Зарек бросил телефон на пол и уставился на спящую на его пальто Астрид. Ему самому следовало бы отдохнуть, но он не мог себе этого позволить. Уж в чересчур взбудораженном состоянии был охотник, чтобы заснуть.
Закрыв люк, он направился к ложу девушки.
Воспоминания так и роились в его голове. Он видел себя в неистовстве. Видел лица и языки пламени. Чувствовал, как приступ злобы испепелял его. Он убил всех тех людей, до единого, которых должен был защищать.
Убил…
Злорадный смех эхом раздался у него в голове. Вспышка молнии заполонила всю комнату.
И Эш…
Зарек попытался вспомнить. Почему же ему не удавалось восстановить в своей памяти все события, которые произошли в Новом Орлеане? Что же случилось в его деревне?
Все было так обрывочно и не имело никакого смысла. Это было похоже на пазл, кусочки которого были перемешаны на полу, а Зарек не мог разобраться, куда что ставить.
Он мерил шагами узкую комнату, пытаясь изо всех сил хоть что-то вспомнить из прошлого.
Время текло медленно, пока охотник прислушивался к звукам, которые сигнализировали бы о приближении Танатоса. Где-то в районе полудня усталость все-таки одержала над ним верх, и он улегся рядом с Астрид.
Против своей воли, мужчина обнаружил, что обнимает нимфу и вдыхает сладковатый благоухающий аромат ее волос. Он уютно устроился рядом с ней, закрыл глаза и помолился о хорошем сне…
Зарек споткнулся, когда его тащили под конвоем к столбу наказаний, который находился в древнеримском дворе. С него содрали его разорванный пеплос и оставили абсолютно нагим перед тремя людьми, которые собрались, чтобы наказать его.
Зареку было всего лишь одиннадцать лет.
Его братья Мариус и Маркус стояли со скучающим выражениям на лицах, в то время, как их отец раскручивал кожаную плеть.
Зарек был уже весь в напряжении, прекрасно зная жалящую боль, которая вот-вот снова настигнет его.
— Мне все равно, сколько плетей ты отсыплешь ему, — сказал Мариус. — Я нисколько не сожалею о том, что оскорбил Максимиллиуса. И кстати, в следующий раз, когда я снова встречу его, я сделаю то же самое.
Их отец замер.
— А что если я скажу вам, что этот жалкий раб ваш брат? Тогда вам будет не все равно?
Оба мальчика просто прыснули со смеху.
— Этот негодяй? Да в нем даже римской крови нет.
Его отец вышел вперед. Он запустил свою руку ему в волосы и запрокинул голову мальчика таким образом, чтобы его братья смогли увидеть изуродованное лицо.
— Вы уверены, что он нам не родственник?
Они перестали смеяться.
Зарек вел себя тише воды, ниже травы, боясь даже дышать. Он всегда знал о своем происхождении. Ему напоминали о нем каждый божий день, когда остальные рабы плевали мальчику в еду, бросались в него вещами или били, потому, как не смели выместить свою злобу и ненависть на других членах его семьи.
— О чем ты говоришь, отец? — спросил Мариус.
Отец швырнул голову Зарека прямо в столб, а затем отошел.
— Я зачал его с любимой шлюхой вашего дяди. А иначе, зачем бы они прислали его мне еще младенцем?
Мариус скривил губы.
— Он мне не брат. Я уж лучше признаю Валериуса, чем это отродье.
Мариус подошел к мальчику. Он присел на корточки, пытаясь заставить Зарека встретиться с ним взглядом. Зарек закрыл глаза, не имея никакой возможности обратиться за помощью. Он усвоил очень давно, что смотреть братьям в лицо будет означать еще более свирепые избиения.
— Что скажешь на это, раб? Есть в тебе хоть капля римской крови?
Зарек покачал головой.
— Ты мой брат?
Снова отрицание.
— Тогда ты хочешь назвать моего благородного отца лжецом?
Зарек замер, когда осознал, что они в очередной раз обманули его. Запаниковав, он попытался освободиться. Ему хотелось убежать подальше от того, что должно было последовать за всем этим.
