. Ночь Семерок… наверняка в городе будет, на что посмотреть. — Последняя фраза звучала как-то до неубедительного странно, сопровождаясь еще более неловкой паузой.

“Стоп… он, что, действительно собирался отпустить их с Ши Мэем одних?!”

Мо Жань изумленно моргнул.

А затем до него дошла вторая часть сказанного.

“Ночь Семерок… Праздник Циси”.

Он снова обратился взглядом к Чу Ваньнину — и, поскольку тот на него в этот момент не смотрел, и, казалось, был увлечен изучением собственных скрещенных на груди рук, задержал взгляд на лице парня.

Плотно поджатые губы выдавали напряжение, кончиков ушей и шеи коснулась легкая дымка румянца.

— Просто возвращайтесь в гостиницу до полуночи, ладно?

— Учитель Чу… — Мо Жань знал, что его голос прозвучал немного хрипло, но ничего не мог с собой поделать.

Ваньнин вопросительно вскинул голову, и на мгновение взгляду Мо Жаня предстала тонкая бледная шея и быстро дернувшийся кадык.

— Что?

— Если Наньгун Сы будет жить с Ши Мэем, где… где теперь буду жить я?

— У меня двухместный номер, — буквально выплюнул Чу Ваньнин, сверля парня ледяным взглядом. — И, если ты опоздаешь хоть на секунду, и не вернешься к полуночи, можешь забыть о будущих конкурсных выступлениях и поездках.

Мо Жань потрясенно уставился на Ваньнина, не понимая, не послышалось ли ему.

Тот, правда… только что сказал, что они будут жить в одном номере?

Вместе?.. Вдвоем?...

В груди разгорелся пожар.

На какое-то мгновение парень забыл как дышать, и только смотрел на Чу, пытаясь понять, не шутит ли тот. Но не было похоже, чтобы Ваньнин внезапно решил поупражняться в юморе. По крайней мере, выглядел он максимально серьезно.

Щурясь, он поддел рюкзак Мо Жаня рукой, проверяя его вес — а затем приподнял брови, услышав характерное металлическое побрякивание пивных банок.

— И чтоб никакого алкоголя. — После недолгой паузы процедил он, и, выхватив рюкзак парня раньше, чем тот успел хоть как-то его остановить, направился к лифту.

— Учитель Чу!!!

Мо Жань бросился за ним следом, окончательно отказываясь от планов на вечер — сам факт того, что он будет жить с Чу Ваньином в одном номере, пьянил сильнее чем самый крепкий алкоголь.

— Учитель Чу, стойте!!! Я… я же не знаю, куда идти! — он остановился у самого лифта, и едва не налетел на Ваньнина, который в этот момент стоял к нему спиной и хмуро зажимал кнопку.

Бросив на Мо Жаня раздраженный взгляд, юноша несколько нервно отступил.

“Всегда сохраняет дистанцию…”

Мо Жань знал, что Чу Ваньнин терпеть не мог, когда к нему приближались — а от случайных прикосновений приходил в неистовство, иногда — даже содрогался от отвращения. Но, если бы не это знание, он бы подумал, что его молодой учитель ведет себя словно стыдливая девушка, смущенная близостью объекта своих симпатий. Даже чуть покрасневшие уши Ваньнина выглядели невероятно мило… интересно, они действительно так сильно раскраснелись от гнева?

Мо Жань на секунду представил, как бы выглядел его учитель, если бы был… возбужден близостью. Насколько бы это сильно отличалось от того, что он видел сейчас?

Чу Ваньнин бросил в его сторону непонятный взгляд, сильнее поджал губы. Очевидно, был настолько зол, что не был в состоянии говорить.

— Учитель Чу, я прошу прощения за… — Мо Жань неловко замер, неуверенный, что именно ему нужно сказать, чтобы Чу Ваньнин перестал сердиться. — За все это…

Повисла долгая пауза, нарушаемая тихим гулом заселяющихся постояльцев гостиницы. Лифт все никак не спускался на их этаж.

— Извинения приняты, — наконец ответил Чу, и его выражение лица как будто немного смягчилось. — Я вылью весь привезенный тобой алкоголь в раковину, и будем считать, что я ничего не видел.

Возможно, он ожидал, что Мо Жань начнет возражать, но на его заявление парень только расплылся в улыбке, кивая.

— Пусть будет так, как скажет учитель.

Ваньнин еще некоторое время с абсолютно нечитаемым выражением лица бросал в его сторону странные мимолетные взгляды пока они ехали в лифте и по пути к номеру — но больше не проронил ни слова.

Номер, в который они заселились, был просторным и чистым. В воздухе стоял тонкий запах цитрусовой полироли, прохладный кондиционированный воздух приятно холодил после суток в душном автобусе. Две аккуратно застеленные покрывалами цвета морской волны кровати находились по разные стороны от тонкой ширмы в восточном стиле, украшенной причудливыми узорами в виде пестрых черно-белых и золотых сорок.

Чу Ваньнин отошел в сторону, давая Мо Жаню пройти вперед.

— Выбирай, где будешь спать.

А затем, не дожидаясь ответа, развернулся на пятках и понес рюкзак парня в ванную комнату. Вскоре оттуда послышались звуки сливаемого в канализацию алкоголя. Мо Жань чуть нахмурился, уставившись на тонкую, но при этом удивительно плотную ширму.

До последнего он надеялся, что у него будет возможность незаметно понаблюдать за Чу Ваньнином — и это определенно стоило бы всех тех денег, которые он потратил на закупку спиртного, и которые его молодой учитель сейчас бессовестно спускал прямо в унитаз.

Однако планировка номера была такова, что он не смог бы незаметно следить за Чу Ваньнином даже при большом желании.

И, все же, сама мысль о том, что учитель будет спать с ним в одной комнате, всего в нескольких метрах от него, по-прежнему волновала.

Выбрав для себя ту кровать, что стояла ближе ко входу, Мо Жань вытянулся на ней. Неожиданно в голове пронеслась мысль, которая заставила его едва ли не подскочить на месте.

“Чертов Чу Ваньнин, чтоб тебя!...”

Среди его вещей было кое-что, чего его учителю видеть определенно не стоило. Вот только он напрочь забыл об этой вещи, а потому так спокойно позволил тому забраться в свой рюкзак.

Все дело было в том, что какое-то время назад он периодически подкладывал Чу Ваньнину всевозможные пустяковые безделушки и сладости, чтобы того развлечь. Делать он это старался незаметно, и никогда не акцентировал на этом внимания — как правило, просто оставлял их где-то в танцевальном классе в момент, когда Чу отвлекался. Длилось это не первый год, и поначалу Ваньнин с улыбкой принимал его маленькие знаки внимания, хоть и не делал этого напрямую.

Однако примерно год назад что-то в его отношении к Мо Жаню начало неуловимо меняться, и однажды он подозвал его после индивидуального занятия и достаточно холодно попросил больше ничего не приносить.

Мо Жань поначалу подумал, что у юноши просто не было настроения, а потому, проигнорировал просьбу Чу, и на следующей же репетиции незаметно подсунул ему в сумку лотосовое печенье.

Вот только когда он пришел на следующий день, случайно бросив взгляд в сторону корзины для мусора, обнаружил в ней нетронутый бумажный пакет со сладостями, который собственноручно накануне разрисовал аккуратными цветами хайтана.

Все это произошло примерно за месяц до того, как Чу Ваньнин сухо сообщил ему о прекращении индивидуальных занятий.

С тех самых пор Мо Жань больше никогда не докучал парню подобными знаками внимания.

На самом деле, ему все еще было тошно от мысли, что Чу Ваньнин так внезапно решил оборвать с ним все то полудружеское общение, что продолжалось в течение стольких лет.

“Полудружеское, — мысленно скривился Мо Жань. — Иначе не скажешь. Все это время именно я пытался стать Чу Ваньнину другом. Делился с ним своими историями из жизни. Таскал ему сладости. На самом деле, сколько бы я не старался, он все эти годы продолжал во мне видеть лишь назойливого ученика”.

И, все же…

Почему-то в эту поездку, узнав, что Чу Ваньнин повезет их группу, он снова прихватил для него подарок. Он и сам не смог бы объяснить себе, зачем это сделал — тем более, что вещь эта была не купленной второпях в магазине. Одного лишь взгляда на нее хватило бы, чтобы Чу Ваньнин это понял. К тому же… Мо Жань не был уверен, принято ли было среди друзей дарить нечто подобное.

А сегодня к тому же был праздник Циси...

За неделю до поездки он купил шелковый отрез, раскроил из него платок — и несколько ночей провел без сна, старательно вышивая на нем цветы. Стежки временами собирали ткань гармошкой, ложась слишком плотно друг к другу — иногда же, напротив, растягивались и казались неловкими. Нитки путались на обратной стороне в уродливые узлы, швы петляли и расползались. Несколько раз парню приходилось полностью срезать вышивку, чтобы попытаться заново сделать все как следует. Он и сам не помнил, с какой попытки ему удалось вышить все более-менее сносно — так, чтобы цветы хайтана были хотя бы узнаваемы.

В конце концов, он до сих пор не был уверен, что в итоге наберется смелости, чтобы подарить собственноручно вышитый платок учителю. Казалось глупым, что он потратил столько времени на что-то, что могло так навсегда и остаться неврученным подарком.

Мо Жань даже не был уверен наверняка, чего он опасался больше: что не решится подарить платок Чу, или что все-таки решится, но затем найдет его где-нибудь в очередной мусорной корзине. Он уже знал, насколько бессердечно мог обходиться Чу Ваньнин с такими подарками.

В какой-то момент он принял решение, что платок все равно возьмет с собой в поездку, и затем, улучив момент, подсунет его незаметно куда-нибудь учителю Чу в вещи. Возможно, тот найдет его лишь вернувшись из поездки домой — и оставит себе. Вот только… Мо Жань никак не рассчитывал, что учитель полезет в его вещи и обнаружит приготовленный сюрприз вот так.

Неправильно.

Слишком рано.

Мо Жань неосознанно сжал руки в кулаки, чувствуя, как в груди становится невыносимо горячо.

“Да что со мной такое?!”

Он попытался взять себя в руки. Убедить себя, что не было ничего страшного в том, что Ваньнин увидит его бестолковый сюрприз. Он ведь мог подумать, что этот платок вышит для кого-нибудь еще — в конце концов, для того же Ши Мэя.

“Все нормально, — убеждал себя Мо Жань. — Он ни о чем не должен догадаться”.

Ему удалось окончательно успокоиться только к моменту, когда Чу Ваньнин наконец вернул его изрядно выпотрошенный рюкзак.

Старательно делая вид, словно ничего особенного не происходит, Мо Жань пошарил среди своих вещей в поисках того самого вышитого клочка шелка. Но его пальцы бесконечно натыкались на провода от наушников, пакеты со снеками, футболки… Платка же нигде не было. Он словно исчез с лица земли.

Он… что, правда, его забыл дома?!..

Мо Жань вывалил все содержимое своего рюкзака на постель и принялся лихорадочно перекладывать и перетряхивать вещи. Да нет же, он ведь помнил, как положил его...

Спокойно наблюдавший за происходящим Чу Ваньнин вдруг прохладно поинтересовался:

— Ты что-то потерял?

Мо Жань поднял голову и молча уставился на молодого учителя, который методично раскладывал свои вещи в прикроватной тумбочке. Почти вся его одежда была либо белой, либо в светлых пастельных оттенках. Сложенные стопки футболок и рубашек напоминали снеговиков.

— Я… да… то есть, нет.

Мо Жань хмуро покачал головой.

Почему его так сильно расстроило, что он забыл подарок дома, если даже не был уверен, станет ли его дарить?..

Впрочем, возможно, все это к лучшему. Чу Ваньнин, вероятно, все равно бы его выбросил.

— Прекрасно. Тогда советую тебе сходить в душ. До открытия конкурса еще пару часов, но нам еще нужно добраться до места проведения, переодеться и разогреться. Я сейчас пойду, проверю, как дела у нашей группы. Постарайся отдохнуть — если плохо выступишь, о вечерней вылазке с Ши Мэем не мечтай.

Мо Жань бросил долгий взгляд на Чу Ваньнина, и только теперь заметил, что волосы старшего юноши были слегка влажными. Он был полностью одет, так что ничто его не выдавало — однако, судя по всему, он и сам только что освежился.

При мысли о том, что парень совсем недавно был полностью обнажен — и при этом находился от него, Мо Жаня, всего в нескольких метрах, сердце яростно заколотилось где-то в районе горла, а тело налилось нестерпимым огнем.

Возможно, если он действительно сейчас отправится в душ, ему удастся почувствовать запах кожи юноши, и даже ощутить призрачное тепло там, где он стоял босыми ступнями.

Возможно… возможно, закрыв глаза, он сможет представить, что они находятся в душевой кабинке вдвоем.

Мо Жань опустил глаза. Он опасался, что Чу Ваньнин каким-то образом прочитает по его лицу, о чем он думает.

Лишь когда парень ушел он, стягивая с себя в спешке одежду прямо на ходу, Мо бросился в ванную комнату.

В воздухе совсем не было пара — что было само по себе странно — и чувствовался едва уловимый прохладный мыльный аромат. Шумно втянув его полной грудью, Мо Жань стал под под струи воды и прикрыл глаза. Его мысли обратились к Чу Ваньнину, и тому, как совсем недавно он точно так же стоял примерно здесь.

Обнаженный...

Мо Жань сдавленно застонал, представляя, как его учитель плавно скользит рукой по своей груди, опускаясь все ниже. Как длинные изящные пальцы проходятся по темно-вишневым соскам, на мгновение задерживаясь.

Его собственная плоть уже давно пребывала в напряжении — теперь же он оказался на грани отчаяния.

Интересно, бывал ли Чу Ваньнин иногда возбужден? Трогал ли он себя вот так?..

Прижавшись лбом к холодному кафелю, Мо Жань обхватил член рукой и резко, грубовато задвигался. Дыхание сбилось, перед глазами все пылало — он словно переместился в некий причудливый инфракрасный мираж, в котором прежде размытые фантазии обретали отчетливую физическую форму.

