Тёмыч активно уговаривал Вику встречать Новый год с ним. Воронова весь мозг мой несчастный выклевала размышлениями о том, что это всё неправильно. Слишком быстро, да и она ещё замужем.
— Слушай, как ты меня достала. Мы с Марком переспали после двух свиданий, почти сразу начали жить вместе. Ерёмин вокруг тебя два месяца бегает, луну с неба готов достать, ничего не просит, а ты не хочешь просто встретить новый год.
— Ну это как-то серьёзно, Дан. Слишком по-семейному. Я боюсь.
— Тёмыч не укусит, не бойся. Вик, он ходит сам не свой уже сколько времени. Он тебе нравится? — подруга кивает. — Отлично. Чего боишься?
— Новой клетки. Я ещё от той не отошла.
— Поговори с ним. Объясни свои страхи. Всё решается разговором. В конце концов, я никогда не позволю Ерёмину обидеть тебя, Вик. Он и так этого не сделает, но на всякий знай, что я всегда рядом. Просто попроси, чтобы он не душил тебя, он поймёт. А так, ты о своём думаешь, он о своём.
— Ты права. Попробую. Спасибо тебе, — тянется Вика обниматься. — Мне так не хватало тебя. И этого спокойствия.
— И мне вас с Артёмом.
Мы с Викой болтаем за кофе и её фирменным пирогом, обсуждая наших знакомых и одноклассников. Воронова говорит, что слышала о разорении бизнеса Яна, и я понимаю, кто приложил руку. Не могу найти в себе сожаления.
А ближе к вечеру я делаю шикарный вечерний макияж, подчёркивая глаза красивыми чёрными стрелками. Надеваю новое платье, и выезжаю к Словецкому в офис. Если быть точнее, меня везут. Я уже предвкушаю его взгляд, скользящий по мне.
Беспрепятственно добираюсь до его кабинета, где Галя меня пропускает. Правда, в кабинете он не один. Там Николь. В ультра коротком платье.
— Прости, Марк, Галя сказала, что можно.
— Да, всё правильно, я сказал тебя пускать всегда, — вижу его напряжённый взгляд. Он смотрит на меня, а не на неё, ожидая реакции.
— Здравствуй, Николь.
— Привет, Дана, — с каким-то ехидством отвечает девушка.
— Ладно, Марк, я в машине тебя буду ждать, раз ты немного занят.
— Николь уже уходит.
— Вообще-то я хотела обсудить ещё кое-что.
— Обсуди всё, что она хотела, а я жду тебя в машине, — улыбаюсь. Не держу себя и подхожу к мужчине, чтобы чмокнуть его в щёку.
— Я быстро, — коротко прижимает меня к себе.
Нет, я не буду ревнивой истеричкой. Я же вижу, что он не хочет с ней говорить. Держу себя до самой машины, а потом выдыхаю. Меня слегка потряхивает, но я пытаюсь держаться.
— Тём, купи мне кофе, пожалуйста где-нибудь.
— Всё в порядке? — хмурится начальник охраны.
— Да.
— Ладно.
Остаюсь одна в машине. Считаю до десяти, а потом обратно. Впиваюсь ногтями в кожу ладоней. Глубоко дышу, чтобы не заплакать. Вижу Артёма, и выхожу на улицу. На улице было ощутимо холодно, а я не особо тепло одевалась, поэтому мороз сейчас сыграл мне на руку.
— Дан, ты чего? Холодно ведь.
— Нормально. В самый раз. За кофе спасибо.
— Да что случилось?
— Там Николь у Марка.
— И что? — удивлённо спрашивает Тёма. — Он тебя выгнал?
— Нет, я сама ушла. Она о чём-то хотела поговорить, а я не намерена стоять надзирателем.
Артём присвистывает.
— Ничего себе. А Ника ему всегда истерики закатывала.
— Правда?
Тёма кивает.
— И чего, боишься теперь?