— Ну, так что? — потребовал Мариус.
Он покачал головой.
Но было уже слишком поздно. Плеть рассекла воздух с пугающим шипением и впилась ему в спину, разрезая его обнаженную плоть.
Весь сотрясаясь, Зарек проснулся. Он попытался успокоить дыхание, когда сел и с диким взглядом осмотрелся вокруг, будучи практически уверенным в том, что один из его братьев находится прямо здесь.
— Зарек?
Он почувствовал теплоту нежной руки у себя на спине.
— С тобой все в порядке?
Охотник не мог произнести ни слова, пока старые воспоминания пылали в нем. С того момента, как Мариус и Маркус узнали правду и до того дня, когда отец заплатил работорговцу за то, чтобы он забрал Зарека, его братья из кожи вон лезли, чтобы заставить его заплатить за тот факт, что они были в родстве.
Он не знал ни единого дня покоя.
Нищий, крестьянин или знать — все они были намного лучше него.
А для всех окружающих Зарек был никем иным, как жалким мальчиком для битья.
Астрид тоже села и обхватила его руками за талию.
— Ты весь дрожишь. Тебе холодно?
И снова никакого ответа. Он знал, что ему следовало бы отпихнуть ее, но прямо сейчас Зареку нужно было ее утешение. Он хотел, чтобы хоть кто-то сказал ему, что он не никчемное отродье. Что никто не стыдится его.
Закрыв глаза, Зарек притянул ее к себе и положил свою голову Астрид на плечо. Она была безумно ошарашена столь нехарактерными для Зарека действиями. Девушка гладила его волосы и легонько качала в своих руках, просто обнимая охотника.
— Ты расскажешь мне, что не так? — тихо спросила Астрид.
— Зачем? Это ничего не изменит.
— Потому что мне не все равно, Зарек. Я хочу попытаться, если ты, конечно, мне позволишь.
Его голос был таким тихим, что девушке пришлось превратиться в слух, чтобы расслышать то, что он сказал.
— Есть боль, которую ничто не может унять.
Она положила руку на его колючую щеку.
— Какая, например?
Он помедлил несколько мгновений прежде, чем снова заговорить.
— Ты знаешь историю моей смерти?
— Нет.
— На четвереньках, на земле, как животное, умоляющее о пощаде.
Астрид вздрогнула от его слов. Она так сильно страдала за него, что едва могла дышать от напряженности в своей груди.
— За что?
Он скукожился и сглотнул. Сперва девушка подумала, что Зарек отстранится, но он даже не шевельнулся. Он остался на месте, позволяя ей обнимать себя.
— Ты ведь видела, как мой отец избавился от меня? Как он заплатил работорговцу за то, чтобы тот забрал меня?
— Да.
— Так вот я прожил с этим работорговцем пять лет.
Его руки крепче сжали Астрид, как будто он едва ли мог вынести это признание.
— Ты и представить себе не можешь, как они обращались со мной. Что заставляли меня вычищать. Каждый день, просыпаясь, я проклинал себя за то, что все еще был жив. А каждую ночь я молился о том, чтобы умереть во сне. Я никогда не мечтал о том, чтобы вырваться из той жизни. Идея о побеге не приходит тебе в голову, если ты рожден рабом. Мысль о том, что я не заслуживал того, что окружающие со мной творили, просто не приходила мне в голову. Вот, чем я был. Вот все, что я знал. И у меня не было ни единой надежды на то, что кто-то купит меня и заберет подальше от того места. Каждый раз, когда приходил покупатель и видел меня, я слышал лишь то, что они резко втягивали воздух. Видел лишь неясные тени их ужасающих ухмылок.
Глаза Астрид наполнились слезами от таких слов. Он был таким очаровательным мужчиной. Да любая женщина убила бы за то, чтобы обладать им. И, тем не менее, весь его внешний вид был уничтожен. Единственной причиной всему этому была жестокость.
