Танец с дьяволом

Глава 8

Натянув капюшон, Зарек направился к входной двери — навстречу метели и пронизывающему холоду.

Астрид встретилась ему на полпути. Она ждала в прихожей, и при виде ее Зарека мгновенно охватило жгучее желание. Но больше всего поразила его печаль на ее прекрасном лице.

Боги, до чего же она красива! В этот миг он всем сердцем желал остаться с ней, как волк, которого она нашла раненным в лесу, принесла домой и приручила.

Хотел бы он осмелиться протянуть руку к звезде!

Так протяни!

Но Зарек сжал кулаки, укрощая свое желание. Желания, мечты — все это роскошь, недоступная рабам.

Не говоря уж о страсти к порядочным женщинам из приличных семей.

Ему и смотреть-то на нее не следовало, а тем более мечтать к ней прикоснуться!

Как бы ни сражался он за свою независимость, как бы ни бунтовал против Ашерона и Артемиды — в глубине души он всегда знал правду. А правда заключалась в том, что и сейчас, как и две тысячи лет назад, он — раб. Только теперь — раб греческой богини, которая хочет его убить.

Можно, конечно, сбежать от судьбы, но далеко от нее не убежишь. Рано или поздно все равно придется смириться с тем, кто ты такой и где твое место.

Женщины, подобные Астрид, — не для таких, как он. Они — для порядочных, хорошо воспитанных мужчин. Для тех, кому знакомы значения простых слов: «доброта», «тепло», «сострадание», «дружба».

«Любовь»…

Он хотел молча пройти мимо.

— Угощайся! — Она протянула ему чашку горячего чая.

Сладкий ароматный пар согрел Зарека, но не сильнее, чем нежный румянец смущения на ее щеках.

— Что это?

— Я хотела сказать «рвотное», но ты мне не доверяешь, так что, боюсь, примешь это всерьез. Это розмариновый чай с медом. Выпей перед уходом, и пусть он согреет тебя в пути.

Зарек, смущенный и раздосадованный, хотел было отказаться, — но не осмелился. Слишком редко он получал такие подарки.

Стыдно признаться, но ее внимание и забота глубоко его тронули.

А хуже всего то, что при этой мысли естество его вновь возбудилось. Пробормотав «спасибо», он взял чашку и все время, пока пил, не сводил с нее глаз. Боги, какая же она красавица! Звучит на редкость глупо, но он уже знал, что будет тосковать без нее.

Он пил чай и пристально рассматривал Астрид.

Ее джинсы плотно облегали длинные стройные ноги. Может ли мужчина не мечтать о том, чтобы такие ножки обвились вокруг его талии?

Или запрокинулись ему на плечи…А аккуратная попка? Все в нем ныло от желания обхватить ее ладонями, прижать Астрид к себе так, чтобы она ощутила его возбужденное естество, чтобы поняла, как он ее жаждет…

Против собственной воли он воображал ее нагой в своих объятиях. Их губы сливались в поцелуях; лаская ее груди, он забывался в ее теплой, влажной глубине…

Хватит! Пора сматываться!

Он допил чай и протянул ей пустую чашку.

Она отступила на шаг, сжав чашку в руке. Лицо ее стало еще печальнее.

— Зарек, я так хочу, чтобы ты остался!

Эти слова прозвучали для него небесной музыкой. Пусть это всего лишь жест вежливости, Зарек никогда его не забудет.

— Ну, это вряд ли, принцесса.

— Я действительно этого хочу!

От боли, исказившей ее прекрасное лицо, у Зарека сжалось сердце, но он заставил себя ожесточиться. Все это ложь!

— Не ври! — рявкнул он. — Терпеть не могу, когда мне врут!

С этими словами он прошел мимо нее к дверям… и остановился. Вдруг у него закружилась голова, и перед глазами замерцал какой- то туман.

Зарек ожидал, когда дурнота пройдет. Но она становилась все сильнее. Руки и ноги внезапно отяжелели, все тело словно налилось свинцом, даже стало трудно дышать.

Что это с ним происходит?

Он протянул руку к двери, но в этот миг его колени подогнулись и тьма заволокла все вокруг.

Астрид поморщилась, услышав тяжелый звук падения тела на пол. Как она хотела бы быть рядом и подхватить Зарека! Но понимала: пока она слепа, об этом и думать не стоит.

Подбежав к нему и опустившись на колени, она поспешно ощупала его с ног до головы.

Слава богам, кажется, он не пострадал!

— Саша! — позвала она. Чтобы перенести Зарека на кровать, ей требовалась помощь.

«Что случилось?» — послышался мысленный вопрос Саши.

— Я опоила его зельем.

Она ощутила движение воздуха, услышала рядом с собой электрическое потрескивание — Саша принимал человеческий облик.

Сейчас она не видела своего друга, но по опыту знала, что он должен быть обнажен, — превращение всегда совершается без одежды.

В человеческом облике Астрид видела Сашу довольно редко. Хотя катагари-люкос могут время от времени, по необходимости, принимать обличье человека, но волчье для них предпочтительнее: это их естественный вид, к тому же в образе волка они обладают большими магическими способностями. Не говоря уж о том, что волк физически сильнее, ловчее и выносливее человека. Впрочем, кое-что они предпочитают делать в человеческом облике.

Например, есть. Или совокупляться.

Саша-человек был блондином, с волосами светлыми, словно седой волчий мех, и пронзительными (как и у волка) синими глазами.

Лицо его поражало суровой, мужественной красотой. А тело…

Мощной мускулатурой и совершенством форм Саша определенно не уступал Зареку. Даже странно, что к нему Астрид никогда не чувствовала сексуального влечения.

Удивительно, но факт — с Сашей они всегда были просто друзьями. Откровенно говоря, чаще всего он вел себя как заботливый старший брат — и порой изрядно ей этим надоедал!

— О чем ты только думала? — проговорил он. Звучный, насыщенный голос Саши нес в себе отзвук его колдовской силы: не зря ходят слухи, что катагари способен соблазнить любую женщину, лишь позвав ее по имени.

А сексуальная мощь и неутомимость катагари давно стали предметом восхищенно-завистливых перешептываний даже среди богов.

Однако обаяние Саши и исходящий от него соблазн не вызывали в Астрид никаких чувств, кроме (и это — самое большее) отстраненного восхищения.

— Ты сам знаешь: ему нельзя со мной расставаться, пока не закончатся испытания.

Саша раздраженно вздохнул.

— И чем ты его опоила?

— Настойкой лотоса.

— Астрид, ты отдаешь себе отчет, как это опасно? Эта настойка прикончила уже бесчисленное множество смертных. Некоторые сходили с ума от одного глотка! Или еще хуже: привыкали к зелью и не желали больше просыпаться!

— Зарек не смертный.

— К сожалению, да, — вздохнул Саша.

Астрид выпрямилась:

— Саша, отнеси его в постель.

Даже не видя своего друга, она ощутила его гнев.

— А где «пожалуйста»?

Астрид повернулась направо и устремила — как надеялась — на Сашу самый суровый взгляд, какой имелся в ее репертуаре.

— В последнее время ты стал совершенно невыносим!