— Не знаю, — какое-то беспокойство внутри сидит. — Всё же ведь жена бывшая. Мало ли, знаешь, чувства вспыхнут.
— Если к ней, то только чувство ненависти. Ну, может ещё жалость. Николь — не та девушка, к кому возвращаются.
— Она достаточно эффектна.
— И, знаешь, это привело к чему? Это единственное, что в ней есть. Красивая мордашка.
— Спасибо, Тём, — улыбаюсь, отпивая горячий кофе.
Перед глазами неосознанно проносятся картинки того, как они едут вместе в лифте, но я их отгоняю. Заполняю нашими воспоминаниями. Как мы в лифте целовались, и в машине, и в подъезде, и везде вообще.
Вижу выходящую Николь, которая с гордым видом идёт к своей машине. Через пару минут выходит Словецкий, который заприметив меня на улице, ускоряет шаг.
— Дана, тебя вот эта вот погода на улице вообще ни разу не смущает, да? — притягивает за талию.
— А я говорил ей, — говорит Тёма и садится в машину.
— Вообще нет. Да я горячим кофе компенсировала. Едем?
— Всё хорошо?
— Ты со мной. Получается, что да.
— И тебе не интересно, что она хотела?
Задумываюсь. Интересно? Нет, не особо. Если захочет, то сам расскажет.
— Если тебе хочется рассказать, я выслушаю. А если нет, то пытать не буду.
— А я бы пытал.
— А я знаю.
— Ты же знаешь, что она ничего для меня не значит, а ты — моё всё? — прищурившись, заглядывает в глаза.
— Знаю, — он не врёт. — Я только боюсь, что она потревожит твой покой.
— Но ты ведь всегда успокоишь.
— Да. Все пожары потушу, — смеясь, обещаю мужчине.
Марк тянет меня в машину, грея ледяные ладошки. И я полностью успокаиваюсь. Плевать я хотела на эту Николь и её ехидную улыбку. Он — мой, и я его никому не отдам. Ни за что.
Сегодня была годовщина свадьбы его родителей, и они позвали своих друзей и родственников. Марк заказал торжество в одном из лучших ресторанов. Мы прибываем одними из последних.
— Сынок, Даночка! Рады видеть вас! Марк, слушай, ресторан, конечно, роскошный. Спасибо тебе, — обнимает нас его мама.
— Это вам, — вручаю шикарный букет, который собирала сама.
— Спасибо, Даночка. Ты шикарно выглядишь. Марк, смотри, чтоб не увели.
— Не отдам, — рука Марка покоится на моей талии, и я точно знаю, что не отдаст.
— Что я, вы невероятны, Светлана Константиновна!
— Вы так шикарно вместе смотритесь!
— Спасибо, мам, — широко лыбится Словецкий.
Вечер проходит очень уютно. Я знакомлюсь с многочисленными родственниками Марка, которые выпытывают у меня информацию о моём образовании, работе, нашем знакомстве. Я с улыбкой отвечаю на всех их вопросы.
— Мам, пап, — говорит тост Марк. — Я безумно рад, что вы — мои родители. Спасибо вам, за воспитание и те ценности, которые вы привили мне. Каждый день смотрю на вас и понимаю, как надо. Как надо жить, как надо любить. И всё, что я имею, — он неопределённо ведёт рукой. — Это благодаря вам. Люблю вас и желаю ещё долгих лет счастливой жизни вместе! А я всегда остаюсь вашим сыном и всегда рядом.
Тост вызывает у многих слёзы, у меня в том числе, но я быстро пытаюсь их сморгнуть.
Через время тост просят сказать и меня, и я с лёгкостью это делаю.
— Светлана Константиновна, Алексей Егорович, я очень рада видеть вас вот такими счастливыми. То, как вы смотрите друг на друга, и как говорите друг о друге — это настолько дорого, нежно и трепетно. А ещё я бы хотела вас поблагодарить за Марка. Он — это итог вашей любви, и лучшее, что со мной случалось, — говорю от всего сердца, и даже не плачу.