Никого не должны калечить и унижать так, как Зарека. Никого…
Астрид прижала губы к его лбу, убирая волосы с его лица, пока он продолжал свою исповедь. Она была уверена, что ни одна живая душа никогда не слышала об этом.
В его голосе не было никаких эмоций. Лишь напряженность тела и тот факт, что он все еще не отпустил девушку, выдавали в Зареке ту боль, которую охотник испытывал.
— А однажды пришла прекрасная дама, — прошептал он. — Ее сопровождал римский воин. Она стояла в дверях, одетая в темно-голубой пеплос. Ее волосы были чернее полуночного неба, а кожа гладкой и безупречной. Я не мог четко видеть ее, но слышал, о чем перешептывались остальные рабы, а делали они это только в том случае, когда женщина была по правде какой-то особенной.
Приступ ревности пробежался сквозь Астрид. Может Зарек любил ее?
— Кем она была? — спросила девушка.
— Просто очередной женщиной благородных кровей, которой был нужен раб.
Дыхание Зарека попало ей на шею, когда охотник крутил своими мозолистыми пальцами прядку ее волос. Вся нежность этого жеста не ускользнула от нимфы.
— Она приблизилась к клетке, где я чистил ночные горшки, — продолжил Зарек. — Я не смел взглянуть на нее, а через мгновение услышал, как она сказала «Я хочу вот этого». Я был абсолютно уверен, что она имела кого-то другого. Но когда они зашли ко мне, я чуть не упал.
Астрид грустно улыбнулась.
— Она смогла узнать нечто хорошее, когда взглянула на тебя.
— Нет, — резко ответил он. — Ей всего-навсего был нужен слуга, который бы предупреждал ее и любовника, когда неожиданно возвращался домой ее муж. Она искала раба, который был бы верен ей. Кто был бы всем обязан этой женщине. Я был тем самым отвратительным созданием, а она никогда не упускала шанса напомнить мне об этом. Одно слово, и женщина спокойно отправила бы меня назад в этот ад.
Затем Зарек отстранился от Астрид. Она поискала его рукой и поняла, что он сидит рядом с ней.
— Она это сделала?
— Нет. Она держала меня при себе, даже когда ее муж бесился от моего присутствия. Он не выносил одного моего вида. Я был таким отвратительным. Искалеченным. Полуслепым. Я был так ужасно изуродован, что дети заходились в плаче, едва заметив меня. Женщины охали и отводили глаза, а затем убирались с моего пути, как будто, опасаясь, что мое состояние могло перекинуться и на них.
Астрид содрогнулась от того, что он описывал.
— Как долго ты служил ей?
— Шесть лет. Я был бесконечно верен ей. Я делал абсолютно все, о чем она просила меня.
— Эта женщина была добра к тебе?
— Нет. Не совсем. Едва ли эта женщина испытывала добрые чувства ко мне. Она не хотела, чтобы я постоянно маячил у нее перед глазами, впрочем, как и остальные. Поэтому держала меня в маленькой клетке и выпускала лишь тогда, когда появлялся ее любовник. Я должен был стоять у ворот и прислушиваться к тому, что происходит у охранников, не приветствуют ли они своего господина. Если он возвращался, а они были вместе, я бежал и стучал ей в дверь комнаты, чтобы предупредить.
Это многое объяснило для нее в его смерти.
— Значит, ты так умер? Ее муж поймал тебя, когда ты хотел предупредить ее?
— Нет. Однажды, я, как обычно, пошел, чтобы предупредить ее, но подойдя к двери, услышал, как она кричит, умоляя своего любовника прекратить делать ей больно. Я ворвался внутрь и обнаружил, что он избивает женщину. Я пытался оторвать его, но он напал на меня. В конце концов, любовник услышал приближение ее мужа снаружи и ушел. Мне она тоже приказала уйти и я повиновался.
Зарек затих, когда воспоминание о том дне с новой силой ранило его. Он все еще мог видеть крохотную клетку, которая и являлась его комнаткой. Вонючий запах жилища и его раненого тела. Чувствовал, каждое жжение на своем лице и шее, как раз, куда Аркус пинал его из раза в раз, пока Зарек пытался стащить солдата с Карлии. Он так жестоко избил его, что Зарек уже было решил даже, что погибнет. Он был так растерзан и переломан, что едва ли мог двигаться и дышать, пока полз в свою дыру, где Карлия держала его. Зарек сидел на полу, уставившись в стену и отчаянно желая, чтобы все его тело перестало ныть.
