Я старательно копила его в себе — этот жуткий страх пополам с лютой ненавистью. Копила, глядя, как вяжут ведуна и Юраса. Срывая одежду, сдирая сапоги, оставив только в подштанниках, избивая… Потом — глядя на мертвое тело незнакомого ведуна, поникшее на притянувших его к идолу веревках… Из распоротого живота вывалились сизым клубком кишки, а в них весело тыкали палками… дети. Такие, как мой сын и немного старше… Дети, которых я когда-то хотела спасти любой ценой. Судорожные спазмы сотрясли тело, но на языке просто скопилась горечь — я давно ничего не ела.
Нас троих вытолкали в круг, который обрисовали собой идолы. Каменные глыбы разной величины и даже цвета — вытесанные из того камня, что попался под руку и подошел по размеру. Грубо обозначенные руки и ноги, лица с тяжелыми, низкими лбами, небольшие выпуклости, обозначившие мужское начало… Хотели, чтобы они были подобием воинов? Может быть…
Я стояла между ведуном и Юрасом, прислонясь к ним плечами. На щеке у командира расплывался кровоподтек… заплывал отеком глаз. Он повернулся ко мне и подмигнул им.
— Немного потерпи… еще совсем немного, — прошептала я, оборачиваясь на шум. Между расступившейся толпой к нам шел человек — сильно в возрасте, но до сих пор красивый лицом… очень красивый. Бритый наголо, черноглазый, чернобровый. Ни богатые одежды, ни дорогое оружие не выдавали в нем вождя — он был одет просто, но вот его взгляд… Казалось, он тяжело ползет по лицу, касается кожи. Остановился перед нами, всмотрелся еще внимательнее, спросил:
— Кто такие, что делаете на нашей земле?
Я кашлянула и ответила, не обращая внимания на его удивленный взгляд — он ждал ответа от мужчин:
— Прознали о том, что здесь собирается орда. Хотели тихо проследить — не на нас ли?
— Фэ-эйри… рыжее благословение солнца… К идолу! — скомандовал он своим людям. Юрас дернулся ко мне, вождь сильно и быстро ударил его в живот, от чего тот неловко упал на связанные руки. Меня вязали к камню, а он, с трудом поднимаясь на колени, смотрел на это, не отрывая отчаянного взгляда.
— Не спеши, — толкнул его ногой назад, на землю, вожак. Оглянулся, кивнул кому-то, спокойно сказал: — Удавить. Этот не годен.
И, уже вычеркнув человека из списка живых, повернулся к Тарусу.
— Веду-ун… сильный, огненный. Что же ты не противился? Что же не призвал свой огонь?
А я, не веря своим глазам, смотрела, как сзади подходят к Юрасу два крепких степняка, набрасывают на шею широкий ремень и слаженным движением захлестывают его на шее…
— Не надо, нет! Не-ет! — забилась я в путах, заколотила голыми пятками по твердому камню. Вожак махнул рукой, остановив казнь, и уставился на меня с интересом.
— Твой мужчина?
— Да…мой… — выдохнула я, со страхом и надеждой наблюдая, как Юрас корчится на земле, с трудом проталкивая в горло воздух… Вот он стал на колени… оперся о землю подломившейся рукой… упал на локоть… живой.
— Какая немилосердная фэ-ейри… — удивленно протянул вождь, — ты хочешь, чтобы он смотрел на твою смерть?
— Пускай… хочу…
— Ну-у, пускай. Я сегодня щедрый — сделаю тебе такой подарок.
— Кто вы такой?
— Главный идол, — довольно объяснил мне мужик, играя красивыми черными глазами, — я сливаюсь разумом с ними, впитываю знания, умения, Силу…
— Это же так страшно… холодно, — поежилась я.
— Ты меня жалеешь? — расхохотался он, — нет, больше не страшно и не холодно. Вначале было… да. Но отвар дурман-травы, настой мухомора и болиголова туманит, а потом проясняет, возвышает разум, снимает и страх и холод. Это дает силу подчинить души, а некоторые из них уже безумны…
— Какие души? — насторожилась я.
— Души ведунов, травниц и… фэйри, заключенные в камень. Я же говорил тебе — мне доступно все, что они знали и умели при жизни.
— Они все — там… тут?
— Там, там, — довольно ухмылялся идол. Очевидно, любопытство будущей жертвы забавляло его. Он стоял, раскачиваясь с пятки на носок. Потом снова перевел взгляд на Таруса, которого тоже уже примотали к камню. Я поспешно спросила опять:
— Для чего это все, что будет дальше?
— Дальше? А дальше, покормив вами своих идолов, я вознесусь разумом над миром, услышу и увижу все, что захочу. Вы вызвали сюда войско? Не отвечай, я и так это знаю — притянув обрядом неприкаянные души, что были у тебя в услужении. А объединив мощь всех родовых идолов, буду знать и видеть еще больше — где ваше войско, куда движется, что говорит ваш правитель на военном совете? Обойду его стороной, пройду по всему вашему краю. До поры — никаких трофеев, никаких рабов!
Белый город, Крив-город, Роставль, Суяжск, большие поселения, малые… по широкой дуге — до самой Столицы. Ваше войско будет тянуться за мной — растерянное, озадаченное, сломленное утратами и потерями — я выжгу по дороге все живое, уничтожу их семьи… Чувствуя свое бессилие и предчувствуя поражение, они будут преследовать меня, и в это время в спину им ударит вторая половина моего войска.
Столица… в Столице меня ждет она. Красавица с синими глазами и летящими волосами. Она сильна в честном бою — когда глаза в глаза, когда видит врага, может повелевать им, а вот перед предательством и подкупом она бессильна — де-ети… Она даже поможет мне против вашего войска, чтобы спасти их жизни.
