Танец со стеклом

26

— Даночка, девочка моя, — расцветает женщина. — Боже, ты ещё и беременна! Как я рада тебя видеть. Как я рада за тебя.

И только сейчас я себя отпускаю. Утыкаюсь в плечо женщине и тихонько плачу.

— Ну-ну, девочка моя. Прекрати! Тебе абсолютно нельзя нервничать! Федечка, поставь чай, пожалуйста.

Я удивлённо отрываюсь.

— Да, Федечка теперь живёт со мной.

— Я безумно рада за вас, — шепчу. — Здравствуйте, Фёдор Николаевич.

Людмила Павловна наливает нам чай, прося мужчину прогуляться до магазина. Федечка сразу смекает что к чему, быстро ретируясь.

— Видела ваши выступления. Вы — огромные молодцы. Как ты только смогла проделать это всё беременная? По ушам бы тебе надавать. Спасибо, что упомянула университет и меня лично, девочка моя. Мне очень приятно. Кто у нас будет?

— Девочка, — широко улыбаюсь, гладя живот, где разбушевалась малая.

— Это такое счастье.

— А почему вы не спрашиваете про Марка?

— А зачем мне про него спрашивать? Он же не в курсе?

Отрицательно качаю головой.

— Всё равно ведь узнает.

— Я не буду скрывать от него. Если захочет участвовать, пускай. Но жить с ним я не смогу. Он ведь узнал правду.

— Не прошло и полгода! — возмущается женщина. — Честно признаюсь, он приезжал. Спрашивал что да как. Я лишь сказала, что разочарована. Как можно было допустить мысли, что ты можешь его предать?

Он приезжал. Хотел узнать. Жаль только, что мне от этого не легче.

— Ты правильно решила. Ребёнок страдать не должен. А начнёт давить, мы всё решим.

— Не думаю, что начнёт.

Всё же, до этой истории он всегда был лоялен ко мне и никогда не поступал гадко.

— Как быть с экзаменами?

— Сдашь теорию. Остальное так поставят. Мы все знаем и видели, на что ты способна.

Вскоре приходит Фёдор Николаевич. Мы чаёвничаем, я рассказываю о Франции, а они о своей жизни и работе. Отдаю сувениры под возмущения Людмилы Павловны, а перед уходом оставляю конверт с круглой суммой.

И жизнь постепенно возвращается в прежнее русло.

Теорию я сдаю на отлично, и в июле меня ждёт мой красный диплом. Квартира ребят готова, и они съезжают от меня. Я настолько отвыкла от одиночества, что сначала не знаю, куда себя деть, но понимаю, что это уже ненадолго.

Понимаю, что Лике нет особо смысла передавать мне дела, так как скоро мне в декрет. Конечно, я собиралась работать до самых родов, но всё же это не так долго. Лика просит занять своё место хотя бы ненадолго, чтобы она выдохнула, и я с радостью соглашаюсь. У меня энергии хоть отбавляй.

В один из дней, когда я как раз находилась в школе, изучая бумаги, в кабинет без стука и спроса кто-то входит. Я не сразу отрываюсь от бумаг, но когда перевожу взгляд, понимаю, что это Марк.

Усилием воли заставляю сердце биться ровнее, а лёгкие не забывать дышать.

Мысленно радуюсь, что будучи на шестом месяце беременности я всё же носила платья и каблуки. Вот и сейчас на мне было красивое чёрное платье, подчёркивающее уже очень заметный округлившийся животик. Небрежным пучком я похвастаться не могла, зато макияж с утра не зря делала.

— Здравствуйте, Марк Алексеевич, — и внешне, и внутренне я уже спокойна. Что он мне сделает? А нервничать мне нельзя.

— Дана, — слышу такой родной голос. Только сейчас он надломлен. — Привет.

Так просто. Словно с утра мы завтракали, а сейчас он заехал меня навестить.

Его взгляд устремляется на мой живот, и я понимаю, что он ничего не знал. Он растерян, не знает с чего начать.

— Лика попросила дать ей отдохнуть, поэтому мы не стали тебя дожидаться. Но, как видишь, долго я не смогу работать.

— Ты… От кого ты беременна? — серьёзно?

— Ну как это от кого, — развожу руками. — От тех, с кем тебе изменяла.

— Срок? — отрывисто спрашивает мужчина.

— Шестой месяц, Марк.