А затем дверь резко распахнулась.
Он взглянул и увидел неясный образ мужа Карлии, Теодосиуса, который стоял с перекошенным чистейшей яростью старческим лицом и зыркал на него.
Сперва Зарек наивно предположил, что сенатор узнал о неверности своей жены и конкретно о его участии в этом адюльтере.
Однако он ошибся.
— Как ты посмел! — Теодосиус схватил его за волосы и выволок из клетки.
Мужчина избивал и пинал его посреди деревенского подворья на всем своем пути назад в покои Карлии.
Зарека впихнули в ее спальню, всего в нескольких футах от ног Карлии. Он лежал на полу избитый, истекающий кровью и колотящийся, без малейшего понятия, за что же его наказали на этот раз.
Беспомощный, Зарек ждал, что женщина скажет что-нибудь.
Ее избитое лицо было пепельного цвета, она стояла, словно уничтоженная королева, прикрывая свое растерзанное тело разодранным окровавленным платьем.
— Этот изнасиловал тебя? — Теодосиус спросил у жены.
У Зарека пересохло во рту от этого вопроса. Нет — он должно быть неверно расслышал.
Она нестерпимо зарыдала, пока служанка пыталась утешить ее.
— Да. Это он сотворил со мной такое.
Зарек отважился взглянуть на Карлию, неспособный поверить в ее ложь. После всего того, что он сделал ради нее… После избиения, которое устроил ему ее любовник, когда он попытался защитить ее. Как же она могла так с ним поступить?
— Но моя госпожа…
Теодосиус жестоко ударил его в голову, не давая волю дальнейшим словам.
— Заткнись, ты никчемный пес.
Он повернулся к своей жене.
— Я же говорил тебе оставить его в помойной яме. Видишь, что получается, когда жалеешь таких созданий, как это.
Затем Теодосиус позвал своих стражников.
Зарека быстро вывели из комнаты и передали властям. Он пытался протестовать о своей невиновности, но римское правосудие руководствовалось одним простым принципом: виновен, пока не доказано обратное.
Его слово раба было ничем по сравнению со словом Карлии.
После недельной экзекуции, римские судьи сумели-таки добиться полного признания от него. Зарек сказал бы все, что угодно, только чтобы они остановили свою болезненную пытку.
Никогда он не испытывал столько боли, как за ту неделю. Даже отцовская жестокость не шла в сравнение с методами римского правительства.
Вот так ему вынесли приговор. Он, девственник, который никогда не знал женской плоти, должен быть казнен за изнасилование своей собственной хозяйки.
— Они выволокли меня из клетки и протащили по всему городу к центру, где уже собралась толпа народа, жаждущая плюнуть в меня хотя бы разок, — безжизненно прошептал он Астрид. — Они глумились и швырялись помоями, обзывая меня самыми последними словами. Солдаты отвязали меня от колесницы и бросили в гущу толпы. Они попытались меня поставить, но обе мои ноги были перебиты. В конце концов, они оставили меня на четвереньках, чтобы толпа могла закидать меня камнями. Знаешь, я до сих пор чувствую, как камни градом сыплются на мое тело. Слышу, как они кричат мне, чтобы я умер.
Астрид едва могла дышать, когда он закончил свой рассказ.
— Мне так жаль, Зарек, — прошептала она, и внутри у нее все болело за этого мужчину.
— Не надо снисходительности ко мне, — прорычал он.
Астрид прильнула к нему и поцеловала в щеку.
— Поверь мне, я об этом даже не думала. Я бы никогда не подумала снисходительно о том, кто обладал бы твоей силой.
Зарек попытался отстраниться, но девушка быстро обняла его.
— Я совсем не сильный.
