В аэропорту Франции нас встречает жена Леона с дочкой. Трёхлетняя девчушка вырывается и бежит к Алаеву.
— Папа!
— Эмилечка, — подхватывает дочь.
— Я соскучилась. Quel genre de tante est-ce? (Что это за тётя?) — резко переключается на французский.
— Это моя подруга, Эмилия. Говори при ней по-русски, ma chérie (моя конфетка).
В это время к нам подходит шикарная девушка. Тёмно-каштановое каре, серо-голубые глаза, чуть пухлые губы, которые красиво сужались к краям. Кожа была смуглой, а ростом девушка была примерно как я, а это добрых метр семьдесят, а фигура была очень красивой. В ней всё как-то было очень гармонично.
— Привет, Леон, — целует в щёку, стоя на цыпочках. — Здравствуйте, Дана. Леон много про вас рассказывал.
— Наверное, ничего хорошего, — знаю я этого языкастого.
— Да нет, почему же, — смеётся девушка. У неё очень красивый грудной тембр голоса.
— Моя жена — Анжела, — крепко прижимает её к себе.
Такого Леона я ещё не видела. Он сразу превратился в мягкого котика.
— Очень приятно. Надеюсь, я не помешаю.
— Нет, конечно. Я рада познакомиться хоть с кем-то из окружения Леона.
— Только давай на ты.
— Хорошо.
— А я Эмилия.
— Какая ты красивая, — улыбаюсь, трогая девочку за косичку.
— Ты тоже.
— Так, ну всё, поехали домой.
Леон садится за руль после недолгих споров с Анжелой. Эмилия всю дорогу рассматривает меня, а Анжела попутно проводит экскурсию. Через двадцать минут мы подъезжаем к милому крупному дому.
— Какой милый у вас дом!
Он был словно из сказки. Как у принцессы. Даже не описать словами.
— Спасибо, — улыбается Анжела.
Леон проводит мне экскурсию, показывает мою комнату, пока Анжела накрывает на стол.
— Идёмте поедим.
— Я — пас, спасибо большое. Можно я в душ и спать.
— Дана, если ты сдохнешь от голода, я тебя на заднем дворе закопаю.
— Леон! — трескает его по руке Анжела.
— Всё в порядке, я привыкла к этому хаму.
— Сто такое сдохнешь? — милейшим тоном спрашивает Эмилия.
— Эмилечка, это я неправильно сказал. Я имел ввиду схуднешь.
— А это сто ещё такое?
— Это как ты. Маленькая, худенькая.
— Но ты меня все лавно любишь.
— Конечно, ma chérie.
Леон шпарил на французском, как на родном. Это я поняла по разговору с дочерью, общению в аэропорте.
— И, правда, Дана. Давай перекусим хоть немного.
— Ладно, уболтали.
Сажусь за стол, где Анжелика уже налила всем вкусный травяной чай, нарезала красивый овощной пирог и предлагала жаркое.
— Милая, как я соскучился по твоей еде. В этих ресторанах готовят какую-то дрянь.
— А сто такое длянь? — снова подаёт голос Эмилия, а Анжелика уже прожигает насквозь Леона.
— Я сказал дань, дочь. Дана, Дань, усекла?
— Усекла, — кивает головой малышка, а мы смеёмся.
— Анжела, всё неимоверно вкусно. Спасибо большое!
— Пожалуйста, Дана. Там на втором этаже ванная. Можешь занять её, Леон, если что, на первом в душ сходит.
— Да, Данайка, ты отдыхай, сегодня-завтра на прийти в себя, а потом репетируем. У нас буквально неделя.
— Хорошо, Леош. Напиши, пожалуйста, Вике, что всё хорошо.
Он кивает, и я удаляюсь, чтобы они провели время наедине с семьёй.
В ванной очень атмосферно. Маленькое окошко, через которое видно звёздное небо Франции. Я приоткрываю его, создавая контраст с горячей водой.
Сама комната обставлена, как в журнале. Всё в нежно-розовом и кремовом оттенке. Ванная выложена мрамором, у окна стоит шикарная чисто-белая ванна, кремовая тумба, зеркало в оправе под золото, а окна закрыты шторами кофейного цвета. Я была в эстетическом восторге.
Валяясь в ванне, я упорно отгоняла мысли о доме, о Марке, но постоянно возвращалась к ним. Вспоминала его сильные руки, губы, голубые глаза, когда-то казавшиеся колючими. Резко погружаюсь под воду, заставляя себя не думать. Я приехала сюда забыть, а не вот это вот всё.
