Утро наступает так нещадно быстро. Звонит ненавистный будильник, и я плетусь готовить завтрак. Разогреваю замороженные сырники и достаю арахисовую пасту, которую обожает Тёмка. Себе завариваю овсянку. Успеваю и позавтракать, и собраться, когда вижу заспанного малыша.
— Дана, пливет. А где мама?
— Привет, мой хороший, — поднимаю на руки. — А мама спит ещё. Пойдём будить?
Артём кивает, и мы заваливаемся к Вике. Нащекотавшись и насмеявшись, я вижу уведомление о том, что Марк уже ждёт меня.
— Так, завтрак на столе. Всё что найдёте — ваше. Телевизор и компьютер в вашем распоряжении. Чувствуйте себя, как дома. Вика, если будет желание, освободи любой шкаф для вас. Я после занятий приеду, а тебя Артём в больницу отвезёт.
— Может не…
— Надо! — чмокаю в щёки обоих. — Следи за мамой. Что в магазине взять?
— Мармеладок, — мило смущается малыш.
— Договорились. Там сырники с твоей любимой пастой.
— Ула! Спасибо, Дана!
С улыбкой выбегаю к Марку, прыгая на заднее сидение. Он слёту сгребает меня в охапку, утыкаясь носом в шею, щекоча дыханием кожу.
— Привет, моя девочка.
— Привет, — таю и плавлюсь. — Как спалось?
— Скучно и одиноко. А тебе?
— А мне мало. Сначала мы с Викой болтали полночи, потом я встала пораньше, чтобы завтрак им приготовить. Надо будет в магазин заехать, Тёмка просил мармеладки.
— Заедем. Можно ещё будет в магазин игрушек.
— Да. Он из-за этого урода скромный такой, ничего не просит. И игрушек у него мало. Вика бухтеть будет. Как там, кстати, Артём?
— Я всё Максу отвёз. Он сегодня уже должен отзвониться.
— Отлично. Как я рада, что этот урод наконец-то остаётся ни с чем.
— Ты сегодня снова с ними останешься? — шёпотом спрашивает Марк.
— Думаю, мы отпросимся у Вики после больницы, — тоже шёпотом отвечаю. — А что по моей просьбе?
— Я нашёл. Думаю, что это он. Дети выросли и уехали заграницу, с женой в разводе.
— Спасибо, Артём. Ты лучший, — говорю и осекаюсь, почувствовав тяжёлый взгляд Словецкого. — Прям сразу после Марка. Дай адрес, пожалуйста.
Ерёмин усмехается, пообещав отвезти.
— Мне шеф сказал вас одну не оставлять. А то вы всё норовите в разборки влезть, — тут уже все смеёмся.
Еле отрываюсь от мужчины около универа, но учёба зовёт. Людмила Павловна радуется тому, как я похорошела и какой чувственной в танце стала.
— Хороший учитель. Я бы хотела вас познакомить. Можно мы украдём вас на ужин?
— Если, конечно, ты хочешь.
— Хочу. Для меня очень важно ваше мнение. Тем более вы знаете, что у меня никого не осталось.
— Хорошо, деточка. Украдите.
Между занятиями моими и занятиями детей у меня есть небольшой перерыв, и Артём привозит меня к старому дому. Найдя нужный подъезд и этаж, я звоню в дверь с решительным настроем. Открывает дверь мужчина того же возраста, что и Людмила Павловна. Его внешность можно было охарактеризовать только одним словом — благородство.
— Здравствуйте, юная барышня. Хотел бы я, чтобы вы ко мне пришли, но нет этак сорок назад. Вы, наверное, ошиблись дверью?
— Фёдор Николаевич? Она вас именно так и описывала. "Благородный, эрудированный, с чувством юмора".
— Кто она, барышня?
— Людмила Павловна.
Лицо мужчины меняется.
— А вы…
— Я — её ученица. Она о вас так много рассказывала. Вы знаете, Людмила Павловна была бы рада встрече с вами. А вы?
— Людочка, — его улыбка такая настоящая и искренняя, что мне становится тепло на душе. — Она ищет встречи?
— Она точно не будет против, — искренне улыбаюсь я. — Но Людочка не знает, что я здесь и что я нашла вас.
— Я вас понял, юная барышня. Как вас зовут?
— Да, простите. Дана.