Пью шампанское, веселюсь, мы с Марком танцуем. Словецкий не оставляет между нами ни миллиметра свободного в танце.
— Ты меня сейчас задушишь, — смеюсь я, но Словецкий и не думает ослаблять хватку.
— Я так люблю тебя, — и я понимаю, что он пытается вместить в это "так" все чувства, всю силу любви, всю нежность.
— Знаю. Я тебя тоже именно так и люблю.
Словецкий не отходил от меня ни на шаг и не отпускал. Мы, наверное, выглядели, как дураки, но мне было так плевать. Это могут понять лишь люди, которые когда-то любили.
Выпил он достаточно. Пьяным не был, но заметно расслабился и немного поплыл. Я ограничилась парой бокалов шампанского.
Домой приезжаем уже ближе к двум часам ночи. Сегодня на страже нашей безопасности был Артём, который проводил до самой квартиры. Марк отсалютовал ему, уходя вглубь квартиры.
— Тём, езжай отдыхай, — вручаю ему ключи. Кажется, скоро я ему их отдам насовсем.
— Поехал, — улыбается Ерёмин. Надеюсь, они решат все разногласия. Чувствую, скоро он сменит вид деятельности.
Захожу в квартиру в поисках Марка. Он дислоцируется на балконе. Закуривает сигарету, выдыхая дым в настежь открытое окно. Обнимаю со спины за талию, устраивая голову на плече.
— Развезло?
— Угу, — выдувает никотин. — Не стой на холоде. И никотин не нюхай.
— Так завязывай курить.
Затушив сигарету, тянет меня в квартиру. Я сажусь на диван, а он кладёт голову мне на ноги. Аккуратно перебираю волосы, нежно поглаживая. Марк с закрытыми глазами ловит мою руку и подносит к губам.
— Она пела мне песни о том, что изменилась, и я должен её простить. Что статьи написала из-за ревности. Что ты мне не подходишь, а она знает меня, — говорит так, словно его распирало от этой несправедливости, и теперь ему жизненно необходимо, чтобы я слушала. И я слушала.
— А ты что? — мне кажется, от страха даже сердце биться перестало, хоть и прозвучало это ровно и спокойно.
— А я сказал, чтоб шла нахер, — улыбается. — Что я люблю тебя.
Слёзы выступают на глаза, но я улыбаюсь, продолжая поглаживать Марка по голове. Нежно веду пальчиками по глазам, носу, очерчиваю контур губ.
— Она что-то ещё говорила про сотрудничество, но я сказал, что в эскорт услугах мы тоже не нуждаемся.
Тихо смеюсь.
— Когда-то я думал, что я сдохну без неё, а сейчас мне так приятно осознавать, что мне плевать. Можешь меня осуждать, что я говорю о ней плохо, ведь сам когда-то выбрал, но то предательство на долгие годы изменило меня. И тебя я сколько раз чуть не потерял из-за этой чёртовой ревности. А для меня хуже и страшнее, чем потерять тебя ничего нет. Пусть забирают все деньги, компании, машины, но тебя не отдам.
Марк говорит это всё с закрытыми глазами так легко и просто, а я чувствую, как у меня внутри всё плавится. Я итак никогда не сомневалась в его искренности, но сейчас, когда он пьяный лежит на моих коленях, я верю каждому его вздоху.
Наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Практически невесомо.
— Ты что, плачешь? — тут же распахивает глаза.
— Это от счастья, — честно отвечаю. — Ты всегда так говоришь красиво.
— Ты тост свой слышала? Я чуть не сдох от гордости, — смешит меня Марк.
— Нет, ты мне ещё нужен, — снова наклоняюсь, чтобы поцеловать.
Распаляю Марка, когда рука движется вниз, но он резко перехватывает её.
— Нет, только когда врач разрешит, — даже пьяный несговорчив.
— Да, Марк, я хорошо себя чувствую.
— Нет, — даже в этом состоянии он остаётся непреклонен.