— А ты в последнее время что-то полюбила командовать! По-моему, этот тип на тебя дурно влияет! — Помолчав, он сурово отчеканил: — Не забывай, Астрид: я здесь только потому, что сам так решил. Я остаюсь с тобой, потому что не хочу, чтобы тебя кто-нибудь обидел.

Потянувшись к нему, она положила руку ему на плечо.

— Знаю, Саша. Спасибо тебе.

Он накрыл ее ладонь своей, легонько пожал.

— Не позволяй ему пробраться в твое сердце, нимфа. В нем столько тьмы, что вся твоя доброта с ней не справится.

Астрид на мгновение задумалась. Сама она уже очень давно перестала считать себя доброй. Много столетий она не испытывала по отношению к людям ничего, кроме равнодушия.

— Многие могли бы сказать то же самое о тебе.

— Только те, кто меня не знает!

— Но ведь и мы не знаем Зарека.

— Поверь мне, нимфа, я таких парней на своем веку повидал немало. Всю жизнь с ними воюю. С подонками, которые воображают, что весь мир настроен против них, — и ведут себя со всеми как с врагами. — Не без труда он поднял на руки обездвиженное тело Зарека. — Следи за своим сердцем, Астрид. Я не хочу, чтобы тебе снова причинили боль.

Сидя на полу и прислушиваясь к удаляющимся тяжелым шагам Саши, Астрид размышляла над его предупреждением. Он прав. Один раз она уже позволила Майлзу себя одурачить: он умудрился сделать так, что она совсем забыла о здравом смысле.

Но Майлз был горд и тщеславен. А о Зареке не скажешь ни того, ни другого.

Майлз притворялся добросердечным, на самом же деле думал только о себе.

А Зарек не притворяется. Он действительно ни в грош не ставит никого, и менее всех — самого себя.

И все же… есть только один способ выяснить истину.

Она пошла на кухню и налила Саше стакан сока.

— И что ты теперь будешь с ним делать? — поинтересовался Саша, присоединяясь к ней несколько минут спустя.

— Дам ему немного поспать, — уклончиво ответила она.

Если бы Саша догадался, что у нее на уме, — ох, какой бы разразился скандал! А она не собиралась тратить время на препирательства с разъяренным оборотнем.

Вот почему, пока Саша возился с Зареком, она добавила в его стакан несколько капель настойки лотоса.

Саша молча взял у нее сок и полез в холодильник в поисках какой-нибудь еды.

Зелье подействовало не сразу, обмен веществ у катагари немного иной, чем у людей, и химические вещества действуют на них медленнее.

— Астрид! — прорычал Саша несколько минут спустя. — Только не говори, что ты со мной сделала то же самое! — Чуть позже легкое электрическое потрескивание подсказало ей, что он сменил облик.

На ощупь Астрид нашла Сашу, растянувшегося на полу. Он снова был волком — и спал крепким сном.

Оставшись одна, она прошла по дому. Убедилась, что везде выключен свет, что камин не горит, что обогреватель настроен на комфортную температуру.

Затем взяла в своей спальне склянку с идиосом и, сжав ее в руке, вошла в спальню Зарека.

Отпив глоток, она свернулась клубочком рядом с ним на широкой кровати. Ей предстояло вновь погрузиться в темные тайны этого загадочного мужчины…

Зарек снова был в Нью-Орлеане. Стоял напротив старого монастыря Урсулинок во Французском квартале, вдыхал прохладный воздух, прислушивался к доносящейся откуда-то издалека музыке.

Рядом остановилась группа туристов под предводительством гида, одетого точь-в-точь как вампир Лестат, герой романов Энн Райс [9]. Рядом крутился еще один «вампир», в длинном черном плаще и с накладными клыками.

Туристы, разинув рты, слушали рассказ гида о знаменитом убийстве, которое произошло на этом самом месте. На ступенях монастырского крыльца были найдены два тела — без единой капли крови в жилах! Должно быть, не случайно старинные легенды гласят, что в этом монастыре когда-то находили приют вампиры: днем они укрывались здесь от солнца, а ночью отправлялись на поиски добычи…

Тут Зарек, не выдержав, громко фыркнул.

Гид с бейджиком «Андре, вампир, 300 лет» посмотрел в его сторону и вдруг громко объявил:

— Смотрите-ка, вон стоит вампир! Самый настоящий!

Туристы, все как один, повернулись к Зареку.

Тот ответил им свирепым взглядом, а затем сделал то, чего определенно делать не стоило: обнажил клыки и зарычал.

Туристы с визгом бросились врассыпную.

Оба «вампира» — тоже.

При виде их поспешного бегства Зарек непременно рассмеялся бы, если бы умел это делать. Но он не знал, что такое смех, — лишь его губы изогнулись в циничной ухмылке.

— Поверить не могу, что ты это сделал!

Обернувшись, он увидел в тени Ашерона: тот стоял словно призрак, облаченный в черное, со сверкающей пурпурной гривой.

Зарек пожал плечами.

— Как только они остановятся и спросят себя, что же произошло, — тут же подумают, что это часть представления.

— А гиды?

Решат, что кто-то их разыграл. Смертные прекрасно умеют находить разные объяснения. Ашерон тяжко вздохнул.

— Черт побери, Зет! Я-то надеялся, ты постараешься доказать Артемиде, что исправился и что тебя можно подпускать к людям!

— Скорее ад замерзнет, — бросил Зарек и, развернувшись, зашагал прочь.

— Эй, Зет! Я не договорил с тобой!

Зарек не обернулся.

Используя телекинез, Ашерон впечатал его в стену соседнего дома. Надо сказать, за все прошедшие две тысячи лет старший из Темных Охотников ни разу не прикоснулся к Зареку. Должно быть, догадывался, насколько неприятны ему чужие прикосновения.

И, как ни странно, уважал его чувства.

Ашерон твердо встретил его взгляд.

— С прошлым покончено, Зет. А будущее зависит от того, какое решение ты примешь на этой неделе. Пятьсот лет я торговался с Артемидой, умоляя ее дать тебе шанс доказать, что ты способен вести себя прилично. Ради твоей собственной жизни, ради твоего рассудка — не продуй этот шанс!

С этими словами он отпустил Зарека и зашагал следом за туристами.

Зарек не двигался с места, пока Ашерон не исчез за углом. Он размышлял над словами атлантийца.

Он не хотел покидать этот город! Нью-Орлеан очаровал его с первого взгляда, едва он увидел толпу на Джексон-сквер.

Как же здесь тепло!

Нет, этот шанс он не упустит! Он будет выполнять свой долг и честно защищать людей, которые здесь живут!

Чего бы это ни стоило, он убедит Артемиду, что ему можно доверять!

Он никогда больше не убьет ни одного смертного…

Двинувшись вниз по улице, Зарек почти сразу заметил четырех молодых мужчин. По высокому росту, золотистым волосам и поразительной, нечеловеческой красоте он мгновенно опознал в них даймонов.

Даймоны шептались между собой, но он ясно различал, что они говорят.

— Главный сказал, она живет над клубом «Бегущий Волк».

Другой даймон рассмеялся.