— В январе, — быстро производит подсчёт. — Но как? Ты же пила таблетки.

Если он сейчас меня ещё и в том, что я забеременела специально обвинит, я под землю провалюсь.

— Антибиотики ослабляют действие противозачаточных. Я не знала.

Он подходит ближе, а я всё также сижу.

— Дана, я…

— Так вот, — перебиваю, снова говоря о делах. Говорю про какие-то отчёты, занятия, мои предложения.

Словецкий молча слушает. Он почти не изменился. Разве что свет погасили.

— Дана.

Но я продолжаю.

— Дана! Я знаю всё.

— Да, я в курсе. Это здорово, так вот, я предлагаю…

— Не делай вид, что тебе всё равно, — глухо просит он.

Я всё же замолкаю. Смотрю на него изучающе.

— А что ты думал? Что я на шею тебе прыгну? Узнал — молодец. Сейчас мне это уже не интересно. Я всё выслушала тогда, в квартире. А потом посмотрела в квартире у Николь.

— Я не спал с ней. Я был в говно. Сначала не помнил, что к чему. Потом постепенно картинка сложилась. Она специально всё подстроила. Я бы не стал с ней спать ни при каких обстоятельствах. У меня на неё просто не встал бы.

— Спасибо за подробности, но это ничего не меняет, Марк.

— Я виноват перед тобой. Очень виноват, Дана. Я должен был сразу всё перепроверить, но ревность ослепила меня. Когда я узнал, что ты уехала, а Лика всё вернула мне, я задумался. Только тогда. Я идиот, урод, скотина, Дана, но я люблю тебя. Почему… Почему ты не сказала, что беременна раньше? Как ты вообще выступала? Это ведь мой ребёнок. Не ври, что не мой.

— Потому что тур уже был запланирован. И всё прошло хорошо… — встаю, так как чувствую, как мелкая начинает активно пинаться. Тяжело выдыхаю, закрыв глаза. — Кажется, кто-то поздороваться решил, — тихо говорю, чувствуя, как Марк кладёт руку мне на живот. Следует череда пинков изнутри, от чего я даже забываю дышать.

— Так кто у нас? — спрашивет Марк, а я с закрытыми глазами понимаю, что он улыбается.

— Девочка, — сейчас он должен расстроиться, ведь такие мужчины, как он, явно хотят наследника.

Но, когда я открываю глаза, понимаю, что ошиблась. Марк расцветает, широко улыбаясь.

Он боится моей реакции и моих слов.

— Ладно. Я знала, что разговора не избежать. Если захочешь участвовать в воспитании и жизни малышки, пожалуйста. Я препятствовать не буду.

— А если я хочу участвовать в твоей жизни?

— Нет, прости, Марк. Как прежде уже не будет. Я больше не готова мириться с ревностью, заскоками и прочим. Тем более, как показала жизнь, это ничего не приносит.

— Дана, я изменюсь, я обещаю. Я клянусь тебе всем.

— Ты уже обещал. Я была готова на всё ради твоего комфорта. Я даже из клуба согласилась уйти. А ты обвинил меня, ни в чём не разобравшись. Выкинул из своей жизни.

— Даночка, я — скотина. Я не отрицаю, но я не могу без тебя, — он делает шаг, разделяющий нас, и утыкается носом в мои волосы. — Я всё это время медленно подыхаю.

Я не отталкиваю. Вообще не знаю, как реагировать. Это очень странно, когда близкий человек становится чужим. Марк поднимает лицо за подбородок и тянется поцеловать. Я всё также стою, как амёба. Чувствую его губы на своих. Он активно, но нежно перебирает мои, углубляя поцелуй. Сдавшись, отвечаю. Всё, как в первый раз. Марк отлипает лишь тогда, когда воздух заканчивается, а я чувствую, как сильно пинается дочь. Закрываю глаза от боли, а Марк снова кладёт ладонь на живот.

— Я понимаю, что ты не сможешь простить меня сразу. Дай мне шанс. Клянусь, всё изменится.

Мелкая успокоилась, видимо, чувствуя папкину руку. Я собираю свои вещи, надеваю очки под пристальным взглядом Марка.

— Прости, Словецкий, но я не даю вторых шансов, — и прохожу мимо, следуя на выход.

Марк не идёт за мной, и я ему за это благодарна. Мне срочно нужно домой. Восстанавливать равновесие.