— Ладно, пошли спать тогда. Глаза слипаются.
— Пошли.
Встаёт и сгребает меня.
— Марк, если мы сейчас оба шлёпнемся.
— Не боись, принцесса, тебя уберегу.
Марк быстро снимает с себя костюм, надевая шорты, а меня полностью раздевает, надевая свою футболку. И она сидит на мне намного лучше самых дорогих и красивых платьев. Марк обнимает меня со спины, так и падая на кровать. Складывает руки под грудью, утыкаясь носом в плечо.
— Знаешь, как я нервничал с тобой на первом свидании, после того, как ты сбежала перед этим? — продолжает откровения.
— Ты выглядел очень уверенным, — тихо смеюсь, поглаживая его по руке.
— Это только снаружи. Внутри же я, как мальчишка, боялся, что ты отошьёшь меня.
— А я боялась, что ты хочешь меня на пару раз от силы.
— Нет, малышка, я хочу тебя на всю жизнь от силы. А как я разозлился, когда проснулся после нашей первой ночи, а тебя не было рядом. Думал, ты сбежала. Использовала меня.
— Конечно, грех в первый раз с тобой не переспать, — снова смеюсь.
— Ты знаешь, ты просто настолько не вписываешься ни в какие рамки, что я думал, что слишком старый для тебя. Или слишком скучный. Ты же вся такая лёгкая.
— Нет, ты меня заинтересовал уже после того, как заставил сесть в машину тогда. А влюбилась я, наверное, почти сразу. Просто не сразу это поняла. А насчёт старый и скучный — не прибедняйся.
— Ну взять того же Леона.
— Марк, — предупреждающе зову мужчину.
— Нет, я не ругаться. Просто объясняю свою позицию, — заплетающимся языком говорит Словецкий, вызывая мой смех. — По возрасту вы он ближе. Сфера деятельности у вас одна и та же. По характеру более-менее схожи. Почему не получилось?
— Потому что не любили никогда друг друга. Нет тут других объяснений. Людмила Павловна правильно подметила, что мы два шалопая. А с тобой мы друг друга дополняем.
— Моя любимая шалопайка, — смеётся Словецкий, окончательно проваливаясь в сон, а я всё также однообразно глажу его руку. Почему-то не спится.
Перебираю в голове все его слова, вспоминаю его улыбку и нежный взгляд на вечере. Понимаю, что стала размазнёй. Кажется, не смогу теперь без него. И плевать мне на эту Николь. Она в прошлом. На этой ноте я и засыпаю.
А утром я готовлю завтрак и варю кофе. Заодно и таблетки, на случай, если у Марка разболится голова. Успеваю сходить в душ, созвониться и с Викой, и с Ликой. Леон снова просит помочь ему, и я не могу отказать, хоть и не знаю, как умещать все дела в двадцать четыре часа каждого дня. Марк находит меня, когда я стою над ежедневником с озадаченным лицом.
— Доброе утро, малышка, — обнимает со спины.
— Доброе, — чмокаю в щёку. — Завтрак и кофе на столе. Таблетки тоже, если голова болит.
— Есть, мой командир. Что такая задумчивая?
— Смотрю в своё расписание и думаю, когда ты меня бросишь. У меня вообще нет свободного времени! Нужно помочь Леону, университет, клуб, детский дом, с Ликой занятия, школа танцев.
— Пошли посидишь со мной, заодно всё обсудим.
Мне даже интересно послушать его мнение.
— Смотри, Леону ты помогать не обязана.
— Тут сто процентов буду помогать. Он меня никогда не кидал в тяжёлые времена, я отплачу ему тем же.
— Идём дальше. Лика. Ваше дурацкое пари, но ладно. Ты можешь оставить её в клубе за главную. Тем более Максон там бегает за ней.
— Волков вряд ли выпустит её на шесты и обручи.
— Я же терпел. Теперь его очередь. Пусть караулит. Да и они же ещё не в отношениях. Может и не сложится.