Он думал о том, как бы отреагировал Чу Ваньнин, если бы увидел, чем именно Мо Жань сейчас занят — и от этой мысли его словно прошибло током. Выгнув спину, запрокинув голову назад, он теперь двигал бедрами, представляя, как глаза юноши бы расширились от удивления, и как сбилось бы его дыхание. Наверняка он бы ко всему прочему еще и покраснел…

Мо Жань глухо застонал, представляя, как румянец цвета лепестков хайтана заливает обыкновенно бледные скулы, и как поджимаются тонкие губы… Те самые губы, которые ему так часто хотелось попробовать на вкус, когда Чу Ваньнин забывался и все-таки подходил к нему на репетициях ближе обыкновенного, касаясь его напряженных плеч.

“Расслабься. Дыши глубже” — говорил ему Чу Ваньнин в ухо. Его мягкий голос далеко не всегда отдавал холодом. По крайней мере, так было прежде.

До того, как их индивидуальные занятия прекратились.

Мо Жань задвигался резче, яростней, думая о том, что мог бы… мог бы тогда поцеловать Чу Ваньнина. Просто накрыть его губы своими — и посмотреть, как тот отреагирует. Отстранится ли — или ответит на поцелуй… Возможно, он бы приоткрыл рот, позволяя языку Мо Жаня скользнуть внутрь. Возможно, его обыкновенно такое спокойное дыхание бы наконец сорвалось в хриплый стон...

Мо Жань кончил.

Его плоть пульсировала еще какое-то время, а затем медленно обмякла. Он тихо выругался, понимая, насколько глупо предаваться подобным фантазиям.

В ту же секунду его окатило отвращением к самому себе.

Чу Ваньнин никогда бы не стал ни целовать его, ни, тем более, ласкать себя в душе, думая о нем.

Он был холодным словно кусок льда, по какой-то нелепой случайности принявший человеческое обличие.

Даже краснел-то не как все люди, а лишь местами — пунцовыми становились кончики ушей и шея, но не само лицо.

Казалось, ничто не могло заставить его утратить контроль. Уж точно не Мо Жань, которого он воспринимал как потенциальный источник неприятностей, который нужно было всегда держать на коротком поводке, в пределах видимости.

Парень отдавал себе отчет в том, почему учитель Чу подселил его к себе. Здесь нечего было додумывать.

Дело было не в том, что они были знакомы не первый год.

Не в его особенном отношении к Мо Жаню.

Чу Ваньнину было плевать на него — Мо Жань это уяснил раз и навсегда, хоть и с опозданием…

А ведь когда-то ему казалось, что между ними было нечто большее.

Всего пару лет назад все было иначе… или, может, он все это себе придумал? Принял желаемое за действительное.

Раздражаясь все сильнее, парень грубо выругался. Он уже успел привести себя в порядок после временного помутнения.

Он и сам не понимал, что именно его так привлекало в учителе Чу, что, едва завидев его, он терял контроль.

А ведь потеря контроля в его случае была особенно опасна.

Нет, ему положительно не стоило соглашаться ночевать с Чу Ваньнином в одной комнате: он понятия не имел, как выдержит с ним в одном пространстве всю ночь.

То, что поначалу он посчитал благословением небес, внезапно каким-то непостижимым образом превратилось в пытку.

В насмешку.

А как еще можно было назвать необходимость спать всего в нескольких метрах от человека, один взгляд в сторону которого поднимал член колом?.. Никакая ширма не была способна его спасти от унизительного ощущения бессилия что-либо изменить.

Приняв решение, Мо Жань обреченно вздохнул.

Он собирался провести всю эту ночь в компании Ши Минцзина — плевать, что Чу Ваньнин угрожал, будто больше не возьмет его ни на какие конкурсы.

Пускай.

Даже это было лучше, чем всю ночь лежать без сна, сгорая от желания к человеку, который только и способен, что жалить ядовитыми словами и сыпать издевками.

К человеку, который настолько холоден, что способен выбросить печенье, преподнесенное ему учеником ото всей души.

К человеку, которого от Мо Жаня и его попыток стать ему хотя бы другом, видимо, воротило.

Он лежал в постели без сна уже пару часов. Поначалу не хотел гасить свет — все еще надеялся, что Мо Жань вернется в номер, пусть и с опозданием. Но он должен был признать, что сам спровоцировал юношу сбежать.

В конце концов, какой подросток в своем уме захочет, вырвавшись из дома, проводить Циси в компании человека вроде Чу Ваньнина? Глупый… он решил, что, если расселит Мо Жаня и Ши Мэя, они не найдут способ провести эту ночь вместе.

Глаза в который раз безбожно защипало — и парень раздраженно прижал прохладные пальцы к векам. Еще этого не хватало. В какой момент он утратил контроль и позволил себе влюбиться в своего ученика?..

Если подумать, у них не было огромной разницы в возрасте — он был старше Мо Жаня всего на пару лет. Вот только с таким же успехом это могла бы быть разница в полвека, потому что он был скучным, глупым, вздорным, абсолютно никому неинтересным. Некрасивым. И, ко всему прочему, больным.

Он начал преподавать лишь потому что приступы астмы в какой-то момент обострились, и ему пришлось уменьшить количество выступлений, опасаясь, что однажды нагрузка добьет его, и он подведет труппу. Все еще выступал на сцене время от времени — но и он, и Хуайцзуй знали, что так не будет вечно. И что однажды — возможно, через год, или шесть лет — ему придется закончить карьеру танцовщика.

На самом деле, он имел вполне четкое представление, почему астма внезапно начала так быстро прогрессировать. Если раньше приступ мог случиться раз в полгода, а то и реже — теперь он вынужден был таскать ингалятор с собой буквально всюду. Брать его с собой даже в ванную — и хранить под подушкой на случай, если начнет задыхаться среди ночи.

Все пошло под откос когда он принял решение прекратить индивидуальные занятия с Мо Жанем.

Это было тщательно продуманное и очень взвешенное решение, которое он принял в одностороннем порядке потому что знал, что дальше так продолжаться не может. Он либо сойдет с ума, либо выставит себя и свои чувства на посмешище перед единственным человеком, который когда-либо проявлял к нему симпатию — и так искренне пытался стать его другом все это время.

И все разрушит.

Беда в том, что Чу Ваньнин не желал дружбы с Мо Жанем.

Он сам не знал, чего хотел от парня, учитывая, что отношения он строить попросту не способен после всего, что пережил в Жуфэн. Травматический опыт прошлого наложил на его жизнь такой глубокий отпечаток, что всякий раз, когда он даже просто допускал, что кто-то к нему может прикоснуться, его охватывал едва ли не панический приступ. Сердце начинало колотиться словно безумное, спину прошибал ледяной пот. Его трусило в лихорадке. От одной лишь мысли.

Что было бы, если бы Мо Жань попробовал к нему прикоснуться, он не знал — и проверять не собирался.

Был слишком сломлен, чтобы ставить на себе эксперименты.

Все, что ему оставалось — попытаться сохранить лицо и отдалиться от Мо Жаня так, чтобы парень и думать о нем забыл. Чтобы не пытался проявить к нему тепло, прекратил набиваться в друзья.

Он намеренно решил отдалиться.

Сначала проводил индивидуальные занятия все реже. Если прежде они с Мо Жанем занимались четыре раза в неделю, к концу прошлого года их встречи сократились до двух раз — а затем и те немногие занятия Чу Ваньнин начал переносить, оправдываясь гастролями и нехваткой времени.

Через пару месяцев его надежды, что Мо Жаню надоест заниматься в таких нестабильных условиях, и он сам решит прекратить все, так и не оправдались.

Казалось, юноша был теперь настроен еще решительнее. Он приносил Чу Ваньнину подарки — по сути, всевозможную чепуху, но… всякий раз сам факт того, что Мо Жань потратил время и карманные деньги на то, чтобы купить ему печенье или конфеты, положительно сводил с ума. Добивал его. Заставлял устыдиться самого себя и собственной решимости оттолкнуть парня.

Подарки, между тем, становились все разнообразней. Если раньше это были магазинные конфеты, то теперь Мо Жань время от времени собственноручно готовил их из шоколада специально для Чу Ваньина. Если раньше печенье бывало упаковано в обычный целлофан, теперь Мо Жань тратил время на то, чтобы красиво разложить его в бумажном крафтовом пакете, который украшал рисунками.

Чу Ваньнин зажмурился, пытаясь подавить в воспоминаниях момент, когда Мо Жань обнаружил один из своих подарков в корзине для мусора.

Почему Чу Ваньнин выбросил печенье? Сделал ли он это намеренно, чтобы Мо Жань увидел это и прекратил одаривать его своим вниманием? Отчасти. Однако он не мог отрицать, что слишком устал, и ему было невыносимо чувствовать, как юноша продолжает к нему тепло относиться несмотря на все его сознательные попытки саботировать их дружбу… или то, что сам Мо Жань считал дружбой, а Чу Ваньнин — мысленно окрестил “пыткой”.

Они не могли остаться друзьями. Это было невозможно. Не с Чу Ваньином, который знал, что его сердце однажды окажется разбито, стоит Мо Жаню повзрослеть и осознать, что его учитель — просто глупый, никчемный, скучный человек, с которым даже поговорить не о чем.

Это должно было произойти рано или поздно.

В конце концов, когда Чу Ваньнин не выдержал и напрямую сказал Мо Жаню об окончании индивидуальных занятий, было скорее поздно, чем рано.

Его собственное сердце уже предало его окончательно — и он провалился в бездну отчаяния, понимая, что бесповоротно влюблен, и что с трудом представляет, что теперь будет делать, когда в его жизни парня больше не останется.

В итоге на нервной почве его астма стала постоянной проблемой. По глупой случайности как раз из-за ухудшения физического состояния он снова вынужден был столкнуться с юношей — теперь уже как преподаватель в его балетной группе.

С удивлением он отметил, что за время, что он не видел Мо Жаня, тот действительно повзрослел — и наконец отдалился от него. У парня появились друзья-одногодки, с которыми он весело проводил время. Ему теперь вовсе не было дела до его неловкого учителя Чу — тем более, что тот держался с ним подчеркнуто отстраненно. Да и как он должен был с Мо Жанем себя вести, если одно лишь присутствие юноши на занятиях и репетициях вызывало в нем такое отчаяние? Такую боль?..

Всегда сохраняя дистанцию, он наблюдал за тем, как между парнем и Ши Мэем зарождаются первые чувства. Ши Минцзина Чу Ваньнин знал не только как перспективного танцовщика, но и как необычайно легкого, отзывчивого и добросердечного человека.

Они были дружны с детских лет — и с его стороны было бы низко ревновать Мо Жаня к человеку, который был для него словно младший брат.

Ши Мэй заслуживал счастья. Он любил жизнь — и умел ею наслаждаться.

Он был достоин.

А Чу Ваньнин — нет.

Чу умел лишь молча наблюдать из тени, как живут другие — и старался испытывать радость, когда у небезразличных ему людей в жизни все складывалось.

Но делать это становилось с каждым днем все сложнее.

В какой-то момент он понял, что ревнует Мо Жаня к Ши Минцзину — и осознание это ударило по нему словно пуля, выпущенная куда-то в сторону и случайно срикошетившая прямо в сердце.

Он сам себе опротивел.

А особенно отвратительным был, пожалуй, его недавний поступок.

Случайно увидев в вещах Мо Жаня вышитый шелковый платок, он не мог не догадаться, что парень приготовил его в подарок Ши Мэю на Циси.

По всему выходило, что этой ночью Мо Жань собирался признаться Ши Минцзину в любви — именно с этой целью и дарили платки в этот праздник. Тут не могло быть никаких инотолкований.

Чу Ваньнин закрыл лицо руками, чувствуя, что сгорает от стыда.

Он украл этот чертов платок из вещей Мо Жаня!

Какое бесстыдство!!!

Зачем он вообще это сделал?!..

Мо Жань мог вполне признаться Ши Минцзину в чувствах и словами, без всяких подарков. Едва ли такая потеря могла его остановить.

Проблема была в другом.

Чу Ваньнин задохнулся от подкатывающих к горлу рыданий, вспоминая, что на платке были вышиты аккуратными, четкими стежками распускающиеся цветы хайтана.

Те самые цветы, которые Мо Жань так любил изображать на коробках с печеньем. Которые весной, бывало, мог наломать в парке и принести ему — просто так, чтобы поднять настроение.

Те самые цветы.

Теперь Мо Жань хотел дарить их другому человеку.

Они больше не принадлежали Чу Ваньнину — и никогда не будут принадлежать…

Чу Ваньнин не знал, сколько пролежал без сна, беззвучно захлебываясь собственными слезами — казалось, он никак не мог остановиться, сколько ни тер лицо. Они просто лились из его глаз подобно прорвавшей плотине, которую больше невозможно было починить.

Он украл этот чертов платок потому что все еще хотел присвоить себе что-то, что стало бы для него частью воспоминаний о Мо Жане и том беззаботном времени, когда парень был его учеником — когда Чу Ваньнин считал его своим другом и еще не знал, что его сердце вот-вот разобьется.

Мо Жань вернулся в номер только к рассвету. На самом деле, он отправился прогуляться по чужому городу после конкурсного выступления в одиночестве — в какой-то момент он понял, что не сможет выдержать бесконечный треп Ши Минцзина, который, казалось, и минуты не мог провести с закрытым ртом.

Ему было хр*ново.

По-настоящему.

И он понятия не имел, что с этим делать.

В какой-то момент он остановился посреди темной улицы и, запрокинув голову вверх, уставился на безжизненно холодное темное небо. Даже оно напоминало ему своим цветом глаза его учителя — темные, бездонные, похожие на разверстый космос.

Из-за отсвета огней ночного города звезд практически не виднелось, так что нечего было и надеяться увидеть падающую звезду.

Да и что он мог бы загадать?

Все, чего ему хотелось по-настоящему — вернуться в номер, где, должно быть, его ждал злой как демон преисподней Чу Ваньнин, готовый растерзать на куски из-за опоздания.

Вот только… разве был Мо Жань виноват, что так сильно желал этого демона? Разве мог он с этим хоть что-то поделать?

Он был, мать вашу, влюблен.

Казалось, чем хуже к нему относился Чу Ваньнин, тем сильнее парень влюблялся.

Все, что ему оставалось теперь — блуждать по ночному городу до самого утра, потому что вернуться в гостиницу он просто не мог.

Когда небо начало светлеть по кромке горизонта, внезапно пошел сильный дождь.

Парень вымок до нитки, и теперь одежда облепляла его словно утопленника.

