— Учи… балетмейстер Чу, я всего лишь пытался сбить Вам температуру. Вам стало дурно на репетиции, так что я привез Вас домой и решил, что… — Убирайся!!! — проревел Ваньнин в ярости, повторяясь. Его суровый вид так сильно контрастировал с обнаженным, все еще покрытым пунцовым румянцем, телом, что Мо Жань внезапно почувствовал абсолютно иррациональную волну возбуждения, от которой у него буквально подкосились колени. Даже если бы его учитель сейчас выпустил в него всю обойму, он бы не сдвинулся с места и умер прямо тут — созерцая этого прекрасного, сексуального мужчину.
На самом деле, это был далеко не первый раз, когда Чу Ваньнин орал на Мо Жаня и велел ему убираться вон — возможно, именно по этой причине вспышка ярости не произвела на него должного устрашающего эффекта. Скорее, наоборот, все это раззадорило Мо Жаня, и адреналин разошелся по его крови обжигающим огнем.
— Я никуда не уйду, — уверенно сказал он. — У Вас жар. Я приготовил лекарства, и ждал, когда Вы очнетесь. Вам нужно принять жаропонижающее… — Вздор, — процедил Ваньнин, но оружие все-таки медленно опустил и… спрятал под подушку.
«Бл*ть, он спит с пистолетом в постели?! Серьезно?!»
У Мо Жаня отвисла челюсть. Это было… горячо. Он только и мог, что смотреть на Ваньнина, забыв, что вообще собирался сказать.
В этот момент прохладный компресс из уксусного полотенца начал соскальзывать со лба балетмейстреа Чу — и он, видимо, осознал, что Мо Жань не обманывает его. Холодные капли потекли по его лицу — и он раздраженно отбросил компресс на пол, поджимая губы.
— Почему я раздет? — наконец, спросил он. — Ваша одежда… я ее снял чтобы сбить температуру таким образом. — Ясно, — казалось, Чу Ваньнин понемногу приходит в себя. Он опустился на постель, набросив нервно на себя одеяло, а затем снова покосился на Мо Жаня. Тот тут же подал Ваньнину стакан с водой и пластинку тайленола. — Я не буду это пить, — процедил Ваньнин внезапно. — Эти таблетки абсолютно отвратительны. У меня в аптечке есть сладкие жаропонижающие порошки… — Они вредны для желудка, — прервал его Мо Жань, скрестив руки на груди. — Ну же, балетмейстер Чу. Выпейте это, а я приготовлю Вам сладкий чай и что-нибудь вкусное… — Приготовишь?.. — брови Ваньнина, который, было, расслабился, снова встревоженно поползли вверх. — Приготовлю, — подтвердил Мо Жань, энергично кивая. — И вовсе незачем на меня так смотреть — я уверен, если бы я заболел, на моем месте балетмейстер Чу поступил точно так же…
На самом деле, он вовсе не был в этом уверен. Мо Жань думал, что Ваньнин скорее заставил бы его репетировать связки на сцене до тех пор, пока он бы не упал без сознания прямо там и умер — но он не мог этого сказать вслух, а потому лишь лучезарно улыбался Ваньнину, который, похоже, не понимал, шутит Мо Вэйюй или нет.
— Хорошо, — неожиданно кивнул его учитель, а затем забросил несколько таблеток в рот и проглотил их одним глотком, кривясь так, словно только что съел нечто особенно мерзкое. — Ну, как? Доволен? — Да, — Мо Жань неожиданно для себя рассмеялся. — Да, я доволен. Отдыхайте, балетмейстер Чу. Я принесу Вам горячий чай и что-нибудь сладкое к нему, — он запомнил, что Ваньнин таскал с собой в карманах конфеты, так что решил, что тот любит сладости. Кажется, проходя мимо кухни, он видел печенье... — ...ясно.
Учитель воззрился на Мо Жаня таким ледяным взглядом, что тому вдруг стало не по себе. Казалось, Мо Жань не чай собирался ему приготовить, а какой-нибудь яд.
«Почему он так смотрит на меня? — запоздало подумал юноша, покидая комнату, — Как будто я оскорбил его чем-то… »
...Спустя пару минут он вернулся в спальню Чу Ваньнина с подносом, на который водрузил дымящуюся чашку чая и блюдце с османтусовым печеньем. Учитель к этому моменту был уже полностью одет: на нем был один из неизменных светлых кашемировых свитеров «под горло» и свободные бледно-серые пижамные штаны, из-под которых едва виднелись кончики пальцев ног. Казалось, этот человек стремился скрыть каждый миллиметр своего тела. Впрочем, его волосы так и остались распущенными, длинными чернильно-черными прядями ниспадать ему на плечи и спину.
Ваньнин сидел на кровати с неестественно прямой спиной лицом к двери. Его глаза так и сверлили Мо Жаня, а губы сурово поджались.
— Я чай принес, — Мо Жань старательно сделал вид что не заметил напряжения. — Балетмейстер Чу, Вам стало лучше? Может, измерите снова температуру?.. —...Уходи, — оборвал его грубо Ваньнин.
Мо Жань растерянно застыл, его пальцы с силой сжали края подноса так, словно пытались сокрушить холодный металл.
Чертов Ваньнин снова надумал его выгнать. Ну, по крайней мере, он больше не кричал на него и не использовал бранные слова вроде «убирайся» или «вон»... Это определенно можно было считать прогрессом.
— Уйду я, уйду, не переживайте, балетмейстер Чу, — проговорил он со вздохом. — Но прежде выпейте чай и измерьте снова температуру. А еще неплохо бы вызвать на дом врача… — Нет, — Ваньнин нахмурился. — Это лишнее. Мо Вэйюй, я благодарен тебе за помощь, но… — он внезапно замолчал, но в его взгляде читалось «ты слишком многое на себя берешь».
Мо Жаню ничего не оставалось кроме как сдаться. В конце концов, он и так проник в чужой дом, и вел себя так, словно здесь жил. Они с балетмейстером Чу не были ни любовниками, ни даже друзьями.
Он мысленно поморщился, внезапно вспомнив, что его учитель даже не был в курсе, что Мо Жань был его тем самым учеником — бредовые разговоры не в счет.
«Интересно, он бы позволил мне позаботиться о себе, если бы знал, кто я? — рассеянно подумал он, а затем фыркнул. — Ага, еще чего. Знай он, что я — Мо Жань, выстрелил бы мне, должно быть, в колено!»
И, все же, мысль о том, что он снился Ваньнину не впервые, почему-то продолжала его преследовать даже поздним вечером, когда Мо Жань уже вернулся к себе. Он задавался вопросом, что именно его учитель чувствовал тогда, выгнав его вместе с Ши Мэем. Тем вечером он… выглядел напуганным. В его глазах определенно был страх.
Мо Жань потер лоб, вздыхая.
Этот человек хранил оружие под подушкой, оградил свой дом высоким забором, у него стояла сигнализация — и кое-где по дому Мо Жань заметил даже несколько скрытых камер наблюдения.
Это было похоже на какую-то паранойю, или отчаянное желание обезопасить себя.
Немного помешкав, Мо Жань наконец решил набрать своего дядю Сюэ Чженъюна и как следует расспросить его о том антидепрессанте, что он нашел у учителя в аптечке. Все же тот работал психологом — наверняка он мог рассказать побольше чем справка гугла.
Комментарий к Часть 6 Сегодня принесла немного дерганного простуженного Ваньнина и медленно но верно идущего к успеху Мо Жаня.
Теперь учителю не удастся выгнать псинку так же просто как 6 лет назад... ^^
В общем, надеюсь, понравится эта зарисовка, потому что на этой неделе писала очень сумбурно. Как всегда, буду рада комментариям и критике)
====== Часть 7 ======
Комментарий к Часть 7 Сюрприз-сюрприз! Сегодня новая глава вышла не по плану, а по вдохновению. Как автор, я очень надеюсь, вы меня не прибьете за такой сюжетный поворот... ^^'
Он просыпался и засыпал, дрейфуя в океане пустоты и жара, с трудом различая реальность и сон. Перед глазами прошлое накладывалось странным образом на настоящее, и уже сложно было понять, что происходит наяву, а что — нет.
Темная пустая комната, смятые простыни и одеяла, путающиеся в ногах, и липкое, гадкое ощущение собственного тела… Чу Ваньнин резко выдохнул.
Комната?!.. Нет же, он снова заперт в темном багажнике неизвестной машины. Затекшие конечности не слушаются, а желудок скрутило от острого запаха застаревшей крови и грязи. Во рту находится какая-то тряпка, так что любой крик автоматически превращается в глухое мычание.
Этому Чу Ваньнину лишь недавно исполнилось девять. Он снова видит этот чертов сон — и он уже знает, что будет дальше. На дне багажника он нашарит обломок лезвия канцелярского ножа и спрячет его в рукаве. Его привезут на склад, накачают снотворным и запрут в контейнере. Это те самые воспоминания, которых он страшится более всего — не желает переживать все это снова, но во сне не может контролировать происходящее...
...Он хочет проснуться. Прямо сейчас. Это всего лишь сон — почему же все кажется таким реальным?!..
...Ваньнин чувствует себя больным, смертельно усталым. Кажется, у него жар. Его по-прежнему окружает темнота, но он здесь не один. Он находится в одном из контейнеров, а на голове его повязан черный мешок, мешающий ему ориентироваться и свободно передвигаться. Страшный кашель разрывает легкие — и он жадно хватает ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Тело настолько ослабло, что он едва может даже голову поднять.
— Ся… Ся Сыни, — окликает его встревоженный детский голос. — Тебя ведь так зовут?..
Ваньнин не отвечает. Он захлебывается кашлем, потому просто не может ответить. Имя «Ся Сыни» он придумал сам, оказавшись в этом кошмарном месте — он не хотел называть своего реального имени.
Не хотел, чтобы имени, данного ему при рождении, касалась эта грязь...
— Я позову кого-нибудь, Ся, — говорит ребенок. — Они должны тебе помочь. В конце концов, они ведь собираются продать нас, и мы нужны им живыми...
— Не… нужно, — сипит Ваньнин. Его голос совершенно его не слушается. Тело неконтролируемо дрожит потому что в памяти еще свежи побои.
В первую же ночь, отойдя от снотворного, он попытался сбежать, и все закончилось тем, что его избили до полусмерти. Если бы не этот незнакомый мальчишка, который каким-то образом сумел вступиться за него, он бы был уже мертв...
— Я позову врача, — настаивает незнакомый мальчик. Во сне у его товарища нет лица, но на самом деле взрослый Ваньнин уже знает, кто он. Это Ши Минцзин…
...Сон снова меняется, и на этот раз перед его глазами предстает полумрак гостиничного номера. Комната наполнена ароматами благовоний, но от этого запаха к горлу подкатывает тошнота. Пестрый полупрозрачный полог скрывает шелковые белые простыни, на которых возлежит пожилой мужчина: он смотрит на Ваньнина масляными похотливыми глазами, словно на кусок мяса, и от этого взгляда мальчика бросает в ужас.
«Нет!!!»
Он застывает на месте, а во рту у него крепко зажато острое лезвие канцелярского ножа. Он не даст к себе прикоснуться, нет — скорее, умрет, и заберет с собой этого мерзкого старика…
...Взрослый Ваньнин, наблюдая за разворачивающимся действом словно со стороны, чувствует, как внутри холодной волной разливается ужас. Он так хорошо помнит, что совершил той ночью: лезвие, которое с того момента, как его похитили, так тщательно берег, той ночью он вонзил в шею этому выродку. Кровь залила белоснежные простыни. Мужчина даже не успел позвать на помощь — все случилось слишком быстро...
«Уходи! Уходи немедленно!» — кричит он в собственной голове, но тело словно одеревенело и не слушается его, как и в ту ночь из его воспоминаний. Он не может ни сбежать, ни убить себя чтобы наконец закончить этот кошмар своей жизни..
...В следующую секунду в номер кто-то входит, и он видит мужчину в форме спецназа. Тот знаками показывает ему, чтобы Ваньнин молчал.
Он… спасен?..
...Чу Ваньнин резко сел в собственной постели, не до конца соображая, где находится, и не снится ли ему теперь его собственная кровать.
Его тело… он чувствовал себя больным, абсолютно разбитым. Дрожащими пальцами нащупал холодную рукоять огнестрельного оружия под подушкой и слабо выдохнул.
«Очнулся. Все еще жив...»
Прошло так много лет с тех пор, как все это с ним случилось… С тех пор, как он побывал в руках торговцев людьми.
Борясь с головокружением, он поднялся на ноги и кое-как поковылял в ванную за лекарствами. У него все еще валялись где-то старые антидепрессанты — возможно, настало время их принять?..
Роясь в аптечке, Чу вяло подумал о том, что на самом деле никакая терапия не поможет ему справиться с этой травмой, сколько бы лет ни прошло. Он был сломлен изнутри произошедшим, и ему действительно стоило бы той ночью в гостинице просто дать себе умереть... Его спасли слишком поздно. Какой смысл был в его жизни, если он попросту не мог больше с тех пор функционировать, как все нормальные люди?..
Он не просто не подпускал никого к себе — он даже не мог перенести, если кто-то находился от него на расстоянии менее метра.
Танцевать в дуэте, с поддержкой, было для него личным сортом ада на земле, потому что любое прикосновение становилось триггером. Любое взаимодействие заставляло его балансировать на грани панической атаки. Танцевать на сцене было приемлемо лишь потому, что он в какой-то момент научился абстрагироваться от окружающего мира, а софиты настолько сильно слепили его чувствительные глаза, что он практически ничего перед собой не видел. На самом деле, это мало чем отличалось от мешка на голове… Он действительно почти всегда танцевал вслепую все эти годы.
Занятия балетом, которые должны были помочь ему справиться с травмой после того, как его вернули домой, превратились в пытку, которая растянулась на целую жизнь. Вся его блистательная карьера была похожа на постоянную борьбу с собой, в которой он заранее проиграл...
Рядом с ним не было никого, кто мог бы хотя бы отчасти понимать его — даже Ши Минцзин, который, казалось бы, пережил то же, что он сам, каким-то образом смог двигаться дальше.
Чу Ваньнин опустил голову на руки, вздыхая. Ши Минцзин, он же Ши Мэй... Оба они выбрали для себя балет как отдушину, но их судьбы сложились так по-разному. Ши Мэй вырос открытым, способным парнем, и, казалось, не было того, кто не любил бы его. Он открыто выражал свои чувства, и даже однажды пробовал приблизиться к Ваньнину…
Ваньнин хмуро уставился перед собой, пытаясь собраться с мыслями.