Вдоволь навалявшись в кипятке, я ложусь спать. Моя комната выполнена в примерно таких же тонах. Вообще весь дом сделан в таком стиле. Думаю, тут постаралась Анжела. У Леона всё было бы чёрным.
Засыпаю, к удивлению, моментально. Сплю без сновидений, что и к лучшему, но просыпаюсь, как всегда рано, несмотря на смену часового пояса.
Анжела уже была на кухне, к моему удивлению, как и Эмилия.
— Доброе утро, — улыбается жена Леона.
— Bonjour, — смешно здоровается Эмилия.
— Доброе утро.
— Эми мы учим обоим языкам.
— А ты родилась во Франции?
— Нет, я родилась в России, но мы с родителями переехали, когда мне было шесть, но учили родному языку и традициям. И мы Эми рассказываем о России. Надеюсь, когда-нибудь приеду в гости.
— Здорово. А почему…
— Почему он скрывал? Его родители против.
— Ну, конечно. Как я не догадалась. Его мама — очень властная женщина.
— Да, — задумавшись о чём-то соглашается Анжела. — Леон, вроде, говорил, что у тебя там учёба, работа.
— Да, я всё бросила и сбежала.
— Были причины?
— Очень веские.
— Понятно. Я рада познакомиться хоть с кем-то из его мира, Дана.
— Я тоже рада. Узнала о вас только в самолёте. Даже мне не доверил. Он другой с вами, — улыбаюсь. — Так то он засранец знатный.
— Есть такое, — улыбается Анжела, протягивая мне чашку кофе.
— Спасибо.
Не успеваю сказать ничего, как спускается Леон. Целует девчонок, усаживаясь за стол.
— Эми, это кто? — спрашивает у дочери, которая что-то рисует.
— Это ты, папа.
— Леон, копия, кстати.
— У меня не получается налисовать домик.
— Давай помогу, — предлагаю девчушке.
— Давай.
Сажусь рядом с ней на стул, начиная вырисовывать красивый дом с окнами и дверями.
— Есё лисуй делево.
Рисую целый лес.
— И большую собаку.
Когда заканчиваю рисунок, Эмилия вручает его Леону.
— Папа, это тебе, — мы дружно начинаем хохотать.
— Спасибо, дочь. Ты такая умница.
— Je t'aime, papa (Люблю тебя, папа), — и удаляется.
— Мне надо купить здешнюю симку.
— Купим. Подключись пока к сети, позвони всем, кому надо. Только умоляю, сопли не жуй.
— Леон! — стучит его Анжела по плечу, а я просто игнорирую.
Звоню только Людмиле Павловне, чтобы женщина не волновалась.
Вечером мы едем по пригороду, где жили ребята. Воздух здесь космический. Красивые улочки, деревья. За непринуждённой беседой время летит неимоверно быстро.
На следующий день слышу, как ребята размышляют, как было бы здорово сходить куда-нибудь, но Эми явно не даст спокойно провести время.
— Так давайте я посижу. Я же сидела с маленьким Тёмкой. Это сын подруги — мой крестник, — поясняю я.
— Уверена, что справишься?
— Ты дурак? Я на педагога отучилась. И в детском доме занятия вела.
— Точно.
— Было бы здорово. Нам особо некого просить.
— Конечно, посижу. Отдыхайте на здоровье.
Анжела даёт краткие наставления по режиму и запретам, и они уходят.
Эми оказывается чудесным ребёнком. Видимо, в маму. Будь она в Леона, я бы повешалась. Мы рисуем, танцуем, играем. Вечером я укладываю девочку спать, рассказывая сказку о принцах и драконах. Вырубаюсь рядом с ней, поглаживая по красивым кучеряшкам.
Просыпаюсь, когда Леон треплет меня по плечу.
— А, что, да, прости, — подскакиваю я.
— Иди к себе. Здесь же не удобно.
— Иду.
Анжела стоит на выходе. Довольная и счастливая.
— Спасибо большое, Дана, мы так здорово провели время. Надеюсь, Эми вела себя хорошо?
— Более чем. Брось, не за что. Обращайтесь, мне не сложно.
Два дня истекают, и мы начинаем подготовку. Репетитуем танцы, а я предлагаю что-то новенькое в готовые композиции Леона. Парящие ремни, обручи — в общем, всё из своей стихии. Переодически Леон недовольно бурчит, но соглашается, что будет красиво. Долго над программой мы не раздумываем, но на репетиции уходит около трёх недель, к концу которых я чувствую дикую слабость. Эмоциональные качели никуда не исчезает, а становятся только хуже. Я старательно скрываю всё это, плача в подсобках, туалетах и своей комнате. Когда я пару раз чуть не ныряю с кольца прямо на пол, понимаю, что происходит что-то неладное. Анжела с Леоном косятся, когда одним ранним утром я отказываюсь от кофе, а потом и вовсе бегу в туалет, выворачивая пустой желудок.