Он тихо приоткрыл дверь номера и проскользнул внутрь — мокрый, с волос бесконечно капало. Продрогший до нитки словно бездомный пес, вышвырнутый хозяином.

В номере было тихо.

Парень бросил взгляд в сторону ширмы, украшенной изображениями парящих сорок — однако та надежно скрывала от него дальнюю от двери кровать, и учителя Чу, который, очевидно, уже давным-давно мирно уснул, так и не дождавшись ученика с поздней прогулки.

Поборов желание хотя бы мельком взглянуть на спящего юношу, Мо Жань направился прямиком в постель. Стянул с себя мокрую насквозь одежду — и бросил ее прямо на пол. Натянул на себя просторную футболку для сна — не до конца был уверен, что надел ее нужной стороной, но сейчас ему, по правде, было все равно. Она липла к вымокшей под дождем коже и мешалась, но он не рискнул бы включить свет на случай, если Чу Ваньнин все-таки спал не так уж крепко.

Немного поколебавшись, он сел на своей постели и уставился на ширму, отделявшую их кровати.

Какого хр*на он делает?!..

С волос продолжало течь ручьями. Его руки мелко дрожали — и он обхватил себя за талию, медленно покачиваясь из стороны в сторону, отчаянно пытаясь успокоиться.

Дышать медленнее.

Не думать о Чу Ваньнине, который лежал, такой беззащитный, всего в паре метров от него, и ни о чем не подозревал.

Не думать, что мог бы, пока тот спит…

“Бл*ть!!!”

Мо Жань обхватил голову руками, продолжая раскачиваться.

А затем вскочил на ноги и беззвучной тенью преодолел расстояние между собой и спящим учителем Чу.

Это было недостойно?!..

Плевать!!!

Он оперся руками по обе стороны от головы Чу Ваньнина, склоняясь к нему. Тяжелые влажные капли падали Чу на лицо, но Мо Жаню было плевать.

Проснется?!

Ну и пусть!!!

Он склонился к Чу еще ниже, и теперь мог слышать странно хриплое, прерывающееся дыхание своего учителя. Оно было медленным, но отчего-то словно... натужным.

Мо Жань опустил голову ниже, и его губы накрыли мягкий, чуть приоткрытый рот.

Соленый…

Почему его губы были такими горько-солеными?!..

На вкус поцелуй был словно глоток морской воды.

Мо Жаня буквально затрясло от этой *баной горечи, его пальцы сжались по обе стороны от головы не сопротивляющегося и ни о чем не подозревающего Чу.

Его язык уже проникал в рот учителя, соприкасаясь с нежными стенками щек, двигаясь нагло, в порыве охватившего безумия. Чу Ваньнин не смог бы сейчас остановить его, даже если бы проснулся и попытался оттолкнуть — но… к счастью, он действительно крепко спал.

Что… что он творит?..

Он целует находящегося в бессознательном состоянии учителя, пользуясь тем, что тот ни о чем не догадывается.

И его это, мать вашу, возбуждает…

Мо Жань резко отпрянул в сторону, словно обжегшись.

Что он творит?!..

Дрожащей рукой он накрыл свой рот, все еще чувствуя соль и горечь.

“Это был вкус слез, — изумленно понял он через некоторое время, когда его наконец перестало колотить нервной дрожью. — Определенно… вкус слез”.

В груди что-то болезненно сжалось, но парень тут же заставил себя ожесточиться, вспоминая, как Чу Ваньнин выбросил его с таким трудом и заботой приготовленный подарок. Как с каждым днем взгляд Чу, обращенный к нему, становился все более холодным и отстраненным.

Ему было все равно, почему Чу Ваньнин плакал этой ночью.

Мог вырыдать тут хоть целый океан — какое Мо Жаню было до этого дело?!..

Его вообще не должно было это беспокоить.

Комментарий к Экстра. Ночь Семерок Всех с праздником Циси! Я постаралась сделать эту часть максимально в духе этого дня.

Те, кто знаком с легендой, заметят, что у нас тут Мо Жань, как Ткачиха, шил платочки, и Чу Ваньнин, как Пастух, крал вещи. И сороки на ширме символизировали что-то — но автор не уверен до конца, что именно. Самые внимательные также вспомнят, что Мо Жань в одной из глав обнаружил среди вещей Ваньнина смутно знакомый платок.

Да, дождь в этот день традиционно считается приметой к тому, что влюбленные друг в друга Пастух и Ткачиха так и не смогли встретиться.

Всем любви!

====== Часть 38 ======

Комментарий к Часть 38 Примечание: это не эпилог, а обычная прода.

...В просторном холле второго этажа, казалось, случилось вселенское столпотворение: балет закончился полчаса назад, но никто почему-то не торопился уходить несмотря на отличную вечернюю погоду, располагающую к прогулкам по ночному городу. Казалось, все чего-то ждут… и Мо Вэйюй действительно догадывался, чего. Время от времени он выглядывал из-за дверей гримерной, однако покидать её не спешил. В воздухе мешались тяжёлые ароматы разношерстных парфюмов и цветочных букетов: приторно-сладкие сахарные розы цвета бургунди, влажно-пудровые белоснежные лилии и пряно-зелёные бархатные ирисы. В шумной толчее терялись отзвуки оркестра — бодрый кофейный джаз, так разительно отличающийся от строгой классики постановки — но даже его разгоряченные ноты растворялись в общем гуле голосов словно таблетка шипучего жаропонижающего.

— Ну, и сколько ещё ты будешь меня здесь держать? — балетмейстер Чу, успевший принять душ и переодеться в повседневное, сидел на длинном диване, вытянув ноги. От безделья он решил размяться, попеременно оттягивая стопы.

Вместо ответа Мо Жань лишь покачал головой.

Стоит им покинуть гримерку, как толпа накинется на них подобно рою разъяренных ос. Чу Ваньнина с его непереносимостью прикосновений окружат ни о чём не подозревающие зеваки — и мужчина будет слишком вежлив, чтобы попросить всех убраться с дороги.

Мо Жань устал наблюдать за тем, как балетмейстер притворяется, словно всё в порядке: год совместных гастролей в абсолютно безумном графике научил его различать, когда тот приближается к пределу возможностей. Возвращение в столицу должно было стать заключительным этапом, после которого они оба собирались взять продолжительный отпуск… вот только понимание Чу Ваньнином слова “отдых”, как выяснилось, отличается от того, что успел навоображать Мо Вэйюй.

— Нам ведь совсем не обязательно участвовать в новой постановке, — между делом, пробормотал он себе под нос. Он не обращался ни к кому конкретно, однако Чу Ваньнин всё равно услышал.

— После всего, через что мы оба прошли, ты собираешься снова всё бросить?..

— Я не это имел в виду… — попытался замять тему Вэйюй, но балетмейстер Чу, очевидно, явно не был впечатлён таким объяснением. Он хмуро уставился на Мо Жаня, в выражении его глаз читалось прямым текстом: “да что ты говоришь — шесть лет назад ты хлопнул дверью, и явно не собирался возвращаться, пока я тебя едва ли не силком затянул на репетицию”.

И Чу Ваньнин был, конечно же, прав.

Год назад Мо Вэйюй даже не думал возвращаться в классический танец: для него казалось полным абсурдом, что после такого длительного перерыва это вообще возможно, а сам он в то время был уверен, что, скорее, проглотит язык, чем позволит себе заговорить с балетмейстером снова.

Однако… как же он ошибался.

И вот он снова танцует главную партию в новой постановке Чу — при этом даже не до конца уверен, как на это согласился. Вполне вероятно, Чу Ваньнин его даже не удосужился спросить — просто поставил перед фактом, что завтра они вдвоем выходят на первую репетицию, так что им обоим следует вернуться домой пораньше и выспаться.

— Я, правда, не имел ничего такого в виду, — Мо Жань осторожно покусывал губу, размышляя, сколько ещё им придётся проторчать в гримёрной.

— Я не участвую в постановке, — Чу Ваньнин сложил руки на груди, и, запрокинув голову, уставился в потолок. Приглушённый свет обрамляющих зеркало ламп отбрасывал на его лице замысловатые тени, заостряя и без того резкие, словно клинок, черты. Мо Вэйюй против воли засмотрелся, а потому не сразу понял, что именно ему сообщил балетмейстер.

— Что?.. — в какой-то момент он осознал, что прощелкал клювом главное. Чу Ваньнин… он, что, намеренно его отвлёк?..

“Ерунда какая-то…”

— Твоей партнёршей станет Е Ванси.

Вэйюй уже понял, что не ослышался. И, всё же, не был готов к такому повороту, а потому несколько секунд продолжал безмолвно смотреть на Чу.

Значит, балетмейстер не будет танцевать?..

— Я думал, что… — Мо Жань прокашлялся, пытаясь придать своему голосу больше уверенности, — ...после того, как всё немного улеглось, тебе ведь стало лучше. У тебя не было приступов весь этот год, и нагрузка…

— Это женская роль, — оборвал его Чу Ваньнин. — Мы ставим “Баядерку” Минкуса. С какой стати мне быть твоим партнёром? Если ты забыл, то, пожалуй, напомню — я балетмейстер, а не танцовщик.

Мо Жаня, похоже, его тирада ничуть не убедила. Он продолжал растерянно смотреть на Чу, как если бы ждал, что тот переменит решение.

— Это. Женская. Роль, — повторил Чу Ваньнин с нажимом, и замолчал. Этим было всё сказано.

Вэйюй вздохнул, понимая, что переупрямить мужчину ему не удастся — по крайней мере, не сейчас, когда тот, кажется, даже молчание Мо Жаня воспринимает в штыки.

— А зачем мы ставим “Баядерку”? — поинтересовался он вяло.

Перспектива танцевать с кем-то кроме Чу Ваньнина свела к нулевой отметке и без того отсутствующий энтузиазм.

— Затем, что из тебя выйдет неплохой Солор, и все эти издания, пишущие про “дуэт огня и кипящего масла”, должны увидеть тебя в паре с кем-то… более подходящим, — Чу продолжал изучать потолок так пристально, что Мо Жань на мгновение даже засомневался, нет ли там и вправду чего-то особенно увлекательного. Но — нет. Тот был пуст и невинно-белоснежен, как обычно.

— Чу Ваньнин… — он бесшумно двинулся в сторону дивана. — Посмотри на меня.

— Я на тебя смотрел минуту назад, — балетмейстер, казалось, намеренно не желал поворачиваться в сторону Вэйюя. С отсутствующим видом он продолжал глядеть куда-то вверх — словно вопрошая небеса, за что его настигло проклятие в виде несносного Мо Жаня.

— Так посмотри ещё раз…

Было видно, что Чу Ваньнин этого не сделает, а потому Вэйюй улучил момент и запрыгнул на диван, упираясь коленями по обе стороны от бедер мужчины, хищно нависая над ним.

Балетмейстер застыл. Он явно не ожидал ничего подобного.

В широко распахнутых глазах промелькнула целая вереница чувств: мгновенный испуг, недоверие, грусть…

— Что, если кто-то войдёт?.. — прошептал сдавленно он.

— Что, если нет?.. — Мо Жань склонился ниже, его губы практически касались кончика носа Чу, иногда задевая его. — Ты всегда думаешь только о плохом.

Чу Ваньнин смерил его едким взглядом, в котором читалось невысказанное “а ты, похоже, думаешь чл*ном”.

Мо Жань склонился ещё ниже, часть прядей теперь падала ему на лицо, отчасти скрывая от Ваньнина медленно разгорающийся румянец на щеках и пожар во взгляде оттенка ранних сумерек.

Он скользнул длинными пальцами по подбородку Чу, затем медленно спустился к шее, очерчивая острый кадык, прошёлся по угловатой линии плеч.

Чу Ваньнин поджал губы, тёмные брови сошлись к переносице. Острый взгляд метал громы и молнии — и в то же время мочки его ушей стремительно заалели.

— Что, если даже нас увидят вместе?.. — продолжил Мо Жань, и внезапно его щеку обожгла хлёсткая пощёчина. — Ай!..

Он перехватил руку Чу Ваньнина, не давая тому времени отдёрнуть её, и тесно прижал к своей груди — туда, где так алчно колотилось сердце. Их лица пылали: Чу Ваньнин был отчаянно смущен, Мо Жань — объят желанием. Впервые за этот вечер помимо десятков тяжёлых ароматов цветов и парфюмов он чётко различил будоражащую цветущую яблоню. Тонкий запах усиливался у линии роста волос, у самой шеи мужчины. Кожа Чу Ваньнина не только одурманивала, но и была удивительно нежной, на ней легко появлялись синяки и отметины, потому весь этот год Мо Вэйюй был предельно осторожен чтобы не оставлять следов. Однако гастроли закончились, и он внезапно ощутил себя псом, дорвавшимся до лакомства, в котором ему так долго отказывали.

В следующий миг его зубы сомкнулись на горле Чу, и тот тихо вскрикнул, пытаясь отстраниться — вот только он лежал на диване, упираясь затылком в подушку, и уворачиваться было попросту некуда.

— Что… ах… что ты… делаешь?.. — он сощурился на Вэйюя, но мягкий подрагивающий голос выдавал волнение.

Вместо ответа Мо Жань продолжил изучать молочно-белые изгибы длинной шеи. Чу Ваньнин его не отталкивал, и этого было достаточно, чтобы понять: все эти слабые протесты ни о чём. В какой-то момент Чу сдался, его губы дрогнули, а затем свободной рукой он потянул Вэйюя на себя. Примерно в ту же секунду раздался настойчивый стук в дверь.

— Мо Жань… — Чу Ваньнин дёрнулся, и наверняка стукнулся бы носом об лоб юноши, если бы тот вовремя не уклонился. Впрочем, Вэйюй, казалось, вовсе не был ни обескуражен, ни смущен. Его губы на этот раз сомкнулись на мочке уха Чу, он принялся играть с нею языком.

— Ммм?.. — вероятно, он не мог ответить ничего более связного из-за того что его рот был занят.

— Мо Жань!.. — балетмейстер на этот раз всерьез запаниковал, ему даже удалось согнуть одну ногу в колене в попытке оттолкнуть Вэйюя — однако из-за всей этой беспорядочной возни Мо Жань каким-то образом оказался прямо между его бедер, и поза стала выглядеть еще более непристойно.

Между тем дверь гримерки резко приоткрылась буквально на пять цуней, и внутрь просунулось недоумевающее лицо Сюэ Мэна, которое в одну секунду изменилось в выражении.