— Подружка Темного Охотника — удивительно! Разве такое бывает?

— Как видишь, бывает. Ну, теперь мы ему отплатим! Представь: приходит он к ней, — а она ждет его в постели… холодная и без единой капли крови в жилах!

Зарек готов был напасть на них прямо сейчас, но остановился: двери соседнего бара распахнулись, и из них, спотыкаясь и хохоча, вывалилась какая-то подгулявшая компания. Даймоны, увлеченные своим замыслом, даже не взглянули в их сторону.

Туристы брели по тротуару, смеясь и обмениваясь шутками. Они никогда не узнают, что, если бы не счастливая случайность, для всех них эта ночь стала бы последней.

Хрупкая штука — жизнь смертного.

Зарек стиснул зубы. Он понимал: придется подождать. Напасть на даймонов удастся только в каком-нибудь темном закоулке, где их никто не увидит.

Отступив в тень и сделавшись для них невидимым, он последовал за ними к дому Саншайн…

У Астрид раскалывалась голова, но она, не отступая, следовала за Зареком в его снах. Она была с ним единым целым, когда он довел даймонов до пустынной автостоянки и пресек их замыслы несколькими смертельными ударами. И позже, когда на него набросились полицейские.

Она была с ним на крыше, откуда он позвонил Тейлону и предупредил об опасности, грозящей Саншайн. Чувствовала его ярость. Его отчаянное желание помочь людям, которые в ответ отталкивали его или смотрели на него с презрением.

Все они судили о нем несправедливо.

И он не понимал, как достучаться до них.

Поэтому — нападал. Набрасывался на них первым, чтобы они не успели причинить ему боль.

Наконец Астрид почувствовала, что больше не в силах совершать это путешествие. Нужно отделиться от сознания Зарека — или она сойдет с ума, захваченная силой и болью его мучительных переживаний.

Оторваться от него было непросто, связующее зелье продолжало действовать. Но Астрид была неземным созданием, и в конце концов ей удалось преодолеть его притяжение.

Собрав все свои силы, она оторвала свой дух от духа Зарека и продолжала следовать за ним незримой тенью, безмолвной свидетельницей его грез.

Теперь она не чувствовала того, что с ним происходит, только лишь видела.

Но собственные чувства остались с ней. Сердце Астрид разрывалось от сострадания, какого она не испытывала никогда в жизни. Сила собственных эмоций пугала ее: жалость к Зареку, страстное желание облегчить его боль пробили панцирь равнодушия, в который она заключила себя много столетий назад.

В первый раз за все эти века она ощущала чужую боль. И не просто ощущала — мечтала ее прекратить. Согреть, успокоить, утешить этого несчастного, который бежал, но не мог убежать от самого себя.

Тем временем сновидение изменилось: теперь Зарек, полуголый и босой, в одних лишь черных кожаных брюках, пробирался через заснеженный лес. Бушевала страшная буря. Метель хлестала его по обнаженному телу. Обхватив себя руками, дрожа от холода и проклиная все на свете, Зарек пробирался через сугробы по пояс высотой.

Он то и дело падал, но каждый раз поднимался и продолжал свой путь. Астрид не могла не восхититься его силой.

Его обнаженные мускулистые плечи покраснели от холода. Его длинными черными волосами играл ветер. Зарек неотрывно всматривался в даль, словно пытался разглядеть что-то в заснеженной пустыне.

Но его взору открывалась лишь холодная, мертвая чаша.

Астрид беззвучно шла за ним — не проваливаясь в сугробы, не ощушая ни холода, ни ветра.

— Нет, я не умру! — прорычал Зарек, ускоряя шаг и запрокидывая голову к черному беззвездному небу. — Вы меня слышите? Артемида! Ашерон! Я не сдохну — не доставлю вам такого удовольствия!

И он пустился бежать по хрустящему снегу. Его босые ноги стали багровыми: Астрид страшно было даже представить, как ему сейчас больно.

Она старалась не отставать.

Но вот он споткнулся и упал.

Тяжело дыша, Зарек лежал неподвижно лицом в снегу. Одна рука его была запрокинута за голову, другая — вытянута перед собой. Астрид, невидимая, стояла рядом, глядя на вздымающуюся от глубоких вздохов татуировку — змею, обвившую его пояс.

Перевернувшись на спину, он устремил глаза в черное небо, усеянное сверкающими точками звезд. Снежинки падали на его разгоряченное лицо, мокрые пряди черных волос прилипли ко лбу. Он все еще тяжело дышал, стуча зубами от холода.

Астрид замерла на месте.

— Я хочу тепла, — прошептал он. — Я так хочу тепла! Хоть раз в жизни! Неужели ни одна звезда не спустится с неба, чтобы поделиться со мной своим теплом?

Астрид нахмурилась, не понимая этого вопроса. Впрочем, странные слова и нелогичные поступки — самое обычное дело во сне.

Перекатившись на бок, Зарек заставил себя подняться и продолжил свой путь сквозь метель.

Вслед за ним Астрид добралась до хижины, затерянной в лесах. В маленьком окошке бревенчатого домика горел свет — словно яркий маяк посреди холода и тьмы арктической ночи.

Из дома доносились приглушенные голоса, то и дело прерываемые взрывами смеха.

Счастливый приют!

Едва держась на ногах, Зарек побрел к одинокому окну. Приложил ладонь к замерзшему стеклу, отогревая его теплом своего тела. Вгляделся внутрь — отчаянно и жадно, словно маленький бродяжка, с улицы наблюдающий за рождественским праздником богачей, куда он никогда не попадет. Невидимая Астрид приблизилась, чтобы увидеть то, что видит он.

Дом посреди леса был полон Темных Охотников. Они что-то праздновали: ярко горел огонь в камине, стол ломился от выпивки и разнообразных блюд. Гости смеялись и болтали между собой, как братья. Как одна семья.

Астрид не узнала никого, кроме Ашерона, но Зарек, очевидно, знал их всех.

Сжав руку в кулак, он оторвался от окна и двинулся к двери лесной хижины.

— Впустите меня! — крикнул он и забарабанил кулаком в дверь.

Дверь отворилась. На пороге показался молодой Охотник — мускулистый блондин в наряде байкера: кожаных штанах и жилете, расшитом алыми кельтскими узорами. Его красивые карие глаза при виде Зарека потемнели от отвращения.

— Тебе здесь не место, — отрезал он и попытался захлопнуть дверь.

Однако Зарек удержал дверь рукой.

— Черт побери, кельт, впусти меня!

Кельт отступил назад, но теперь дорогу Зареку преградил Ашерон.

— Что тебе нужно, Зет?

Зарек устремил отчаянный взгляд в суровое, словно высеченное из камня лицо своего наставника.

— Я хочу войти. — Поколебавшись, он выдавил: — Пожалуйста, Ашерон, впусти меня!

Ни одно чувство не отразилось на каменном лице Ашерона.

— Тебе нет места среди нас. И никогда не будет.

И он захлопнул дверь.

— Будь ты проклят, Ашерон! Будьте вы все прокляты! — Зарек бесновался у двери, колотя в нее кулаками и ногами. — Лучше убей меня, слышишь, ты, ублюдок! Убей!