— Нет, ты именно такой. Я даже не имею ни малейшего понятия, как ты смог вынести всю ту боль, которая тебе досталась в твоей жизни. Я всегда себя чувствовала одинокой, но мое одиночество не может сравниться с твоим.
Зарек слегка расслабился, когда Астрид прижалась к его боку. Как бы ей хотелось увидеть его в этот момент. Увидеть все эмоции в темных глазах.
— Знаешь, я совсем не сумасшедший.
Она улыбнулась.
— Конечно, знаю.
Охотник глубоко и устало вздохнул.
— Почему же ты не уехала с Джессом, когда у тебя был шанс? Ты бы уже могла быть в безопасности.
— Если я покину тебя до того, как будет вынесен вердикт, Мойры убьют тебя.
— И что из этого?
— А я не хочу, чтобы ты умирал, Зарек.
— Ты все продолжаешь твердить это, а я так и не знаю, почему.
«Потому что я люблю тебя». Слова застряли у нее в горле. Астрид отчаянно хотела найти мужество, чтобы произнести их вслух, но прекрасно понимала, что Зарек ни за что не примет такое признание.
Только не ее Прекрасный Принц.
Он зарычит и оттолкнет ее, потому что в его разуме такой вещи просто не существует.
Он никак не мог понять этого. А Астрид не знала, произойдет ли это когда-нибудь вообще.
Девушка хотела обнять его. Утешить. Но больше всего она мечтала любить его. Да так, чтобы эта любовь заставляла изнывать и парить над землей в одно и то же время.
Позволит ли Зарек когда-нибудь ей или кому другому полюбить себя?
— Что же мне сказать такое, чтобы ты поверил в это? — ответила она вопросом на вопрос. — Ты рассмеешься, если я скажу тебе, что ты мне не безразличен. Ты выйдешь из себя, если скажу, что люблю тебя. Поэтому ответь ты, почему я не хочу твоей смерти.
Она почувствовала рукой, как заходили желваки на его челюсти.
— Как бы я хотел вытащить тебя отсюда, Принцесса. Ты не обязана быть со мной.
— Да, Зарек, не обязана. Но я очень этого хочу.
Зарек вздрогнул, когда Астрид произнесла самые прекрасные слова в его жизни.
Она изумляла его. Теперь меду ними не было никаких стен. Никаких секретов. Эта нимфа знала его, как никто другой. И она не отвергла его.
Зарек совсем не понимал девушку.
— Даже я сам не хочу находиться с собой рядом. Тогда почему же тебе это нужно?
Она пихнула его.
— Клянусь, ты, как трехлетний ребенок. Почему? Почему? Почему? Почему небо голубое? Почему мы здесь? Почему у моей собаки шерсть? Некоторые вещи просто есть, Зарек. И не надо в них искать какой-то смысл. Их нужно просто принять, как должное.
— А если я не могу?
— Тогда у тебя гораздо большие проблемы, чем та, что Танатос жаждет твоей смерти.
Он поразмыслил об этом немного. Сможет ли он принять то, что она предлагает ему?
Посмеет ли?
Зарек не знал, как быть другом. Как смеяться от удовольствия или быть милым. Для мужчины, которому было больше двух тысяч лет, он слишком мало знал о жизни.
— Скажи мне, Принцесса. Только честно. Как ты вообще собираешься судить меня?
Астрид не медлила с ответом.
— Я собираюсь оправдать тебя, если смогу.
Зарек горько рассмеялся.
— Я был осужден за то, чего не делал. И меня оправдали за то, что я натворил. Что-то здесь не так, тебе не кажется?
— Зарек…
— А примут ли они твой вердикт сейчас? — спросил охотник, перебивая ее. — Ты ведь не совсем беспристрастна, не так ли?
— Я… — Астрид помедлила, раздумывая. — Они примут его. Нам только нужно найти способ доказать им, что ты безопасен для окружающих.
— Ты не выглядишь уж очень уверенной в этом, Принцесса.
Она и не была уверена. Ни разу за все свое вечное существование Астрид не нарушала обет беспристрастности. А с Зареком это произошло.