— Чёрт тебя побери, Мо Жань!.. — Вместо того, чтобы молча закрыть дверь и удалиться он заскочил в гримерную с пылающим лицом. — Ты ненормальный!.. Ты!..

Чу Ваньнин снова попытался оттолкнуть Вэйюя — на этот раз, свободной рукой перехватив того за шиворот рубашки. К несчастью, из-за натяжения ткани несколько верхних пуговиц с треском оторвались, и в итоге ткань на груди юноши неловко распахнулась.

— Черт тебя побери, псина!.. — завопил Сюэ Мэн снова во весь голос. Казалось, еще немного, и из его ушей повалит пар. — Немедленно прекрати приставать к балетмейстеру Чу!..

— Да я ничего в общем-то не делаю, это балетмейстер… — Мо Вэйюй наконец поднял голову чтобы ответить, и тут же получил затрещину.

— Мо Вэйюй!.. — взбеленился Чу Ваньнин. — Весь стыд потерял!..

— По крайней мере, я не вламываюсь без стука… — попытался оправдаться он, но Сюэ Цзымин тут же перебил его.

— Я стучался!..

— ...и, что, тебе ответили? — Мо Жань опасно прищурился.

Сюэ Мэн раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но затем, махнув рукой, пробормотал:

— Просто… просто скажите спасибо, что это был я. — Он вышел из гримерной, показательно громко хлопнув дверью.

Мо Жань картинно приподнял брови, опуская взгляд на собственную распахнутую на груди рубашку, а потом переводя его на онемевшего от шока Чу Ваньнина.

— Это было… страстно.

— Заткнись.

— Мне понравилось… — хотел, было, продолжить Вэйюй, но его рот тут же накрыла худощавая бледная ладонь.

— Мой телефон… где он? — зрачки Чу Ваньнина внезапно расширились, словно у ошалевшего кота, который вдруг оказался на матрасе посреди глубокого бассейна.

— Хорошая попытка, — усмехнулся Мо Жань, и потянулся, чтобы возобновить поцелуи, но Чу Ваньнин впечатался ладонью в его лицо, резко отталкивая его от себя. По всему было видно, что он распереживался.

— Я не шучу. Мо Жань, я не чувствую телефона в кармане джинсов…

— Возможно, ты его туда не положил, когда переодевался? — Вэйюй вздохнул. — Он может быть среди твоих вещей…

— Я не припоминаю, чтобы видел его, — балетмейстер покачал головой. — Набери меня, если тебе не сложно.

Мо Жань наконец сдался, понимая, что Чу Ваньнин не успокоится, пока не найдёт свой мобильник. Ему пришлось встать с дивана и порыться в рюкзаке чтобы найти свой смартфон, затем некоторое время он сосредоточенно хмурился, пялясь в экран.

Чу Ваньнин сел на диване, попутно поправляя сбившуюся толстовку. Выглядел он несколько испуганно.

Мо Жань вздохнул:

— Ты не в сети…

Их взгляды встретились, и Вэйюй с сожалением понял, что Чу Ваньнин, который за этот год, как он считал, казалось, отчасти избавился от повышенной тревожности, снова выглядел до странного затравленно. Ему был знаком этот болезненный растерянный взгляд — всё это напоминало времена, когда балетмейстер получал угрозы.

— Эй, всё ведь в порядке!.. Может быть, он просто разрядился, и ты его забыл дома, или ещё где… — затараторил Вэйюй, отчаянно пытаясь разрядить гнетущую обстановку. — Ну же, что за лицо?..

— Я зарядил его с утра, и совершенно точно взял с собой. — Чу Ваньнин покачал головой. — Думаешь, я совсем не в себе, чтобы не запомнить такое?..

— Конечно-конечно, ты всё помнишь! — закивал Мо Жань, активно размахивая руками, и ими же задевая стойку с одеждой. Планки перекосились, и несколько кофров с костюмами медленно но верно поползли вниз. Мо Жань попытался их подхватить, и в итоге вся конструкция с грохотом рухнула на пол.

Чу Ваньнин закрыл лицо руками.

— Я… я всё подниму! — Вэйюй принялся собирать рассыпавшиеся по полу костюмы.

— …… — балетмейстер Чу продолжал сидеть с абсолютно каменным выражением лица, наблюдая за происходящим. Однако было видно, что мгновенное оцепенение прошло, и теперь он был просто несколько раздражен — да и только.

— Я могу пройтись и порасспрашивать труппу — может быть, кто-то из них видел твой мобильный, — предложил между делом Вэйюй, продолжая кое-как собирать кофры и костюмы.

— В этом нет нужды.

— Почему?.. — он замер, вглядываясь в лицо Чу Ваньнина.

— Я вспомнил, что оставил его прямо здесь. На столике. Значит, здесь кто-то был во время выступления — и кто-то его забрал, — балетмейстер говорил спокойно, но при этом было видно, что каждое слово даётся ему большим трудом.

— Ты в этом уверен? — Вэйюй растерянно отложил в сторону охапку костюмов, и завертел головой. — Но Хуайцзуй же…

— Знаю, — Чу вздохнул. — Я навещал его.

— …… — настала очередь Мо Жаня молча уставиться на балетмейстера. Он просто не мог подобрать правильных слов, чтобы хоть что-то на это ответить, в голове вертелся оглушительный мат.

Хуайцзуй столько лет морочил голову Чу Ваньнину, и в итоге довёл мужчину до состояния, когда тот боялся лишний раз выходить из дома и даже просто с кем-либо сближаться, будь то дружба, или обыкновенное общение вне балетных тем.

Мо Жань опасался, что мужчина и дальше не оставит попыток контролировать Чу — и ему было неприятно осознавать, что Ваньнин этого, казалось, не замечал, хотя именно он был настоящей жертвой в этой ситуации.

— Он был мне вторым отцом, — Чу Ваньнин заметил выражение лица Мо Вэйюя и поспешил объясниться. — Я не могу оставить его. Он такого отношения не заслужил.

Вэйюй не знал, как на это реагировать. По его мнению, Хуайцзуй легко отделался. Ему было всё равно, что тот едва не обвёл его самого вокруг пальца, и по его вине он загремел в больницу — гораздо сильнее его беспокоил Чу Ваньнин и его попытки оправдать своего наставника. Всё это выглядело как результат некой долгоиграющей манипуляции…

— Прекрати, — балетмейстер Чу хмуро уставился перед собой. — Он здесь ни при чем. Я… пойду, сообщу о случившемся охране.

Он резко поднялся на ноги. Движения стали неловкими и деревянными.

— Стой! — Мо Жань перехватил его за руку. — Мы пойдём вместе.

Он отлично помнил, как Чу Ваньнин обращался в полицию, когда получал угрозы, и как всякий раз к нему относились с насмешливым презрением — так, словно всё это было не то его собственной игрой воображения, не то попыткой привлечь внимание на ровном месте.

Наверняка Чу тоже вспомнил об этом, а потому всё ещё медлил.

— Не беспокойся, я подтвержу твои слова, — Мо Вэйюй подмигнул Чу.

Тот натянуто улыбнулся.

— Я пойду сам.

Разумеется, им предстояло пройти через весь этаж и спуститься по лестнице — задача не из лёгких, потому что зрители после выступления всё ещё продолжали слоняться без дела.

Вэйюй знал, чего они ждут: все они надеялись увидеть их с Ваньнином вместе, чтобы понять, насколько реальны слухи об их отношениях.

Ему самому было глубоко всё равно, увидит ли кто-нибудь его с Чу, однако балетмейстер продолжал сохранять видимость сугубо рабочих отношений.

По правде, это было не то, чтобы приятно — скорее, наоборот.

— Я могу пойти сам, а ты подождёшь меня, — парировал Мо Вэйюй, понимая, что ему всё равно не хочется предоставлять Чу Ваньнину справляться со всем в одиночку.

В чём тогда был смысл этих отношений, если Чу не позволит ему ничем себе помочь?..

Балетмейстер кивнул. По тому, как мгновенно расслабились его лицо и линия плеч, можно было сказать, что он испытал облегчение — он действительно собирался продираться сквозь толпу один, прекрасно зная о собственной проблеме с восприятием чужих прикосновений, и общаться с охраной тоже был намерен сам.

Он был настолько напуган пропажей телефона...

Впрочем, это было вовсе неудивительно, если учесть, через что им пришлось пройти.

Мо Вэйюй ободряюще улыбнулся ему:

— Жди меня тут, и никуда не выходи. Я скоро вернусь…

Чу фыркнул себе под нос что-то про то, что он взрослый человек, и не нуждается в подобной чуши, но Вэйюй пропустил это мимо ушей. Чу Ваньнин нуждался в этом, что бы он ни утверждал по этому поводу, и как бы ни пытался казаться сильным.

Впрочем, в его силе Мо Вэйюй не сомневался — ведь именно Чу Ваньнин год назад спас его.

Чу Ваньнин, на самом деле, в критических обстоятельствах был способен практически на всё, и это пугало Мо Вэйюя намного сильнее, чем он показывал.

Ваньнин дважды спас его год назад... но какой ценой?..

Мо Жань, очнувшись в больнице, поклялся, что попытается оградить его любыми возможными способами от новых потрясений. Он хотел заботиться о Чу, потому что до этого у мужчины не было никого, кто бы делал это искренне, и ничего не требовал взамен.

Чу Ваньнин мог фыркать на него, закатывать глаза, однако Мо Жань был уверен — в глубине души мужчина рад, что ему не придётся разбираться со сложившейся ситуацией в одиночку.

С этой мыслью он вышел из гримёрки и спустился по лестнице вниз.

Комментарий к Часть 38 Прошу прощения, но эпилога не будет в ближайшее время ✨ Я сама не знаю, что пишу — знаю только, что в конце лета испугалась, что никогда не закончу эту историю, или всё испорчу, и в итоге как-то всё недописала. В общем, выливка потихоньку возобновляется. Что-то будет. Возможно, что ничего хорошего...

====== Часть 39 ======

....Позже, вернувшись домой, Мо Жань ещё раз на всякий случай всё перепроверил, но телефон Чу Ваньнина словно растворился в воздухе: его попросту нигде не было.

Сам балетмейстер Чу, на первый взгляд, вовсе не был расстроен пропажей — однако выпил не менее трёх чашек травяного чая, и весь вечер почти не обращал на Вэйюя внимания, погрузившись в вычитку нового сценария. Мо Жань знал, что делает он это намеренно, чтобы отвлечься от произошедшего, а потому не мешался. Впрочем, ему пришлось трижды напомнить мужчине, что тот сам говорил, будто собирался лечь пораньше, прежде чем Ваньнин перебазировался с ноутбуком на коленях в кровать — да так и продолжил сидеть.

Мо Жань уснул, глядя на синие отсветы на бесстрастном лице — а, когда проснулся от звонка будильника, обнаружил, что Чу уснул сидя, и его ноут давно ушёл в ждущий режим. Он решил дать балетмейстеру ещё немного отдохнуть, так что приготовил завтрак — и лишь затем его разбудил.

Удивительно, но тот ни на что не жаловался, и выглядел всё таким же погружённым в размышления, хотя наверняка спина и шея его затекли так, что даже подъем с кровати дался не без усилий. Однако, когда Вэйюй предложил сделать ему массаж, Ваньнин смерил его таким взглядом, словно речь шла о постельных экспериментах, а не о банальной человеческой заботе.

Завтракали они в тишине. По пути на репетицию Чу Ваньнин отвечал на попытки Мо Жаня завязать диалог односложно и вяло — а, когда тот спросил, что именно случилось, пожал плечами:

— Сам как думаешь?..

Вэйюй растерянно вздохнул. Он знал, что дело в пропаже телефона — но, в конце концов, это ведь всего лишь вещь. Прямо в обед они могут выйти и купить новый… с чего так накручивать себя?

Они подъехали к уже хорошо знакомому залу, где проходили репетиции, не требующие большой сцены — и почти сразу разделились: Чу Ваньнин отправился общаться с новым помощником-хореографом, а сам он присоединился к Наньгун Сы и Е Ванси. Чуть позже они ждали и Ши Минцзина — эта постановка должна была стать первой после длительного перерыва и сложнейшего периода реабилитации парня.

— Это было… смело, — без вступлений начал Наньгун Сы. — И как вы, ребята, на это решились?..

Е Ванси деликатно покашляла в кулак, призывая товарища замолчать, и он примирительно закивал головой. Мо Жань, который в свою очередь вообще не понял, о чём речь, приподнял брови:

— Решились — на что?..

Он смотрел на Наньгун Сы, а тот добродушно улыбался, приподнимая большие пальцы рук вверх, и одобрительно кивал. Так продлилось примерно пару секунд...

— Мо Жань… — Чу Ваньнин подошёл к нему слишком тихо, а потому Вэйюй не сразу понял, что стоит за его спиной.

Знакомый голос вызвал у него широкую улыбку — и в следующее мгновение он бодро развернулся вокруг своей оси:

— Балетмейстер Чу…

Однако выражение лица Чу Ваньнина было ледяным, и он даже не подумал улыбаться в ответ — лишь сильнее сжал губы, словно колебался, стоит ли говорить что-то, что вертелось на языке.

— Вы очень красивая пара, — вклинился Наньгун Сы. Е Ванси снова незаметно одернула его, однако это его не остановило. — То видео из Европы… просто балдеж!..

Чу Ваньнин продолжал неотрывно сверлить взглядом Мо Жаня, который всё больше терялся в догадках, лихорадочно перебирая в голове все видео, которые могли бы привлечь столько внимания… но в голову, как назло, ничего не приходило.

— Видео?.. — повторил он растерянно.

— Кто-то выложил наше совместное видео с гастролей в мой аккаунт, — мрачно резюмировал Чу Ваньнин. — Вероятно, тот самый человек, который вчера украл мой телефон.

— Это то видео, где… — Мо Вэйюй насторожился.

— Посмотри сам, — Чу Ваньнин покачал головой. — Его слили ночью. Сегодня утром у меня состоялся важный разговор — и я принял решение на время взять отпуск. Съезжу куда-нибудь, отдохну.

Мо Жань застыл. Он не верил собственным ушам. Происходящее казалось какой-то дурной шуткой.

“Чу Ваньнин… который сразу после гастролей так рвался работать… берёт отпуск? С чего бы?”