Когда он заговорил снова, ярость ушла из его голоса. Теперь он говорил тихо, жалобно, словно сломленный ребенок, и это тронуло Астрид еще сильнее, чем его мольба о смерти.

— Впусти меня, Эш. Пожалуйста. Клянусь, я больше не буду. Я буду хорошим. Прошу тебя! Не оставляй меня одного! Мне так холодно! Я так хочу тепла! Пожалуйста!

Астрид ощутила, что по щекам ее текут слезы.

Но дверь оставалась заперта.

Охотники за стеной пировали и веселились, и никто не вспоминал о Зареке.

В этот миг Астрид вполне ощутила то страшное, беспросветное одиночество, которое сопровождало его всю жизнь.

— Ну и черт с вами! — взревел Зарек. — Вы мне не нужны! Мне никто не нужен!

Он оторвался от двери, и лесная хижина растаяла у него за спиной, но звуки веселого пира еще звенели в воздухе. Зарек бессильно опустился на колени в снег. Ветер хлестал его по лицу, метель запорошила волосы и ресницы.

Он прикрыл глаза, словно не мог больше слышать доносящегося издали шума и смеха.

— Мне никто не нужен, — шептал он. — Мне ничего от вас не нужно.

И вдруг, как часто бывает во сне, все снова изменилось: теперь Зарек оказался у дверей своего собственного дома.

Ветер стих, утихла и метель. Стояла тихая, ясная ночь.

— Астрид! — ее имя он выдохнул, словно молитву. — Как бы я хотел, чтобы ты была со мной!

При этих словах Астрид застыла, боясь шевельнуться. Никогда прежде он не произносил ее имени, и в его устах оно звучало, как музыка.

Он поднял взор в темное небо, где мерцали миллионы звезд.

— «Хотел бы я знать, зачем звезды светятся, — проговорил он задумчиво, вновь цитируя „Маленького принца“. — Наверное, затем, чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою».

Зарек вздохнул. Обхватив руками колени, он продолжал неотрывно всматриваться в звездное небо.

— Я нашел ее — свою звезду. Она — сама красота, само очарование. Сама доброта и милосердие. Мой теплый огонек посреди бесконечной зимы. Хрупкая — и сильная. Отважная — и нежная. Но я не могу к ней прикоснуться. Никогда не осмелюсь.

Астрид, затаив дыхание, слушала его поэтическую речь. Сама она никогда не задумывалась о том, что ее имя по-гречески означает «звезда».

Но Зарек об этом вспомнил.

Может ли быть убийцей человек с таким поэтическим даром?

— Астрид, — повторил он задумчиво. — Моя Цирцея. Но Цирцея превращала людей в животных, а ты сумела сделать человеком дикого зверя.

И вдруг его охватил гнев: он яростно топнул ногой, взметая снег.

— Что я за идиот! Мечтаю о звезде, которая никогда мне не достанется!

И он снова с тоской устремил глаза в небо.

— Ни одному человеку не суждено дотянуться до звезды. А я даже не человек!

И, закрыв лицо руками, он зарыдал.

Астрид почувствовала, что больше этого не вынесет. Она хотела вырваться из его сна, но не могла этого сделать без помощи М'Адока.

Ей оставалось лишь стоять рядом с Зареком, следить за ним, быть немой свидетельницей его невыносимого горя.

В жизни он иной. Железный человек, способный выдержать любой удар. Невозможно себе представить, чтобы он расклеился или проявил какие-то чувства, кроме гнева. А подойти к нему вплотную, прикоснуться, утешить, ободрить просто немыслимо.

Только во сне Астрид открылись потаенные глубины его сердца. Его ранимость. Его хрупкая красота.

Только теперь она по-настоящему поняла то, чего этот человек никогда никому не показывал.

Его нежную, поэтическую душу, глубоко оскорбленную людской злобой и равнодушием.

Всей душой Астрид желала облегчить его страдания! Взять его за руку и повести за собой в мир, в котором он не будет изгоем. Показать, что и он может потянуться к кому-то и не будет отвергнут.

Ни разу за все столетия своей жизни, ни к одному из своих подсудимых Астрид не испытывала того, что сейчас чувствовала к Зареку. Он затронул какую-то глубинную часть ее существа, — прежде Астрид и не подозревала о ее существовании!

И больше всего он задел ее сердце. Сердце, которое, как она боялась, заледенело навеки.

Но теперь оно снова билось, жарко и взволнованно — ради него.

Нет, она не может больше стоять и смотреть на его муки!

Не раздумывая о том, что делает, Астрид перенеслась в его хижину и распахнула дверь…

Сердце Зарека на мгновение замерло в груди, когда, подняв глаза, он увидел перед собой ее небесное лицо.

Нет, не небесное — прекраснее любых небес!

Никогда еще, ни в одном сне никто не отворял ему запертую дверь.

Но теперь это сделала Астрид.

Она стояла в дверях, ласково улыбаясь ему. Светло-голубые глаза ее больше не были слепы — она смотрела прямо на него. Смотрела жарким, призывным взглядом.

— Входи, Зарек. Входи и позволь мне тебя согреть.

Не думая, что делает, он вскочил и сжал ее протянутую руку. Наяву Зарек никогда, ни за что не осмелился бы до нее дотронуться, но ведь это сон!

Рука ее была теплой. Почти горячей. На миг ему показалось, что ее прикосновение обжигает.

Она обняла его обеими руками, притянула к себе. Зарек застыл, пораженный неведомыми прежде ощущениями. Близостью и теплом ее тела, ее дыханием на своей замерзшей щеке. Мягкой девичьей грудью, прижатой к его груди.

Так вот каково это — обнимать женщину! Боги, что за чудо!

Он закрыл глаза, всем своим существом впивая это новое, неведомое наслаждение. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного!

Какая же она мягкая и нежная!

Вдыхая ее теплый, сладкий запах, он спрашивал себя, что с ним. Быть может, это нирвана?

Или рай?

Не все ли равно? Зарек точно знал одно: впервые в жизни ему хотелось грезить вечно.

Не выпуская его из объятий, Астрид накинула ему на плечи теплое одеяло.

Зарек взял ее лицо в ладони, прижался щекой к ее щеке и снова замер в блаженстве.

Он даже не представлял себе, что женская кожа может быть такой мягкой, нежной… такой влекущей.

Тепло ее щеки растопило леденящий холод. Он чувствовал, как постепенно согревается все его тело, даже сердце, казалось, навеки заточенное во льдах.

Астрид вздрогнула, ощутив, как щетина Зарека царапает ей кожу, почувствовав на своей щеке его дыхание.

Его нежданная нежность тронула ее до глубины души.

Она знала: в жизни ему не случалось ни встречаться с нежностью, ни дарить ее самому, но тем не менее он держал ее в объятиях бережно, словно хрупкую вазу.

— Ты такая теплая! — прошептал он ей на ухо. Дыхание его пощекотало ей кожу, и от этого по телу пробежала сладостная дрожь.