Нет, он не собирался больше вспоминать события шестилетней давности.
Какой в этом был прок? Его жизнь и без того напоминала непрекращающийся кошмар — не хватало только для полного ощущения своей ничтожности вспомнить еще и Мо Жаня…
Все, что ему сейчас было необходимо — антидепрессанты.
Мужчина решительно вывернул все содержимое аптечки на вымощенный мраморной плиткой пол. Таблеток нигде не было, сколько бы они ни искал их — это было странно, учитывая, что Ваньнин отлично помнил, как пару дней назад они попадались ему на глаза…
Глаза феникса опасно сузились, и болезненная догадка пришла в голову.
«Мо Вэйюй… вчера он был здесь. Мог ли он забрать мои лекарства?..»
Во рту внезапно пересохло от ужаса.
Если хоть одна живая душа узнает о том, в каком он на самом деле состоянии, это будет крах всего. Он не переживет такого удара. Его репутация будет разрушена, и его, в его-то нестабильном состоянии, никогда не допустят ни к выступлениям, ни к постановкам.
Ваньнин растерянно опустился прямо на пол, перед глазами потемнело. Вчера он позволил абсолютно чужому человеку войти в свой дом!!!..
Мужчина закрыл лицо руками, пытаясь выровнять дыхание.
«Нет, нет, нет! Он не мог!!! Не стал бы рыться в моих вещах или... брать мои таблетки!!!»
Но на самом деле Ваньнин уже знал, что слова «не мог» не относились к Мо Вэйюю. Этот молодой человек не просто мог рыться в чужих вещах, но и делал это без зазрения совести. Именно из аптечки Ваньнина он раздобыл вчера жаропонижающее — а, значит, видел и другое ее содержимое… И это было далеко не единственным, что Мо Вэйюй тем вечером ВИДЕЛ...
Мужчина вздохнул. Все еще оставалась надежда, что юноша решит, будто лекарства не принадлежат Ваньнину.
«Но, черт возьми, зачем он их забрал?!..»
Ваньнин нахмурился. Он почти не помнил, что вчера произошло. С того момента, когда ему внезапно стало плохо прямо на сцене, прошли почти что сутки. Мо Вэйюй вроде бы предложил довезти его до дома, и по какой-то нелепой случайности Ваньнин позволил ему это сделать.
Дальше… все было в тумане. Сны и реальность смешались в один запутанный клубок.
Он то просыпался, то впадал в забытье. У него был жар, и он хорошо запомнил, что Мо Вэйюй пытался сбить ему температуру при помощи обтираний и компрессов. Вот только этот юноша понятия не имел, что Ваньнин не переносит чужих прикосновений — и именно его необдуманные действия привели в итоге к этим кошмарным видениям из прошлого.
К тому же, очнувшись, Ваньнин был в тот момент настолько шокирован обнаружить Вэйюя в своей спальне, что едва не пристрелил того на месте.
...Мужчина нахмурил брови, пытаясь вспомнить, как именно отреагировал молодой человек на его нервный срыв.
«Кажется, я кричал на него, чтобы он убрался…»
Но Вэйюй, казалось, пропустил все это мимо ушей. Даже направленного на него дула пистолета не испугался…
Ваньнин внезапно вздрогнул. Такое спокойное поведение не могло не насторожить.
Кем был этот молодой мужчина, раз так хладнокровно себя вел?..
Он привлек внимание Ваньнина буквально сразу еще на прослушивании: лишь бегло бросив на него взгляд, балетмейстер Чу уже понял, что этот молодой человек определенно танцует много лет. В его движениях чувствовалась расслабленная уверенность, а осанка выдавала в нем человека, умеющего держать себя в любой ситуации.
Широкие плечи, высокий рост, и необычные, темно-фиалковые глаза, которые на мгновение показались Ваньнину странно знакомыми… Воспоминание кольнуло тонкой иглой в сердце, но тут же ускользнуло, словно шелковая лента сквозь пальцы.
Тогда он не придал этому уколу значение.
Да и разве мог он задумываться о чем-то в тот момент? Лишь увидев то, как Мо Вэйюй мастерски исполняет импровизацию, Ваньнин был бесповоротно очарован. Он никогда прежде не видел таких свободных, раскрепощенных, и в то же время выверенных движений — в тот день перед ним словно кружилось в фуэте истинное воплощение танцующего Шивы. Он смотрел — и не мог насмотреться, словно жаждущий, который внезапно оказался на берегу кристально чистого озера…
....Тогда Ваньнин с трудом нашел в себе силы говорить. Сказал первое, что пришло в голову — потому что то, что он увидел, невозможно было описать словами. Кажется, придирался к мелочам, хоть и придраться там было особо не к чему.
Мо Вэйюй не просто был талантлив — он был воплощенным талантом. Он был таким, каким должен быть солирующий танцовщик. Его могли бы взять в самый блестящий балетный коллектив в любой стране мира. Неясным оставалось лишь одно: почему Ваньнин никогда прежде о нем не слышал в балетной тусовке?.. Разве этот молодой человек не должен был где-то хотя бы иногда выступать?..
Ответ на этот вопрос появился буквально сразу: оказалось, Мо Вэйюй был известным акробатом и каскадером с весьма неясным прошлым, в котором он вроде бы когда-то давно занимался балетом. Об этом Ваньнин узнал уже позже, от Наньгун Сы, своего первого ученика — тот даже сбросил учителю Чу несколько выступлений талантливого артиста.
Опасные трюки под куполом, в сиянии лазерных огней, откровенные костюмы, необычные танцевальные приемы… от всего этого перехватывало дух.
Ваньнин буквально «подсел» на шоу с участием Мо Вэйюя: за сутки он пересмотрел практически все выступления этого молодого человека, и все сильнее убеждался, что тот не захочет принять участие в балетной постановке. Это был не его уровень. Он просто не мог согласиться — с чего ему соглашаться, если он мог выступать где угодно и как угодно?..
Чу долго колебался прежде чем пригласить его на репетицию. Набирал сообщение и стирал его раз десять, не уверенный, что может написать такого, чтобы Вэйюй хотя бы на секунду задумался о предложении выступить в постановке.
А затем… Мо Вэйюй внезапно явился на общую репетицию. С опозданием — потому что Ваньнин отправил ему сообщение с адресом в последний момент. Но… явился. С таким видом, словно ему было совершенно не интересно все, что происходит вокруг. Как будто он пришел, сам не зная, зачем...
То, что он внезапно согласился выступать, казалось абсурдом. Какой-то шуткой.
Ваньнин настолько воспрял в тот момент духом, что вовсе выпустил из головы свою полную неспособность исполнять танец в классическом дуэте… а когда внезапно об этом вспомнил, ему стало дурно.
...Настолько дурно, что в итоге он физически заболел.
Балетмейстер Чу вздохнул. Ему стоило уже давно признаться самому себе, что Мо Вэйюй полностью занял его мысли — этому человеку удалось даже на какой-то момент отогнать обыкновенную повышенную тревожность Ваньнина. Когда Чу смотрел на Вэйюя, в нем словно постепенно расслаблялась максимально сжатая пружина.
И в то же время… за эти несколько дней он успел наговорить этому юноше столько острых слов, сколько обыкновенно не мог из себя выдавить и за месяц. Он абсолютно не мог контролировать яд, который, казалось, сам изливался из его рта.
Он обозвал Мо Вэйюя едва ли не бездарным лентяем, кричал, чтобы тот убирался прочь, называл его слова чушью и вздором…
На самом деле, было удивительно, что молодой человек все еще никуда не исчез — а всего лишь похитил его антидепрессанты.
Ваньнин поднялся с пола, пристально вглядываясь в собственное отражение в зеркале.
«Ты, видимо, совсем дурак, раз вообще думаешь о нем…» — медленно проговорил он самому себе, и голос непривычно резко прозвучал в тишине ванной комнаты отражаясь от пустых мраморных стен эхом.
Из зеркала на него хмуро взирало собственное отражение: растрепанный неловкий мужчина с болезненно-бледным лицом и неприветливым взглядом. Всем своим видом Ваньнин словно излучал неодобрение. Даже если он улыбался, выглядело это так, словно он делает это натянуто, и даже ехидно.
«Ты знаешь, чем все закончилось в последний раз, когда ты о ком-то вообще думал... — напомнил он себе, горько усмехаясь, — Прекрати, Ваньнин. Они чем-то похожи — но на том всё. Тебе нужно остановиться. Ты закрыл эту дверь в своей голове шесть лет назад. Достаточно.»
...В этот момент его телефон мягко пискнул, уведомляя о сообщении.
Ваньнин от неожиданности дернулся, и перед глазами на мгновение все поплыло: видимо, температура все еще не пришла в норму, и простуда всерьез собиралась его доконать.
Внезапно вспомнив о том, что он так и не удосужился никому сообщить о своем плачевном состоянии, мужчина в ужасе воззрился на три пропущенных от Хуайцзуя и несколько десятков сообщений в мессенджере.
Он действительно сходил с ума раз позволил себе настолько выпасть из жизни.
В следующее мгновение он уже самостоятельно набирал Хуайцзуя, молясь, чтобы тот ответил как можно скорее.
— Юйхэн? — тот ответил после второго гудка, как будто ждал его звонка все это время.
— Хуайцзуй, — поприветствовал его Ваньнин. — Слава богам, ты на связи! Я сегодня окончательно разболелся…
— Я знаю, — прервал его Хуайцзуй. — Господин Вэйюй уже предупредил труппу, так что всё в порядке. Как твое самочувствие?
— Я… эм… уже лучше, — Ваньнин бессовестно врал. Он понятия не имел, стало ли ему лучше — по факту, его все еще шатало от слабости из стороны в сторону, а с ночными кошмарами и нависшей угрозой панической атаки он сейчас явно не мог похвастаться ни физическим здоровьем, ни психическим.
— Юйхэн, даже не думай приезжать на репетиции на этой неделе, — вещал тем временем Хуайцзуй. — Я давно говорил тебе, что идея выступать в одной из главных ролей и одновременно ставить чужие номера доведет тебя до истощения. Ты не единственный балетмейстер в этой труппе, так что какое-то время мы справимся самостоятельно. В конце концов, я ведь тоже имею опыт подготовки хореографических постановок — а ты сейчас должен больше думать о своем здоровье и предстоящей роли…
Ваньнин поморщился, невольно отстраняя телефон от уха. Подобные монологи он выслушивал не впервые. Хуайцзуй когда-то был его учителем, так что вполне справедливо беспокоился о Чу — хоть он и не понимал, что именно было не так с Ваньнином, он прекрасно знал, что у того бывают приступы астмы и панические атаки.
Конечно же, с таким «набором» он изначально не должен был бы допускать Ваньнина к выступлениям — но видимо он все же что-то разглядел в нем, раз решил закрыть глаза на такие серьезные проблемы со здоровьем. Впрочем, именно он предложил Ваньнину стать балетмейстером и понемногу отказываться от выступлений на сцене, поскольку знал, что тот не может себе позволить сильные физические нагрузки.
Кажется, он знал о пределах Ваньнина даже больше, чем сам Ваньнин…
В обычной ситуации Чу бы начал спорить с Хуайцзуем и настаивать на том, что он будет ходить на репетиции — вот только после кошмара, со все еще горящей головой и накатывающей слабостью, он не нашел в себе сил воспротивиться даже ради приличия.
— Хорошо, — мягко согласился он. — Я действительно думаю, что отдохнуть на этой неделе — отличная идея.
— Юйхэн, у тебя там точно все в порядке?! — Хуайцзуй был удивлен и встревожен его ответом. — Мне стоит позвонить доктору Сюэ?..
— Не нужно, — вздохнул устало Ваньнин. — Я сам ему позвоню.
— Хорошо, — Хуайцзуй, казалось, немного успокоился. — Кстати, ближе к вечеру к тебе должны зайти Наньгун Сы, Е Ванси и Ши Мэй. Они хотели принести тебе что-нибудь, так что, если тебе что-то понадобится, просто напиши им.
— Ясно, — Ваньнин поджал губы. Он знал, что Ши Мэй совершенно точно захочет к нему наведаться, так что не был удивлен — он похоже продолжал беспокоиться о нем все эти годы, хоть это и было совершенно иррационально, особенно если учесть происшествие шестилетней давности.
Но Наньгун Сы и Е Ванси… хоть Наньгун Сы и был его первым учеником, он всегда держал со своим учителем почтительную дистанцию (за что Ваньнин ему был весьма признателен).
Почему эти двое решили тоже идти?!
Ваньнин нахмурился, внезапно осознавая, что вместо того, чтобы зарыться в одеяло и предаваться жалости к себе, он будет вынужден развлекать гостей. Перспектива была… мягко говоря, так себе. Не говоря уже о том, что ему придется впустить навязанных гостей в дом. Да-да, он все еще не горел желанием находиться с чужаками под одной крышей. Но, кажется, с тех пор, как Мо Вэйюй впервые бесцеремонно нарушил границы его личного пространства, люди так и рвались навестить его…
Нет, ему срочно нужно было позвонить Сюэ Чжэнъюну. Ему нужны были его лекарства — без них он понятия не имел, как переживет этот вечер…
====== Часть 8 ======
Мо Жань поигрывал телефоном в руке, чувствуя себя отчего-то особенно раздраженным. Он написал Ваньнину около пяти сообщений с интервалами в несколько часов, но тот не просмотрел ни одного. С одной стороны, он мог попросту спать все это время… с другой же...
...С какой стороны ни посмотри, он был уверен, что балетмейстер Чу не спит. Юйхэн, скорее всего, просто его игнорирует — что совсем неудивительно, если учесть, как отчаянно он пытался прогнать Мо Жаня накануне. Он повторил слово «убирайся» не менее трёх раз, и ни на секунду не расслабился в его присутствии.
Выглядело все это так, словно Мо Жань, по его мнению, был как минимум извращенцем, намеренным осквернить Ваньнина грязными приставаниями, пользуясь тем, что тот был болен и слаб. Чего только стоил пистолет под подушкой…
Юноша покачал головой, в который раз проверяя мессенджер. Он так и не успел вчера нормально поговорить с дядей, и весь сегодняшний день провел на репетиции. Хуайцзуй всерьез взялся за их труппу на время отсутствия балетмейстера Чу — так что за весь день Мо Жаню удалось отдохнуть от силы полчаса. Большую часть этого времени он пытался отдышаться, хлестал воду из-под крана и, конечно же, придумывал, что бы еще написать Ваньнину, чтобы не выглядеть слишком навязчивым.