— Не знаю, Марк.
— Дан, ну ты уже переросла это место. Тебе надо двигаться дальше. Можешь им помогать, но ты же не будешь вечность теперь там работать.
— Ты прав, конечно. Но до нового года точно нет.
— Университет — тут осталось немного. Детский дом — понятно. Школа танцев будет готова через пару месяцев окончательно.
— Да, мне бы до нового года дожить. Сейчас я не могу отменить ничего. Кстати, какие планы на новый год?
— Куда ты хочешь? Париж, Милан, Мальдивы?
— Я хочу с тобой в твой дом, — подумав, предлагаю вариант. — Если ты хочешь куда-то улететь, то можно, конечно. Мне не принципиально.
Марк смотрит на меня внимательно с минуту, а потом говорит:
— Нет, можем и потом, когда у тебя график не будет такой напряжённый. А на новый год будем валяться.
— А у тебя что с графиком?
— Чуть лучше твоего, — усмехается Словецкий.
Мне так нравится сидеть с ним и строить планы. Ещё полгода назад я была свободной. Делала, что левая пятка захочет.
Решаю завтра съездить на кладбище к родителям. Делаю это после учёбы, а Марк меня, конечно, снова теряет и звонит.
— Дана, — слегка раздражённо говорит. — Когда ты научишься предупреждать?
— Прос-ти, — сидя на лавке, по слогам прошу мужчину.
— Где ты? — с любопытством спрашивает Марк.
— К родителям заехала на огонёк, да, мам, пап, — смеюсь, хотя из глаз бегут слёзы. Я знаю, что они хотели бы видеть меня только весёлой и счастливой.
— Не плачь, — сразу распознаёт Марк мои настоящие эмоции.
Но это действует, как спусковой крючок. Горячие обжигающие слёзы катятся по щекам, а я не могу сказать ни слова.
— Даночка, я очень тебя прошу, успокойся, — спокойным гипнотическим голосом просит Марк. — Они бы не хотели этого.
— Придётся потерпеть, раз оставили меня.
— Они и этого не хотели. Но судьба та ещё приколистка. Ты сама ведь говоришь, что они всегда рядом.
Да, но я бы хотела поговорить с ними, попросить совета, просто обнять.
— Ладно, Марк, я скоро приеду. Со мной всё хорошо.
— Забрать тебя?
— Нет, всё в норме. Не беспокойся.
— Ты же знаешь, что буду.
— Всё хорошо, правда. Иногда полезно почистить организм слезами, — смеюсь, утирая сопли. Видел бы он меня сейчас, вряд ли бы влюбился.
— Я люблю тебя, и очень переживаю. Будь осторожна. Если что, я не переживу, Дана, — тихо и проникновенно говорит Марк, заставляя сердце биться в агонии.
— Люблю.
Я говорила с ними, задавала и вопросы и слышала ответы. Возможно, я просто знала, что они бы мне сказали.
— Я вас очень люблю, не оставляйте меня, пожалуйста.
Бабушка была чуть дальше. Дохожу и до неё.
— Привет, моя хорошая. Как ты тут? Знаешь, не с кем больше чай пить с малиновым вареньем. Прости, бабуль, что я не успела всего, чего обещала. Теперь тебе ничего не надо.
Когда довела себя уже до предела, вспоминаю, что мне сегодня в больницу. Размазывая слёзы по щекам, еду туда.
— Марк, милый, я совсем забыла, что мне сегодня в больницу. Ты меня не потеряй.
— Хорошо, — кратко отвечает.
— Ты занят?
— Для тебя всегда свободен, — смеётся. — Просто бывшая жена решила снова обсудить какие-то моменты. Я заеду за тобой, малышка.
— Хорошо, — ну что ж, день официально решил добить.
Если до этого сердце билось учащённо от его слов, то сейчас оно остановилось и упало в пропасть. Стараюсь концентрироваться на дороге, чтобы не попасть в аварию.