Откинув голову, он смотрел на нее, словно на несказанную драгоценность. Затем осторожно провел костяшками пальцев по ее щеке. В полночно-черных глазах его было столько счастья и муки, словно он боялся, что в любой миг она может растаять у него в руках.

Он неуверенно тронул кончиком пальца ее губы.

— Знаешь, я еще никогда никого не целовал.

Это признание ее потрясло. Такой красавец — и ни разу не целовался?!

Глаза его вспыхнули.

— Астрид, я хочу тебя! Хочу взять тебя, горячую и влажную! Хочу смотреть в твои глаза, когда я буду тебя трахать!

Это грубое словцо заставило ее поморщиться. Конечно, в реальности Зарек именно так бы и выразился; но от спящего Зарека, от Зарека-какой-он-есть-на-самом-деле, она ожидала иного.

Ведь теперь она знала, что скрывается за грубым обличьем его угрюмого вида и дурных манер.

То, чего он хотел, было запрещено для Астрид. Судьям не дозволялась физическая близость с подсудимыми.

Только однажды — с Майлзом — она едва не переступила опасную черту. Но в тот раз у нее хватило мудрости и воли воспротивиться искушению. И много раз с тех пор она благодарила за это судьбу.

Однако с Зареком все было сложнее. Что-то в этом человеке зацепило ее так, как не трогало ничто и никогда прежде.

Глядя в его черные глаза, полные огня и страдания, она словно видела перед собой его раненое сердце…

Он никогда не знал доброты.

Не знал, что это такое — тепло любящих рук.

Едва ли Астрид смогла бы это объяснить, но всей душой она желала стать его женщиной и сделать его своим мужчиной. Хотела сжать его в объятиях и показать ему, что это значит, когда тебя принимают с любовью.

Но тогда ты не сможешь больше быть Судьей!

Не все ли равно? Эта работа давно ей постыла. И теперь для нее имел значение только Зарек.

Если сейчас она протянет ему руку, быть может, Зарек научится доверять людям.

Быть может, ей удастся достучаться до глубин его сердца. Показать ему мир, в котором добрую, любящую душу не нужно прятать от людей. Убедить, что не все вокруг желают ему зла.

Теперь она наконец окончательно поняла, чего хотел от нее Ашерон.

Но как спасти Зарека? Ведь он совершил страшнейшее из преступлений: истребил людей, которые доверяли ему, которых он должен был защищать.

Ей нужны доказательства, что никогда больше он не сделает ничего подобного.

Можно ли отыскать такие доказательства?

Так или иначе, придется. Выбора нет. Она не допустит, чтобы он снова страдал!

Она защитит его. Любой ценой.

— Нет, Зарек, — прошептала она. — Я не стану с тобой «трахаться». Никогда. Я буду тебя любить.

Он смотрел на нее смущенно и неуверенно.

— Но я… я никогда ни с кем не занимался любовью… по-настоящему…

Но она уже исчезла.

Зарек едва владел собой. Он задыхался, голова его шла кругом от странных, незнакомых переживаний. Предложение Астрид не на шутку его напугало.

Что, если после этого он никогда уже не будет прежним?

В смертной жизни Зарек совсем не знал женщин. Какая женщина согласится лечь с жалким, изуродованным рабом? А в жизни Темного Охотника он лишь изредка встречался с проститутками. Никогда не смотрел им в лицо. Ни одной женщине не позволял обнять себя и поцеловать.

Но теперь… Если он примет то, что предлагает ему Астрид, все изменится.

Во сне она не слепа и может его видеть…

Быть может, она сумеет его приручить? Впервые в жизни Зарека охватила жгучая жажда привязанности. Связи с другим человеком — и физической, и эмоциональной.

Пусть все это сон, но этот сон изменит его навсегда. Ибо сейчас осуществится единственное его желание — желание, похороненное так глубоко, что много столетий он не осмеливался признаться в нем самому себе. Скрытое в глубинах сердца, раздавленного людской жестокостью.

— Зарек!

Он поднял взгляд. Она стояла в дверях спальни: в одной тонкой, полупрозрачной рубашке, с обнаженными длинными ногами. Золотистые волосы ее рассыпались по плечам.

Свет, падающий из-за ее спины, пронизывал тонкую ткань рубашки и подчеркивал каждый соблазнительный изгиб ее зовущего тела…

Зарек тяжело сглотнул. Если он на это решится, Астрид станет для него совершенно особенной. Единственной в мире.

Она станет его женщиной.

А он — ее мужчиной.

Она его приручит.

Ведь это только сон…

Но даже во сне никто и никогда его не приручал.

До сегодняшней ночи.

С сердцем, бьющимся в груди, словно паровой молот, он подошел к ней, поднял ее на руки. Нет, никто и никогда его не приручит — даже во сне. Но сегодня он сделает Астрид своей.

Она будет принадлежать ему.

Он нес ее к кровати, и она дрожала, вглядываясь в его решительное, почти свирепое лицо. В обсидиановые глаза, пылающие неутолимым голодом. Ее охватил странный испуг: быть может, Зарек прав?

Разве способен этот мужчина — дикий, неукротимый — любить!

Голос разума упрашивал остановиться, пока еще не поздно.

Но что-то более сильное, более властное подсказывало: не останавливайся. Не сопротивляйся. Ты хотела узнать, что он за человек, — так познай же его до конца, до самой глубины!

Он уложил ее на постель. Прикоснулся кончиками пальцев к ее губам — так, словно наслаждался их нежной мягкостью, словно хотел запомнить это ощущение навеки. А затем — неторопливо и нежно поцеловал ее.

Жар его поцелуя застал Астрид врасплох. Она и не подозревала, что поцелуй может быть таким — страстным, даже свирепым и в то же время нежным. Требовательным. Горячим. Бережным. Захватывающим. С глухим рычанием Зарек ворвался языком в нежную пещеру ее рта, исследуя его, ощупывая каждый его уголок.

Удивительное мастерство — особенно для того, кто ни разу в жизни не целовался! Вот его язык достиг ее нёба, и по телу Астрид прошла острая, жаркая волна наслаждения.

Запустив руки в спутанную копну его волос, она стонала от наслаждения, а он лизал и покусывал, пока она не поняла, что вот-вот лишится сознания. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного!

Ничего, хоть отдаленно похожего на ощущения, которые дарил ей Зарек. Конечно, ей случалось целоваться, хоть и так давно, что эти поцелуи почти стерлись из памяти. Но ни один из них не мог бы сравниться с поцелуем Зарека. Теперь она боялась: боялась не его — самой себя.

Ни одному мужчине она не позволяла заходить дальше поцелуев. Судья должна быть непорочна. Решившись на близость с мужчиной, она лишится своего положения.

И все же она не находила в себе сил его оттолкнуть.

Впервые в жизни она захотела чего-то для себя. Хотела достичь недостижимого. Дать Зареку нечто особенное. Подарить ему минуту покоя и радости рядом с женщиной, которая принимает его и хочет быть с ним.

Если кому-то на свете нужно понимание, приятие и нежность, то именно ему!

Только он сможет понять…

Зарек приподнялся и начал расстегивать на ней рубашку, хотя больше всего ему хотелось сорвать ее с Астрид и отшвырнуть прочь. А затем ворваться в ее тело со всей свирепой страстью, на которую он был способен!