— Даночка, я был бы рад с ней встретиться.
— Отлично! Я закажу столик в ресторане, а вам сообщу место и время. Вот мой номер, — протягиваю мужчине. — Мы с вами обо всём договоримся и, если надо, вас привезут!
— Какая вы резвая! У неё все ученицы такие?
— Нет, я одна такая! — смеюсь. Марк бы точно сказал, что я сумасшедшая. И обязательно скажет.
— Что ж, я буду вам благодарен, Дана. Может, чаю? Что-то я, дурак старый, разволновался.
— Я бы с удовольствием, но у меня, к сожалению, нет времени.
— Что же, хорошо, буду ждать звонка.
Окрылённая я спускаюсь припрыгивая, а Артём надо мной посмеивается.
— Дан, а как так вышло, что Вика замуж вышла за этого тюбика?
— Он красиво ухаживал. Никто не думал, что будет вот так, — уставившись в окно, рассказываю парню.
— А где её родители? Неужели некому помочь?
— Они как её замуж выдали, перебрались в деревню. Вика им ничего не рассказывала, чтобы не беспокоить.
— Ну и логика. То есть если бы когда-то этот урод довёл до конца, они бы не беспокоились.
— Да, Артём, понимаю. Но они тоже вряд ли бы чем-то смогли помочь, а вот нервничать не перестали бы. А ты чего интересуешься? Она тебе часом не понравилась?
Многозначительное молчание Артёма я поняла, как положительный ответ на мои догадки.
— Тём, слушай, сейчас ей, конечно, надо время, — серьёзно начинаю. — Но с охмурением могу помочь.
Я начинаю заливаться, вызывая у Артёма улыбку. Мне как раз звонит Марк, и я отвечаю, заливаясь ещё большим приступом, представляя его лицо.
— Сумасшедшая, — я слышу, что он улыбается. — Что смешного?
— Артём анекдот рассказал.
— Он что, ещё и клоуном подрабатывает?
— Ага, ты освободился? Мы едем в торговый центр мелкому купить игрушек, а потом я домой.
— Как раз к этому времени буду дома. Я тебе вчера карту в сумку подкинул. Пользуйся. Там достаточно, за всю жизнь не потратишь.
— Что? Марк, нет. Зачем? — пропадает желание веселиться.
— Потому что ты моя женщина, и мне так хочется, — зато вот ему теперь весело. — Давай так, я иду на уступки с работой, а ты здесь. Можешь не пользоваться, но пусть будет у тебя будет.
— Хорошо, — лучше избежать ненужного конфликта.
Откидываюсь на сидение. Кого я должна благодарить за него, и что со мной будет, если он решит уйти? Сейчас я уже знала, что не выплыву без него. Мир потеряет краски и смысл. Никогда не принимала и не понимала всех этих "Жить не могу без тебя", пока не встретила Марка.
— Тём, подождёшь меня, я быстро.
Охранник лишь задумчиво кивает.
В магазине детских игрушек выбираю разные машинки, роботов, конструктор. Затем спускаюсь в продуктовый магазин, где набираю вкусняшек мелкому. У меня у самой дома их почти не было, чтобы не объедаться. Когда уже подхожу к выходу, слышу за спиной знакомый голос. Не любимый бархатный, а приторный и обволакивающий. До тошноты.
— Даня? Здравствуй, вот так встреча, — останавливаюсь, разворачиваясь на пятках.
— Здравствуй, Ян.
— Как жизнь? Всё хорошеешь, — оглядывает с головы до пят, от чего мне становится не по себе.
— Отлично жизнь, стараюсь, — едва выдавливаю вежливую улыбку. — Ты как?
— Чудесно. Бизнес свой открыл, расту и развиваюсь. У тебя ребёнок?
— Можно и так сказать. Ладно, мне пора бежать.
— Не хочешь как-нибудь поужинать?
— Нет, Ян.
— Да брось, оставим все обиды в прошлом. Мы сейчас уже взрослые люди.
— Нет, Ян. У меня есть мужчина, и ему это не понравится. Удачи, — снова разворачивались и ухожу.
Встреча оставляет неприятный осадок, и мне хочется как можно скорее оказаться в объятиях Марка, почувствовать его тепло и защиту.
— Дана, почему не позвонила? Я бы пришёл, чтобы помочь.