По правде говоря, с той самой минуты, когда он внезапно понял, как сильно на самом деле его привлекает балетмейстер, он действительно впервые был напуган собственными чувствами. Не то, чтобы у него не было опыта в отношениях — скорее, ни одни из его прошлых отношений не вызывали в нем переживаний на грани безумия.
«Сколько же это продолжается? — вдруг подумал он, мрачно рассматривая заставку на своем телефоне. — Когда я впервые начал думать о нем? И переставал ли я о нем думать хоть когда-то?..»
Ответ напрашивался сам собой. То, что он долгое время считал ненавистью, на самом деле было чувством отверженности и тоски, злости на себя — и одновременно на Ваньнина, в упор не замечавшего его, холодного, словно промозглая зимняя ночь. Мо Жань был зол все это время, даже толком не осознавая, на кого именно злится.
Он сжал зубы, пытаясь отбросить запоздало пришедшее раскаяние. Если бы в нем была хоть капля порядочности, он бы признался во всем балетмейстеру Чу немедленно. Но мог ли он рассказать учителю о том, что было у него на душе все эти шесть лет? Мог ли он признаться в том, что Ваньнин, приказавший ему однажды убираться вон, настолько сильно его пошатнул, что всё это время Мо Жань едва не бредил им, и считал, что ненавидит его всей душой?!..
«Но я все-таки снился ему, — с каким-то нездоровым удовлетворением подумал Мо Жань, и от этой мысли кровь стала немного горячее. — Значит, он все-таки не забыл обо мне окончательно, хоть и не узнал спустя столько времени. Значит, все эти шесть лет он иногда обо мне думал...»
Ему было до жути любопытно, что за сон мог привидеться балетмейстеру Чу с его участием. Почти все грезы, которые видел Мо Жань с участием Ваньнина в последние годы, включали в себя жесткий трах — но, разумеется, было весьма самонадеянно думать, что его учитель разделял подобные видения. Вряд ли тот стал бы представлять, как отсасывает у Мо Жаня, или как позволяет себя поиметь.
Мо Жань уже давно подозревал, что его Ваньнин, скорее всего, был асексуалом — и его догадки отчасти подтвердились вчера, когда он побывал дома у балетмейстера Чу. Это место лишь с большой натяжкой можно было назвать «домом»: оно выглядело холодным и необжитым, и в то же время каким-то беспорядочным. Мо Жань не всматривался, но в то же время не мог не заметить, что его учитель, скорее всего, уже много лет живет один: об этом буквально кричали его спальня, ванная, и даже аптечка, в которой не было презервативов. А, между тем, Ваньнину было уже двадцать шесть лет…
...Общую картину запустения и холостяцкой жизни дополняли антидепрессанты и повышенное внимание Ваньнина к мерам безопасности: камеры, сигнализация, высокий забор, огнестрельное оружие под подушкой. Он как будто жил в постоянном страхе, что кто-то вломится в его дом.
Чего же он так боялся?..
— А-Жань, ты сейчас домой? — окликнул Мо Жаня Ши Мэй, вырывая юношу из невеселых размышлений.
— Вроде того. Хуайцзуй все жилы из меня вытянул сегодня, — усмехнулся Мо Жань. — А ты?
— Мы с Наньгун Сы и Е Ванси собрались навестить балетмейстера Чу, — Ши Мэй невинно распахнул глаза цвета персика, а затем деликатно рассмеялся, заметив, как вытянулось лицо Мо Жаня от удивления.
— Он… что, вас позвал? — только и смог выдавить тот.
— Не то, чтобы, — Ши Мэй прищурился. — По правде говоря, если бы балетмейстер Чу вправду позвал кого-нибудь к себе, мы бы решили, что в его тело вселился злой дух… В общем-то, он чаще всего никого не пускает за порог, так что мы думали просто заехать к нему и передать кое-что из еды и лекарств. Но Хуайцзуй вроде бы предупредил его о нашем визите, так что в этот раз, скорее всего, балетмейстер проявит гостеприимство...
— ...Не пускает за порог, значит? — пробормотал Мо Жань, хмурясь. Он начинал понимать, почему Чу Ваньнин был так взбешен, когда очнулся и обнаружил Мо Жаня в своей спальне.
Словно не расслышав, Ши Мэй продолжил:
— Я хотел спросить, не хочешь ли ты съездить с нами. К тому же, у меня нет своего транспорта, а у Наньгун Сы и Е Ванси спортивный купе-двухдверник…
— Без проблем, я подвезу вас, — Мо Жань кивнул, мысленно возрадовавшись, что в кои-то веки будет польза от его любви к большим брутальным тачкам.
А затем, скосив взгляд на телефон, который продолжал вертеть в руках, расплылся в плутоватой сияющей улыбке.
Ваньнин наконец удосужился ответить ему.
На экране всплыла лишь одна короткая фраза:
«Как прошла репетиция?»
Вопрос был нейтральным, подчеркнуто корректным.
Очевидно, Ваньнину, привыкшему все контролировать, не давала покоя мысль, что он пустил все на самотек из-за своей болезни — и теперь балетмейстер окольными путями пытался все выяснить.
С другой стороны, если бы он волновался в целом о репетиции, он написал бы в общий чат, а не лично Вэйюю, разве нет?..
Мо Жань прищурился, продолжая улыбаться, на секунду задумался, а затем быстро набрал ответ:
«Буду у Вас через полчаса, и все расскажу при встрече, балетмейстер Чу :)»
Он не забыл поставить смайлик в конце. Настроение впервые за этот день пошло в плюс.
— С кем это ты переписываешься? Твой новый парень? — Ши Мэй приподнял точеную бровь. Разумеется, ему не было видно, что именно и кому писал Мо Жань, но не заметить полыхающие глаза и едва не стекающую слюну было сложно. Его товарищ, весь день проходивший с постным лицом, сейчас напоминал довольного пса, только что увидевшего лакомую кость. Выглядел он как бесстыдник.
— Пока что не мой, — Мо Жань неожиданно рассмеялся, представляя мысленно лицо балетмейстера Чу, если бы тот услышал этот разговор. — Ну, что, мы едем, или как? Где Наньгун Сы?..
Дом Чу Ваньнина представлял собой небольшой таунхаус из металла и стекла, с виду — такой же холодный и неприветливый, каким казался его владелец. В этот раз автоматические ворота были открыты, так что Мо Жань смог подъехать к самому входу. Краем глаза он мгновенно отметил еще одну машину, припаркованную чуть дальше: серебристый городской седан с очень знакомыми номерами. Это была машина его дяди, Сюэ Чженъюна — и в этот момент его замечательное настроение резко пошло на убыль.
Во-первых, он до сих пор не был в курсе, что дядя Сюэ и Ваньнин знакомы. Во-вторых, он не представлял, что могло заставить его дядю вечером вместо того, чтобы спешить домой к госпоже Ван, приехать к балетмейстеру Чу.
И, в-третьих, он внезапно подумал о том, что дядя Сюэ уж очень любил рассказывать всем, кто готов был слушать, об успехах Мо Жаня и Сюэ Мэна (от этой мысли Мо Жань буквально физически содрогнулся, внезапно осознав, что его прикрытие могло вот-вот рухнуть словно шаткий карточный домик).
— Всё в порядке? — участливо спросил Ши Мэй, чуть щурясь в полумраке машины. Наньгун Сы и Е Ванси уже вышли и направились к дверям, а Мо Жань всё никак не мог собраться, да так и сидел на месте, вцепившись в руль.
Если бы он не отправил сообщение Ваньнину полчаса назад о том, что собирается зайти — он бы прямо сейчас попросту сбежал, оставив товарищам денег на такси чтоб доехать обратно. Соврал бы, что внезапно появились дела. Но… он уже написал Ваньнину то грёбаное сообщение. К тому же, Ваньнин знал, как выглядит машина Мо Жаня.
«С*ка! Что мне теперь делать?!» — юноша повернулся к Ши Мэю, в его глазах отражалось отчаяние.
Как раз в этот момент Сюэ Чженъюн вышел из дома. Ваньнин последовал за ним, проводя его до машины, и они продолжали о чем-то беседовать. Неожиданно дядя Сюэ остановился и как будто начал всматриваться в машину Мо Жаня, словно ожидая, когда его племянник выйдет. Юноша буквально спиной вжался в спинку сидения, зажмурившись, как если бы мог отгородиться непроницаемой стеной от происходящего. Стекла были тонированными — но не настолько.
«Твою мать! Твою мааать!..»
Ши Мэй, все это время лишь наблюдавший за разворачивающейся сценой, спросил:
— Это кто-то, кого ты знаешь?
— …, — Мо Жань не мог ответить, и потому лишь кивнул.
Ши Мэй коротко вздохнул. А затем резко притянул голову Мо Жаня к себе, и их губы мягко соприкоснулись.
Глаза Мо Жаня на мгновение в ужасе распахнулись, но затем он понял план товарища и замер на месте. Его рука легла на спину Ши Мэя, как если бы он был полностью поглощен поцелуем. Все это время их губы оставались неподвижными.
Сюэ Чженъюн, заметив, что его племянник в машине не один, и смутно различив сквозь тонировку суть происходящего, поспешил удалиться без лишних слов. Только когда он сел в машину Мо Жань и Ши Мэй наконец отстранились друг от друга.
На подъездной дорожке стало пусто: Наньгун Сы и Е Ванси уже зашли в дом вместе с Ваньнином. Мо Жань внезапно сухо рассмеялся, осознав, что балетмейстер Чу, вероятнее всего, тоже стал свидетелем сцены вынужденного поцелуя.
— Твою ж мать!..
— Что такое? — Ши Мэй приподнял брови. — Все в порядке, он уехал. Пойдем.
— ...Ничего, — Мо Жань сцепил зубы, едва удерживаясь, чтобы не ударить себя самого по лицу. Ваньнин его наверняка видел, и это было плохо. Очень плохо. Неизвестно, что было хуже: раскрывшаяся правда, или их с Ши Мэем поцелуй...
...Мо Жань постучал в дверь дома Ваньнина, чувствуя себя последним идиотом. Умом он понимал, что, по сути, балетмейстеру Чу должно было быть все равно, с кем он целуется в машине: их ведь не связывали близкие отношения. Для Ваньнина он был всего лишь недавним знакомым.
Но... этим самым поцелуем Мо Жань словно еще глубже себя только что закопал.
«Он ведь наверняка подумает, что мы с Ши Мэем вместе, и будет держаться от меня подальше. Не то, чтобы он и раньше старался со мной сблизиться, но…» — юноша вздохнул, а затем изобразил на лице благожелательную улыбку.
Когда Ваньнин открыл дверь, он выглядел уже почти нормально.
— Балетмейстер Чу, — он почтительно склонил голову, а затем протянул мужчине пакет со сладкими противопростудными порошками и конфетами, которые, как он успел вчера заметить, Ваньнин таскал по карманам. — Мы приехали узнать, как Ваши дела…
Ваньнин молча кивнул, его взгляд казался странно отстраненным. Затем он сделал шаг в сторону, пропуская Мо Жаня внутрь.
— Балетмейстер Чу, — Ши Мэй также склонил голову, а затем последовал за Мо Жанем.
Ваньнин не сказал им ни слова — просто закрыл за ними дверь и молча, словно бессловесная тень, повел их в гостиную.
Мо Жань с любопытством осмотрелся: просторное помещение заливал яркий искусственный свет, идеально гладкий пол из натурального массива древесины сверкал чистотой. В помещении полностью отсутствовал декор, а мебель выглядела дорого, и в то же время до ужаса неуютно.
Когда он был здесь вчера, у него не было времени осматриваться, но сейчас юноша внезапно осознал, что, по сути, смотреть-то было не на что — кроме самого Ваньнина, который сегодня выглядел бледным, и, очевидно, не слишком здоровым.
Мо Жань неожиданно подумал о том, что даже вчера, в бессознательном лихорадочном состоянии, балетмейстер Чу не казался таким безжизненно-отстраненным. Сегодня в нем как будто не осталось ни капли сил — как если бы внутри него внезапно погас весь свет. Даже его лицо имело какой-то пепельный оттенок.
— Как Ваше самочувствие? — поинтересовался Наньгун Сы вежливо. — Уже лучше, — соврал Ваньнин, не моргнув и глазом. Мо Жань прищурился, сверля его тяжелым, пронзительным взглядом — но балетмейстер и не думал смотреть в его сторону.
Уголки его губ приподнялись в слабой улыбке, и он предложил:
— Чаю? Все мгновенно расслабились, а Ваньнин отправился на кухню, оставив гостей развлекать себя самостоятельно.
Мо Жань внезапно поднялся с кресла, и, встретив недоуменные взгляды коллег, усмехнулся:
— Пойду, помогу ему. Не дело ему бегать вокруг гостей в таком состоянии.
Не дожидаясь какой-либо реакции, он развернулся к товарищам спиной и последовал за балетмейстером Чу. Он уже знал, где находится кухня, так что без проблем нагнал Ваньнина, который не успел даже взять в руки чайник.
Перехватив инициативу, он молча принялся хозяйничать по ящикам, доставая чашки. Ваньнин застыл посреди кухни, его глаза феникса опасно сузились.
— Мо Вэйюй, — процедил он, словно имя Мо Жаня было неким ругательством. — Расслабьтесь, балетмейстер Чу. Вы должны больше отдыхать. Можете вернуться к гостям — я приготовлю чай сам, — Мо Жань и не думал отступать. Его было не пронять этими угрожающими взглядами. Даже если бы Чу сейчас наорал на него — он бы и глазом не моргнул. — Нет, — Ваньнин скрестил руки на груди, тонкие губы поджались. — Что, если ты начнешь рыться в моих вещах? Вчера ты… — он неожиданно замолчал, как будто вдруг передумал заканчивать фразу. — Я — что, балетмейстер Чу? — Мо Жань поставил чайник греться, сполоснул и протер чашки, а затем развернулся к Ваньнину лицом. Их глаза наконец встретились на мгновение — но балетмейстер тут же отвел взгляд. Он выглядел крайне злым, но продолжал молчать.
Внезапно до Мо Жаня дошло, что Юйхэн хотел ему сказать. Он вчера и вправду рылся в аптечке Ваньнина — кроме того, кое-что оттуда забрал… Похоже, Чу уже обнаружил пропажу.