Но — нет. Даже во сне он не позволит себе обойтись с ней грубо.

Сам не понимая почему, он хотел быть с ней нежным. Хотел овладеть ею как человек, а не как дикий зверь.

Нет, он не станет врываться в нее, гонясь за ускользающим мигом наслаждения. Не станет спешить. Он хочет, чтобы эта ночь длилась вечно.

Впервые в жизни он ждал от женщины ответных чувств. Хотел, чтобы она показала, что он ей небезразличен. Что ей нравится быть с ним.

Никогда прежде, даже в самых смелых фантазиях, он не осмеливался выказать такое желание!

До сегодняшней ночи.

Астрид взяла его лицо в ладони и повернула к себе. Вгляделась ему в глаза своими чудными голубыми глазами. Она смотрит на меня как на человека, с изумлением и восторгом понимал Зарек. Смотрит так, словно видит во мне что-то хорошее!

— Зарек, ты такой красивый!

Эти слова, спокойные и нежные, пронзили его, словно удар меча. Красивый? Да он же отвратителен! Он урод!

По крайней мере, был уродом последние две тысячи лет.

Но — странное дело! — сейчас, глядя в ее лицо, полное нежности и ласки, он уже не чувствовал себя ни уродом, ни ничтожеством.

Разве такая женщина, как она, станет ложиться в постель с ничтожеством? Конечно, нет!

Даже во сне…

Он расстегнул на ней рубашку — и остановился, залюбовавшись ее телом. Нежные округлые груди — не слишком большие, не слишком маленькие, с набухшими темными сосками, словно молят: «Прикоснись к нам!». Мягкие линии живота и бедер, белоснежных, словно источающих сияние. Но по-настоящему у него перехватило дыхание при виде ее чуть раздвинутых ног. Между ними сияли влажные белокурые завитки, скрывающие за собой рай. По крайней мере, такой рай, в котором найдется место Зареку.

Астрид затаила дыхание: Зарек пожирал глазами ее тело с такой страстью, что взгляд его ощущался физически как прикосновение.

Вот он сошел с кровати и начал стягивать штаны.

Во все глаза смотрела она на его мощное, напряженное мужское естество — смуглое, обрамленное завитками угольно-черных волос. Никогда она не видела ничего столь же мужественного. Как же он прекрасен! Ее темный воин. В отличие от него, она знала, что этот сон реален. И, когда оба они проснутся и вспомнят о том, что произошло, — должно быть, она сильно об этом пожалеет.

Ее долг — оставаться беспристрастной. Но она нарушила кодекс Судьи: позволила себе ощутить сострадание к боли Зарека и страсть к нему самому.

И теперь хотела облегчить его боль. Любым способом. Любой ценой.

Ни один человек не заслуживает такой судьбы, какая выпала ему. Таких унижений, такой всеобщей ненависти.

Он накрыл ее собой и сжал в объятиях. Астрид прищурилась, наслаждаясь его тяжестью, впитывая каждой своей клеточкой ощущение его мощного, мускулистого тела.

Зарек задыхался от наслаждения. Никогда он не испытывал ничего подобного!

Руки ее нежно гладили его по мускулистой спине. Вот она распахнула ресницы и снова взглянула ему прямо в глаза.

И в прекрасных глазах ее не было ни гнева, ни отвращения.

Только тепло. Только радость оттого, что он с ней.

Он нежно поцеловал ее, затем поймал губами ее верхнюю губу и сжал, наслаждаясь ее сладостью.

Когда он был смертным женщины, завидев его, отшатывались. А если он осмеливался подойти слишком близко — визжали и кидали в него чем попало.

Много ночей он пролежал без сна, пытаясь представить себе, каково это — обнимать женщину. Чувствовать, как тебя обвивают ее руки.

И вот это случилось — и оказалось неизмеримо лучше всего, что он мог вообразить!

Ни за что он не оставит ее по доброй воле! Он будет любить ее снова и снова, пока оба они не лишатся сил… или пока не кончится сон.

Астрид застонала, когда Зарек, прервав поцелуй, скользнул губами по ее шее вниз, к груди. Твердое орудие его упиралось ей в бедро, жарко и требовательно, и это интимное ощущение порождало сладкую дрожь во всем теле.

Нежно сжав рукой ее грудь, он обвел языком набухший сосок, а затем втянул его в рот и принялся сосать, чуть покусывая.

Она обхватила его голову ладонями и смотрела на него, слушая его тихие, умиротворенные вздохи. Казалось, ее тело для него — божественная амброзия. Он не мог насытиться ею: лизал, кусал, дразнил, пробовал на вкус каждый дюйм ее кожи — и все ему было мало!

Ни одному мужчине до сего дня она не дозволяла столь интимной игры со своим телом. И теперь ужасалась при мысли о том, куда все это может ее завести. Что такое секс, Астрид до сих пор знала лишь теоретически; собственные чувства изумляли ее и пугали.

Что с ней происходит?

Разве нимфа справедливости не должна быть холодной, бесстрастной, не должна всегда сохранять спокойствие и ясный разум?

И, разумеется, не должна превращаться в игрушку мужчины!

Но все это теперь неважно. В конце концов, мама поймет — ведь у самой Фемиды множество детей! Отец Астрид — смертный, чье имя мать никогда не произносит. А об отце ее сводных сестер, Судеб, не известно ничего — не только имя, но даже то, человек это, бог или демон.

Так что, разумеется, мать простит ей это прегрешение.

Одна ночь любви — неужели для нее и это слишком много?

Впрочем, сейчас Астрид начинала подозревать, что одной ночи с Зареком ей окажется слишком мало.

От нежного аромата Астрид, от мягкости и нежности ее тела у Зарека кружилась голова. Она тихо стонала от наслаждения, а он со звериным рычанием продолжал наслаждаться ее близостью, вкушал каждый дюйм ее чудной плоти.

Вкушал — и все не мог насытиться.

Астрид вскрикнула в экстазе, когда он, раздвинув ей ноги, припал устами к ее естеству.

Она не могла ни шевельнуться, ни вскрикнуть, так захватило ее пламя неведомого прежде наслаждения. Каждое движение его языка и губ дарило ей новое, немыслимое блаженство.

Она и не знала, что такое бывает!

Будь она смертной, наверное, умерла бы от счастья!

Но Астрид не спешила умирать. Наоборот, ей хотелось еще и еще!

И еще… И еще…

С колотящимся сердцем она приподняла голову, чтобы взглянуть на Зарека. Глаза его были закрыты, а на лице отражалось такое удовольствие, словно он, вкушая ее, наслаждался не меньше, чем она — его сладостная «пища».

Она зарылась руками в его шелковистые волосы и раздвинула ноги шире, приглашая его проникнуть в самые потаенные уголки ее существа. Зарек тихо рассмеялся, от этого по телу ее прокатилась новая волна наслаждения, — а затем слегка потерся небритой щекой о самое чувствительное ее местечко.

Астрид громко застонала.

Пальцы его скользнули внутрь и принялись аккуратно обводить тот самый уголок, что ныл от страстной жажды принять его в себя.