— С чем? — непонимающе хлопаю глазами. Неужели он видел Яна? Тогда он обязательно расскажет Словецкому, а мне этого совсем не надо.
— С пакетами, с чем ещё? Всё хорошо? — поняв, что что-то не так Артём хмурится. — Всё хорошо?
— Да, устала просто, мозг плавится.
Артём быстро довозит меня до дома, и я приглашаю его выпить кофе.
Вика открывает дверь, и я сразу слышу топот ног.
— Дана! — бежит обниматься Артёмка.
— Привет! А я тебе игрушек купила. И мармеладок!
— Дан, зачем? — сразу начинает хмуриться Вика. — Марк тоже ему игрушек купил.
— Он уже приехал? — тащу мелкого на себе. — Тём, проходи, пошли кофе пить.
Словецкий с кем-то говорит по телефону, отпивая кофе.
— Вик, сделай Артёму, пожалуйста, кофе, а мы с мелким пока игрушки разберём, — и чмокнув Марка, ухожу с малышом в комнату.
— Смотли, что мне Малк купил, — с радостью показывает мне Артёмка, а у меня сердце щемит. Ему так не хватает мужской заботы.
— Вау, — это была огромная машинка на пульте управления. — Красивая, как у него, да? Помнишь, вчера ездили.
— Да!
Мы начинаем разбирать мои подарки, и мелкий не скрывает эмоций.
— Дан, зачем вот?
— Потому что мне так хочется! Отстань вообще. Марк что-то говорил про больницу?
— Да, Артём сейчас отвезёт.
— Ну всё, отлично. С сыном я посижу.
— Спасибо за всё, — сдерживая слёзы, обнимает Вика, и так мы и сидим, пока к нам не заходят мужчины.
— Всё, бегу собираться.
Через пять минут я закрываю дверь, а Марк привычно прижимает меня к ней, впиваясь в губы. И я с огромным удовольствием отвечаю, наконец оказавшись в таких родных объятиях.
— Ничего не знаю, сегодня я тебя точно украду.
— Полностью согласна с твоим планом, — улыбаюсь.
Когда слышим топот ножек, то Марк отходит от меня.
— Вы цего тут застляли? — мило спрашивает Артём. — Пойдёмте иглать. Малк, у меня там не получается, помоги, пожалуйста.
— Что у тебя там не получается? — смеётся Словецкий, уходя в комнату.
Я же иду на кухню чтобы осмотреть содержимое холодильника. Вика, оказывается, и поесть приготовила. Мясо по-французски, салат, пирог сладкий.
Быстро накладываю нам еду и зову мужчину и маленького мужчину.
Вечер проходит хорошо. Марк так органично смотрится с маленьким ребёнком, что я глупо улыбаюсь, начиная представлять его в роли отца. Сердце затапливает нежностью, и я понимаю, что раньше даже не задумывалась о материнстве.
Артём засыпает, развалившись на нас обоих, когда мы смотрим мультфильм. Пришедшая Вика смотрит на этом таким лицом, что я беззвучно начинаю смеяться.
— Мы мультики смотрели, всё хорошо.
Перекладываю малого в их комнату, подпирая подушками.
— Ну, что сказали?
— Есть переломы рёбер, гематомы, ссадины и ушибы, связки повреждены, это и так понятно, выписали кучу лекарств.
— Артём, отправь парней купить.
— Я уже купил, — ухмыляется Ерёмин.
— Красавчик. Виктория, позвольте мне украсть вашу подругу? Взамен я оставлю вам своего начальника охраны, — официальным тоном клоунничает Марк.
— Конечно, — смущённо отвечает девушка. — Вряд ли нас нужно охранять.
— Кстати, Макс отзвонился, всё хорошо, там началась проверка. Думаю, твоему Боре вообще сейчас не до этого, но сегодняшние результаты тоже передадим, и, Артём, останешься? Или отдыхать поедешь?
— Останусь, — не знаю, как он сдерживал эмоции, но по его лицу ничего было не понятно.
— Я быстро.
В быстром темпе собираюсь, скидывая вещи в сумку на случай, если я не приеду.
— Вик, Артёма мы накормили. Если что, всегда звони.
— Хорошо, мам, — бурчит подружка.