С другой стороны, возможно, это было правильным решением — им обоим стоило бы как следует набраться сил. Вэйюй давно об этом говорил — вероятно, Чу наконец решил к нему прислушаться?..

— Хорошо. Я забронирую билеты и отель… — он неуверенно заулыбался, но Чу не разделил его энтузиазма.

— Я забронирую всё сам. Ты остаёшься.

Каждое слово обрушивалось словно неподъемный жернов.

После года, проведенного в постоянной близости, когда ни один из них не расставался с другим более, чем на сутки, внезапная новость… внушала ужас.

Мо Жань сжал ладонь Чу в своей так крепко, как только мог, не совсем понимая, что именно делает — и, главное, зачем.

— Вэйюй… — Ваньнин попытался остановить его, как делал всегда при посторонних, но парень хмуро уставился на него, а затем усмехнулся, кивая подбородком в сторону коллег:

— Им давно уже всё известно. От кого нам прятаться?.. О каком вообще видео речь?

— Там, на самом деле, нет ничего особенного: это пятнадцатисекундный ролик в доуин, съемка видов ночного города с балкона, но в балконном стекле… есть отражение, — решил уточнить Наньгун Сы, уверенный, что помогает.

Вот только после его слов лицо Ваньнина, кажется, и вовсе потеряло всякие краски.

Он не пытался выдернуть руку из хватки Мо Жаня, не отводил взгляда, но в его глазах читалась странная прохладная решимость.

— Пойдём.

Он явно не хотел говорить при свидетелях — и, разумеется, был прав.

Мо Вэйюй вздохнул. Он теперь понял, о чем толковали в труппе: кто-то слил то самое видео, которое Чу Ваньнин записал на телефон — по сути, там не было ничего особенного, но в отражении окна, присмотревшись, кто-то вполне мог различить два мужских силуэта, которые стояли друг к другу достаточно близко. В конце один мужчина обнимал другого за талию, привлекая к себе ближе.

Там не было ни поцелуев, ни еще каких-либо откровенных сцен, от которых Чу стоило бы так сильно сходить с ума или злиться. Стыдиться было нечего.

Так почему же Чу Ваньнин так остро отреагировал?..

Они оба отдалились от труппы на приличное расстояние, и всё ещё продолжали идти в сторону пожарной лестницы по практически пустому коридору. Всё это время Вэйюй продолжал сжимать ладонь Чу в своей — и ему казалось, словно он никак не может согреть эти пальцы. Ваньнин почему-то был слишком холодным — и это явно было нездорово...

В итоге они оказались на одном из скудно освещённых лестничных пролётов, куда наверняка месяцами не заглядывал даже ночной охранник.

Только тогда Чу Ваньнин остановился. Он дышал чаще обычного и выглядел предельно напряженным. Глядя прямо на Вэйюя, он равнодушно спросил:

— Это ведь не твоих рук дело?

— Что?.. — Мо Жань изумлённо распахнул глаза.

— Видео. Украденный телефон из гримёрки… ты ведь к этому не причастен?

Теперь уже происходящее начинало выходить за всякие рамки понимания.

Как балетмейстеру вообще могло прийти в голову что-то подобное?..

Видимо, на лице Мо Жаня отразилась обида, а потому Чу Ваньнин тут же пошёл на попятную:

— Прости. Я не должен был… спрашивать. Я тебе доверяю, но… всё ещё не понимаю, кто мог это сделать. И… зачем?

— Возможно, это журналисты, — Мо Жань вздохнул. — На том видео ведь особо ничего не поймешь. Лиц не видно… и, даже если бы там было что-то примечательное, рано или поздно все и так узнают о наших отношениях. Неужели ты думаешь, будто их удастся скрывать вечно?

Ответом послужило гробовое молчание — и стало понятно, что примерно так Чу Ваньнин в самом деле и думал.

“Бл*дство…”

Мо Жань рассеянно почесал шею. Он чувствовал себя предельно паршиво: с одной стороны, из-за того, что плохо было Чу Ваньнину, с другой — потому что внезапно пришло осознание, что тот продолжает считать их отношения некой грязной тайной, которую необходимо скрывать любой ценой.

Сам Мо Вэйюй, разумеется, так не думал — ему с почти что детской наивностью хотелось, чтобы весь мир знал о том, что они вместе. Чтобы Чу Ваньнин не прожигал его негодующими взглядами, когда он берёт его за руку, или хочет обнять. Он не желал прятаться от окружающих, словно они с Чу какие-нибудь преступники. Мечтал ходить на настоящие свидания, не притворяясь, что они всего лишь близкие друзья, или коллеги...

Какая разница, что подумают об их отношениях случайные люди, если они будут друг у друга? Если в любой ситуации Мо Жань сможет обнять Чу, зарывшись лицом тому в плечо — и тот обнимет его в ответ?..

— На том видео мог быть кто угодно, — решил он зайти с другой стороны, пытаясь успокоить Ваньнина, как умел.

— Но его выложили с моего аккаунта, — балетмейстер покачал головой. — Очевидно, что всё это снимал я. И, по правде, мне не стоило этого делать...

— Это не так, — Мо Вэйюй затряс головой из стороны в сторону, но Чу его остановил.

— Мне действительно давно следовало взять небольшой отпуск. Я устал, и мой помощник вполне может подготовить постановку. Мо Жань, будет лучше, если ты останешься и продолжишь работать над ролью, а я на время уеду…

— Ты… меня бросаешь? — вдруг оборвал его Мо Жань.

Внезапно ему стало по-настоящему страшно. Он впился пальцами в прохладную ладонь, как если бы пытался из последних сил удержать этот физический контакт — словно создавал между ними невидимую связь, которая не позволит Чу отвернуться от него.

“Неужели тебе так важно, что об этом думают или говорят чужие люди?.. Тебе недостаточно моей любви, Чу Ваньнин, чтобы вообще не думать ни о чём — после стольких лет недоговорённости… стольких событий, ты всё ещё считаешь, что кто-то посторонний вправе решать, можем ли мы быть вместе?..”

Мо Вэйюй застыл, словно изваяние. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Исчезнуть.

Почему Чу Ваньнин так с ним поступает?..

Чу Ваньнин опустил голову. Тусклые лампы почти не освещали лестничный пролёт, а потому Мо Жань не мог видеть его выражения лица, отчего понимать его истинные эмоции было невозможно. Молчание тянулось около минуты — однако, по ощущениям Вэйюя, куда дольше.

— Нет, — Чу Ваньнин тяжело вздохнул, как если бы только что решал в голове сложнейшую загадку. — Я вернусь, и мы будем работать параллельно — над разными проектами. Так никто не посмеет говорить, будто… — он замолчал.

— Говорить что?.. — Вэйюй подался вперёд. Он давно уже кипел от злости — лицо его раскраснелось, ноздри подергивались, взгляд полыхал злыми искрами.

Однако он не знал, на кого злится сильнее: на Чу Ваньнина, или на себя.

Весь этот год он считал, будто после гастролей их ждёт светлое будущее, в котором они не будут ни от кого скрываться, и посвятят себя друг другу.

Ему никогда даже в голову не приходило спросить балетмейстера Чу, как тот представляет их совместную жизнь: будут ли они жить вместе в его доме, или в квартире Мо Жаня, будут ли совместно праздновать Новый год и дни рождения? В конце концов, заведут ли собаку — или кота?

Что будет, если им придётся работать в разных проектах, и гастроли не совпадут?..

Черт, он даже не знал, намерен ли Чу Ваньнин и дальше выступать — для него оказалось шоком, что в следующей постановке они не в дуэте.

— ...будто ты получил роль только потому что спал со мной, — продолжил Чу Ваньнин, а затем закрыл глаза, и отшатнулся в сторону, вырывая ладонь из пальцев Вэйюя.

Юноша настолько был не в себе, что прослушал, что Ваньнин пытался ему сказать до этого, так что его внимание выхватило лишь конец фразы.

Он продолжал ошалело глядеть на Чу, не понимая, верит ли тот сам в то, что только что сказал.

Неужели… кому-то в голову могла прийти такая глупость?

Бред!..

Да, безусловно, он ушёл из балета на шесть лет, и, вернувшись, получил место премьера и главную роль. Вот только… это ведь он на самом деле поставил однажды перед Чу Ваньнином ультиматум: или они вместе, или он уходит из постановки.

Чу Ваньнин был готов согласиться на это. Ему было важно, чтобы Мо Вэйюй играл главную роль. И, хоть воспоминания о той гадкой сцене до сих пор вызывали в Мо Жане волну отвращения к самому себе, он был уверен, что Чу всё прекрасно помнит.

Тогда почему же?..

— Я тебя не бросаю, — повторил уже более уверенно Чу Ваньнин.

Однако на лице его было написано нечто совершенно иное.

Растерянность — и непробиваемая решимость.

Мо Вэйюй кивнул, зная, что спорить сейчас бесполезно.

— Я могу всё бросить, и мы отдохнём вместе. Уедем туда, где нас никто не знает, — предложил он, но заранее знал, что Ваньнин не захочет даже слушать.

— Вздор, — балетмейстер Чу отмахнулся. — Ты сейчас в прекрасной форме, и тебя ждёт новая роль, в которой, уж я-то знаю, ты проявишь себя. Я же всё равно планировал… отпуск.

Мо Жань насторожился. Ему не понравилась пауза перед тем, как Чу Ваньнин в который раз заявил об отдыхе — как если бы он собирался сказать нечто совсем иное, но вовремя заставил себя остановиться.

Но он не мог придраться к словам балетмейстера — тот и так был крайне встревожен прецедентом с фото, и, вероятно, общением со спонсорами и руководством.

Вэйюй ощутил приступ иррациональной паники. Он думал о том, что ему самому следует расставить все точки: он выступает только из-за Чу Ваньнина, и, если того не будет, он уйдёт тоже.

Знал ли об этом Чу Ваньнин?..

— Даже не думай, — мрачно процедил Чу. — Твой контракт подписан на год.

Мо Жань открыл рот — а затем снова его закрыл.

Он ощущал себя рыбой, выброшенной на пустынный берег. Ему не хватало ни слов, ни воздуха — он задыхался, когда пытался заставить себя вымолвить хоть что-то. Внутри него сейчас пульсировал безотчётный страх, в который капля за каплей проникала подобно яду злость.

Чу Ваньнин находил время на то, чтобы навестить Хуайцзуя, и даже вернул Ши Минцзина обратно в постановку после года интенсивного восстановления и терапии. Он находил время на свои сценарии — и на общение со спонсорами.

Но он собирался пожертвовать временем, которое принадлежало Мо Вэйюю… по какому праву?

Неужели в его глазах Мо Жань и их отношения, их чувства… ничего не стоили?

— Я тебя не бросаю, — повторил Чу Ваньнин, и снова вздохнул. — Пожалуйста, пойми это. Мне нужно провести некоторое время одному, но я вернусь.

— Ага.

Мо Жань кивнул для большей уверенности. Ему было больше нечего сказать. Он не собирался устраивать скандал или закатывать истерику, и он ещё не решил, что именно собирается делать в данной ситуации. Знал только, что с Чу Ваньнином невозможно спорить — тот всегда найдёт способ обратить слова Мо Жаня против него же.

— Когда… ты уезжаешь в отпуск? — выбрал он вопрос, который казался максимально нейтральным для обсуждения.

— Я ещё не знаю, куда отправлюсь, но… полагаю, определюсь на этой неделе. Мне потребуется пару дней на сборы.

“Пару дней…, — Мо Вэйюй нахмурился, понимая, что поездка, скорее всего, продлится не меньше месяца, раз сборы такие долгие. — Месяц… это не неделя-две.”

— А… надолго? — задал он следующий вопрос.

Чу Ваньнин пожал плечами.

Мо Жань понял, что конкретного ответа он не дождётся — и это пугало, на самом деле, ещё сильнее.

Выглядело всё это так, словно Чу Ваньнин собирался сбежать от него — но делал это максимально мягко и цивилизованно.

— Я… люблю тебя, Чу Ваньнин, ты ведь знаешь это, — тихо проговорил Мо Вэйюй, как если бы боялся спугнуть мужчину очередным признанием.

Он жадно впился глазами в лицо балетмейстера — но в полумраке невозможно было ничего толком различить. К тому же, тот смотрел куда-то себе под ноги.

— Я тоже люблю тебя, — ответил тот.

Почему-то в этих словах Вэйюю мерещилось прощание — но он не был уверен, откуда в голову пришла такая страшная мысль.

“Он ведь сам сказал, что вернётся, и отпуск временный, — попытался убедить он себя, сжимая кулаки так, что проступили жилы. — Возможно, я просто накручиваю себя. Может ли быть… что я надоел ему за этот год? Он ведь привык жить один…”

Чу Ваньнин снова тихо вздохнул:

— Я собираюсь вернуться домой. Пожалуйста, продолжай репетировать без меня.

— Хорошо. — Мо Вэйюй попытался ободряюще улыбнуться Чу, но затем решил не издеваться над своим лицом после того, как обнаружил, что мышцы будто парализовало.

Он проводил Чу Ваньнина, и позволил мужчине вызвать такси и уехать.

Некоторое время смотрел вслед уезжающему кэбу, пока тот не скрылся за одним из углов — и продолжал стоять на обочине, не обращая внимания на проносящиеся в опасной близости автобусы и легковые машины.

Погода быстро портилась, солнце заволокло дымкой, а затем не прошло и десяти минут, как первые капли дождя упали на асфальт — тёмные, похожие на прожжённые сигаретами дыры.

Мо Вэйюй закрыл глаза, понимая, что в сложившейся ситуации действительно должен вернуться на репетицию — если он разорвёт контракт до отъезда Чу Ваньнина, тот устроит скандал и попытается его как-то удержать или отговорить.

Однако Мо Жань уже всё для себя решил.

Комментарий к Часть 39 Спасибо за ожидание! ✨

Надеюсь, не затянула. Постараюсь делать выливки, по традиции, пару раз в неделю.

====== Часть 40 ======

...Прохладный воздух обжигал лицо, и мелкая взвесь тумана бледным шлейфом поднималась над пустынной ночной пристанью, к которой только что причалило пассажирское судно. Высокий мужчина плотней закутался в мягкий вязаный шарф и в одиночестве спустился по трапу, из багажа у него была лишь объемная дорожная сумка через плечо — да небольшая поясная бананка. Ветер спутывал пряди волос, и те мешались перед глазами, так что идти приходилось медленней обыкновенного, то и дело цепляясь в скользкие холодные поручни.