— О, я не стану красть Ваш чай, — усмехнулся Мо Жань, облокачиваясь об кухонный стол и меряя Ваньнина взглядом. — Может, расскажете, что случилось? Вы выглядите… — он помедлил. Говорить балетмейстеру о том, что тот выглядит ужасно больным, было, по меньшей мере, нетактично. — …... — Ваньнин продолжал молча смотреть в сторону, как если бы Вэйюя сейчас не было на кухне. Он решил полностью игнорировать его присутствие. — Вы спрашивали, как прошла репетиция, — внезапно переключился на другую тему Мо Жань. — Сегодня балетмейстер Хуайцзуй, похоже, решил нас морально и физически уничтожить. Я едва передвигаюсь… — Рад это слышать, — откликнулся, наконец, Ваньнин. Его слова звучали насмешливо, но мягкий голос, которым они были произнесены, неожиданно заставил Мо Жаня почувствовать обжигающую волну, которая словно охватила каждую клеточку его тела.
Юноша пораженно застыл, и его взгляд впился в лицо Ваньнина, замечая, как кончики губ мужчины приподнимаются ровно на один миллиметр. Эта ироничная улыбка была мимолетной, словно падение звезды, но в то же время завораживала. Отвести взгляд было невозможно.
Во рту внезапно пересохло…
— Чайник закипел, — холодно бросил Ваньнин, разрушая иллюзию. — Либо делай чай, либо проваливай. — Да, балетмейстер Чу, — Мо Жань поспешно занялся приготовлением чая, вырвавшись из состояния оцепенения.
Он вдруг вспомнил, как шесть лет назад точно так же ловил каждую улыбку, каждый взмах ресниц этого человека, словно жаждущий посреди пустыни, счастливый от единственной капли дождя. Он так часто пытался порадовать своего учителя: таскал ему сладости, приносил небольшие безделушки. Время от времени он даже готовил ему обед, когда знал, что у того не будет времени днем выйти поесть.
Ваньнин тогда точно так же улыбался ему, и его глаза казались бездонными пропастями, словно ночное небо, в котором вдруг вспыхивало на короткую секунду сияние далеких звезд…
...Пальцы Мо Жаня вцепились в край стола. Он медленно выдохнул, потому что внезапно он почувствовал, словно кто-то пнул его под дых. Он стоял к балетмейстеру Чу спиной, так что тот не мог видеть его выражение лица.
И, все же, Чу спросил:
— Что-нибудь не так? — казалось, он каким-то шестым чувством понял, что Мо Вэйюй не в порядке. — Я хотел спросить… — Мо Жань вдруг понял, что его собственный голос его не слушается, и звучит странно глухо. — Балетмейстер Чу, скажите… почему Вы так редко улыбаетесь?
Вопрос вылетел раньше, чем Мо Жань успел понять, насколько сказанное им звучит странно и неуместно. К тому же, к своему ужасу, он внезапно осознал, что уже раньше спрашивал у своего учителя примерно то же самое. Теми же словами.
Чу Ваньнин застыл на месте. Он не мигая уставился на Мо Жаня, а между бровей залегла складка напряжения. Лицо, и без того бледнее бледного, теперь могло сравниться по цвету с белоснежной стеной.
— Откуда тебе может быть известно, что я редко улыбаюсь? — после долгого молчания процедил он. — Мы знакомы меньше недели. — И то правда, — кивнул Мо Жань, готовый запихнуть свой вопрос самому себе в глотку обратно, если бы это было возможно. — Ши Мэй улыбается чаще, — неожиданно бросил Ваньнин, и, резко развернувшись, направился к гостям.
От услышанного из рук Мо Жаня выскользнула чашка. Он словно громом пораженный уставился вслед балетмейстеру Чу, не понимая, что только что произошло, а осколки фарфора вперемежку с влажными чайными листьями продолжали лежать в расплывающейся луже кипятка.
Только спустя пару минут он нашел в себе силы убрать разбитую посуду и, прихватив поднос, отправиться в гостиную. Весь оставшийся вечер Ваньнин не удостоил его ни одним взглядом...
Комментарий к Часть 8 Красть чай — это вам не курей красть XD
У этого автора на сегодня всё, но завтра утром обещаю продолжение. ^^'
====== Часть 9 ======
...Неделя больничного подходила к концу, стояли погожие выходные, и, по мере того, как Ваньнину становилось все лучше физически, все более разбитым он чувствовал себя морально.
Радовало лишь одно: доктор Сюэ прописал ему новое снотворное на растительной основе, которое действовало очень эффективно — Ваньнину удавалось теперь заснуть едва его голова касалась подушки. К тому же, он вообще перестал видеть сны.
С того злосчастного вечера, когда к нему в гости заявились Мо Вэйюй, Ши Мэй, Наньгун Сы и Е Ванси, прошло уже несколько дней — и с тех пор никто не осмеливался его тревожить подобными визитами. Даже Ши Мэй, который обычно был самым внимательным, казалось, держался в стороне — хотя он, должно быть, теперь был слишком занят Мо Вэйюем...
Впрочем, Вэйюй так и продолжил ежедневно писать балетмейстеру Чу, регулярно справляясь о его самочувствии.
Ваньнин всегда отвечал ему коротко и односложно, стараясь поскорее закончить диалог.
Он не мог понять, почему этот молодой мужчина, кажется, готов уделять ему столько внимания и все никак не отвяжется — это было, как минимум, странно. Выглядело, как если бы Мо Вэйюй вдруг попытался завести с Ваньнином дружбу… Но разве его не отталкивала холодная манера общения балетмейстера? Разве его не должен был ужаснуть тот факт, что Чу Ваньнин сознательно окружил себя непробиваемой стеной?..
Что до пропажи лекарств, этот факт больше не так сильно терзал его: прошло столько времени, так что, если бы юноша хотел воспользоваться этой информацией во вред — уже сделал бы это. Пока он держал эту информацию при себе, всё было в порядке.
Иногда какая-то часть Ваньнина даже думала о том, что, раскройся однажды правда, он бы почувствовал… облегчение.
Но этим ранним субботним утром ему не хотелось думать о плохом. Ваньнин наспех оделся, привел себя в подобающий вид и решил немного прогуляться по городу. Он часто выходил на подобные прогулки в одиночестве, поскольку у него никогда не было конкретной цели: он мог по пути заходить в небольшие лавки безделушек, слушать любимых уличных музыкантов, или даже просто сидеть часами в парке, любуясь цветущими деревьями и небольшим тихим озером. Часто решения о том, куда же он направляется, принимались спонтанно — так что было бы глупо кого-то звать с собой, когда он и сам не знал, куда именно пойдет.
Конечно, он мог бы позвонить Сюэ Чженъюну, с которым за многие годы их связывали не только отношения «врач-пациент» — тот не раз намекал Ваньнину, что ему стоит почаще бывать на людях, и частенько зазывал на семейные ужины и походы в театр вместе с госпожой Ван. Вот только Чу Ваньнин отказывался от девяти таких приглашений из десяти, утверждая, что ему, как пациенту, не стоит слишком сближаться со своим доктором. Он не был уверен, что есть такое правило врачебной этики, однако слышал о чем-то подобном в кино, и этого было достаточно, чтобы держать дистанцию.
К тому же, доктор Сюэ бы взбесился, узнай он, что Ваньнин только недавно лежал с температурой пластом и едва справлялся с панической атакой — а сегодня, вместо того, чтобы отдыхать, отправился слоняться по городу без дела.
Подъехав к центральной площади на автобусе, балетмейстер Чу вышел на свежий воздух и смешался с толпой прогуливающихся. Он медленно шел, разглядывая витрины магазинов и небольшие лавки, и время от времени останавливался, изучая необычные вещицы. В воздухе пахло весной и солнцем, и впервые в этом году на улице было достаточно погоже, чтобы теплолюбивый балетмейстер не стучал зубами при первом же порыве ветра, поднимая повыше горловину свитера.
Увлекшись прогулкой, он и не заметил, как среди толпы проскользнуло знакомое лицо. В следующее мгновение кто-то потянул его за рукав, окликая:
— Чу Ваньнин? Балетмейстер Чу?!
Ваньнин растерянно замер, с трудом преодолевая инстинктивное желание вырваться и врезать незнакомцу, осмелившемуся так бесцеремонно его хватать посреди улицы. Он поднял глаза на высокого кареглазого юношу, одетого в кожаную куртку-косуху и обтягивающие рваные джинсы.
— Сюэ Мэн?.. — мгновенно расслабился он.
Сюэ Мэн был сыном Сюэ Чженъюна, и Ваньнин в те редкие вечера, когда бывал у своего доктора в гостях, пару раз встречался с ним. К тому же, Сюэ Мэн был барабанщиком в местной рок-группе, и частенько выступал от безделья на улице вместе с близнецами Мэй Хансьюэ. Ваньнин, бывало, видел его на городской площади.
Молодой мужчина заливисто рассмеялся, почесывая за ухом барабанными палочками:
— Балетмейстер Чу, я слышал, Вы подхватили простуду? Как Ваше самочувствие?
— Я в норме, — Ваньнин кивнул, а затем с удивлением осмотрелся по сторонам. — А где близнецы?
— О, они развлекают моего кузена, — усмехнулся Сюэ-младший. — Мой собачий брат недавно вернулся, и теперь они взяли его в серьезный оборот. Они втроем вчера до утра отрывались в клубе, а сегодня слоняются по площади и пристают к девицам…
— Мо Жань вернулся? — вырвалось у Ваньнина раньше, чем он успел закрыть рот.
Конечно, он знал, что Мо Жань — племянник доктора Сюэ. Тот любил рассказывать о нем, но Ваньнин всякий раз старался перевести тему в другое русло. Он был в курсе, что Мо Жань поехал куда-то заграницу, и его пару лет не было в стране — но понятия не имел, чем именно парень там занимается. Впрочем, доктор Сюэ неоднократно упоминал съемки, и потому Ваньнин молчаливо сделал вывод, что юноша стал актером или моделью.
Это было к лучшему — ведь Ваньнин мог беспрепятственно приходить к чете Сюэ и не опасаться столкнуться там со своим бывшим учеником. С другой стороны, если Мо Жань все-таки вернулся, балетмейстеру Чу нужно будет временно воздержаться от походов в гости...
— Ага, вернулся, — фыркнул Сюэ Мэн. — Эта псина к тому же утверждает, что пока не собирается снова уезжать. Он наверняка задумал что-то непотребное. А больше всего бесит, как все вокруг него носятся, словно он какая-нибудь звезда! Подумаешь!..
— Говоришь, твой кузен сегодня здесь?.. — перебил его балетмейстер Чу. Нехорошее предчувствие неожиданно возросло стократно.
— Вроде того, но с похмелья его не интересует уличная музыка, так что вряд ли мы на него случайно наткнемся. Моя барабанная установка отгонит его на другой конец города, — довольно хохотнул Сюэ Мэн. — Кстати, балетмейстер Чу, что насчет нашего совместного выступления? Помните, как в прошлый раз?..
Глаза Сюэ Мэна сияли воодушевлением, но Ваньнин мгновенно его осадил:
— Я не стану танцевать под твои барабаны. Я, что, по-твоему, восточная танцовщица?!
Глаза балетмейстера опасно сощурились в тонкие прорези.
— Балетмейстер Чу, я совсем не это хотел сказать… К тому же, Вы танцуете намного лучше восточных танцовщиц!
— Спасибо и на том, — голос Ваньнина звучал едко.
— Я хотел сказать, что сегодня наше уличное выступление посвящено сбору средств помощи сиротскому приюту, — Сюэ Мэн вздохнул. — Мы собираемся передать их в фонд, так что… если бы Вы смогли помочь, я уверен, мы собрали бы куда большую сумму… Все-таки мои барабаны — дело привычное, но Вы… — он замялся.
Ваньнин смерил Сюэ Мэна пристальным взглядом, словно обдумывая его слова. А затем, вздыхая, процедил:
— Так и быть. Но, если мы, правда, собираемся сделать это, мне нужен костюм и... маска.
— А? Маска?.. — Сюэ Мэн растерянно уставился на Ваньнина. Мужчина перед ним обладал поистине неземной красотой. Промелькнула шальная мысль, что они бы наверняка собрали кругленькую сумму даже если бы балетмейстер просто постоял рядом с Сюэ Мэном и сделал вид, что ему не всё равно.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно узнал меня, — с тяжелым вздохом пояснил Ваньнин, разжевывая Сюэ Мэну очевидное. — Если ты хочешь, чтобы я помог тебе и станцевал, раздобудь мне белое ханьфу и маску. Это мои условия.
— Балетмейстер Чу, спасибо! Спасибо! — Сюэ Мэн несколько раз поклонился Ваньнину, внезапно осознав, что тот не шутит.
— Поторопись, пока я не передумал…
...Через полчаса на городской площади яблоку негде было упасть. С первыми глухими звуками восточной дарбуки взгляды присутствующих устремились к одинокой фигуре, облаченной в белоснежные струящиеся одеяния из шелка.
С первого взгляда невозможно было понять, кем был человек, выступивший вперед — лицо его наполовину было скрыто под изысканной маской из сверкающего металла с выгравированными витиеватыми узорами. Запястья и щиколотки украшали тонкие браслеты с серебряными бубенцами, которые мягко звенели с каждым движением.
Силуэт в белом плавно качнулся в сторону, а затем его руки воспроизвели сложно выстроенную комбинацию, напоминающую медленно раскрывающийся бутон лотоса. Белоснежные шелковые рукава одеяний затрепетали в воздухе подобно нежным лепесткам. ...В следующую секунду танцовщик резко распустил волосы, до этого плотно стянутые шелковой лентой, и исполнил традиционную восьмерку в стиле фольклорного ираки. Чернильно-черные пряди то взмывали в воздух, то ниспадали до самой земли, выписывая невообразимые фигуры подобно каллиграфической кисти. Грациозные движения рук были резкими, но в то же время ритмичными. Тело буквально излучало энергию с каждым прыжком и ударом барабана.
Окружившая широким кольцом толпа стала оживленно хлопать в такт постепенно ускоряющимся ударам дарбуки, увлеченно наблюдая за танцем, в котором не угадывалось ни капли классики: это была полная импровизация, основанная на арабском танце, некой гремучей смеси ираки и халиджи. Впрочем, такого востока они точно еще никогда не видели: танцовщик был невероятно ловким, его движения были раскованными и смелыми. Иногда шелк его одеяния взвивался вокруг него подобно языкам пламени, полностью скрывая его фигуру — в следующее же мгновение он словно стремительный поток двигался в сторону, а его длинные волосы подобно черному водопаду рассыпались в воздухе, а тонкий стан изгибался словно тростник.
Ритм дарбуки все нарастал, пока не превратился в беснующееся барабанное соло. Мужчина в белом одеянии не пропустил ни одного удара. Его кисти рук и тонкие запястья, украшенные звонкими серебряными бубенцами, мелькали среди кружащегося белоснежного шелкового водоворота одеяний. Казалось, еще мгновение — и он оторвется от земли...