В больнице мне говорят, что анализы хорошие, и я могу возвращаться к прежней жизни.
Марк до сих пор не приехал и не позвонил, и я набираю сама.
— Твоя аудиенция ещё не закончилась?
— Нет, я выпроводил её через десять минут, — смеётся Марк. — Задержался по другому поводу. Что тебе сказали?
— Что всё хорошо.
— Точно?
— Честно. Я тогда, наверное, домой поеду?
— К нам. Да?
— Да, — улыбаюсь. — К нам.
— Я тоже выезжаю.
Подъезжая ближе к дому, вижу машину Марка перед собой. Обгоняю, показывая язык в окно. Марк делает фейспалм, и это вызывает дикий хохот.
На парковке они с Тёмой выходят.
— Дана… — снова забывается Ерёмин.
— Только попробуй, — щурюсь, тыча в него пальцем.
— Ой, да не прикидывайся, знаю я, что вы дружите уже давно, — ржёт Словецкий, прижимая меня и чмокая в щеку. — Начальника охраны и то увела. Тёма всегда был скалой.
Мы с Ерёминым ржём.
— Дана, спасибо, твоя упрямая, но красивая подруга согласилась. Конечно, мы поговорили. Я её понял.
— Я старалась, — с гордостью сообщаю мужчине.
— Спасибо.
— Свободен, Ромео, — ржёт Марк.
Прилипаю к Марку ещё в лифте, обхватывая торс ногами.
— Дана, — хрипит Марк.
— Что такое?
Вместо ответа снова целует меня. Так и заходим в квартиру, так Марк идёт до самой кровати.
— Не урони ношу, — в перерывах между поцелуями прошу, смеясь.
— Слишком ценная ноша, девочка моя.
Марк очень нежен, и сегодня мне это нравится. Он неспеша стягивает с меня атласную рубашку, проходясь дорожкой поцелуев до груди. Попутно расстёгивает джинсы, просовывая руку.
— Марк, ох, — стону. Когда я пытаюсь начать раздевать его, Словецкий зажимает руки над головой.
— Нет, будет так, как я сказал, — строго, но со смешинками в глазах говорит Марк.
Продолжает неспеша меня раздевать, оставляя нежные поцелуи на коже.
— Словецкий, если ты сейчас же не войдёшь… — быстро произношу, на что Марк усмехается, скидывая штаны за две секунды.
Словецкий резко входит, и я запрокидываю голову, чем он пользуется, оставляя засос. Притягиваю за шею и целую. Царапаю его плечи и спину. Марк ускоряет темп, сжимая руками бёдра. На ногах снова останутся синяки. И на шее.
— Метки, — смеётся Марк.
Собственник.
Закатив глаза, я кончаю. Марк делает ещё пару толчков и тоже заканчивает. Лежим так ещё минут пять, приходя в себя. Я перебираю волосы Словецкого, а он лежит на мне, уткнувшись носом в грудь.
— Я еду заказал из ресторана. Мясо.
— Не поверишь, тоже хочу.
— Обалдеть.
— В кого ты меня превратил? — лениво бубню.
— Хотел в счастливую женщину.
— Получилось.
За ужином всё же уточняю:
— Что Николь хотела?
— Да снова о чепухе своей говорила. Про работу, что можно стать редактором для моей компании, писать уникальные статьи, работать над рекламой, менеджментом.
— Всё вот это может Вика.
— Правда? Беру. А у неё же нет высшего образования?
— Нет, но она со школы как-то ладила с этим, да удалённо работала, пока Боря не узнал, чтобы родителям помочь. Курсы какие-то прошла.
— А когда узнал, что?
— Избил, что. Что ещё он мог сделать.
— Не представляю в каком случае я мог бы поднять руку на женщину. Нет такого.
Оба задумываемся.
— А что ты про Николь спрашивала?
— Просто не понимаю, как можно так унижаться.