Он не спешил; нежно и аккуратно он ласкал Астрид, пока все тело ее не запылало.

Боги, возможно ли на земле такое блаженство?

Восторг ее рос и рос — и наконец не стало сил его удерживать. Имя Зарека сорвалось с ее губ, и впервые за долгие тысячелетия своей жизни Астрид испытала оргазм.

Но Зарек не останавливался! На ее стон он ответил удовлетворенным рычанием — и продолжал мучить ее сладкой мукой, пока она не взмолилась:

— Зарек, пожалуйста! Пожалуйста, хватит! Остановись!

Он поднял голову и устремил на нее пылающий взор. Уголки его рта изогнулись в непривычной улыбке.

— Остановиться? Принцесса, да я только начал!

Словно огромный свирепый зверь, он прополз вверх по ее телу, не отрывая губ от ее благоуханной плоти — пока наконец лица их не оказались друг с другом вровень.

Он сжал ее лицо в ладонях и снова яростно, страстно прильнул к ее губам.

Астрид застонала, ощутив, как он властно раздвигает коленом ее ноги. Жесткие курчавые волосы его щекотали ее нежную плоть, вселяя дрожь сладостного предвкушения.

От аромата и вкуса Астрид у Зарека кружилась голова. Она извивалась под ним, лаская его руками, ногами, всем телом. А когда ладони ее легли на его ягодицы и плотно прижали к ее телу, когда она вновь, задыхаясь, выкрикнула его имя… неужели возможно еще большее наслаждение?

Впервые за две тысячи лет он чувствовал себя человеком.

И еще — чувствовал себя желанным.

Раздвигая ее ноги еще шире, он приподнялся и взглянул ей в лицо.

Да, этого он и хотел. Хотел, чтобы она содрогалась под ним, влажная и жаждущая, в нетерпении ожидающая, когда он в нее войдет. Хотел ощутить, как обволакивает его ее тепло, ее мягкость, ее непорочная белизна.

Он хотел видеть ее лицо в миг, когда овладеет ею. Хотел знать, не пожалеет ли она о том, что ему позволила.

Мысленно приготовившись к худшему, не сводя испытующего взора с ее лица, он скользнул в ее бархатную глубину. Наслаждение было столь острым, что у Зарека потемнело в глазах.

Шумно выдохнув, Астрид выгнула спину и крепче сжала его плечи.

На лице ее промелькнула и исчезла боль, но не было ни отвращения, ни сожаления.

Напротив: глаза ее горели страстью и еще какими-то более нежными чувствами, которых Зарек не понимал и не умел назвать, ибо никогда прежде с ними не встречался.

Он чувствовал, что губы его сами собой растягиваются в улыбке. Впервые за два тысячелетия Зарек улыбался не злобно, не саркастически, а простодушно и радостно, как ребенок, получивший нежданный и чудесный подарок.

Астрид задыхалась от волнения и восторга. Не раз она пыталась вообразить себе, каково это — заниматься любовью с мужчиной, ощущать его внутри себя. Но ни в одной самой смелой фантазии не представляла, что это так прекрасно!

Он любил ее медленно и бережно, словно хотел, чтобы это длилось вечно. Словно ему достаточно было просто находиться внутри ее. Она обвила ногами его бедра; не отрываясь, они смотрели друг другу в глаза.

Что за блаженство — чувствовать его внутри себя, ощущать тяжесть его тела, видеть, как его лицо, всегда суровое, расплывается в изумленной и счастливой улыбке!

Странное чувство: словно они только что встретились по-настоящему. Или, может быть, заново узнали друг друга?

— Привет! — проговорила она, повинуясь этому чувству.

Зарек поднял брови, неуверенно улыбнулся:

— Здравствуй, принцесса!

Она сжала его лицо в ладонях, а он ускорил темп и начал входить в нее быстрыми, резкими толчками, так глубоко, что, казалось, доставал до пупка изнутри. Это были неописуемые ощущения!

Зарек прикрыл глаза, наслаждаясь новообретенным блаженством.

Теперь он не удивлялся, что мужчины воюют и убивают друг друга ради женщин. Не удивлялся и тому, что Тейлон был готов умереть за Саншайн.

Астрид вознесла его к невообразимым высотам. Оживила в нем то, что он считал давно погибшим. Сердце. Душу.

Здесь, в ее объятиях, он впервые ощутил покой.

Да, странно сказать, но и в самом огне страсти, в яростном желании овладеть ею и познать ее всю, без остатка, он чувствовал такой покой и радость, как никогда в жизни.

Наклонив голову, Зарек слегка прикусил нежную кожу у нее на шее. Мочку уха. Почувствовал, как по ее телу пробежала сладостная дрожь.

Он царапнул ее кожу клыками. Искушение вонзить их в нежную шею было почти непреодолимо.

Какова на вкус ее кровь?

Какие новые чувства она ему подарит?

— Зарек, ты хочешь меня укусить? — спросила она, и жилка на ее горле затрепетала под его зубами.

Он провел языком по пульсирующей венке.

— А ты этого хочешь?

— Нет. Я боюсь. Не хочу стать для тебя такой же, как все прочие женщины.

— Этого не будет, принцесса! Ты такая одна.

— Я — твоя роза?

Он коротко рассмеялся, вспомнив урок Маленького принца.

— Да, ты — моя роза. Единственная на многих миллионах звезд и планет.

В ответ она крепко прижала его к себе.

Это объятие поразило его, словно удар молнии. Как будто открылся последний шлюз, запирающий его чувства, — и из глубин сердца хлынула наружу нежность, накопленная за две тысячи лет.

Он застонал и зарылся лицом ей в волосы.

Астрид прикусила губу, чувствуя, как он содрогается в ее объятиях, извергая в нее горячий поток семени. Улыбнувшись, она обняла его еще крепче и поцеловала в плечо.

Он замер в неподвижности. Тихо, словно уснул глубоким сном.

Возможно ли такое? Зарек — огромный, сильный, резкий, всегда «на взводе»; человек, вокруг которого, кажется, сам воздух потрескивает от напряжения…

Но не сейчас. Сейчас он обрел покой.

Он лежал на ней, недвижный и бессильный, словно новорожденный младенец. Тела их по-прежнему сплетались. Он не хотел двигаться.

Да, пожалуй, и не мог.

Касаться ее — просто блаженство… Но было и кое-что еще. Он чувствовал, что теперь они связаны друг с другом. Чувство совсем новое, непонятное, немного пугающее… но Зарек боялся его утратить.

Неужели все это — только сон? Боги, пожалуйста, нет! Пусть это будет на самом деле!

Астрид устало прикрыла глаза. Зарек потерся носом о ее шею, и ей вдруг подумалось, что она только что приручила свирепого дикого зверя.

Она погладила его ноги своими, лаская его телом, провела рукой по эбеново-черным волосам. Зарек поднял голову и взглянул на нее. В его глазах читалось изумление и благоговение.

Теперь Астрид знала: она никогда не раскается в том, что на это решилась.

Он склонил голову и снова прильнул к ее губам.

Астрид наслаждалась его запахом и нежностью его поцелуя.