И мы со Словецким уезжаем к нему. В дороге Марк рассказывает что-то о работе, а я ему о Фёдоре Николаевиче, о том, что хочу познакомить его с Людмилой Павловной и вообще обо всём на свете. Встреча с Яном напрочь выветривается из моей головы. Особенно хорошо это забывается, когда горячие губы Марка клеймят, напоминая, что я — его.
К себе я, естественно, не еду, а ночую у Словецкого. С утра сбегаю в душ и готовлю нам кофе и завтрак. И в тот самый момент, когда Марк зажимает меня на кухонном столе, экран моего телефона загорается, оповещая о сообщении от неизвестного номера, где красуется: "Не выходишь из головы после нашей встречи, хочу тебя снова и снова, моя Даня". И это видит и Словецкий, который каменеет прямо под моими руками.
— Это что? — удивительно спокойно спрашивает. Лучше бы орал.
— Ошиблись, наверное, — а вот мне спокойствие даётся с трудом.
— Ты серьёзно? Там имя твоё.
— Марк, — закрываю лицо руками, тяжело выдыхая. — В общем. Вчера, пока покупала Артёму игрушки, встретилась со старым неприятным знакомым.
— С каким? — смотрит в упор с таким видом, что мне даже дышать страшно.
— Учились в параллельных классах в последний год. Он перевёлся. И… У меня с ним никогда ничего не было, но он хотел. Кошмарил меня весь год, доводил, но я стойко радовалась жизни. И вчера он увидел меня, решил поговорить, звал поужинать. Я сказала, что у меня есть мужчина, а он вот, — машу в сторону телефона. — Марк, я вчера весь день была с Артёмом, если не веришь, спроси у него. Я в торговом центре была от силы двадцать минут.
— Почему не рассказала? — всё также суров и зол Словецкий. — И откуда у него номер?
— Чтобы этой бури избежать. Тем более, что для меня эта встреча ничего не значила. Забыла о нём дома уже. А номер я со школы не меняла.
Словецкий молчит. Затем вообще отходит. Спрыгиваю со стола, идя следом. Обнимаю со спины, цепляясь, как клещами.
— Марк, клянусь, он просто придурок, слышишь? Марк, поговори со мной. Марк!
Смотрю на него полными слёз глазами. Серьёзно? Из-за этого мы сейчас будем ругаться?
— Собирайся, нам пора, — холодно выдаёт он, а меня разрывает на маленькие кусочки.
— Нет, я никуда не поеду, пока ты не станешь прежним! — стираю быстро постоянно возобновляющийся поток слёз. — Я себе весь день места не найду.
Начинаю хаотично целовать его, цепляясь дрожащими руками за его плечи. Чувствую, как внутри поселяется холод, и трясёт не только руки, а меня всю. Утыкаюсь носом в его грудь, пытаясь успокоиться. Марк, кажется, понимает, что мне не совсем свойственно такое поведение, и, наконец, оттаивает хоть немного. Кладёт руку мне на талию, целомудренно чмокая в волосы.
— Тихо, успокойся, — нежно гладит по спине. — Чш-ш-ш. Я тебя всё равно никому не отдам. В следующий раз расскажи мне сразу.
Меня хватает лишь на кивок.
— Хватит, — Марк поднимает моё лицо, целуя нежно и сладко. Я чувствую, что его не до конца отпустило, но всё же он смягчился.
— Я люблю тебя.
— Люблю, — кратко отвечает он.
Мы всё же выдвигаемся в университет, и я попутно звоню Вике, чтобы узнать как их дела, а Марк после заносит номер Яна в чёрный список. Перед выходом из машины Словецкий заглядывает в глаза, прося позвонить сразу, если этот придурок вздумает объявиться.
Занятия проходят, как в тумане. Какое-то неприятное ощущение сидит глубоко внутри, но я всё списываю на нервы. Марк ведёт себя, как раньше, но мне всё равно кажется, что что-то не так.
В субботу приезжаю домой, чтобы выучить уроки на неделю, а в ночь уехать с Марком в его дом. В клуб меня отвозит водитель, так как у Марка какая-то встреча. Расстраиваюсь, но стараюсь держаться. Вечером он пишет, что сам заедет за мной, но немного задерживается. Выхожу на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Чуть поодаль выхода стоит незнакомая машина, на которую я не обращаю внимания, привычно закрывая глаза и опираясь на стену.