— Я уже сказал охране не пускать её. Я старался быть не дерьмом, выслушать. Всё же были женаты семь лет. Мало ли какая помощь нужна человеку. Но каждый раз она делает какие-то гадости. Ты ревнуешь?
— Я тебя всё равно не отдам, — лукаво улыбаюсь ему. — Ни ей, ни кому либо. В роли стервы я ещё хуже.
— Поверю на слово, — смеётся Словецкий, целуя в висок.
Недели, летящие до нового года я не замечаю. Пари с Леоном мы считаем ничьёй, так как каждый остался при своём мнении. Он считал, что можно лучше, я видела, как Лика тянется.
Макс ухаживал за девушкой, но она никуда не спешила. И правильно делала. Я предложила ей занять моё место в клубе, обсудив это предварительно с Максом.
— Я чувствовал, что ты скоро придёшь.
— Прости, Макс. Знаю, что обещала не уходить, как можно дольше, но я, правда, не вывожу.
— Я всё понимаю, Дана, — приобнимает меня Макс. — Ты и так сделала для меня очень много. Выручка выросла сама знаешь насколько.
— Потому что я хотела тебе помочь, — смеюсь я. — Очень хотела. Я, конечно, же не брошу. Если нужна будет необходимость, звони в любое время дня и ночи. Вместо себя поставлю Лику. Ты не против?
— Как тебе сказать, — смеётся. — Не хочу, чтобы на неё таращились, но если захочет, то пусть.
— Отлично. Думаю, у вас всё получится. Весь новый год я с тобой. На тридцать первое сделаем грандиозное шоу, делай рекламу.
— А ты чего в нос так говоришь?
— Чуть приболела, — меньше надо было жопу морозить.
— Справишься?
— Где наша пропадала? В общем, делай рекламу, я тебе скину список того, что купить надо.
— А Марк не будет против, что ты тут тридцать первого зависнешь?
— Надеюсь, что нет. В обмен на это я сдаю себя в его рабство на все каникулы.
— На всю жизнь, похоже.
— И это тоже. Ни разу не проиграла, — смеюсь я заливисто.
— Вы очень гармонично смотритесь. И он так изменился.
— Да-а-а, — согласно тяну.
— А у Леона когда проект заканчивается?
— Последняя пятница перед новым годом — прямой эфир.
— Ого. Будешь выступать?
— Ну да, он же не отвяжется.
— А мне он кажется классным. Да, требовательный, но и сам отдаётся на 100 %.
— Я с тобой полностью согласна. В общем, на том порешали, что после нового года я постепенно передаю дела Лике. Надеюсь, девочки простят меня, аминь.
В детском доме я ставлю новогодний номер и готовлю подарки. Марк сдержал слово, что вообще ни разу не удивительно. Директора детского дома проверили, оказалось, что она проворачивала грязные финансовы схемы, и сейчас её ждёт статья. На её место поставили женщину, которая мне очень понравилась — Татьяна Павловна. Пока мне казалось, что она с трепетом и любовью относится к деткам.
Словецкий же к новому году тоже сделал крупный финансовый вклад перед новым годом для детского дома. Их ждал какой-то полезный спортивный инвентарь и ремонт. Каждый день влюблялась в мужчину и его доброе сердце всё больше и больше.
Леон очень старался для своей группы, задействовал меня по полной в постановке и репетициях, даже прислушивался к моему мнению, а это было очень ценно от него. Марк даже пару раз сидел с нами до полночи, пока мы репетировали номер перед съёмками. Он ругался, очень ругался на мой режим и график, но я каждую ночь просила потерпеть ещё чуть-чуть.
В моей школе танцев ремонт шёл полным ходом. Я ничего в этом не смыслила, поэтому просила Марка сделать всё на свой вкус, которому я доверяла больше, чем своему.
На новый год я заказала ему дорогие часы с гравировкой "Без тебя ни одна секунду не имеет значения. Д. К.". Ну и себя в красивом белье. Очень боялась дарить, так как сложно дарить подарки человеку, у которого всё есть.