...В следующую секунду музыка затихла, и кружение резко остановилось. Танцовщик замер, а затем глубоко поклонился ошеломленной публике. Площадь тут же взорвалась аплодисментами — настолько оглушительным, что, наверное, их можно было бы услышать на другом конце города.
Ваньнин поспешно отступил в тень, к Сюэ Мэну, и только теперь заметил, что немного поодаль, рядом с барабанными установками маячит еще один размытый высокий силуэт. К сожалению, он не смог рассмотреть, кто это, поскольку сейчас практически ничего не видел перед собой — от нагрузки кровь буквально стучала в висках, полностью оглушая, а перед глазами то и дело вспыхивали цветные круги.
— Балетмейстер Чу, — окликнул его Сюэ Мэн, тут же подскочив чтобы поддержать тяжело дышащего Ваньнина за плечи. Тот резко отбросил от себя руки юноши.
— Это лишнее, — в его голосе сквозил лёд. — Я станцевал, как ты и просил. Теперь пожертвований будет достаточно?
— Балетмейстер Чу, мой кузен… — внезапно заговорил Сюэ Мэн, и развернулся в сторону, где только что стоял размытый силуэт — но тот словно сквозь землю провалился. — Твою ж…!!! Эта проклятая псина снова куда-то сбежала!!!
Эта фраза мгновенно заставила Ваньнина вздрогнуть и начать резко озираться по сторонам.
— Мне нужно идти, — сказал он, обрывая юношу на полуслове. — Я верну ханьфу и маску позже. Пожалуйста, не говори никому, что я был здесь.
— А..? — Сюэ Мэн опешил. — Балетмейстер Чу!!! Но ведь мой кузен… — он вдруг понял, что балетмейстер даже не стал его дослушивать до конца и направился в сторону, противоположную площади — так быстро, как только мог. Белоснежный силуэт буквально в одну секунду растворился в толпе.
Сюэ Мэну ничего не оставалось, кроме как, нахмурившись, крикнуть в спину Ваньнина:
— Хорошо-хорошо! Я вас понял! Познакомлю вас с Мо Жанем в следующий раз! Все равно он уже куда-то делся… — он вздохнул, внезапно осознав, что его двоюродный брат, в общем-то, тоже, судя по всему, не горел желанием знакомиться с балетмейстером Чу.
Это было особенно удивительно, учитывая тот факт, что, пока балетмейстер танцевал, Мо Жань не спускал с него глаз. Он следил за каждым движением танцовщика так пристально, что можно было подумать, будто его жизнь зависит от этого. Сюэ Мэн готов был поклясться, что никогда прежде не видел своего кузена в таком состоянии и с таким странным выражением лица. А ведь Мо Жань и сам был помешан на танцах — наверняка пообщаться с Чу Ваньнином ему было бы интересно...
Махнув рукой на внезапное исчезновение этих двоих, он снова вернулся к своим барабанам. В конце концов, он был здесь ради дела. Ваньнин и так ему здорово помог.
...Тем временем Чу Ваньнин, практически не разбирая дороги, направлялся в сторону городского парка. Он уже успел снять маску, но на нем все еще было белоснежное ханьфу, отчего прохладный весенний воздух пронизывал неприятным холодком. Ваньнин только недавно лежал в постели с температурой, так что перемерзать ему было противопоказано — по-хорошему, он должен был бы сейчас вернуться домой. Вот только он все еще не пришел в себя. Его сердце колотилось в груди словно безумное. Окружающий мир был как в тумане.
«Это было близко…» — смутно пронеслось в голове. Он едва не столкнулся лоб в лоб с Мо Жанем — и только какое-то чудо спасло его от роковой встречи.
«Повезло…»
Судорожно кутаясь в тонкий шелк, Ваньнин наконец замедлил шаг и остановился напротив цветущей яблони. Дерево росло в парке неподалеку уже много лет, и каждую весну радовало Чу своим нежным цветением.
Мужчина наконец позволил себе медленно выдохнуть. Это место было для него своего рода убежищем от тревожных мыслей. Здесь он обычно чувствовал себя особенно умиротворенно, как если бы его прошлое, настоящее и будущее растворялись в лучах пронзительного солнца, пробивающихся сквозь соцветия — и в этом мире у него больше не оставалось ничего, что тянуло бы его на дно.
Вот только сейчас его сердце продолжало биться словно безумная птица, пойманная в клетку. Он замер на месте, и, запрокинув голову вверх, позволил прохладному ветру играть со своими волосами. Кружащиеся в воздухе лепестки цветов падали на него подобно дождю, окутывая своим ароматом…
Неожиданно тишину весеннего дня нарушили чьи-то резкие шаги и сбившееся дыхание. В следующую секунду кто-то с силой дернул его назад, и крепкие руки обвились вокруг его талии, не давая вырваться.
Ледяной ужас заставил Ваньнина оцепенеть на месте, и в этот самый момент горячее дыхание обожгло линию шеи и мочку уха, а затем по обнаженной коже прошелся влажный горячий язык...
Ваньнин дернулся, в панике пытаясь высвободиться, но человек, находящийся за его спиной, крепко удерживал его на месте. Лепестки все еще продолжали осыпаться сверху. В тишине безлюдного парка был слышен щебет птиц и отрывистое дыхание незнакомца. Вокруг не было ни души… Ваньнин тихо всхлипнул, неожиданно осознавая, что его рот зажат широкой ладонью. В то же мгновение человек за его спиной тихо прошептал:
— Так это Вы скрывались под маской, балетмейстер Чу?..
Голос был мягким, бархатистым, и словно обволакивал каждое нервное окончание Ваньнина. Этот голос… был ему знаком.
«Мо Вэйюй?!! Какого…?!!»
Ужас сменился неверием и шоком. Ваньнин понимал, что не может закричать, а потому снова дернулся, пытаясь высвободиться — но Вэйюй и не думал отпускать его. Вместо этого его рука сжала талию мужчины немного крепче: так, что их тела оказались тесно прижаты друг к другу. Ваньнина буквально опалял жар тела молодого мужчины за его спиной. Затылок внезапно начал неметь, а колени странно ослабли — но это не было похоже на подступающий обморок. Ощущения… были пугающими и одновременно дразнящими, на грани удовольствия.
Губы Мо Вэйюя в этот момент снова прикоснулись к мочке уха Ваньнина, а затем он вобрал ее в рот и начал мягко обсасывать, ритмично водя кончиком языка.
— Мммм, — промычал он. — Вам ведь нравится?..
Ваньнин сцепил зубы, пытаясь удержать глухой стон. Его тело словно перестало его слушаться. До сих пор не собранные волосы упали ему в беспорядке на лицо, скрывая проступающий пунцовый румянец.
В какой-то момент он изловчился и всем своим весом наступил Вэйюю на ногу — но тот лишь хмыкнул и на мгновение пустил в ход вместо языка свои зубы, отчего Ваньнина внезапно словно пронзил электрический разряд, а в голове на секунду опустело. Он хрипло застонал в прижимающуюся к его лицу ладонь.
Мо Вэйюй хмыкнул. Он решил, что Ваньнин не станет кричать, а потому разжал его рот, позволяя своим пальцам плавно скользнуть по тонкой шее балетмейстера Чу.
— Вэйюй!!! — выдохнул Ваньнин, шипя от гнева.
— Вы и вправду меня узнали…
— Какого черта ты делаешь?!!
Со сдержанным смехом Мо Вэйюй наконец опустил руки, позволяя балетмейстеру Чу отстраниться. Тот так резко отпрянул, что едва не врезался в цветущее дерево. В одну секунду он повернулся к юноше лицом, щурясь, будто готовая к броску ядовитая кобра.
Впрочем, горящий яростью взгляд только подчеркивал необыкновенную красоту раскрасневшегося лица и растрепанных волос. Вэйюй не мог отвести взгляда, потому что мужчина перед ним выглядел так, словно только что занимался сексом. Соблазнительно. Опасно. Даже его губы были слегка припухшими...
Спустя несколько мгновений, обретя, наконец, подобие здравого смысла, он проговорил:
— Я всего лишь гулял по городу и вдруг увидел восхитительного танцовщика под маской. Мне стало любопытно, кто он, и я последовал за ним…
В его лиловых глазах промелькнула усмешка, но лицо оставалось серьезным.
— И часто ты нападаешь на ничего не подозревающих людей? — язвительно процедил Ваньнин. Неожиданно холодный весенний ветер снова дал о себе знать, и он невольно вздрогнул. Похоже, адреналин от только что пережитого стресса начинал отпускать.
— Только если они так потрясающе танцуют, — усмехнулся Вэйюй. — Я не знал, что балетмейстер Чу, оказывается, увлекается не только классическим балетом...
Ваньнин внезапно почувствовал жуткую неловкость. Одно дело — танцевать традиционное ираки, обычно исполняемое женщинами, скрывая лицо под маской, совсем другое — оказаться замеченным в таком.
«Какой стыд!»
— Разве ты сам не комбинируешь разные техники в своих выступлениях? — Ваньнин приподнял насмешливо бровь, искусно скрывая собственное волнение. Все, чего ему сейчас хотелось — убить самого себя за саму только идею исполнения такого танца. О чем он, спрашивается, думал?!
Неудивительно, что Мо Вэйюй увязался за ним. По всему выходило, что юноша не знал, кто перед ним, прежде чем налететь на него со спины — не то, чтобы это оправдывало его поступок, но… Ваньнину стало как-то спокойнее.
Он-то знал, какое впечатление производит на людей своим холодным видом и скверным характером: не даром у него совсем не было друзей...
«Нет, Мо Вэйюй совершенно точно не стал бы приставать ко мне, знай он с самого начала, что это я. Всему виной были, конечно же, ханьфу и маска…”
— Балетмейстер Чу, Вы так внимательно смотрели мои шоу? Вам понравилось? — прищурился Мо Вэйюй, а на его губах заиграла дразнящая нахальная улыбка, от которой по спине Ваньнина внезапно поползли мурашки, а сердце пропустило удар.
— Твои выступления… сносные.
— Благодарю, — Мо Вэйюй склонил голову набок, а его фиалковые глаза опасно сверкнули, — Возможно, Вы хотели бы посмотреть их вживую? Сегодня вечером я буду выступать в местном клубе, и хотел бы пригласить Вас.
— В клуб? — Ваньнин уставился на него так, словно Вэйюй был ненормальным.
— Да, а что такого?
— Разве тебе некого больше позвать? — намекнул Ваньнин, хмуря брови.
Он снова вздрогнул от порыва ветра, и на этот раз мимолетное движение, похоже, не укрылось от цепкого взгляда Вэйюя. Не говоря больше ни слова, молодой мужчина стянул с себя джинсовку и накинул ее на плечи балетмейстеру. Грубая ткань все еще хранила тепло его тела, и пахла терпко, словно дикие травы или абсент. Чу Ваньнин застыл на месте, словно вкопанный, пораженный тем, как нагло этот человек только что нарушил его личное пространство. В который раз за сегодня. Было странно, что Ваньнин все еще мог нормально разговаривать, а не забился в угол в приступах очередной панической атаки.
Мо Вэйюй усмехнулся, заметив сердитое выражение лица балетмейстера и толкуя, видимо, его по-своему.
— Я хочу позвать Вас, балетмейстер Чу. Этого мало? — он смотрел на Ваньнина таким взглядом, что у того снова сперло дыхание. Этот взгляд словно обжигал, в нем читалось что-то дикое, абсолютно первобытное, и даже хищное. В следующую секунду Вэйюй опустил глаза, и иллюзия исчезла…
«Соберись, ну же!»
Ваньнин заставил себя собраться. Пальцы судорожно сжались в кулаки, оставляя на ладонях острые следы от ногтей — и эта боль помогла немного прийти в чувства. Он окинул юношу перед собой абсолютно ледяным взглядом, а затем ответил:
— Боюсь, у тебя обо мне сложилось превратное представление. Я не тот человек, который приветствует случайные связи. То, что происходит между тобой и Ши Мэем — ваше дело, но держись от меня подальше, — он резко вздернул подбородок, а темные, словно безлунная ночь, глаза, сощурились, буквально пепеля юношу на месте.
Мо Вэйюй на мгновение замер. Он позвал балетмейстера в клуб — так почему тот внезапно заговорил про Ши Мэя?.. Он знал, что это тема ему аукнется — но даже не подозревал, что Ваньнин использует ее как щит, и начнет прикрывать им своё отступление.
Но не мог же Чу всерьез ревновать его к Ши Минцзину? Или… мог? Возможно, ему было вовсе не так безразлично, как он пытался показать?!
— Это всего лишь небольшое шоу в клубе, — Мо Вэйюй вздохнул. — Я бы всё равно Вас позвал — в конце концов, мы с Вами собираемся выступать в дуэте на одной сцене. Разве не кажется логичным узнать друг друга получше и хотя бы немного подружиться?..
— Вздор, — фыркнул Ваньнин, но хмуриться перестал, а затем добавил. — Я не знаю, почему тебе так нравится думать, что мы можем стать друзьями...
Затем, немного подумав, он добавил:
— Но, если ты так хочешь, я приду взглянуть на твое шоу.
Мо Вэйюй, кажется, действительно воодушевился его ответом: на лице появилась фирменная сияющая улыбка, которая на этот раз коснулась его глаз.
— Отлично, — он буквально просиял. — Балетмейстер Чу, я заеду за Вами в десять. Только не берите с собой пистолет — а то нас не пустят…
Ваньнин на это ничего не ответил, но посмотрел на Вэйюя так, что тот мгновенно замолчал.
Воцарилась неловкая пауза. Каждый размышлял о своем: Ваньнин — вспоминал все постыдные подробности того вечера, когда едва не пристрелил Вэйюя в своей спальне.
Сам же Мо Вэйюй лихорадочно пытался понять, что ему делать дальше, поскольку балетмейстер Чу сегодня был в одной секунде от того, чтобы раскрыть его личность. К тому же, кажется, он своими неосторожными словами только что сам себя отправил во фрэндзону, а Ваньнин теперь считал его абсолютно бесстыдным человеком, готовым накинуться с приставаниями на первого встречного...
Комментарий к Часть 9 Несколько примечаний:
1) дарбука — это такой кубкообразный барабан, который используют на Востоке (мы говорим сейчас про тот Восток, что не Китай, а арабский), его используют при импровизациях в восточном танце чтобы отбивать ритм;
2) ираки — это традиционный иракский восточный танец, он исполняется в очень закрытой одежде, и в нем большое внимание отведено именно движениям волос. Обычно его исполняют девушки с длинными волосами — чем длиннее, тем красивее смотрится ^^'
Надеюсь, вам понравилась эта часть. Я хотела вылить ее именно сегодня, в субботу, потому что как раз описываю субботнее утро! Шалость удалась! Желаю всем хороших майских выходных.