— Здравствуй, Даня, — слышу знакомый голос и холодею. Собираюсь уйти, но он тормозит меня.
— До свидания, Ян. Убери руки.
— Давай поговорим, прошу, — начинает целовать мои обледенелые конечности, а мне противно. Вырываюсь, но этот придурок сильнее.
— У меня есть мужчина, отпусти ты меня!
— Я думал, что забыл тебя, но увидел, и всё снова вернулось.
— Мне плевать. Отстань от меня!
И в этот момент я вижу заезжающую машину Словецкого. Его бешеные глаза и и стремительная походка в нашу сторону.
— Лучше беги, — последнее, что я успеваю сказать.
Но он бы всё равно не успел, потому что Марк уже разворачивает его, начиная наносить удар за ударом.
— Ещё. Раз. Увижу. Тебя. Рядом. С. Ней. Я. Тебя. Уничтожу, — отрывисто говорит Словецкий, а каждое слово сопровождается ударом.
— Марк, стой, ты убьёшь его, — пытаюсь отвести его от греха, но он меня не слышит, продолжая бить Яна. Мне его не жаль, но и убивать всё же не стоило. — МАРК!
Он поднимает глаза, и я вижу, что его злость направлена и на меня.
— Жалко, да, его? ЖАЛКО? — орёт Словецкий на меня, небрежно отпинывая ногой парня.
— Нет, не жалко, но это не стоит убийства, правда? — в тон ему отвечаю.
— НАСТОЛЬКО НЕПРИЯТНЫЙ ЗНАКОМЫЙ? ЧТО ОН ОБЛИЗЫВАЕТ ТЕБЕ РУКИ, А ТЫ МОЛЧА НАБЛЮДАЕШЬ? — уже Словецкий хватает меня за руку, и мне неприятно, хоть это и мои любимые сильные руки.
— Отпусти, — с каким-то неверием смотрю на него, краем глаза замечая, что к нам направляется Артём. Он никогда так не говорил со мной. Физически мне не было больно, но вот морально я, кажется, сдохла.
— Марк Алексеевич…
— Уйди!
— Обязательно уйду, но давайте не палить горячку!
— УВОЛЕН! — рявкает Словецкий.
— Хорошо, вы только Дану отпустите, сами же жалеть будете.
— Я сам разберусь. Ей нравится, когда вот так неприятно. Я помешал, да? Так написала бы: "Милый, задержись, мне тут перепихнуться надо", — слышу и не верю, залепляя мощную пощёчину.
Словецкий явно не ожидал подобного, поэтому шокированно отпускает меня, а я сразу же убегаю, заметив, что Яна здесь уже нет. Догоняет меня Артём, прося сесть в машину, чтобы отвезти домой.
— Он же не даст, — утираю слёзы. — Заставит к нему везти. Я не хочу.
— Не заставит. Он меня уволил, я могу его не слушать.
Изучаю лицо Ерёмина две секунды, прыгая в машину. Он молча довозит меня до моего дома, и Марк, кажется, нас не преследует. Артём провожает меня до самой квартиры.
— Постарайся не обращать внимания. Он после Николь такой.
— Я знаю, Тём, но я не Николь, — утираю слёзы.
— Он перебесится, поймёт, что переборщил.
Ничего не отвечаю на это. Лишь благодарю, что заступился и подвёз.
— Да о чём речь. Это моя работа. Он сам сказал, что в первую очередь, я защищаю тебя. Я и защищал.
Надо же, Словецкий отдал такой приказ?
Но сейчас мне так глубоко наплевать на его великую заботу. Слышать такие вещи было до слёз неприятно.
Коротко объясняю Вике ситуацию, засыпая у неё на коленях и рыдая под утешающие слова. Кажется, мы поменялись местами. Прошу не пускать, если всё же приедет. Прежде чем засыпаю, слышу, как звонит телефон, но говорить с ним не собираюсь, проваливаясь в глубокий сон. Даже думать и переживать сил нет.
Просыпаюсь лишь ближе к обеду следующего дня. Когда стрессую, всегда много сплю. Лежу какое-то время, размышляя о произошедшем на свежую голову. Хотя таковой её можно назвать с натяжкой. Она болела от вчерашней истерики. Я ведь обещала, что потерплю, но не думала, что будет так обидно слышать это в открытую. Неужели Марк не чувствует мою к нему любовь, привязанность, как у привороженной? Да я ни о ком другом думать не могу даже. А когда встретила Яна, мечтала как можно скорее оказаться в объятиях Марка. Поняв, что блуждания мыслей ни к чему хорошему не приводят, выползаю из кровати.