— Анжел, у тебя есть тест?
Алаева молча кивает, копошась в аптечке.
— Какой тест, Леон, ты о чём? Я таблетки пила.
— Угу. Ты, кажется, болела на новогодних?
— Да.
— Пила антибиотики?
— Да, причём тут это?
— Они ослабляют действия противозачаточных, Дана, — говорит Анжела, а сердце ухает в пропасть.
Анжела протягивает тест, пока я судорожно открываю свой календарь, понимая, что у меня задержка. Молча забираю из рук девушки и со страхом плетусь на второй этаж.
— Мало ли, всё же перелёт, стресс. Сбои могут быть, — успокаиваю саму себя.
Сажусь на пол в ожидании результата, пока мне звонит Люба.
— Итак, ребята. Вот и Дана!
— Дана-а-а, приве-е-ет!
— Привет, ребятки! Как я рада вас видеть. Вы Любу слушаетесь?
— Да, — нестройным хором сообщают, что Люба подтверждает убедительным кивком.
— Мы новый танец разучили для тебя.
Ребята показывают новую постановку, и я едва сдерживаю слёзы.
— Какие вы молодцы! Я горжусь вами!
Ребята наперебой рассказывают мне истории о том, как Петька шлёпнулся с дерева, а Анечка смогла сесть на шпагат, как они подрались, разглядывая проявляющуюся вторую полоску.
— В общем, Дан, всё хорошо. В школе тоже хорошо, Лика отлично справляется, но мы ждём тебя!
— Конечно, Люб. Спасибо большое. Я вас всех обнимаю!
Кладу трубку, и больше не держу слёзы. Я не знаю, как это возможно. Я даже толком понять не могла, что за эмоции испытывала. В первую очередь, конечно, страх. Но с другой стороны где-то в глубине души зарождалась крошечная радость. Радость, что частичка Марка со мной. Того Марка, которого я знала и любила.
— Дан, всё хорошо? — спрашивает Анжела.
— Да, сейчас выйду.
Умываюсь и прячу тест у себя в комнате.
Ребята понимают всё по одному моему виду. Расстроенно-счастливому.
— Я договорюсь с врачом, — выходит Леон.
— Я испытывала примерно такие же эмоции, — успокаиваете меня.
— Я… просто мы с отцом ребёнка не вместе, и говорить ему я не собираюсь.
— Что у вас случилось?
Я рассказываю вкратце, не сдерживая слёз. Леон просто забирает Эми, уводя гулять во дворе. Анжела приобнимает меня.
— Я думаю, стоит всё же сказать. Даже если не сейчас. Пусть сам решает, какое место занимать.
— Сначала тур. Потом посмотрим.
— Тебе нельзя, наверное.
— Можно. У нас не такие великие нагрузки.
— Я бы побоялась. Я чуть не потеряла Эми на шестом месяце. Мать Леона тогда хорошо постралась. Она и до этого не сдерживала себя, — я вижу, что девушке с трудом даются слова. — С тех пор мы живём тут, а Леон про нас никому не рассказывает. Чтобы не вмешалась мать, не лезли журналисты. Оберегает наш покой, как может.
— Да, Ада Бориславовна очень тяжёлый человек.
— Я переживаю, что он с ними не общается, но Леон категорически против.
— Если честно, я поражена тому, как он с вами меняется. Больше ни с кем его таким не видела.
Анжела улыбается, с любовью глядя на мужа и дочь.
А я решаю плыть по течению. Ребята отвозят меня в больницу, где беременность подтверждается.
— Срок маленький, около пяти-шести недель, — переводит мне Анжела.
— Спроси про тур.
— Нагрузки не противопоказаны, но нужно быть очень осторожной, особенно не утруждать мышцы живота, пресс. Поберечься от эмоционального стресса. Вот необходимые препараты и витамины.
Я киваю. На всё.
До дома едем молча. Лишь за обедом Леон говорит, что надо переносить тур.
— Я буду танцевать.
— Нет. Это опасно. Сама потом пожалеешь.
— Я буду, Леон. Я не просто так всё бросила дома. Всё будет хорошо. Заменим какие-то сложные элементы на что-то попроще.
— Дана…
— Не обсуждается, Леон. Думаю, месяца два у нас есть, пока не будет видно живот, и пока я смогу крутиться на обруче, а не срывать его.
Леон тяжело вздыхает. Впереди нас ждёт двухмесячный тур.