Добравшись до суши, он остановился и ещё раз внимательно осмотрелся по сторонам. Ни такси, ни какого-либо ещё транспорта в поле зрения не попало — очевидно, ему придётся либо стоять ещё какое-то время на промозглом ветру и ждать, пока приедет водитель, либо добираться пешком. Выбрав второе, Чу Ваньнин пошарил в кармане в поисках нового телефона и заледеневшими пальцами кое-как набрал адрес чтобы посмотреть маршрут. К счастью, идти совсем недалеко.

Он не стал терять ни минуты и направился прямо вдоль проезжей части — всё равно никто в такое время никуда не ехал, курортный городок производил впечатление вымершего в середине декабря.

Чем дальше Чу отходил от пристани, тем растерянней себя ощущал. Ему теперь некуда было торопиться, и, даже если он решит в один момент всё переиграть и изменит планы, никто не станет ему докучать бесконечными звонками и вопросами. Его никто не ждал — за исключением, пожалуй, ночного администратора. Никто даже не знал, где он: по сути, этот город стал третьим в его маршруте, и выбрал он его отчасти как раз потому что здесь не нужно было беспокоиться о возможности случайно столкнуться с кем-то из знакомых — или, того хуже, поклонниками Мо Вэйюя, которые, казалось, находились даже за пределами страны, и в последнее время начали узнавать Чу Ваньнина.

Всё это было не к добру.

С самого начала Чу понимал, что ходит по тонкому лезвию, разрешая себе надеяться на какие-либо отношения с парнем, который был его младше, и, к тому же, которого он некогда учил. Всё стало лишь сложнее, когда они оба выступили в нашумевшей балетной постановке — было трудно не замечать косые взгляды окружающих, и далеко не все они были просто любопытными.

В какой-то момент Ваньнин уверил себя, что справится, и что сплетни так и останутся сплетнями, если не давать для них почву — но, по правде, он и сам понимал, насколько наивно действительно верить в возможность скрывать отношения постоянно. Он и сам не верил в это по-настоящему — однако ему всё ещё хотелось почувствовать вкус счастья перед тем, как всё неизбежно рухнет.

Никакая любовь не могла длиться вечно, перед лицом проблем любые чувства давали слабину, и даже самые достойные из людей не выдерживали постоянного давления.

Мо Жань сам не знал, во что ввязывался, и Чу понимал, что, чем дольше продлится их роман, тем сильнее они оба рискуют. И, если он сам так или иначе собирался завершать карьеру в балете, поскольку с его состоянием здоровья и возрастом рассчитывать на долгие годы на сцене не приходилось, то Мо Вэйюй после оглушительного успеха, находясь в потрясающей физической форме, мог танцевать ещё очень долго — и было бы несправедливо отнять у него эту возможность.

Чу Ваньнин учил его как раз для этого самого момента триумфа — более всего он опасался стать пятном на репутации ученика, загубить собственные усилия своими же руками.

Даже если ценой успеха должно было стать его счастье.

За год гастролей они оба привыкли друг к другу — так что Чу убедил себя, что расставание не станет особым ударом для Вэйюя, который поначалу с какой-то детской наивностью вбил себе в голову, будто желает этих отношений.

Наверняка за это время он понял, что балетмейстер далеко не так хорош, как он себе навоображал в голове — и, скорее всего, лишился большей части иллюзий.

Рано или поздно всё это должно было закончиться — и Чу Ваньнин справедливо рассудил, что лучше бы всё это произошло “рано”, потому что только так он сможет морально подготовиться к одиночеству.

К сожалению, пока он размышлял над тем, как ему лучше закончить отношения, не слишком огорчая Мо Жаня, случилось то, что разительно повлияло на его планы: у него украли телефон, а затем в сети появилось видео, которое определённо могло ударить по репутации Вэйюя намного сильнее, чем парень думал.

Впрочем, Мо Вэйюй, казалось, и вовсе не задумывался над тем, какими могут оказаться последствия. Его не смущало, что люди посчитают, будто он получает свои роли только из-за того, что спит с Чу Ваньнином — а ведь это было всего лишь логическим следствием, и не нужно было обладать выдающимся интеллектом, чтобы прийти к такому выводу. Чу Ваньнин не был особо хорош собой, однако он утверждал танцовщиков, и именно он взял в постановку Мо Вэйюя, который не танцевал уже шесть лет. С его подачи Мо Жань стал премьером — а, если взять во внимание, что парень, ко всему прочему, некогда был его учеником, картина складывалась пренеприятнейшая.

Чу Ваньнин знал, что просто обязан что-то предпринять, иначе в какой-то момент ситуация выйдет из-под контроля, и Мо Жань по своей беспечности лишится всего — а виноват во всём этом окажется балетмейстер.

Он решил предоставить Мо Вэйюю работать над сложной ролью в новой постановке, так, чтобы тот был слишком занят и особо ничего не заметил — и тем временем понемногу исчезнуть из его жизни.

Взял бессрочный отпуск, собрал вещи, и отправился в путешествие без конкретной цели.

Для него всё это было в новинку: раньше он даже не понимал, что такое быть по-настоящему одиноким, несмотря на то, что уже давно чувствовал себя таковым. Сюэ Чженъюн, Хуайцзуй, труппа — все они были, так или иначе, частью его жизни. Теперь же… даже их не осталось. И Чу Ваньнин не был уверен, когда сможет вернуться обратно — а, значит, ему следовало научиться жить в таком подвешенном состоянии.

От отеля к отелю. Изо дня в день.

Он сам не заметил, как вышел на освещённую фонариками парковку гостиницы. Остановился, чтобы поправить дорожную сумку, и мельком взглянул на часы. Четвертый час утра… он договаривался, что приедет в полтретьего ночи, однако тогда он понятия не имел, что будет идти пешком весь путь от пристани до гостиницы. Неудивительно, что на стеклянной панели светилась неоновая табличка, уведомляющая о том, что отель закрыт. Когда мужчина для уверенности дёрнул дверь несколько раз за ручку, та не поддалась. В фойе было темно.

Снова порывшись в кармане, Чу Ваньнин достал телефон, набрал номер администратора — и после долгой паузы услышал сонный женский голос:

— Слушаю вас?..

— Это Чу Ваньнин, — Чу прокашлялся. — Я должен был приехать на сорок минут раньше, но случилась непредвиденная задержка. Скажите, могу ли я заселиться в отель прямо сейчас?..

— Вы тот постоялец, который забронировал номер неделю назад? Бронировали с этого телефона?.. — сонный администратор явно медлила, и у Ваньнина появилось нехорошее предчувствие.

— Да, это так, — он поежился в очередной раз под порывом колючего ветра. Несмотря на то, что отель находился на юге, стоял декабрь — а на побережье зимой бывало подчас даже холодней, чем на континенте.

— Сожалею, но вы не явились в обозначенное время, а потому мы сняли бронь. Ваш номер уже забронирован другим человеком, — тягучим голосом проинформировала администратор.

— Что?..

— Сожалею, но ваш номер забронирован. В него должны заселиться уже утром, — повторила администратор, как если бы вправду решила, что Чу Ваньнин её не расслышал с первого раза.

— Хорошо… — мужчина вздохнул. — Что насчёт других номеров в отеле?

— Сожалею, но всё занято.

— Вздор… — пробормотал Ваньнин себе под нос. Он ума не мог приложить, каким образом все номера могут быть заняты, если на море стояла зима, и он приехал не в сезон.

— Что?..

— Ничего… — Чу вздохнул, понимая, что остался посреди ночи на улице, и, даже если загуглит с телефона какой-нибудь хостел, никто его в такой час не заселит. К тому же, спорить с администратором отеля было бесполезно. — Всего доброго…

— Постойте, — администратор остановила его, когда он готов был завершить вызов, — вы ведь тот самый Чу Ваньнин, да?..

— ……

— Ну, тот, о котором все говорят…

Чу не был уверен, кто именно и что о нём может говорить, а потому медлил с ответом.

— На самом деле… если вы съедете до восьми утра, мы успеем подготовить забронированный номер к заселению другого постояльца, так что… вы можете в нём переночевать, если хотите.

— Спасибо, — Ваньнин медленно выдохнул.

Кажется, ему не придётся прозябать на улице до открытия других отелей — а заодно он сможет в спокойной обстановке подыскать себе другое место и подзарядить телефон.

В фойе зажёгся свет, и вскоре к двери подошла женщина средних лет в накрахмаленной рубашке и наглаженных брюках. Широко улыбаясь, она открыла перед Чу дверь:

— Это и вправду вы!..

— ……

— Я смотрела отрывки из вашей постановки! Ваш дуэт!.. Мо Вэйюй на своём канале вылил пару дней назад видео с одной из репетиций… ну, то, которое… — она вдруг покраснела.

— Я не подписан на канал Мо Вэйюя, — холодно отрезал Чу Ваньнин, и это было правдой. Он знал, что Мо Жань выкладывал раньше ролики с каскадёрскими трюками в собственном исполнении, и те популярны, но понятия не имел, что парень продолжает вести ютуб канал теперь. К тому же, он не знал, что Мо Жань записывает их совместные репетиции.

Ему не понравилось и то, как прозвучало упоминание видео от администратора — разумеется, он не мог не насторожиться, но расспрашивать ничего не стал. В конце концов, ему хотелось уже поскорее оказаться в фойе гостиницы, потому что ещё немного — и он определённо подхватит простуду. С его астмой это будет чревато осложнениями.

— Ох, сначала вы, затем он… — продолжала восторженно вздыхать администратор, не торопясь, между тем, пускать Чу внутрь.

Чу Ваньнин пропустил и эти бессвязные вздохи мимо ушей.

Всё, о чём он мог сейчас думать — как окажется в номере, закутается по самые глаза в тёплое одеяло, и поспит хотя бы несколько часов, а затем займётся поисками другого места чтоб остановиться.

Администратор, видимо, наконец заметив, что Ваньнин начинает стучать зубами, отошла в сторону:

— Может быть, приготовить вам чай?

— Спасибо, — Чу Ваньнин благодарно кивнул.

Они отправились к стойке, где, взяв из ячейки ключ и не став ничего регистрировать, женщина тут же достала откуда-то термос, и в два счета налила в пластиковый стаканчик горячий напиток. Конечно, это мало тянуло на “приготовить”, но, по крайней мере, чай действительно мог согреть.

— Бар сейчас закрыт, так что… простите, если это немного не то, чего вы ожидали, — виновато улыбнулась она.

— Всё в порядке, спасибо, — Чу кивнул, и, взяв в руки напиток, сделал несколько небольших глотков.

Чай оказался совершенно несладким, однако действительно приятно обжёг горло, что было как никогда кстати.

— Пойдёмте, — администратор повела Чу Ваньнина по коридору, и, подойдя к дверям лифта, передала мужчине ключ-карточку. — Вам на третий этаж, а затем по коридору налево, номер триста одиннадцать. Это большой люкс с балконом. В полвосьмого я поднимусь к вам. К сожалению, это всё, что я могу для вас сделать — в восемь заканчивается моя смена… но Мо Вэйюй...

— Спасибо, — Чу Ваньнин улыбнулся, обрывая администратора, — я понял. Дальше я сам. Не беспокойтесь, я не задержусь дольше положенного, и, разумеется, оплачу эту ночь.

Он намеренно не дал ей договорить, потому что она снова зачем-то упомянула имя Мо Жаня, а о нём Чу слышать сейчас хотел меньше всего. С него достаточно было и того, что девица, похоже, была рьяной поклонницей его бывшего ученика — с недавних пор также ставшего его бывшим партнёром по сцене. Казалось бы, он уехал для того, чтобы все эти чёртовы слухи наконец прекратились — но даже здесь, вдали от дома, продолжал сталкиваться с людьми, которые искренне считали, будто ему хочется слушать о Вэйюе и его похождениях.

— Простите, что так вышло с номером!.. — администратор всё ещё неловко мялась.

Чу Ваньнин благодарно кивнул ей перед тем, как войти в наконец спустившийся лифт. Через пару минут он уже был в номере, который на самом деле должен был принадлежать ему. Сложно было понять, каким образом и кто мог перехватить его бронь — к тому же, в столь поздний час. Кому вообще могло понадобиться останавливаться в приморском отеле зимой?.. То, что забронированы оказались в принципе все номера, также вызывало полнейший шок. С чего бы?..

Однако Чу Ваньнин не стал размышлять над этим вопросом долго.

Он слишком замёрз для того, чтобы идти в душ, а потому, допив чай, просто переоделся в свежие тёплые вещи, и, забравшись под плотное одеяло, принялся искать в городе другие отели. Разумеется, все они были сейчас закрыты, а звонить на ресепшн смысла не было, поскольку они не работали круглосуточно — однако он сохранил во вкладках браузера несколько возможных вариантов. Утром он отправится в какое-нибудь кафе позавтракать — а уже оттуда можно будет пробовать разобраться, где лучше остановиться.

Поставив мобильный заряжаться, Чу Ваньнин наконец позволил себе закрыть глаза. Он знал, что едва ли уснёт — по сути, отдыхать ему оставалось всего-то три с половиной часа, совсем недолго. В голову приходили мысли одна неприятней другой: во-первых, ему отчаянно не нравилось, что администратор упомянула некое видео с репетиций, о котором он понятия не имел… во-вторых, если видео выложили всего-то несколько дней назад, а их совместные репетиции давно остались в прошлом, могло ли быть, что сделал это не сам Мо Жань, а тот же человек, который слил видео с телефона Чу?..

Балетмейстер резко сел в постели, понимая, что наверняка прав — просто настолько устал в долгой поездке и так сильно замёрз, что почему-то поначалу как-то не сопоставил все факты. Мо Вэйюй разумеется не стал бы выкладывать их совместные видео на свой раскрученный канал — особенно после того случая с телефоном Чу. Парень не был настолько бестолковым.