— Ложись, Зарек, — сказала она, подталкивая его в плечо. — Нам двоим нужно отдохнуть.
Охотник последовал ее совету. К его огорчению и полнейшему восторгу, Астрид положила голову ему на грудь и уютно устроилась там. Он никогда не обнимал так женщину и обнаружил, что копошится рукой в ее длинных белокурых волосах, раскладывая их у себя на груди. Зарек склонил голову, чтобы взглянуть на нее.
С закрытыми глазами Астрид лениво чертила круги у него на груди, вокруг соска, который набух под его черной байкой.
Он смог почувствовать такую близость с ней, которая была просто неописуемой. Если бы Зарек знал как, то он даже бы пожелал остаться с ней в таком состоянии навечно. Но мечты и надежды были также чужды ему, как любовь и доброта.
В отличие от Астрид, охотник не видел будущего.
Единственное, что он отчетливо понимал в своей голове, была смерть.
Даже если Танатосу и не удастся убить его, все равно не будет никакого смысла в том, чтобы желать остаться с Астрид.
Она была богиней, а он — рабом. В ее мире для него было места не больше, чем в реальности смертных.
Один. Он всегда был одинок. И таким останется.
Было совсем не важно, выживет ли он в схватке с Танатосом. Охотник был жив лишь тогда, когда Астрид была в безопасности.
Вздохнув, Зарек закрыл глаза и заставил себя снова заснуть.
Астрид прислушивалась к спящему охотнику. Его рука была в волосах девушки, и даже во сне, он обнимал ее, как будто боялся, что упустит свою нимфу.
Как же ей хотелось попасть снова в его голову. Хотелось улучить момент, чтобы взглянуть в его полуночные глаза и увидеть красоту ее темного воина.
Но не его тело и лицо сжигали Астрид изнутри.
А мужчина, который скрывался внутри его избитого и покалеченного сердца. Тот, кто мог писать стихи и создавать произведения искусства. Тот, кто спрятал свою уязвимость за колкостями и жалящими ответами.
И Астрид любила его. Даже, когда он был скверным и противным. Даже, когда злился. Но с другой стороны, эта его сторона была прекрасно понятна Астрид.
Разве мог кто-нибудь вынести столько боли и остаться невредимым? И что же его ожидает сейчас?
Даже если ей и удастся доказать свой вердикт, Астрид очень сомневалась, что Артемида выпустит когда-нибудь Зарека с Аляски. Он будет заточен здесь навечно. Она содрогнулась от одной только мысли о его изоляции.
И что насчет нее самой?
Как же она сможет вернуться к своей жизни без него? Ей очень нравилось находиться рядом с Зареком. Он был таким забавным, в самом непристойном смысле этого слова.
— Астрид?
Она подняла голову, изумленная звучанием своего имени на его губах. Это было впервые, когда он позвал ее по имени, вне его снов. Девушка даже не сразу поняла, что Зарек проснулся.
— Да?
— Займись со мной любовью.
Она закрыла глаза, наслаждаясь этими словами так же, как и звучанием своего имени. Астрид шаловливо вздернула брови.
— И с чего бы это вдруг?
— Потому что я хочу быть внутри тебя в данный момент. Хочу ощущать связь с тобой.
У нее перехватило дыхание от его слов. Разве она сможет когда-нибудь отказать ему в столь простой просьбе?
Астрид встала на колени и раздвинула его бедра. Зарек обхватил лицо девушки руками и притянул к себе для обжигающего поцелуя.
Она и представить себе не могла, что мужчина может быть таким жестким, и в тоже время нежным.
Астрид покусывала его губы и щеку.
— Тебе стоило бы отдохнуть.
— Я не хочу отдыхать. Все равно сплю я редко.
Она знала, что это чистая правда. Лишь когда Астрид одурманила его, Зареку удалось проспать больше, чем пару часов к ряду. Судя по тому, что девушке довелось увидеть в его снах, и о чем рассказывал ей М'Адок, нимфа прекрасно понимала почему.
И в своем сердце Астрид очень хотелось утешить его.