Вика уже приготовила обед и шикала на мелкого, чтоб не шумел.
— А я уже проснулась, — мертвецом вхожу на кухню.
— Дана! — бежит Артёмка обниматься.
— Артём! — рычит подружка.
— Всё хорошо! — подхватываю малыша, крепко прижимая к себе. — Как дела?
— Холосо. А мы пойдём гулять?
— Насчёт гулять не знаю, но играть и смотреть мультики будем точно!
— Ула! — хлопает в ладоши, счастливо улыбаясь.
— Ты как?
— Жить буду. Скоро отпустит, — заверяю я. — Только в душ схожу.
Телефон решаю не включать. У меня детокс от всех. Мы обедаем, болтаем с Вороновой, играем с Тёмкой, но Марк всё же находит способ добраться до меня. Он звонит на телефон Вике.
— Тебя, — тянет мне телефон подруга. Поразмыслив пару секунд, прихожу ко мнению, что бегать — глупо.
Забираю и ухожу в другую комнату, молча прикладывая к уху. Словецкий молчит, хотя и точно слышит моё дыхание.
— Дан, я очень виноват перед тобой, — очень тихо начинает Марк. — Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Я беззвучно начинаю плакать, что тоже улавливает Словецкий.
— Маленькая моя, не плачь, прошу тебя, — его тон до безумия виноватый. — Почему ты мне не рассказала всё? Про то, что он пытался в школе…
Откуда он узнал?
— Я ночью приезжал, мне Вика рассказала.
Вот жучка, и молчала ведь.
Но я словно забыла, как говорить. Не могу выдавить из себя ни слова.
— Дана, девочка моя, поговори со мной. Можно я приеду? Спустишься ко мне?
Молчу и на это, впадая в новую истерику. Поняв, что вряд ли я смогу с ним говорить, я разрываю связь, утыкаясь в подушку, чтобы спокойно проораться. Вика приходит почти сразу, крепко обнимая меня.
— Прости, я рассказала. Он очень сожалеет, Дан.
Я знаю. Только мне не легче. Оживают воспоминания со школы, злой взгляд Марка и страх потерять его.
Через час в квартиру звонят, и я напрягаюсь, но это оказывается доставка. Цветы. Много цветов, кольцо в красной коробочке. Купить меня решил?
— Ух ты! — улыбается Вика. — Какая красота!
— Ага, красиво покупает.
— Да ладно тебе. Любишь ведь. Сама говорила, что будешь терпеть.
— Да. Люблю. Но всё равно больно.
Вечером выбираемся погулять с мелким, который не должен сидеть дома из-за того, что я решила жевать сопли. На улице хоть и очень свежо, но всё равно комфортно. Совсем скоро выпадет снег, и заметёт всё плохое. Вика всё же побаивалась, но я была уверена, что без охраны нас не оставили. Пьём с Викой кофе, играем с мелким в догонялки, заходим в какой-то необычный магазин, где я покупаю Тёмке мягкую игрушку. У него была одна — плюшевый медведь, которого купила Вика.
— Теперь от обеих мам есть иглушки, — с важным видом сообщает крестник.
Очень хорошо проводим вечер, болтая и шутя с Викой, как в старые добрые. Когда мы почти заходим в подъезд, меня окликает Словецкий, направляясь к нам. Здоровается с Викой, тянет руку обрадовавшемуся Тёмке.
— А ты пойдешь иглать со мной?
— Артём, пошли домой, — тянет Вика.
— Обязательно. Только, наверное, не сегодня, — улыбается Марк, сидя на корточках. — Можете спокойно подниматься, там никого. Дан, давай поговорим.
Смотрю в одну точку за ним, не двигаясь с места. Вика уходит с сыном, оставляя нас наедине.
— Пошли в машину?
— Я не хочу никуда ехать, — хмурюсь, бросая бесстрастный взгляд на него.
— Никуда не поедем. Поговорим.
Ладно, всё равно не отстанет ведь. Сажусь на переднее сидение, и Марк отъезжает чуть дальше, чтобы не загораживать подъезд.