Чу Ваньнин нахмурился, колеблясь буквально несколько секунд — а затем всё-таки решился и снова разблокировал телефон. Любопытство взяло верх. Найти канал Мо Вэйюя не составило труда, и, судя по количеству просмотров, последнее видео действительно возымело популярность. Мужчина напряженно уставился на стоп-кадр, хмуря соболиные брови. Ему определённо не нравилось то, что он видел: это была отработка сцены “Алые лотосы”, и он отлично помнил тот день, и то самое видео, которое разлетелось по внутреннему чату их труппы. Кажется, его тогда снял Наньгун Сы. Некоторые поддержки были слишком двусмысленными, и сам финал выглядел так, словно это лишь прелюдия. Со временем они заменили некоторые элементы на более безопасные, хотя Мо Вэйюй и пытался вяло сопротивляться, считая, что оригинальная хореография куда лучше передаёт взаимоотношения Императора бессмертных и его учителя.

“Да вы издеваетесь…”

Предчувствие не обмануло Чу Ваньнина: на видео была именно та первая репетиция, в оригинальной хореографии. Смотреть до конца он всю запись не стал — вырубил на пятнадцатой секунде. Руки тряслись так, что телефон выскользнул и грохнулся об пол. Лицо балетмейстера полыхало.

“Если это выложил Мо Жань… о чём он, спрашивается, думал?!..”

Чу Ваньнин подобрал с пола телефон и вздохнул.

Видео выложили пару дней назад — не то, чтобы очень давно. Вэйюй его почему-то не удалил. Могло ли быть, что он просто не стал этого делать, потому что был так занят на репетициях? Возможно, слишком уставал?..

Искушение позвонить ему было как никогда сильным — и Чу Ваньнин с трудом нашёл в себе волю остановиться.

Он сменил номер спустя две недели после отъезда потому что не было ни дня, чтобы Мо Жань ему не звонил, и это были не пятиминутные звонки по вечерам со стандартным набором вопросов о том, как у кого прошёл день — Вэйюй звонил Чу Ваньнину по шесть-семь раз за сутки, и его интересовало буквально всё, начиная от того, где балетмейстер остановился, и заканчивая тем, чем он занят, куда ходил, и что на нём надето. Несколько раз он даже порывался заняться сексом по телефону, но Ваньнин всякий раз бросал трубку, и Мо Жань в конечном счете смирился, что мужчина этого не допустит.

В конце концов, он ведь уехал не затем, чтобы продолжать всё это непотребство. Разве не станут все его попытки держать дистанцию в таком случае профанацией?

Чу Ваньнин тут же вспомнил последний разговор с Мо Жанем, и то, как юноша поинтересовался, когда тот собирается возвращаться. Этот вопрос звучал всё чаще изо дня в день, и вместе с ним приходило понимание, что физическое отсутствие Чу в жизни Вэйюя ничего не изменило — тот всё так же продолжал ждать, и считал, что балетмейстер со дня на день приедет… именно тогда Ваньнин и решился избавиться от старого номера. Позже он объяснит Мо Жаню, что потерял карточку, или придумает что-нибудь ещё — главное, на какое-то время прекратить всякое общение. Так будет легче и ему, и Вэйюю, потому что это бесконечные звонки умножали на ноль все его усилия отдалиться.

Мо Жань должен был смириться, что Чу Ваньнина не будет с ним рядом — и начать строить свою жизнь без него. Вот только по какой-то причине весь этот план едва не пошёл под откос в силу наступления эры видеосвязи.

“Чу Ваньнин… скажи, почему ты на самом деле уехал?..”

Мо Жань в тот самый последний вечер задал вопрос, на который Чу так и не ответил ему. Балетмейстер отшутился, и быстро сменил тему, понимая, что говорить что-либо опасно.

Что он мог на это ответить, не кривя душой?

Ничего.

Чу Ваньнин рассеянно уставился на телефон, размышляя, стоит ли ситуация того, чтобы наплевать на изначальный план держаться подальше и не вмешиваться.

Знал ли Мо Жань об этом видео на своём канале?..

“Конечно, знал… Глупости. Если о нём знала даже администратор курортного отеля, о чём ещё может идти речь?..”

Чу Ваньнин закрыл лицо руками.

Следовало ли ему просить Мо Жаня удалить этот ролик?

С другой стороны, его уже успели посмотреть так много людей. Какая теперь разница? И, всё же…

Чу набрал в лёгкие побольше воздуха, подобрал мобильный и, особо не глядя, вбил по памяти номер Мо Вэйюя. На часах было уже около пяти утра, и парень наверняка крепко спал, так что рассчитывать на быстрый ответ не приходилось. Слушая гудки, Чу Ваньнин репетировал в голове, что скажет.

— Кто это?..

Голос Вэйюя не показался Чу сонным, и это было странно. Балетмейстер на пару секунд выпал из реальности, потому что сам факт того, что сейчас они сейчас разговаривали после столь долгого перерыва, вызывал в нём одновременно волнение и неловкость.

Внезапно он почувствовал себя настолько одиноким в этом чёртовом номере, из которого ему совсем скоро придётся съехать, что дыхание спёрло, и говорить стало совсем невозможно.

Ему действительно так не хватало Вэйюя. Он привык к тому, что юноша всегда где-то рядом, и теперь одна лишь возможность просто его слышать… оглушила.

“Ты сам сделал этот выбор, Чу Ваньнин, — напомнил он себе мысленно. — Не время для сожалений.”

— Кто это? — снова переспросил Мо Жань, и теперь в его тоне внезапно проявилась агрессия, о присутствии которой Чу даже не подозревал.

После вопроса, заданного таким образом, захотелось тут же бросить трубку.

Ваньнин свайпнул “завершить вызов”, медленно выдохнул... и в ужасе уставился на снова замерцавший экран, на котором высветился только что сброшенный номер.

Мо Вэйюй его зачем-то перенабрал.

“Черт возьми… зачем он звонит по незнакомому номеру?..”

Чу снова сбросил, ощущая усиливающуюся панику. Теперь уже ему всерьез казалось, что он медленно сходит с ума — иначе объяснить такое тревожное состояние никак нельзя. Впервые за столько времени он снова ощутил, как цепкие щупальца страха впиваются под рёбра, мешая полноценно дышать.

Экран замерцал снова, зловеще отсвечивая такими знакомыми цифрами, и Чу Ваньнин, наконец опомнившись, перевёл телефон в режим полёта, а затем, зарывшись с головой в одеяло, попытался абстрагироваться от произошедшего.

Он и сам не понимал, почему настойчивые звонки Мо Жаня его так выбили из колеи.

Это ведь был его Мо Жань!..

...Чу Ваньнин пролежал в темноте, пытаясь успокоиться, до самого рассвета. Ему даже удалось себя убедить, что агрессия Вэйюя ему, скорее, почудилась.

“Он не знал, что это я ему позвонил… не мог знать этого наверняка, ведь у него не было этого номера,” — балетмейстер вздохнул.

Почему-то в глубине души ему казалось, что Мо Жань с самого начала понял, кто ему звонит — он просто не хотел в этом признаваться самому себе, потому что, в таком случае, это означало, что их отношениям, какими бы они не были, наступил конец.

Чу сам к этому стремился, но по какой-то причине теперь, когда всё, вероятней всего, было кончено, вместо облегчения испытал беспросветное отчаяние.

“Неужели всё будет вот так?..”

Он закрыл глаза, думая о том, что, по крайней мере, теперь никто не скажет, что Мо Жань и Чу Ваньнин хоть как-то связаны. Короткий роман — всего лишь крошечная вспышка нейтронной звезды, которая быстро гаснет в безграничной тьме ночи. Об этом все позабудут спустя пару недель. Новых видео не будет, поводов для пересудов — тоже. И он, и Вэйюй, по крайней мере, теперь в относительной безопасности.

Комментарий к Часть 40 Спасибо за ожидание! ❤️✨

Постараюсь новую часть вылить на выходных.

====== Часть 41 ======

...В полвосьмого утра Чу Ваньнин уже покинул гостиницу. В такую рань солнце ещё не успело прогреть воздух, и зябкая сырость, казалось, пробирала до самых костей, соседствуя с ослепительно-ярким светлым небом. Ближайшая кофейня открывалась, судя по данным гугл карт, в восьмом часу и уже должна была работать, но до неё ещё нужно было дойти.

Чу не торопился. Он привык особо ничем не завтракать кроме кофе, и, хотя год жизни с Мо Жанем несколько отразился на его гастрономических издержках, в том, чтобы не поесть с утра, он не видел ничего крамольного — а вот без кофе дальнейшие перспективы дня представлялись весьма смутно.

Кое-как добравшись до кафе, бросив дорожную сумку под столик, он быстро просканировал qr-код меню и сделал заказ онлайн: общаться с официантами не хотелось после инцидента в гостинице. Через несколько минут ему принесли двойной американо с молоком и несколько стиков сахара. Впрочем, даже после того, как Ваньнин всыпал их в тёмную жидкость и тщательно перемешал, сладости все ещё не хватало.

Чу вздохнул, удерживая в руках чашку, тепло которой медленно просачивалось в замёрзшие до красноты руки. Уныло упёрся взглядом в холодное море и практически пустой пляж, где сейчас прогуливались разве что чайки — ветер стоял такой, что, казалось, ледяной поток воздуха проникает даже под герметичную плащевку куртки. От одного воспоминания о том, каково сейчас на улице, за пределами кафе, хотелось сесть на ближайший рейс и поскорее уехать отсюда.

С чего вообще ему пришло в голову отправиться зимой на море?..

Чу Ваньнин неожиданно улыбнулся.

Много лет назад они с Таньланом, Хуайцзуем и совсем ещё юными учениками отправились на очередные соревнования, которые проходили на этом побережье. Чу Ваньнин тогда сам ещё учился, и должен был выступать с вариацией на тему Питера Пэна. Он сторонился других ребят — но в этом не было ничего удивительного, все давно уже привыкли к его странностям, так что почти не обращали на него внимания. В автобусе место рядом, как всегда, пустовало — чудесная прослойка воздуха между ним и окружающим миром. Вот только после очередной остановки, во время которой Чу так и не сдвинулся, поскольку ему не хотелось одиноко слоняться по заправке, кто-то швырнул рюкзак прямо на полку над его головой.

Ваньнин испуганно распахнул глаза, и обнаружил, что на него с вопросительной улыбкой смотрит тот самый мальчишка, которого он сам не зная зачем взялся натаскивать в хореографии.

Мо Жань… уже тогда он почти сравнялся с Чу Ваньнином ростом.

Они занимались уже несколько лет подряд, но Чу никогда не позволял своему случайному ученику пересекать границы рабочих отношений, и даже в самом страшном сне не мог представить, что Мо Жань однажды отправится вместе с ним на соревнования — и, того хуже, навяжется ему…

Ваньнин тогда показательно изобразил равнодушие, сделав вид, словно погрузился в чтение. Однако он не стал прогонять мальчишку, и время от времени за ним наблюдал, размышляя, когда тому наскучит ехать с таким молчаливым соседом.

Мо Жаню не наскучило… Это не случилось ни через пять минут, ни даже через час. До конца поездки тот просидел рядом.

Чу Ваньнин усмехнулся, вспоминая, что маленький Мо так и таскался за ним на протяжении всех соревнований, и никакие угрозы Таньлана не могли его заставить отлипнуть от старшего друга.

Мо Жань сопровождал Ваньнина на его выступлении — и тихо, словно мышь, сидел за кулисами, пока его самоназванный учитель танцевал.

Навязался сидеть с Чу Ваньнином в столовой.

На обратном пути с бодрой уверенностью прошагал в самый конец автобуса под тихие смешки старшей группы, и, мягко улыбаясь, снова молча занял место рядом с нелюдимым Чу.

Это, в самом деле, было одно из самых светлых воспоминаний Чу Ваньнина о юных годах. Неудивительно, что он решил вернуться на побережье спустя столько лет не в сезон: ему хотелось снова почувствовать себя… немного счастливее.

Но, вероятно, то ли сезон был не тот, то ли… всё дело было не в месте, а в присутствии Мо Жаня в его жизни.

Чу равнодушно попытался размешать несуществующий сахар на дне быстро остывающей чашки.

Он не собирался сожалеть о том, чего изменить не мог. Мо Вэйюю с ним не по пути — какими бы прекрасными не были моменты их прошлого.

Чу Ваньнин тут же вспомнил, что должен, в общем-то, найти, где остановится на ночь, и, достав из кармана телефон, вспомнил, что так и оставил его в беззвучном режиме. Раздражённо ткнул по экрану в значок самолёта, и, поджав губы, уставился на уведомления о пропущенных звонках.

“Один… два… шесть…”

После седьмого оповещения телефон пришлось отложить и переключить внимание на уже практически остывший кофе.

Сообщения о пропущенных тоже перестали приходить — и, судя по времени, в последний раз Мо Жань ему пытался дозвониться минут тридцать назад. Он тогда как раз выезжал из отеля.

Задумавшись на секунду о прошлом, Чу уплыл в своих размышлениях — и теперь с трудом возвращался к реальности, едва замечая, как портится всё сильнее погода, и тёмные тучи быстро заволакивают горизонт от края до края. Он опомнился только когда по застеклённой крыше кафе забарабанили тяжёлые капли.

Неожиданно колокольчик на дверях практически пустого кафе пронзительно зазвенел, и Чу замер, вцепившись в чашку. На мгновение ему показалось, будто он видит призрака, или его разум играет с ним в особо жестокую игру, потому что иначе он не мог объяснить, каким образом Мо Жань мог оказаться здесь.

Парень стоял на пороге, неестественно бледный и мокрый. Одет он был как-то слишком легко: едва набросил тонкую ветровку поверх кашемирового свитера, тонкие тёмные джинсы очерчивали мускулистые бёдра, светлые кроссовки вымокли и, очевидно, испачкались в грязи.

В руках он сжимал телефон, и вид при этом у него был совершенно растерянный — словно он не совсем понимал, что делает в этом кафе, и каким образом здесь оказался.

Чу Ваньнин подавил в себе желание окликнуть парня по имени, обратив на себя внимание. Он продолжал наблюдать за тем, как Вэйюй на несколько секунд замялся у дверей — и с некоторым раздражением отметил, как поспешила к нему официантка, которая, очевидно, надеялась обслуживать юношу лично.

“Разумеется. Мо Жань привлекает к себе внимание, куда бы ни пошёл… трудно не заметить такого, как он.”

Чу Ваньнин подавил в себе укол глупой ревности.

“И, всё же, что он здесь делает?..”

Он продолжал рассматривать парня, задаваясь сотнями вопросов, и как-то упустил тот самый момент, когда Вэйюй неожиданно натолкнулся на него взглядом.