====== Часть 10 ======
...Ближе к вечеру Мо Жань уже успел накрутить себя до такой степени, что едва не жалел о том, что вообще решился пригласить Ваньнина на свое выступление: во-первых, он прекрасно понимал, что шоу слишком отличается от того, к чему привык балетмейстер.
Во-вторых... он понятия не имел, как теперь себя вести с Чу после того, что произошло утром. От одного только воспоминания о танце Ваньнина у него полностью замыкало мозг, и все, о чем он мог думать: как здорово было бы взять этого мужчину прямо в том парке, под цветущим деревом: вбиваться в него так яростно, чтобы на его запястьях и щиколотках звенели колокольчики… ловить губами его сладостные едва сдерживаемые стоны… впиться в его тонкую шею острыми зубами и никогда не отпускать…
Еще на площади у него буквально сорвало крышу при мысли о том, что этот внешне отстраненный человек может исполнять нечто настолько бесстыдное и в то же время… прекрасное. С маской или без нее — Мо Жань узнал Чу с первой секунды, лишь завидев его прямую, словно бамбук, спину, и высоко вздернутый подбородок. Он наблюдал за ним не один год — как мог он не узнать его?!
Его учитель всегда великолепно импровизировал, так что Мо Жань, лишь завидев издалека знакомый силуэт в белом посреди площади, ожидал чего угодно. Но… не это. Не эти раскованные, завлекающие движения, балансирующие где-то между высоким искусством и откровенным соблазном... Мо Жань буквально прирос к месту. Кровь кипела. Он едва слышал звуки музыки — так громко колотилось его собственное сердце. Он не мог не смотреть, не мог уйти — не мог даже пальцем пошевелить потому что малейшее движение могло убить его.
В это мгновение он готов был попасться с поличным, быть раскрытым — да что угодно, лишь бы этот танец никогда не прекращался. Лишь бы Ваньнин продолжал танцевать, порождая в его голове абсолютно непристойные фантазии, словно сошедшие со страниц древнего сборника Лунъяна. Лишь бы проживать это мгновение вечно…
...Тем утром он едва успел скрыться. Сюэ Мэн, этот павлин, как оказалось, был знаком с балетмейстером Чу. Казалось, Ваньнин отлично знал всю семью Мо Жаня, и оставалось только удивляться, как они сумели каким-то чудом избегать друг друга все эти шесть лет. Мо Жань, конечно, подолгу отсутствовал на гастролях — но ведь он все равно время от времени возвращался домой…
Впрочем, он понятия не имел, что бы произошло, если бы они с Ваньнином столкнулись раньше. Он был настолько ослеплен своей глупой, вздорной ненавистью, что легко мог бы наломать дров…
...Мо Жань думал о Ваньнине весь день. Вспоминал, как тот отреагировал на его внезапный поцелуй. Раскрасневшееся лицо, и глаза — резко распахнутые от шока и волнения, а затем опасно сощуренные. Прокручивал в голове каждое слово Чу: про «случайные связи», Ши Мэя и «некого больше позвать»...
Он отлично знал, что у Ваньнина никого не было: в конце концов, он был у него дома уже дважды, и видел своими глазами эту неприступную, удручающе одинокую крепость. Балетмейстер, судя по всему, окружил себя ледяной стеной — и распугал всех, кто теоретически мог им заинтересоваться. У него не было никого, кто мог бы о нем позаботиться. Никого, кто мог бы его защитить — а Мо Жань был уверен, что Ваньнин чего-то страшно боится. До такой степени, что держит в доме оружие…
Что же, Мо Жань собирался стать тем, на кого Ваньнин сможет положиться. Тем, кто будет заботиться об этом упрямом человеке, прогонит все его страхи. Он всё изменит — проломит этот чёртов лёд. Чу пока что об этом не мог знать, а потому сопротивлялся, но очень скоро, увидев, что Мо Жань не собирается отступать — он все равно рано или поздно сдастся… Юноша был готов ждать. Он был даже рад играть роль друга — почему бы и нет, если это позволяло ему в итоге приблизиться к Ваньнину?..
...Ровно в десять вечера он затормозил перед домом балетмейстера, отправив тому быстрое сообщение о том, что уже «на месте». Ваньнин не заставил себя ждать: буквально через пару минут он ловко забрался на сидение сбоку от водителя — впервые он по собственной инициативе оказался от Мо Жаня так близко.
В ту же секунду салон авто окутал пьянящий аромат цветущих яблонь, и на мгновение юноше пришлось закрыть глаза, потому что свежий, пряный запах почему-то действовал на него словно самый крепкий алкоголь. Он был трезв, но на секунду словно захмелел.
К тому же, этим вечером балетмейстер выглядел… необычно.
На Чу были облегающие черные джинсы, которые искусно обрисовывали его стройные, длинные ноги. Дорогая рубашка с невообразимым абстрактным принтом под атласным черным плащом была расстегнута на несколько пуговиц, открывая тонкие ключицы и изящную шею, обвитую грубым золотым чокером. На носу балетмейстера красовались солнцезащитные очки из дизайнерской коллекции.
Мо Жань сглотнул. Неожиданно ему захотелось включить кондиционер — настолько вдруг стало жарко. Он привык видеть Ваньнина в трениках и растянутых футболках, в безразмерных мешковатых свитерах, взятых словно с чужого плеча, и даже в ханьфу. Его балетмейстер обыкновенно предпочитал белый цвет, и потому было весьма странно лицезреть его таким… но ему, определенно, был к лицу этот образ. Он выглядел так, словно сошел с обложки GQ.
— Что такое? — поинтересовался Ваньнин, опуская очки на кончик носа. — У меня после простуды все еще немного чувствительные глаза. Я не собираюсь ослепнуть от иллюминации. — ...Ничего, — Мо Жань усмехнулся, подумав, что, скорее, это его Ваньнин ослепит весь клуб собой. От одного взгляда на него в таком образе по телу разливался нестерпимый жар. Он так и не решил, что его заводит сильнее: созерцание обнаженной шеи и ключиц, или эти узкие, стройные бедра. — Так мы едем? — Ваньнин нахмурился. Он явно не мог понять, почему Мо Жань бросает на него странные взгляды и все никак не заводит машину. — Ага, — Мо Жань, наконец, казалось, расслабился. — Просто подумал, что эта рубашка Вам к лицу. Круто смотрится, — сквозь темные очки он не видел выражение глаз Ваньнина, так что мог только догадываться о реакции на комплимент по на секунду поджавшимся губам. — Вздор, — внезапно процедил Чу тоном, от которого мороз шел по коже. — Мо Вэйюй, мы либо едем в клуб, либо я прямо сейчас ухожу. И… перестань называть меня на «Вы». Это неуместно. Я всего на несколько лет тебя старше. — ...Хорошо, ...Ваньнин, — Мо Жань тут же расплылся в улыбке, и внезапно повернулся к балетмейстеру, нависнув над ним. Чу резко выдохнул, вжимаясь в спинку сидения. Очки сползли по спинке носа вниз, и на Вэйюя уставились два широко распахнутых, полных смущения, глаза. Мо Жань, все так же не переставая улыбаться, ловким щелчком застегнул ремень безопасности на Ваньнине, и медленно отстранился, наблюдая, как лицо и обнаженная шея Чу покрываются красными пятнами, а кончики ушей буквально охватил огонь. — Всего лишь помог застегнуть ремень, — усмехнулся он, изобретая на ходу. — Застежка иногда заедает. — Конечно… спасибо, — Ваньнин поспешно кивнул, а затем смущенно отвернулся в сторону, поправляя очки. Его голос звучал немного хрипло, но он определенно «купился».
В следующую секунду Мо Жань рванул с места — и они отправились в город. Настроение у юноши было близко к эйфории. Он почти перестал думать о том, что может пойти этим вечером не так.
...Этот клуб был хорошо знаком Ваньнину — конечно, он бывал, в силу своей профессии, на разных светских раутах и афтерпати, не говоря уже о том, что частенько успешные премьеры заканчивались именно совместными гуляниями. Вот только обыкновенно для подобных мероприятий их команда полностью арендовала все залы, и вокруг не было чужаков. Сейчас же балетмейстер Чу оказался застигнут врасплох количеством людей вокруг: казалось, на этом заведении в этот вечер свет сошелся клином, и все, кому не спалось, решили отправиться именно сюда.
Мо Вэйюй неожиданно крепко сжал пальцы на запястье Ваньнина — как будто опасался, что тот сбежит. Даже сквозь тонкую прохладную ткань рубашки прикосновение обожгло.
Чу бросил на юношу вопросительный взгляд, но тут же вспомнил, что из-за темных очков испепеляющие взгляды больше не действуют, а потому вслух сказал:
— Это лишнее. Я неплохо знаю это место, так что не потеряюсь. — Тогда как насчет vip-зоны? — Вэйюй усмехнулся. — Оттуда лучше видно шоу, и, к тому же, я попросил кое-кого занять для уважаемого балетмейстера место… — Отлично, — Ваньнин растянул губы в абсолютно неискренней улыбке, в которой сквозило раздражение. — У меня есть ноги, и я могу дойти самостоятельно. Мо Вэйюй, тебе нужно готовиться к выступлению. Ты должен идти. Но Вэйюй, похоже, и не думал отпускать его руку. — А?!.. Из-за громкой музыки я ничего не слышу! — выкрикнул он, а затем потащил Ваньнина по кованой лестнице на второй этаж, к небольшому vip-боксу, скрытому за высокой перегородкой-экраном. Ваньнину оставалось только последовать за ним. К счастью, идя впереди, Вэйюй заставлял толпу расступиться, так что балетмейстер чувствовал себя в прямом и переносном смысле под защитой. Он был буквально спасен от толчеи, перспектива которой буквально минуту назад приводила его в отчаяние.
Впрочем, стоило им войти в vip-бокс, как оказалось, что тем, кого Вэйюй попросил «занять место», был Ши Мэй… Притом Ши Минцзин, казалось, был тоже крайне удивлен увидеть балетмейстера Чу в клубе. Какие-то несколько секунд оба в шоке смотрели друг на друга.
— Ши Мэй, проследи, чтобы балетмейстер Чу не заскучал пока я выступаю? — попросил Вэйюй. — ...да, — Ши Минцзин открыл, было, рот, чтобы сказать что-то еще — и тут же закрыл его, поскольку в следующее мгновение они с Ваньнином остались вдвоем. — Добрый вечер, — поприветствовал Ши Минцзина Ваньнин, пытаясь сгладить до неприличия неловкую ситуацию. — Балетмейстер Чу, — Ши Мэй почтительно склонил голову, а затем указал на место на диване за столиком. — Садитесь. Мо Ж… Вэйюй… он… он попросил меня присмотреть за Вами. Хотите, закажем что-нибудь? — Ши Мэй, — Ваньнин вздохнул, радуясь, что его лицо наполовину скрыто темными очками и прочесть его выражение сложно. — Пожалуйста, не беспокойся так сильно. Мо Вэйюй пригласил меня посмотреть шоу, и я согласился, потому что мне стало любопытно. Я собираюсь уйти как только Вэйюй вернется, так что не стану вам… мешать. — А?! — Ши Мэй уставился на балетмейстера так, словно тот только что сказал нечто дикое, а затем его точеное нежное лицо густо покраснело. — Балетмейстер Чу, Вы все не так поняли. Я… у меня есть парень. Я… — он замялся, краснея еще сильнее. — Я все понимаю, — с нажимом произнес Ваньнин, искренне надеясь, что разговор будет на том исчерпан. — Но… — Ши Мэй снова попытался объясниться, потому что внезапно понял, откуда у балетмейстера могли возникнуть подобные мысли. — Но тогда в машине это было только чтобы… — Каким образом меня это должно касаться? — Ваньнин прищурился, глядя в упор на Ши Мэя. — Я просил мне что-то объяснять? Я спрашивал о чем-то?
Он и сам не понял, в какой момент хладнокровие его окончательно подвело. Он совсем не собирался отчитывать Ши Минцзина — по сути, он должен был бы радоваться, что этот прекрасный нежный юноша не был таким сломленным, как он сам. Это означало, что хотя бы у одного из них есть возможность строить отношения и жить полноценно после всего, что произошло.
Вот только радости совсем не было, а во рту отчетливо чувствовался кислый вкус уксуса…
«Почему я так реагирую?..»
Ваньнин заставил себя остановиться, а затем тихо проговорил:
— Прошу прощения. Это действительно не моё дело. Я с удовольствием бы выпил «Цветы груши»... — Хорошо, балетмейстер Чу… — Ши Мэй кивнул, а затем бросил на Ваньнина любопытный взгляд из-под темных пушистых ресниц прежде чем пролистать алкогольное меню и сделать заказ.
Спустя несколько секунд он внезапно сказал:
— Я, признаюсь, был удивлен Вас увидеть, потому что Мо Ж… Вэйюй… он очень редко специально приглашает кого-либо на свои шоу. К тому же, он собирался временно взять паузу — но затем сегодня утром буквально сбился с ног для того, чтобы все организовать. На самом деле, никто не успел даже напечатать афиши — клуб только к полудню разместил информацию о его выступлении у себя в соцсетях… — он на мгновение задумался. — Я подумал, что человек, для которого он всё это делает, должно быть, ему небезразличен…
Ваньнин смерил Ши Минцзина пристальным взглядом, решив промолчать.
«Ши Минцзин!!, — хотелось крикнуть ему, — Ты совсем ослеп, что ли?! Человек, для которого Вэйюй все это устроил — несомненно, ты сам!!! Он просто пытается впечатлить тебя!!!»
Ши Мэй тихо вздохнул, решив, что Ваньнин действительно не хочет поддерживать эту тему. А затем мягко поинтересовался:
— На следующей неделе Вы вернетесь на репетиции? — Да, — Ваньнин кивнул, благодарный, что наконец-то они оба нашли безопасную тему, не касающуюся ни самого Вэйюя, ни чего-либо, что Вэйюй делал или не делал. — К сожалению, Хуайцзуй настаивает, чтобы я уделил внимание своей партии и отказался от постановок других сцен — но, безусловно, я буду на репетициях с понедельника. — Хуайцзуй прав — балетмейстер Чу, Вам необходимо беречь себя, — кивнул Ши Мэй, и в его взгляде проскользнуло что-то странное, похожее на сожаление. — Если я могу сделать для Вас хоть что-нибудь, только скажите мне об этом. Я… всегда рядом. И готов помочь. — Спасибо, — Ваньнин неловко усмехнулся краешками губ. — Все хорошо. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. — Мо Вэйюй… он… — тут же завел старую песню Ши Минцзин. Он словно пытался что-то донести до балетмейстера, но не знал, как это правильно сделать. — Пожалуйста, будьте с ним осторожней. Он… хороший человек, но иногда... сам себя не понимает. Однажды он допустил огромную ошибку, и теперь… боюсь, он сам не знает, что творит… Я опасаюсь, что он может зайти... слишком далеко...