— Дана, я — урод моральный, прости. Когда увидел вас… Я… Почему ты мне не сказала, что он пытался изнасиловать тебя в школе? — долго не может подобрать слова, но всё же задаёт главный вопрос, а у меня пара слезинок скатывается из глаз.
— Так себе повод для гордости, — жму плечами.
— Дурочка. Дан, прости меня, — Марк берёт мою руку, поднося к губам и целуя очень нежно и осторожно. — Я не могу себя контролировать, когда с тобой какой-то урод. Чести мне это не прибавляет, но и сделать ничего не могу. Но ты должна была мне рассказать.
Больше не получается держаться, и я начинаю горько плакать от обиды на весь мир. Марк пересаживает меня к себе на колени, начиная целовать лицо.
— Тише, девочка моя, — тихо и проникновенно произносит Словецкий, пока я прячусь на его груди от всего мира. — Я — еблан. Прости, моя маленькая. Правда, меня это никак не реабилитирует, но почему ты не рассказала?
— А зачем? — сквозь слёзы я всё же пытаюсь говорить. — Я вообще о нём ни говорить, ни вспоминать не хотела.
— Он больше не появится.
— Что ты сделал?
— Ничего такого. Просто объяснил, что бить я могу дольше, чем он выдержать. Заодно и бизнеса драгоценного лишить.
Я молчу, всё также вдыхая аромат Марка. Его личный, его парфюм и едва уловимый запах сигарет. Он всегда курил, когда нервничал. Словецкий тоже молчит, перебирая мои волосы, и касаясь лба губами.
— Скажи что-нибудь.
— Что-нибудь.
— Данюш, — усмехается Марк. — Прости меня.
— Ты ведь не уволил Артёма?
— Нет, — смеётся в волосы. — Премию выписал.
— Ты понимаешь, что нельзя так агрессировать?
— Я никогда не причиню тебе вреда.
— Я не хочу, чтобы ты причинял его другим из-за меня.
— Этого я не могу обещать.
— Марк!
— Даная, я не собираюсь стоять и смотреть в стороне, пока какой-то утырок лапает мою женщину, — на одном дыхании произносит мужчина. — А после того, что мне рассказала Вика я и подавно убить его готов. Что тебя так беспокоит его участь?
— Не его, а твоя, — отрываюсь, заглядывая в его лицо. — Я не хочу, чтобы ТЫ марал руки. Да, в школе было дело, но пронесло. Было страшно, я справилась. Сейчас мне не страшно, потому что я знаю, что есть ты. И когда я встретила его в торговом центре, единственное, о чём я мечтала — это оказаться рядом с тобой, как можно скорее.
Я замолкаю.
— Всё?
— Всё.
И Марк сладко целует меня, но не держит, чтобы в случае, если я ещё решила пообижаться, сделала это. Но я отвечаю на поцелуй. Да, это ненормально, но я люблю его. Вот такого ненормального, с его помешанной любовью. Потому что сама на нём помешана. В конце концов, я всей душой знала, что он не причинит мне вреда, да и даже этому паршивому Яну.
Слёзы с его губами — какой-то невероятный микс, но на страстную ночь я сегодня не готова.
— Я дома останусь всё равно, — наконец оторвавшись, сообщаю.
— Ладно, — легко соглашается Словецкий, а потом снова тянется к губам. Я отмираю, глажу его по шее и волосам.
— И запомни, наконец, что я только тебя люблю. Неужели ты не чувствуешь? Я так боюсь, что ты когда-то увидишь то, чего нет и сделаешь выводы неправильные, и это приведёт к нашему разрыву.
— Никогда. Я всё равно попсихую и вернусь за разговором. Над психами тоже буду работать, малышка. Ты не заслуживаешь этого. А про "люблю" чаще говори, — усмехается Марк. — Чувствую, конечно. Просто очень боюсь потерять тебя.
— Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю тебя. Так достаточно часто?
— И я тебя. Больше жизни люблю.
Мы ещё сидим в машине, а потом Марк выходит вместе со мной, унося меня в квартиру. Возле квартиры мы ещё целуемся, прям как в самом начале. А потом Словецкий уходит, а у окна я провожаю его машину. Уже ночью я пишу ему сообщение: "Люблю тебя".