Мы договорились заехать к его родителям, а потом поехать в дом, пригласить ребят на неделе отметить.
Танец я поставила новогодний. Костюмы снегурочек были проститутскими, но Макс оценил. Номер был с бенгальскими огнями и хлопушками. А обручи мы украсили мишурой. Лика очень просилась с нами, и я добавила для неё партию. Когда Максим увидел её в костюме, то ему почему-то стало не смешно.
Одно радовало — в универе у меня всё было отлично.
Живу до нового года на автопилоте. Съёмки проходят более, чем хорошо. Леон выигрывает. Алаев благодарит меня много раз, говоря, что я, как и раньше, гений.
Детки в детском доме приходят в восторг от программы, радуются новой спортивной комнате и горе сладостей.
Макс срубает бешеные бабки на наших выступлениях, которые мы показываем на протяжении трёх дней. Новый год встречаем в клубе, распивая шампанское, а потом мы с Марком уединяемся в его доме, поздравив его родителей ещё с утра. Я радуюсь, что выжила в этом ритме.
От часов он приходит в восторг, но подмечает:
— Часы — это, ведь, к расставанию.
— Я не верю в приметы.
А потом я надеваю белое полупрозрачное бельё с завязками, вручаю ему наручники, верёвку для шибари и даже плётку. Последней он пользуется пару раз, но ему не нравится даже эта идея. Зато от остального мы в восторге и ложимся спать утром, максимально измотанные, но, кажется, оба счастливые. Не думала, что могу быть такой развратницей.
Все каникулы бы прошли отлично, если бы Словецкий не заболел.
— Потому что не надо было с бани в снег прыгать, когда Макс с Тёмой приезжали, — бубню, смотря на градусник с температурой под сорок. — Любимый, давай в больницу, у тебя страшный кашель, бронхит, наверное. Это может и в воспаление перейти.
Здорово мы с ребятами отметили. Нет, было, конечно, весело, но сейчас уже не так.
— Не поеду никуда, всё хорошо.
Лечила я его сама. Натирала, давала сиропы, заставляла делать ингаляции. Когда его трясло от озноба, сидела рядом, обнимая, чтобы было теплее.
— Ты заразишься, — сонно произносит Марк, когда я пытаюсь его согреть.
— Не заболею.
Тут я слукавила. Мой иммунитет ослаб ещё перед новым годом от постоянного переутомления, а сейчас уже не выдерживал заразы. К концу каникул пришлось пить антибиотики уже нам обоим. Я чихала по сто раз на дню, когда Марк уже более-менее оправился.
— Я же говорил, — бубнит Словецкий.
— Тебе что, резко сто лет исполнилось?
— Нет, просто не хотел, чтобы ты болела.
— Мы, молодые, быстро выздоравливаем, — издевалась я над Марком.
— Вот ты поправишься, посмотрим, какой я старый.
— Вот это я понимаю стимул. Я уже прям чувствую, как мне легче.
— Дурочка, — смеётся Марк.
— Спасибо, Словецкий, — почти заснув, благодарю мужчину.
— За что?
— За то что любишь такую дуру.
После Рождества Марк уже чувствовал себя прекрасно, а я ещё постепенно приходила в себя.
— Так не хочется возвращаться в эту рабочую рутину, — вздыхаю, развалившись на Марке, с которым мы смотрели фильм.
— Согласен. Давай останемся тут. Закроемся и не будем работать или общаться с кем-то.
— Давай. Кстати, когда в школе закончится ремонт?
— Кстати, в середине января можешь приступать.
Я даже подпрыгиваю на месте, начиная целовать Словецкого.
— Ура! Ура, ура, ура! Спасибо, Марк.
Кстати, на новый год я запретила ему дарить мне подарки, но он всё равно подарил дорогущие серьги и кольцо.
— Я люблю тебя, — мне так хотелось признаваться ему хоть тысячу, хоть миллион раз.
— И я тебя, жизнь моя.