Чу Ваньнин нахмурился.
— Ши Мэй, как давно ты с ним знаком? — наконец, решился спросить он. — Мы какое-то время совместно занимались в балетной школе, — уклончиво ответил Ши Минцзин, почему-то отводя глаза. — До того, как ты занимался в моей группе? После? — допытывался Ваньнин, хмурясь все сильнее. Его лицо неожиданно побледнело, но в полумраке заметить это было бы сложно. Но Ши Мэй молчал, и только внимательно смотрел на Ваньнина, как будто надеясь, что тот отступит — или что-то поймет. — Я не хочу Вас обманывать, балетмейстер Чу, — вздохнул он после затянувшейся паузы. — Вы ведь не просто так спрашиваете о нем, правда?..
Ваньнин поджал губы. Он молчал, потому что не знал, что на это ответить. Догадывался ли он? Сходство между Мо Вэйюем и его учеником Мо Жанем было… пугающим. Настолько, что иногда у него шел мороз по коже. Вэйюй был выше ростом, более мускулистым, поджарым. Его лицо не было по-мальчишески нежным, черты были даже несколько грубоваты — а голос звучал глубоко, и даже хрипло… Он одновременно был похож на Мо Жаня, и не был, словно знакомый незнакомец.
Вот только Мо Жаню в момент их последней встречи было… пятнадцать? Шестнадцать? За прошедшие шесть лет он вполне мог прибавить в росте и мускулатуре. Но эти глаза… эти глаза заставили Ваньнина усомниться, все ли хорошо у него с рассудком, когда он впервые их увидел. Их он узнал мгновенно — вот только сознательно заставил себя поверить, что обознался. Потому что, если бы Мо Жань и Мо Вэйюй были одним и тем же человеком, он не знал бы, куда бежать…
Ши Минцзин продолжал пристально смотреть на него, а официант уже успел принести им на стол напитки. Чу Ваньнин молча взял бокал и опрокинул его в рот, чувствуя, что ему сейчас жизненно необходимо напиться. Когда горло обожгло алкоголем и его руки перестали наконец дрожать, он тихо сказал:
— Мо Жань не хотел, чтобы я узнал его, и подговорил тебя на это притворство. Я понимаю. Но, пока он участвует в постановке, он — ведущий артист, и остальное меня не должно волновать. Какими бы ни были его причины. Он больше не мой ученик, и прошлое должно оставаться в прошлом, — он отпил еще один большой глоток грушевого вина. — Спасибо за предупреждение. Но мне действительно всё равно...
В этот момент лазерный свет замерцал над сценой, и раздалась тягучая, пульсирующая музыка, в которой мгновенно утонули хлопки и крики веселящихся на танцполе и нижнем ярусе людей. Чу Ваньнин с абсолютно потерянным видом взглянул вниз, отпивая вино — да так и застыл на месте с бокалом в руке.
Над платформой, словно парящей в клубах густого пара, взметнулись два длинных шелковых полотна ярко-красного цвета. В то же мгновение над небольшой импровизированной сценой пошел искусственный дождь. Крупные капли падали вниз, отражая сияние прожекторов словно тысячи крошечных призм.
Из густого тумана, отливающего пурпурным, показалась фигура мужчины, облаченного в простую обтягивающую черную майку-борцовку и тайтсы. Его волнистые темные волосы были плотно скреплены на затылке в небрежный высокий хвост, а глаза — плотно завязаны ярко-алой шелковой повязкой в цвет воздушных полотен...
Ваньнин застыл на месте, не в силах пошевелиться. Он внезапно осознал, что Мо Жань собирается исполнять трюки вслепую — и к горлу подступил ком. Высота полотен была ужасающей — около нескольких десятков метров над сценой. Чу подозревал, что Мо Жань выбрал этот клуб не случайно: здание насчитывало несколько этажей вверх и было переоборудовано из старого заводского цеха. Место, где была оборудована платформа сцены, просматривалось с каждого этажа, представляя собой своеобразный широкий колодец, окруженный ярусами — обустройство было идеальным для исполнения трюков на высоте. Морально он был готов к чему-то подобному — но и подумать не мог, что его бывший ученик решит проделывать всё это с завязанными глазами… Пальцы Чу судорожно сжались на бокале. Ему внезапно захотелось встать и уйти прямо сейчас. То, что собирался делать Мо Жань, было крайне опасно — к тому же, он был уверен, что юноша вообще не репетировал, раз решил выступать только сегодня утром.
«Что, если с ним что-нибудь случится?!»
Балетмейстер Чу сцепил зубы. Он не знал, как поступить, поскольку было бы ужасно вот так просто сбежать прямо сейчас, не дожидаясь конца. В конце концов, Мо Жань с какой-то стати позвал его именно ради этого своего шоу, и даже заставил Ши Мэя составлять ему компанию.
И, все же, сердце продолжало колотиться словно безумное, сжимаясь от ужаса. Смотреть акробатические трюки на ютубе было одним, а видеть все это вживую, зная, что человек перед тобой — твой бывший ученик... балетмейстер на мгновение зажмурился, пытаясь найти в себе силы отрешиться от происходящего. В конце концов, именно он когда-то подал Мо Жаню абсолютно дурацкую идею с танцем вслепую — так кого теперь стоило винить в том, что этот идиот так вдохновился этой мыслью?!..
Между тем, Мо Жань сделал несколько быстрых наземных трюков с разворотами, а затем в несколько раз обернул вокруг своих предплечий алые полотна — и завис в воздухе на руках, паря на полуметровой высоте над платформой.
Полотна продолжали скручиваться в жгуты вокруг его рук и ног в причудливые обороты, позволяя ему балансировать на весу в самых невообразимых растяжках и позах. Искусственный дождь лился на него стремительным потоком, и сверкающие капли то и дело рассыпались подобно снопам искр от каждого движения. Между тем, он взбирался все выше — и в какой-то момент оказался практически под самым потолком… а затем резко отпустил руки, и остался балансировать в поперечном шпагате, удерживаясь лишь за счет плотно обвивающих его голени и щиколотки колец ткани…
Толпа внизу взорвалась аплодисментами и восторженными криками, буквально заглушая музыку. Ваньнин же лишь крепче вцепился в край стола — так, что на бледных руках вздулись вены. Он боялся выдохнуть. Ему казалось, что еще секунда, и Мо Жань просто сорвется вниз и разобьется. Нет, он не мог на это смотреть. Просто. Не. Мог!
Он закрыл лицо руками, а затем резко поднялся с места с твердым намерением покинуть клуб прямо сейчас. Все эти трюки были сплошным безумием: платформа была скользкой из-за воды, и на ней не было ничего, что бы смягчило падение.
Ши Мэй также поднялся с места, бросая на Ваньнина встревоженный взгляд, мгновенно замечая практически пепельное выражение лица мужчины.
— Балетмейстер Чу, прошу, останьтесь… — его тонкая изящная ладонь легла на плечо Ваньнина, удерживая его на месте.
— То, что он делает… немыслимо!!! — вскинулся Ваньнин. — Он рискует жизнью! Там нет ни строп, ни страховки — ничего!!! Как ты… как ты можешь сидеть и просто смотреть на всё это?!! — он сам не заметил, как перешел на крик. К счастью, громкая музыка заглушала его резкие слова, а их бокс был относительно уединен, так что посторонние не могли слышать его вспышку гнева.
— Балетмейстер Чу… — Ши Минцзин вздохнул, пристально глядя на Ваньнина. — Он точно знает, что делает. И он не поймет, если Вы уйдете.
Ваньнин дернулся от этих слов, как если бы Ши Мэй нанес ему удар в самое сердце. Он и сам понимал, как странно выглядит его слишком резкая реакция — но неконтролируемый страх за жизнь своего бывшего ученика буквально лишил его последних остатков разума.
«Подумать только! Этот совершенно безумный молодой человек, балансирующий под потолком в десяти метрах от платформы — мой бывший ученик!!! — билась в голове судорожная мысль. — Что могло заставить его начать заниматься чем-то настолько опасным?!..»
Но невысказанный вслух вопрос оставался без ответа, а Мо Жань действительно выглядел весьма уверенно, балансируя на длинных шелковых полотнах ткани. Он то резко соскальзывал вниз, одним рывком разматывая вокруг себя ткань, то снова взбирался на высоту — и в этот момент красные жгуты опоясывали его бедра, опутывали щиколотки, запястья и предплечья плотными слоями, напоминая некую небрежную версию шибари...
Ваньнин прищурился, неожиданно поймав себя на мысли, что, несмотря на внутренний ужас, он не может отвести глаз от поистине потрясающего зрелища. Мо Жань мастерски играл с полотнами ткани на своем теле, и игры эти напоминали весьма волнующие сцены эротического связывания, будоража воображение… Ваньнин до крови прикусил губу, заставляя себя прекратить даже думать в этом направлении.
«Да что со мной, в конце концов, не так?!»
Вдруг он почувствовал себя настолько возбужденным, что ему физически стало некомфортно. Как будто весь шок, пережитый им менее минуты назад, внезапно обострил его чувства до предела, искажая восприятие…
Ваньнин буквально прижался лбом к прохладному стеклу бокала. Его лицо пылало. Во рту появился тягучий металлический привкус крови от прокушенной губы. Он на мгновение прикрыл глаза — пытаясь выровнять дыхание. В это же мгновение Мо Жань резко отпустил шелковое полотно, выполняя головокружительный «обрыв» вниз, проворачиваясь в воздухе более шести раз подряд на невообразимой скорости. Лишь в метре от платформы его руки снова оказались сплетены в одно целое алой тканью — и он завис над землей в пульсирующем свете лазеров.
Музыка замерла, а пораженная толпа буквально обезумела от впечатляющего падения, надрывно выкрикивая имя Мо Вэйюя, скандируя его словно божественную мантру.
— Вэйюй! Вэйюй! Вэйюй!!! — восторженные крики буквально сотрясали стены здания.
Чу Ваньнин на какое-то мгновение был оглушен происходящим. Он не мог сдвинуться с места — не то, что хоть как-то реагировать. Ши Мэй же подхватил радостные возгласы, неистово хлопая в ладоши. На эмоциях он даже попытался обнять Ваньнина — но тот, наконец придя в себя, резко шарахнулся в сторону.
Его взгляд запоздало метнулся к платформе — и дыхание перехватило, потому что Мо Жань уже стянул с глаз повязку, и его лицо, залитое пурпурным свечением лазеров, было обращено прямо к Ваньнину. Их взгляды встретились — и балетмейстер вдруг почувствовал себя в ловушке этих мерцающих странными эмоциями глаз. Он словно прирос к месту, не понимая, что происходит, и почему по телу разливается дурманящая слабость, от которой буквально подкашиваются колени…
Мо Жань продолжал смотреть на него еще пару секунд этим непонятным взглядом, а затем вдруг улыбнулся, опуская голову. В следующее мгновение его уже не было на платформе…
...Балетмейстеру потребовалось несколько минут чтобы прийти в себя. Он не взялся бы сосчитать, сколько раз его сердце буквально останавливалось за этот вечер по совершенно разным причинам. Он покинул Ши Мэя почти сразу, предпочитая спасаться бегством, пока это было возможно.
К счастью, очереди в уборную не было, так что он без проблем смог закрыться в ней — а затем с абсолютно растерянным видом прижался спиной к двери и едва не взвыл, отвешивая себе пощечину.
«Что ЭТО только что было?!!»
Он как в трансе подошел к умывальнику и плеснул ледяной водой себе в лицо, а затем пристально вгляделся в собственное отражение. Молодой мужчина перед ним выглядел раскрасневшимся и испуганным, зрачки были расширены несмотря на яркое освещение…
Ваньнин со вздохом опустил глаза, в ужасе осознавая, что в таком состоянии ему не стоит возвращаться обратно в vip-бокс. Он еще не был пьян и отдавал себе отчет в том, что именно с ним происходит. У него твёрдо стояло… и проблема, совершенно очевидно, была в его извращенной фантазии, потому что иначе объяснить, как его могут привлекать сцены, где его бывший ученик, рискуя своей жизнью, вытворяет все эти трюки на шелковых полотнах, он не мог.
«Ради всего святого, это ведь Мо Жань!!!»
Его Мо Жань, который словно беспечный щенок носился перед ним шесть лет назад, пытаясь накормить своего учителя конфетами и осыпать подарками… Мо Жань, которого Ваньнин прогнал взашей, потому что в какой-то момент у него случился нервный срыв… Тот самый Мо Жань!!!
Ваньнин снова плеснул себе в лицо ледяной водой, окончательно обретая уверенность в том, что сходит с ума. Ему стоило бы держаться подальше от своего бывшего ученика — и он держался бы, если бы тот не затеял всю эту игру в «давай притворимся, что друг друга не знаем». И Ваньнин ведь и правда в какой-то момент наивно поверил, что Мо Вэйюй и Мо Жань — разные люди!!! Да, он был настолько отчаявшимся…
...Неожиданно телефон в кармане джинсов завибрировал — и Ваньнин спохватился. Ему пришло сообщение от Мо Вэйюя:
«Куда пропал мой Ваньнин? :)»
Балетмейстер протер глаза, а затем несколько раз моргнул, пытаясь вырваться из этого наваждения. Слова «мой» в сочетании с его именем выглядели… как минимум, неподобающе. Он смутно вспомнил, что сам позволил Мо Жаню называть себя на «ты» и по имени. Того, похоже, просить дважды не приходилось…
Ваньнин дрожащими пальцами попробовал набрать ответ, но ничего не выходило. Он не знал, что на ЭТО можно вообще ответить! Попросить не называть его по имени таким двусмысленным образом? Ответить, что у него появились срочные дела, и пришлось уйти — проигнорировав это дурацкое насмешливое обращение?!
Промучившись несколько минут, в итоге он решил сбежать, ничего не отвечая. Вызвал такси, и, прислонившись к двери уборной, стал ждать, когда за ним приедет машина. По правде говоря, он боялся даже выглянуть наружу, справедливо опасаясь, что столкнется с Мо Жанем — и не сможет как следует сыграть свою роль незнакомца. Лоб покрылся холодной испариной, а пальцы все еще дрожали, едва не роняя скользкий корпус телефона.