— О Зарек! — простонала она. Его имя, срывающееся с ее уст, дарило Зареку острое до боли наслаждение.

Он снова осторожно прикусил клыками нежную кожу на ее шее. Если бы это был не сон, давно бы уже прокусил вену и пил ее кровь…

В реальности он не стал бы заниматься с ней любовью.

Просто вкусил бы ее крови, а с ней — и жизни, и чувств, которых ему так не хватало. Интересно, каковы ее чувства во сне?

Приоткрыв губы, он ощутил пульсацию крови в трепещущей жилке.

Вкус у нее наверняка чудесный, это он мог сказать точно, и во сне, и наяву.

— Зарек!

Он слышал ее голос — и чувствовал губами, как рождается у нее в горле его имя.

— Да?

— Больше всего мне нравится, когда ты нежный, как сейчас.

Что-то в этих словах неприятно царапнуло. Нахмурившись, он отстранился от нее.

— Что-то не так?

Все не так! Это не сон! Во всяком случае, не его сон. Его сны хорошими не бывают.

Никогда еще во сне он не занимался любовью.

Никогда и никто во сне не разговаривал с ним так, как она.

Никто не открывал ему запертую дверь.

Вскочив с постели, он принялся натягивать штаны. Пора уходить отсюда. Черт знает, что здесь творится, но это явно не обычный сон, а значит… значит, это какая-то ловушка.

Он не должен быть здесь! В постели с Астрид ему делать нечего.

Даже во сне.

Астрид встала и, завернувшись в одеяло, подошла к нему.

— Зарек, не нужно от меня сбегать!

— Я не бегу! — рявкнул он. — Я никогда ни от кого не бегаю!

И это правда. Более сильного человека Астрид не знала. Зарек грудью встречал все удары, что готовила ему судьба.

— Останься со мной!

— Зачем? Нам с тобой вместе делать нечего.

Она взяла его за руку.

— Зачем ты отталкиваешь от себя людей?

Он отбросил ее руку.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Нет, Зарек, понимаю, — с чувством проговорила она. — Еще как понимаю! Я знаю, каково это — нападать первым, чтобы не напали на тебя.

— Что ты можешь об этом знать, принцесса? На кого ты нападала? И кто нападал на тебя?

— Зарек, я знаю, что в тебе есть доброта. Покажи ее мне. Под панцирем боли и гнева в тебе прячется человек, умеющий любить. Умеющий оберегать и защищать.

Застегивая штаны, он холодно усмехнулся.

— Слезливая чушь из дамских романов! — И, смерив ее последним убийственным взглядом, направился к выходу.

Астрид бросилась было за ним, но тут же остановилась.

Она не понимала, что делать. Как до него достучаться?

Она думала, ее слова успокоят Зарека, но вместо этого он разозлился. Впрочем, Зарек вообще отличается непредсказуемостью.

Растерянная и разозленная, она поспешно оделась и последовала за ним.

Похоже, мягкость и всепрощение на него не действуют.

Попробуем по-другому.

Пулей промчавшись мимо него, она распахнула перед ним входную дверь.

Зарек замер. За дверью сиял солнечный день, но лучи солнца не причиняли ему вреда.

Значит, это все-таки сон.

И все же…

— Что это ты делаешь? — спросил он.

— Как видишь, открываю тебе дверь. И придерживаю, чтобы она не стукнула тебя по заднице.

— Зачем?

— Ты же хотел уйти. Так иди. Убирайся! Зачем тебе сидеть здесь со мной, если я тебе так отвратительна?

— Что ты говоришь? — недоуменно воскликнул Зарек.

— Что значит «что говорю»? Разве не понятно? Я легла с тобой в постель, а ты не чаешь поскорее от меня отделаться. Видимо, я оказалась для тебя недостаточно хороша. Ну, извини, я старалась.

Недостаточно хороша для него?! Она что, издевается?!!

Он ошеломленно уставился на нее, разрываясь между двумя желаниями: утешить ее, приласкать — и обругать за тупость.

Наконец гнев победил.

— Значит, ты «нехороша»? А я-то? Я тогда кто? Да знаешь ли ты, что при жизни со мной никто не ложился даже из жалости? Да что там, ко мне даже пальцем не притрагивались, брезговали! Хорошо еще, если палкой ткнут, чтобы убирался с дороги! Так что не надо тут корчить из себя обиженную и рассказывать, что ты ничего не стоишь! Я-то знаю, что значит ничего не стоить! Я знаю, каково это, когда тебя работорговцу отдают даром, да еще и приплачивают, чтобы отделаться от тебя раз и навсегда!

Тут Зарек замер, сообразив, что он только что ляпнул. Ведь это один из его секретов. То, о чем он не рассказывал никогда и никому.

Одна из тех горьких истин, что столетие за столетием грызли его изнутри. Никто никогда не хотел видеть его рядом с собой.

Никто и никогда. Кроме Астрид.

Вот почему он не мог остаться. Рядом с ней он впервые ощутил тепло. И это смертельно его напугало — потому что не было и не могло быть реальностью.

Это была еще одна жестокая пытка, назначенная ему судьбой.

Он проснется, и рядом с ним окажется реальная Астрид. Чужая, холодно-вежливая. Настоящая Астрид, которой он, разумеется, не нужен.

Им не быть вместе.

— Все они были слепцами, Зарек. Они не видели тебя — и проморгали свое счастье. Это им не повезло, а не тебе.

Боги, как же он хотел этому поверить!

Как хотел поверить ей.

— Почему ты так говоришь? Почему ты так ведешь себя со мной?

— Я ведь уже сказала, Зарек: потому что ты мне нравишься.

— Но почему? Я никому никогда не нравился!

— Это неправда. У тебя всегда были друзья — просто ты никому не позволял подойти поближе и помочь тебе.

— Ашерон… — прошептал он. — Джесс… — И горько усмехнулся, вспомнив, чем окончилась его дружба с Закатом.

— Тебе надо научиться доверять людям.

— Зачем? Чтобы они потом стреляли мне в спину?

— Нет. Чтобы они тебя любили.

— Любили? — Он саркастически рассмеялся. — На кой черт мне их любовь? Я без нее всю жизнь прожил — и дальше проживу! Да пошли вы все со своей любовью!..

Астрид выпрямилась, глядя ему в лицо пронзительным взглядом. На миг ему показалось, что ее голубые глаза излучают свет.

— Можешь обманывать себя, — но я знаю правду. — Она протянула к нему руку. — Зарек, тебе нужно научиться доверию. Ты всегда был отважным. Так покажи мне свое мужество. Возьми мою руку. Доверься мне. Поверь, что я тебя не предам.

Зарек стоял в нерешительности; сердце в груди стучало, как барабан. Никогда в жизни он не испытывал такого страха.

Даже в день собственной смерти.

— Пожалуйста, поверь мне! — Голос ее смягчился. — Я никогда не причиню тебе боли!

Он неотрывно смотрел на ее руку. Изящную узкую руку с длинными пальцами.

Руку своей женщины.

Ему хотелось бежать.

Но вместо этого, сам не понимая почему, он сжал ладонь Астрид в своей руке.