Она сняла свой свитер через голову.
Зарек сглотнул от вида ее обнаженной груди и кожи. Он набух под ней. Прошло всего несколько часов с тех пор, как они в последний раз трахались с ней.
Нет, она определенно не трахалась с ним.
Именно поэтому он и хотел ощутить ее прямо сейчас. Зарек отчаянно желал ее рук на своей плоти. Ее обнаженного тела рядом с ним. Потому что они не трахались. То, что было между ними, было чем-то более грандиозным. Это было нечто первобытное и основательное, нечто возвышенное.
Да что же Астрид такое сделала с ним?
И вдруг до него дошло.
Ей удалось невозможное. Нимфа проскользнула в его мертвое сердце.
Астрид заставляла его изнывать, хотеть. Она делала его человеком.
В ее объятиях, Зарек все-таки нашел свою человечность. И даже пропавшую душу.
Она кое-что да значила для него, и охотник даже мог притвориться, что Астрид чувствовала то же самое.
Он медленно расстегнул молнию на ее брюках, чтобы засунуть руку в розовые трусики и погрузить свои пальцы в ее влажное тепло. Зарек все еще изумлялся, что девушка позволяла ему так прикасаться к ней.
Определенно, женщины были более восприимчивы к нему в роли Темного охотника, чем во время его человеческой жизни. Но Зарек избегал их, зная, что единственной причиной, по которой они тянулись к нему, была та, что Ашерон исправил его тело. Поэтому он путался лишь с теми, которые сами предлагали ему себя, да и тех можно было по пальцам пересчитать. Ведь такие женщины требовались ему лишь тогда, когда уже совсем невмоготу было мастурбировать.
В конце концов, они ни черта не значили для него. Зарек не мог даже припомнить их лиц.
Астрид застонала от его поглаживаний.
— Зарек, — прошептала она, легонько дыша ему в щеку. — Мне нравится, как твои руки ведут себя на моем теле.
— Даже, несмотря на то, что я раб, а ты богиня?
— Я такая же богиня, как и ты — раб.
Он решил было возразить ей, но передумал. Зарек не хотел, чтобы что-то испортило такой момент. Это возможно было их последним мгновением, проведенным вместе.
Танатос может ворваться в любое время, чтобы убить его. И если охотнику суждено умереть, он хочет получить свою порцию счастья.
И именно она делала Зарека счастливым. Он и представить не мог, что такое вообще возможно.
Когда Зарек был с ней, казалось, что нечто внутри него хочет летать. Смеяться. Снова и снова его обдавало теплом.
— Знаешь, — прошептала Астрид. — Полагаю, раньше я заблуждалась. Думаю, тебе все-таки удалось сделать из меня нимфоманку.
Зарек улыбнулся и убрал свою руку с нее, чтобы расстегнуть ширинку и высвободиться от штанов. Он спустил их до колен, но не снял совсем, чтобы не потревожить Астрид. Он приподнял ее и буквально насадил на себя.
Они застонали в унисон.
Это было так эротично наблюдать за этой картиной: Астрид абсолютно голая верхом на нем, а сам Зарек полностью одет. Он приподнял бедра над полом, проталкивая себя глубоко в ее тепло и лаская обнаженную грудь Астрид.
Девушка охнула от такой твердости внутри нее. Она подняла свитер охотника, и его упругий мускулистый живот обнажился, но мужчина был все еще полностью одет. Его кожаные штаны терлись о бедра Астрид от каждого рывка.
Зарек отпустил руки.
Через несколько секунд она почувствовала, как ее нагую кожу прикрыла мягкая меховая парка.
— Не хочу, чтобы ты замерзла, — тихо пояснил он.
Астрид улыбнулась, радуясь такой его продуманности.
— Как же я могу замерзнуть, когда ты внутри меня?
Затем Зарек поднялся и обхватил ее руками. Его губы завладели ее ртом с яростной страстью, перекрыв ей дыхание и лишив сил.
Астрид закричала, когда кончила прямо у него на руках. Зарек подождал, пока пройдет последний разряд ее оргазма прежде, чем сесть, все еще находясь в девушке, и прижать ее спиной к полу.