Ощущение было сродни электрическому разряду, пронесшемуся в воздухе снопом искр.

Чу Ваньнин чудом не выплеснул на себя остатки кофе, потому что взгляд Мо Жаня обжигал подобно кипящему маслу, попавшему на кожу. Эти глаза, казалось, могли действительно прожечь его насквозь — столько в них было огня.

В следующее мгновение парень направился прямо к столику Ваньнина, полностью игнорируя попытки официантки увязаться за ним.

— Привет, — он остановился напротив Чу, но не сел. — Можно?..

— Здравствуй, Мо Жань, — Чу Ваньнин натянуто улыбнулся, старательно скрывая любые признаки волнения. — Конечно. Садись.

Он напомнил себе, что ему не за что оправдываться перед Вэйюем: тот знал о его отпуске, и между ними не было никаких договорённостей о чём-либо. Он не обязан был его предупреждать о том, куда едет, или ставить в известность о смене номера. С какой стати теперь он ощущал себя виноватым? Это было как-то глупо. Но Мо Жань… один взгляд на его осунувшееся бледное лицо вызывал отчаянное чувство вины.

Словно это из-за Чу Ваньнина парень вымок до нитки и выглядел так странно.

“Всё совсем не так, — напомнил себе Чу. — Мо Жань мог быть здесь проездом, и забежать за кофе. Всё это лишь случайность...”

Но, по правде, это объяснение даже ему самому казалось неправдоподобным, потому что Вэйюй сейчас должен был готовиться к своей следующей большой роли — так какого чёрта он делал в каком-то задрыпанном кафе на забытом всеми богами побережье?..

Мо Жань сел напротив Чу, положив локти на стол. Там, где по деревянной поверхности прошлась ветровка, остались влажные следы.

“Он и впрямь насквозь мокрый…”

Чу Ваньнин нахмурился, вглядываясь в бледное лицо и залёгшие под глазами тёмные тени. С Мо Вэйюем что-то было не так — но что именно… он не был уверен. Знал только, что парень не в порядке.

— Я не думал, что встречу тебя здесь, — решил заговорить первым Чу Ваньнин потому что Мо Жань продолжал молча сверлить его тёмным взглядом, словно чего-то от него ждал. — Что… с репетициями?

Желваки на скулах Вэйюя перекатились. Казалось, во взгляде мелькнуло на долю секунды раздражение, но это была не более чем мимолётная тень, в следующее мгновение бесследно растворившаяся в холодном пурпуре.

— Я решил взять небольшой перерыв. Захотел увидеться с тобой.

— Вот как… — Чу Ваньнин отставил чашку в сторону, на безопасное расстояние, потому что руки дрожали, и это было особенно заметно по плещущемуся внутри тёмному напитку.

Сцепив пальцы в замок он спрятал их под стол.

— Как ты меня нашёл? — задал он вполне резонный вопрос.

— Я и не терял тебя, — Мо Жань пожал плечами. — Ты ведь достаточно публичный человек, разве нет?..

— Нет, — Чу холодно уставился на Вэйюя, — не публичный.

— …… — Мо Жань молча глядел на Чу Ваньнина, очевидно, растерявшись.

— То видео на твоём ютуб канале, — решил сменить тему Чу, — откуда оно?

Он не стал спрашивать парня, не он ли его вылил, потому что не хотел делать поспешных выводов. Собирался дать Вэйюю возможность объясниться.

— Видео?.. — Мо Жань теперь казался совершенно не в себе. Ему словно стало дурно.

Чу Ваньнин вдруг подумал, что у него, возможно, жар — выглядел он совершенно точно нездорово. Он ведь мог перемёрзнуть под дождём… могла ли простуда развиться столь быстро? Может быть, Мо Жань бредит?..

Прежде чем понял, что делает, Ваньнин подался вперёд, потянувшись через стол, чтобы прикоснуться ко лбу Мо Жаня ладонью — но тот внезапно перехватил его руку. Прикосновение было обжигающе ледяным.

— Ты замёрз… — Чу сжал ладонь Вэйюя в своей, пытаясь хоть как-то согреть её, но это было невозможно. — Тебе нужно выпить горячего. Я закажу чай с имбирём.

— Чу Ваньнин… — Мо Жань нахмурился, вглядываясь в лицо мужчины.

Он словно был удивлён проявлению заботы.

“Да что с ним такое?..”

Чу быстро стянул с себя сравнительно тёплую куртку и набросил её Мо Жаню на плечи, и, встретив вопросительный взгляд, проборомотал, повторяясь:

— Ты замёрз.

Он и сам был одет не слишком тепло, но состояние Вэйюя его беспокоило куда сильнее: тот выглядел нехорошо. Нездорово. Посторонний человек бы этого не увидел, но Чу Ваньнин наблюдал за Мо Жанем изо дня в день в течение года, и он не мог не заметить напряжения в уголках губ, покрасневшие белки глаз, несколько расфокусированный взгляд.

Официант принес им чайник и две пиалы на подносе. Чу Ваньнин, не дожидаясь, пока чай заварится, разлил напиток.

— Вот. Выпей это.

Он подтолкнул к Мо Жаню одну из пиал, и парень наконец улыбнулся, как если бы только сейчас пришёл в себя, выйдя из настигшего его на какое-то время шокового оцепенения.

— Ты ведь не против, если мы проведём этот день вместе? — спросил он.

— Конечно, нет, — Чу машинально кивнул головой. — Твой чай остывает. Пей.

Вэйюй опустошил пиалу в несколько больших глотков, а затем снова остановился на лице Чу, и спросил:

— Это ведь ты звонил мне сегодня утром?

Чу Ваньнин пожал плечами. Глупо было отпираться, но ему всё ещё было не по себе от того, как Мо Жань затем пытался его перенабрать.

— Ты скучал по мне? — теперь уже напрямую задал вопрос Мо Жань, и внезапная тишина между ними стала оглушительной.

Балетмейстер неожиданно осознал, как сильно пересохло у него в горле — самое время выпить чаю.

— Это… не так важно, можешь не отвечать, — вдруг добавил Вэйюй.

Чу Ваньнин неосознанно вздрогнул — крошечная пиала едва не выскользнула из пальцев — однако, он быстро совладал с собой.

“Не так важно?..”

Они с Мо Жанем беседовали уже около четверти часа — если, конечно, происходящее можно было назвать беседой — и у Чу складывалось полное впечатление, словно его собственные ответы вообще опциональны, и парень больше говорит сам с собой, а началось это примерно с момента, когда балетмейстер впервые упомянул видео.

— Так… как ты хотел бы провести этот день? — спросил Ваньнин, решив сменить тему и несколько рассеять гнетущее ощущение.

— Мы можем прогуляться по побережью, — предложил Мо Жань, — как тогда… помнишь?

Чу Ваньнин улыбнулся, а затем отпил еще глоток чая. Разумеется, он помнил ту поездку, в которой Мо Жань его преследовал словно надоедливый слишком резвый щенок. Сколько бы Чу ни пытался тогда удерживать дистанцию, какие бы раздраженные взгляды ни бросал на глупого паренька — тот, казалось, вообще не понимал намёков, и лишь ещё рьяней набивался Ваньнину в друзья. Ни холодная манера держаться, ни разница в возрасте, ни привычка молчать — ничто его не останавливало в столь искренних поползновениях.

Воспоминание было таким ярким, что Чу Ваньнин, казалось, ощущал на губах привкус солёного ветра, а в ушах всё ещё звучал беспечный смех того Мо Жаня из прошлого… от ребячливой лёгкости которого теперь не осталось даже тени.

Человек перед ним выглядел глубоко несчастным и физически нездоровым.

— Сейчас дождь, и на улице холодно. Я боюсь, что ты простынешь. Может, лучше пойдём куда-нибудь в другое место? — вздохнул балетмейстер.

— Куда скажешь, — Мо Жань расплылся в улыбке, но за ней чувствовалась… печаль.

Сердце Чу тревожно сжалось. Он не знал, что ему сказать или сделать, чтобы Вэйюй перестал смотреть на него таким опустошённым взглядом, словно в какой-то момент лишился души. Не понимал, как ему достучаться до парня.

— Здесь где-то недалеко есть океанариум, — предложил балетмейстер, — мы можем пойти туда. А затем сходим куда-нибудь пообедать — и, если погода так и не наладится, арендуем машину и прокатимся по окрестностям…

Он на самом деле понятия не имел, где именно находится океанариум, и придумывал маршрут прогулки на ходу, исходя из почерпнутых из отельной брошюрки обрывочных сведений о местных достопримечательностях. Всё, чего ему хотелось по-настоящему — увести Мо Вэйюя в тепло, и не позволить парню вконец околеть под дождём, но он даже не знал, снял ли Мо Жань номер — а он сам сейчас так и не решил вопрос с ночлегом, так что позвать парня к себе не мог.

— Океанариум?.. Мне нравится, — Мо Жань тряхнул головой, а затем провел ладонью по растрёпанным прядям, которые постепенно просыхали в тепле кофейни. — Пойдём?

— Нет… постой. Давай посидим здесь ещё немного, — попросил Чу, надеясь, что хоть так Вэйюй немного отогреется. — В чайнике ещё остался чай. Тебе налить?

— Да… спасибо, — юноша закивал.

Удивительно, как быстро между ними стиралась неловкость неожиданной встречи. Чу Ваньнин занялся чаем, мысленно поражаясь этому, и размышляя, что, по сути, рад появлению Мо Жаня, потому что ещё утром ему казалось, будто всё кончено.

Он откинулся назад, наблюдая за Вэйюем, проворачивая в голове варианты развития событий: если парень действительно приехал к нему всего на день, и завтра вернётся к репетициям, нет ничего ужасного в том, чтобы провести это время вместе. Если они не будут привлекать к себе внимания, всё это вполне безобидно — и… Чу Ваньнин нахмурился.

Он понимал, что хочет обмануться, и верить, будто Мо Жань оставит его и уедет завтра обратно, вернётся к роли. Но какова вероятность, что так и произойдёт? “Взять небольшой перерыв” можно и на месяц… и даже на два. Чу Ваньнин сам говорил, что “взял перерыв”, при этом даже не был уверен, что когда-либо возвратится в труппу.

— Как дела у нового балетмейстера? — поинтересовался он. — Всё в порядке?

— Да… отлично, — Мо Жань улыбнулся, и замолчал. Всё это было так непохоже на него: обычно парень взахлёб рассказывал всевозможные перипетии, делился забавными случаями на репетициях. Когда они с Чу Ваньнином раньше созванивались, мог часами рассказывать о постановке, но теперь… ограничился двумя словами. Словно ему нечего было сказать в принципе.

— А как… Ши Минцзин?

Во взгляде Мо Жаня промелькнуло раздражение, он нервно сглотнул прежде чем ответить:

— Ши Мэй...танцует. Очень быстро приходит в форму.

— Понятно… — Чу Ваньнин не знал, как вытянуть из Мо Вэйюя ещё хоть слово, тот полностью закрылся от всех вопросов и, очевидно, ощущал себя неудобно. — Ты когда-нибудь видел ската?

Мо Жань изумлённо распахнул глаза, и, казалось, едва не подавился чаем. Теперь он смотрел на Ваньнина с подозрением, словно раздумывал, не сошёл ли балетмейстер с ума.

— Ах, да, ты ведь корм для рыбок, разумеется, ты избегаешь рыб, — Чу прищурился.

— Что?..

— Ничего, — Ваньнин расплылся в улыбке, заметив, как, наконец, дрогнули губы Мо Жаня, а на ставших за пару месяцев худыми щеках проступили крошечные ямочки. — Говорю, в океанариуме интересно будет. Допивай чай, и пойдём…

...В океанариуме и вправду было интересно: Чу Ваньнин и Мо Жань оказались единственными посетителями, и, к тому же, в полумраке их едва ли мог кто-то узнать. Они неспешно прогуливались по длинным галереям, разглядывая пёстрые стайки тропических рыбок, юрко снующие вокруг коралловых рифов. Мо Жань сжимал пальцы Чу, не отпуская руки мужчины ни на секунду. Он уже успел согреться, и больше не казался таким хмурым: то и дело останавливался под предлогом что-нибудь рассмотреть, и с каким-то совершенно детским восторгом вглядывался в проплывающих сквозь толщу воды огромных скатов, обнимая Ваньнина за талию и прижимая к себе. Чу позволил себе наслаждаться этими моментами близости, заведомо зная, что у них, вероятно, будет в распоряжении только этот день.

Он скучал по ощущению тёплых пальцев на коже, по щекочущему затылок дыханию — даже по тому, как Мо Жань тихо посмеивался, словно невзначай проходясь губами по шее. Каждый такой поцелуй вызывал лёгкое головокружение — и отчаянный жар где-то под кожей. Чу Ваньнин почти не смотрел на рыбок — потому что всё, о чём он мог думать, сводилось к тому, как Мо Жань поглаживает кончиками пальцев основание его шеи, и как эти мягкие словно бархат губы задевают мочку уха, когда парень шёпотом рассказывает ему о том, что когда-то читал легенды о драконах старинных озёр.

— Мо Жань… — он развернулся к парню, зная, что лицо его пылает, с трудом вывернувшись из цепких рук. — Что ты делаешь?

— А что ты хочешь, чтобы я делал? — Вэйюй сверкнул зубами, вглядываясь в глаза Чу. — Просто скажи мне.

— …… — Ваньнин, казалось, потерял дар речи. Он оторопело уставился на Мо Жаня, которого, казалось, ничто не могло сейчас смутить.

— Скажи, — Вэйюй снова приблизился к Чу, щурясь. — И я всё сделаю. Как ты любишь...

Ваньнин буквально задохнулся от такого напора. Он успел забыть, насколько бесстыдным может быть Вэйюй. От одного взгляда на него хотелось провалиться сквозь землю.

“Он… действительно считает, что сейчас самое место и время для такого?..”

Мо Жань, между тем, подался к Чу, опираясь руками прямо в ударопрочное стекло аквариума по обе стороны от его головы, распугивая всех рыб — и, по правде, Чу Ваньнин и сам был бы не против сейчас отрастить чешую и скрыться среди кораллов. Он замер, пытаясь собраться с мыслями. Они были здесь сейчас одни — ведь ничего ужасного не произойдет, если даже Мо Жань его поцелует?.. И, всё же, это было общественное место, в эту галерею в любой момент мог войти кто угодно.