В чувства его привел только внезапно засветившийся экран. Мо Жань, видимо, не стал ждать, пока он ответит, и решил набрать его…
Ваньнин молча уставился на свой собственный телефон словно впервые его видел. Спустя несколько секунд он все-таки решился принять вызов:
— Да?
— Я стою прямо за дверью, — Мо Жань не стал вдаваться в подробности, за какой именно дверью он стоит — это и так было понятно.
Ваньнин вздохнул, пытаясь найти в себе силы объясниться, но в голове было как назло совершенно пусто. Немного помолчав, он спросил:
— И давно ты там стоишь?
— Достаточно давно, — усмехнулся Мо Жань. — У тебя всё в порядке? Я переживал, что тебе могло стать хуже…
— Пустяки, — Ваньнин наконец смог немного расслабиться. — Я просто собирался немного раньше уйти, только и всего. Не хотел мешать вам с Ши Мэем развлекаться.
На другом конце повисла странная, жутковатая тишина, которая длилась, наверное, около минуты. Ваньнин даже, было, решил, что Мо Жань посчитал его ответ официальным разрешением окончить разговор, и просто забыл завершить звонок. Но в этот момент Мо Жань тихо проговорил:
— Я все еще жду.
— …... — Ваньнин вперил испепеляющий взгляд в дверь. Похоже, ему все-таки следовало выйти и официально попрощаться с Мо Жанем и Ши Мэем, чтобы эти двое не переживали о нем.
С тихим вздохом он провернул ручку — и в следующее мгновение перед ним возник Мо Жань. Выражение лица у юноши было весьма странное: он не то улыбался, не то пожирал Ваньнина пристальным взглядом, от которого почему-то хотелось укрыться, плотнее запахнув полы плаща.
Одна секунда — и его ладонь крепко обхватила запястье балетмейстера Чу, и он потянул Ваньнина в сторону выхода.
Встретив недоумевающий взгляд Чу, он объяснился:
— Ты сам только что говорил, что хочешь уйти пораньше. Я отвезу тебя обратно домой.
— А… — протянул балетмейстер Чу, едва поспевая за Вэйюем. — Это совсем не обязательно... я уже вызвал такси.
— Мне не интересен Ши Мэй, — оборвал Ваньнина Мо Жань, останавливаясь у своей машины и распахивая дверцу переднего сидения перед мужчиной. — К тому же, это я приглашал тебя — и потому только я отвечаю за то, чтобы ты без проблем добрался домой. Пожалуйста… позволь мне позаботиться о тебе.
Ваньнин резко развернулся к Мо Жаню, не выдержав. Впрочем, он вовсе не ожидал, что в этот момент юноша окажется от него так близко: он едва ли не навис над Ваньнином, блокируя любые пути отступления. От его тела волнами исходило тепло — и уже знакомый аромат полевых трав и кружащего голову абсента. Вдохнув этот пряный, волнующий запах, Ваньнин внезапно почувствовал, как теряет всю свою решимость.
В голове пронеслось:
«Почему он так настаивает?..»
Закусив губу, он несколько секунд неотрывно смотрел на Мо Жаня сквозь темные стекла очков, которые успел надеть по пути из клуба.
Неожиданно лицо Мо Жаня приблизилось к его уху, и, щекотнув теплым потоком дыхания, он прошептал:
— Ну же, что не так? Мы ведь условились, что будем друзьями — разве друзья не заботятся друг о друге?..
Ваньнин отпрянул, чувствуя, как по спине проходит легкая дрожь. Похоже, Мо Жань решил, что вторгаться в его личное пространство — нормально, и потому больше не церемонился. Впрочем, отступать дальше было уже некуда, потому что за спиной была машина Мо Жаня. Юноша, скорее всего, ждал, пока Ваньнин сядет на место — а потому балетмейстер решительно забрался на сидение, избегая даже бросить лишний взгляд в сторону своего бывшего ученика.
Ему было откровенно некомфортно от подобной близости, от развязного поведения юноши и его нагловатой манеры вести себя, но единственным разумным способом остановить все это без рукоприкладства и грубости, было сесть в машину и поскорее добраться домой. Слишком много в этот день всего произошло, так что сил искать правильные слова или спорить просто не оставалось.
Мо Жань расплылся в довольной улыбке, заметив, что Ваньнин не стал с ним спорить, и, захлопнув за Ваньнином дверцу, сел за руль. От него также не ускользнуло, что Ваньнин каким-то немыслимым образом уже успел так скоро пристегнуться...
Комментарий к Часть 10 Вот и еще одна часть подъехала. Надеюсь, понравится.
При написании я активно вдохновлялась ютубом: в частности, видео “Luo Yunxi: Another you in the world”, разными фэшн-бэкстейджами этого актера, а также выступлениями Karina Silva и Kristina Vellai на полотнах.
Оговорюсь, что в воздушных полотнах, в отличие от танцев, я полный ноль, поэтому, если где-то что-то напутала с терминами, не судите строго ^^'.
====== Часть 11 ======
...Его балетмейстер выглядел смущенным. Мо Жань осознал это еще утром — однако был слишком погружен в самокопание чтобы понять, что делать с этой информацией дальше. И все же этим вечером он ради проверки своей теории снова несколько раз пробовал нарушать границы этого ледяного лотоса — только слепой бы не заметил реакцию Ваньнина.
Холодное выражение прекрасного, белого, словно нефрит, лица отчаянно контрастировало с буквально полыхающими кончиками ушей, а из-под непроницаемых темных стекол очков на Мо Жаня буквально пялились в неописуемом шоке два огромных, темных, словно безлунная ночь, глаза…
Мо Жань вдруг рассмеялся, чувствуя, как настроение идет в плюс. Его Ваньнин буквально поедал его глазами там, в vip-боксе, и, когда Мо Жань поймал его с поличным, ему было некуда деться. Чу, конечно же, попытался сбежать — но Мо Жаню с легкостью удалось поймать его еще до того, как он окончательно скроется и снова окружит себя ледяной стеной безразличия.
— Почему ты смеешься? — раздраженно спросил Ваньнин, хмурясь все сильнее. Он сидел на пассажирском сидении по правую руку от Мо Жаня, и его брови напоминали два меча, готовых к атаке.
— О, я вдруг подумал, что тебе так понравилось мое выступление, что мы могли бы включить подобный трюк в постановку. Что скажешь? — Мо Жань намеренно не стал спрашивать, понравилось ли балетмейстеру шоу. Он прекрасно знал, что этот упрямец либо назовет все «вздором», либо скупо охарактеризует его старания как нечто «сносное». На другие комплименты рассчитывать было нечего.
Но тут Ваньнин удивил его. Немного помолчав, он сказал:
— Мне, правда, понравилось. Но все эти трюки опасны, и ты выполняешь их без страховки. Ши Минцзин сказал мне, что у тебя даже не было возможности все как следует отрепетировать… Тебе, правда, необходимо так собой рисковать?
Мо Жань невольно поежился от его проницательного взгляда, впервые не зная, что на это ответить. Отшутиться от слов балетмейстера Чу у него не поворачивался язык.
— Мой дядя утверждает, что всему виной саморазрушительные тенденции, — тихо усмехнулся он. — Он неплохой мозгоправ, и я склонен ему верить.
Признание вырвалось само собой, прежде чем Мо Жань успел отфильтровать то, что только что сказал.
«Какого хр*на я только что вспомнил дядю Сюэ?! Ваньнин же не глуп — он вполне сможет что-то заподозрить...»
— Твой дядя, должно быть, мудрый человек, — осторожно сказал Ваньнин, покусывая нижнюю губу, как если бы нервничал. — Я знаю о саморазрушении не понаслышке. Ты молод, и будет печально, если ты совершишь сгоряча ошибку, о которой будешь жалеть всю жизнь, искренне веря, что поступаешь правильно.
Мо Жань прищурился, бросая косой взгляд на балетмейстера Чу. Было любопытно то, какие слова тот подобрал: у юноши складывалось впечатление, что он говорит о себе и своих собственных промахах.
— Саморазрушение может проявляться в разных формах, и важно вовремя осознать причину чтобы суметь остановиться, пока не стало слишком поздно, — продолжил Ваньнин неожиданно мягко. — Мо Вэйюй, скажи, что тебя так привлекает в подобном риске? Почему ты забросил балет?
Мо Жань неожиданно почувствовал, как во рту пересохло, и все слова словно застряли в горле.
«Твою мать, с чего он вдруг решил провести мне сеанс психотерапии, отчитывая, словно школоту?! Как мы вообще пришли к этой еб*ной теме?!»
Несколько секунд он неотрывно смотрел на дорогу, сознательно выбирая путь, идущий в объезд дома Ваньнина и искренне надеясь, что в темноте тот ничего не заметит. А затем, оскалившись в улыбке, произнес:
— Начнем с того, что саморазрушение иногда может быть весьма приятной штукой. Иногда быть уничтоженным кем-то — лучше, чем быть отвергнутым… — он сощурился, мельком следя за выражением лица балетмейстера Чу.
— Разве?.. — Ваньнин хмыкнул, и, казалось, был весьма заинтересован данной темой. — Мне всегда казалось, что оттолкнуть кого-то — более правильно, ведь таким образом человек не станет питать пустых надежд и не будет в итоге разочарован.
— Тут тебе виднее, балетмейстер, — усмехнулся Мо Жань, а затем, поймав недоумевающий взгляд Чу, объяснил. — Ты похож на человека, который точно знает, о чем говорит.
— Хм… — Ваньнин замешкался, а затем внезапно его глаза в ужасе расширились, когда Мо Жань резко вжал в пол газ.
— Что.. Что ты делаешь?!! — почти что выкрикнул он, чувствуя, как быстро набираемая скорость буквально вдавливает его в спинку сидения.
Мо Жань тихо рассмеялся, поворачивая руль, и машина ушла в крутой занос. В следующую секунду он дернул ручной тормоз, и, резко отпуская газ, сделал крутой разворот на месте. В ночной тишине раздался визг резины.
— Я ведь не только акробатические трюки исполняю, — протянул он, продолжая хитро улыбаться. — Просто хочу еще немного повыпендриваться…
— Мо Вэйюй!!! — Ваньнин вцепился в ремень безопасности, лицо попеременно то краснело, то зеленело.
— Это всего лишь дрифт, а на ночной трассе сейчас никого нет, — Мо Жань тихо рассмеялся, продолжая выкручивать руль в сторону заноса. — Нравится? Примерно то же чувствует человек, у которого отнимают выбор, отталкивая раз за разом...
— Что?! Вэйюй!!!..
— Да ладно тебе, — Мо Жань постепенно замедлился. — Это очень простой трюк, и он совсем не опасный. Но… видел бы ты свое лицо, балетмейстер… хахах… — внезапно его щеку обожгло резким ударом.
— Мо Вэйюй!!! — Ваньнин буквально задыхался от ярости. — Что в этом смешного?!! У тебя с головой в порядке?! Ты… ты словно коллекционируешь тысячу способов умертвить себя, а теперь еще и меня задумал прихватить?!!
Мо Жань приподнял брови, не переставая посмеиваться. На щеке медленно проступал красный отпечаток ладони, но он словно не замечал боли.
— Это абсолютно безопасный трюк, — прекращая смеяться, повторил он. — Я проделываю его не впервые. И с удовольствием покажу балетмейстеру, как его выполнить…
— ...Я не за рулем, — немного помолчав, выплюнул Ваньнин.
И, встретив недоумевающий взгляд Мо Жаня, продолжил:
— Вождение вызывает у меня панический страх. Как и высота. Когда-то давно, в детстве… забудь… — он продолжал вцепляться в ремень безопасности так сильно, что пальцы побелели.
— Прости, — Мо Жань склонил голову, вздыхая. — Я не должен был…
— Да, не должен был! Не должен! Вот именно, — Чу уставился на Вэйюя, и внезапно заставил себя медленно выдохнуть. — У меня бывают панические атаки. Хорошо, что ты вовремя остановился.
— Прости, — Мо Жань смерил своего учителя пристальным взглядом, а затем неожиданно резко притянул его к себе, обнимая.
Тепло его тела окутало Ваньнина, которого в какой-то момент начало знобить. Его тонкий плащ и рубашка, скорее всего, оказались слишком легкими — а Мо Жань, к своему стыду, даже не подумал, что включенный им кондиционер мог слишком переусердствовать.
Ругая себя последними словами за импульсивную выходку с дрифтом и абсолютно глупую невнимательность, юноша нежно погладил Ваньнина по спине, стараясь передать мужчине свое тепло.
— Что… что ты делаешь?! — Чу вскинулся, очки съехали с его лица, и теперь на Мо Жаня взирали сощуренные в щелочки, метающие молнии глаза.
— ...Грею этого замерзшего балетмейстера, — Мо Жань не разжал руки даже когда в его грудь яростно уперлись ладони Ваньнина, и тот попытался отстраниться. — Я виноват по всем фронтам, потому должен хоть как-то попробовать исправить ситуацию. Не хочу, чтобы ты отталкивал меня, как всех остальных.
— А?.. — Ваньнин замер, и его глаза вперились в лицо Мо Жаня. Казалось, он перестал дрожать — но на его лице красовалось поистине неописуемое выражение полной растерянности.
Он вдруг осознал, что всего минуту назад они как раз разговаривали на весьма странную тему.
— Разве не ты сказал только что, что отталкивать людей — правильно? — Мо Жань осторожно поправил волосы Ваньнина, сбвишиеся тому на лицо, и, заметив промелькнувшую тень испуга в глазах балетмейстера, со вздохом добавил. — Я не буду разочарован. И твердо намерен попробовать сделать балетмейстера своим... другом.
— Зачем тебе это? — Ваньнин, казалось, был все еще насторожен, но, заслышав о дружбе, тут же как будто немного расслабился в руках Мо Жаня. Ладони на груди юноши перестали так отчаянно отталкивать. Вэйюй тихо усмехнулся, продолжая перебирать пальцами растрепавшиеся пряди волос, мысленно поражаясь, как что-то может быть настолько мягким, и радуясь, что сумел подобрать правильные слова.
— Зачем? — повторил он медленно. — Возможно, мне тоже нужен человек, который мог бы остановить мое саморазрушение. Возможно, ты похож на именно такого человека…
Он не рискнул добавить, что человеком, изначально запустившим процесс, был Ваньнин, шесть лет назад вышвырнувший его вон. Казалось, он начинал медленно понимать балетмейстера — и ярость, которая подсознательно продолжала испепелять его так долго, медленно трансформировалась во что-то совершенно иное, что Мо Вэйюй пока не осмеливался называть.