Снова поцеловав свою нимфу, Зарек усилил толчки, в поисках своего собственного умиротворения. И когда, наконец, он обрел его, охотник не закрыл глаза. Наоборот, он смотрел на женщину, которая и дала ему этот покой.
Она лежала под ним, прерывисто дыша, с невидящими глазами и с умопомрачительным прикосновением.
В этот момент Зарек знал, что на свете не существовало того, чтобы он ни сделал ради нее. Стоит Астрид попросить, и он пройдет все круги ада ради того, чтобы увидеть ее улыбку.
Зарек ругнулся от такого открытия.
— Зарек?
Он сжал зубы и отстранился от нее.
— Что?
Она взяла его за щеку и развернула лицом к себе, а затем настойчиво поцеловала.
— Не смей никогда отворачиваться от меня.
Зарек не мог дышать, чувствуя девушку всеми фибрами своей души. Он ощущал своим пахом влажность ее обнаженной нижней части. Прохладу ее кожи.
Но согревали охотника теплота губ и дыхания Астрид. Огонь бесстрашного желания нимфы. Все это сжигало его изнутри, уничтожая вековые одиночество и боль.
— «Знаешь… моя роза», — выдохнул он. — «Я за нее в ответе». — Охотник нежно поцеловал Астрид. — «У нее только и есть что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира».
Нимфа слушала цитаты из «Маленького принца».
— Почему ты так любишь эту книгу? — спросила она.
— Потому что я хочу услышать колокольчики, когда смотрю на небо. Я хочу смеяться, но не знаю как.
Ее губы задрожали от грусти. Такова мораль всей книги. Это было своего рода напоминанием людям о том, что забота — это вполне нормально, и что, однажды впустив кого-то в свое сердце, вы никогда больше не будете одиноки. Даже самая простая вещь, как например, взгляд на небо, может принести вам утешение, даже если тот, кого вы любите, очень далеко.
— А если я научу тебя смеяться?
— Я буду приручен.
— Правда? Или ты будешь барашком без намордника и съешь розу, которую тебе нельзя было трогать? Почему-то мне кажется, что даже ручным, тебя невозможно будет контролировать.
И тогда Астрид почувствовала самую знаменательную вещь. Рот Зарека скривился у нее под рукой.
— Ты что улыбаешься?
— Я улыбаюсь, Принцесса. Но не широко. Без зубов.
— Или клыков?
— Или клыков.
Она прильнула и снова поцеловала его.
— Могу поспорить, что ты просто восхитителен, когда улыбаешься.
Он хмыкнул на это, а потом помог ей одеться. Астрид еще раз прижалась к нему, чтобы услышать стук его сердца. Ей нравился этот звук и ощущение его силы под ней.
Странно, но девушка чувствовала себя здесь в безопасности, несмотря на то, что их жизням угрожала серьезная проблема. Рядом с ним. Или она так только думала.
В полнейшей тишине, Астрид услышала странный скребущийся звук у них над головами. Зарек подскочил на ноги.
— Что это? — прошептала она.
— Кто-то наверху в моем жилище.
Ужас поглотил девушку.
— Думаешь, это Танатос?
— Да.
Зарек нежно отодвинул Астрид от себя и поставил к стене. Напуганная до смерти, она вела себя, как мышка, прислушиваясь к его движениям и звукам наверху.
Зарек схватил гранату, а потом передумал. Меньше всего ему хотелось оказаться в ловушке под землей. Он нацепил запасной комплект серебряных когтей, покрывавших каждый палец его левой руки, и направился по коридору назад к люку, который находился под печкой.
Зарек слышал легкие шаги сверху, а затем проклятие.
Неожиданно все снова стихло.
Зарек напрягся, отчаянно пытаясь услышать тех, кто там был, и понять, чем же они там занимались.
Странная дрожь прошла по его позвоночнику в тот момент, когда в воздухе позади него почувствовалось некое шевеление. Охотник развернулся, ожидая увидеть Астрид.
Но это была не она.