Я молчала… Он сам спросил:
— Может, ты хочешь знать — почему мы стоим именно здесь? Любопытная фэ-эйри… Тут Место Силы, здесь случайно напоили первый камень кровью и Силой пленника. Здесь все началось, и начать решающий поход отсюда — хорошая примета, добрый знак.
Он взмахнул рукой и кинул своим людям:
— Выводите остальных… пора.
Подошел к Тарусу и быстро разрезал на нем подштанники, оголив живот до темной поросли внизу, оцарапав кожу и пустив кровь.
— Сегодня смерть будет быстрой.
Потом так же поступил и со мной, распахнув бекешу и разорвав на мне сорочку. Небрежно провел по моим грудям пальцем, указав на несколько маленьких шрамов от растяжек, ласково протянул:
— Ма-ать… Я бы оставил тебя себе, хотя я больше люблю женщин с большой грудью. Но ты нужна здесь, а у меня достаточно красавиц и без тебя, фэйри.
Я тряслась от холода и непривычного чувства полного бессилия. И бережно копила в себе это — страх за близких мне людей, лютую ненависть, ярость за это бессилие, стыд за свое безразличие перед «позором» — я чуяла только холод, даже не омерзение от его касаний… Все это сползало по телу к рукам — для души фэйри были не приемлемы темные чувства. Пальцы уже не просто кололо — руки до локтей разрывало, жгло огнем.
Все это ужасало, туманило, меняло разум, но обострило иные чувства — слух и зрение. Я видела, что Юрас отдышался, но все еще стоит на коленях и локтях, наблюдая из-под рассыпавшихся волос за главным идолом и мною, ни на миг не отводя взгляда.
Видела, что, расступившись в стороны, степняки пропускают мимо себя пленников — они уже показались в просвете толпы, и я поняла, что медлить больше нельзя — если их привяжут к идолам, у меня будут по-настоящему связаны руки.
Их главный тоже немного повернулся и отвел взгляд в ту сторону и тогда я ударила… прижав руки к камню, к которому меня примотали! Серой трухой осыпался мне под ноги гранит, пали на землю веревки, а я сразу вскинула руки к вожаку, даже смогла коснуться его — он стоял совсем рядом со мной. С кончиков пальцев стекало чистое зло, превращая все, до чего дотянулось, в прах. И он тоже осыпался мелкой грязной трухой, а меня пронзил настоящий ужас!
Я вдруг увидела! Перед моими глазами замелькали безумные лица с выпученными глазами и орущими ртами, сизые клубки кишок, черные, светлые, рыжие волосы. Мелькнуло лицо Коня, и я в ужасе возопила: — Сторожи наших!
Над Юрасом уже метались чьи-то призрачные тени и тянулись к нему. Тень Коня накрыла его и прижала к земле. А я шагнула к Тарусу и распылила камень, к которому он был привязан. Новые привиды вырвались на свободу… я слышала женские вопли, мужские крики, вой, рык, похожий на звериный, даже свист стрел, но мне было не до этого.
Я выпускала на свободу МЕСТЬ! И сама орала, как безумная:
— А-а-а…! Свобода-а! Святое право на месть! У нас есть право!! Наше право на ме-есть!
У меня хватило сил почти на всех идолов, оставшихся крушили беснующиеся души, освобожденные из камня. Они множились и множились, и мне казалось даже, что я заметила своего отца — призрачную тень с рыжими волосами и карими глазами.
Что творилось вокруг! Уши заложило от криков, перед моим взором все мелькало и плыло. Тело, исторгнув из себя все зло, стало легким и невесомым, мне казалось, что я сама сейчас поднимусь и взлечу, и стану одно с ними. Я даже подняла руки и потянулась — телом и душой, а меня вдруг грубо дернули, вернув на землю. Я опомнилась, когда поняла, что Тарус тащит меня в сторону, где-то за нами ковыляет Юрас. Шум стихал, удалялся, я дернулась оглянуться, но ведун не давал.
— Ты не понимаешь, Тарус…
— Лучше тебе не видеть этого.
— Я уже видела. Их нужно отпустить домой, нельзя оставить после всего этого. Разжигай огонь!
Ведун стал над телом одного из степняков и с вопросом взглянул на меня.
— Быстрее! — мне было все равно, из чего он запалит костер. — Они разлетятся, как ты не понимаешь?
Вражье тело горело смрадно и грязно, но сильно. Я окинула взглядом бывшую стоянку орды и содрогнулась — все, как в том видении. Развороченные шатры, тела… кровь… мертвые дети. Я отвернулась — помнила их, тыкающих палками в человеческие кишки… Был ли он к тому времени уже мертв? Звереныши, воспитанные зверьми. Они видели это с пеленок, купались в крови несчастных, их учили этому — издевательству над беззащитными пленниками, изысканному набору пыток. Учили нелюди, не достойные жизни на этой земле.
— Я отпускаю вас! Вместе с Силами, разрешившими мне это, я отпускаю вас на ту сторону — к родным и любящим вас. К тем, кто излечит ваши души! Там ждет вас новый дом, в котором готово место для вас, воины. Отпускаю к новой счастливой и долгой жизни! К возрождению! Уходите, теперь вы свободны!
Схватила клок своих волос и хотела срезать, искала глазами лезвие, но над костром уже простерлась рука ведуна, истекающая кровью. Она щедро лилась с ладони и громко шипела в огне, который ласкал и обнимал его кровоточащую руку. Потихоньку вокруг стало тихо и пусто, а я вдруг вспомнила:
— А пленники?! Где они?
— Там, — показал Тарус в небо, вытирая от крови руку с закрывшейся уже раной. — Ты только что отпустила их. Не вини себя, ты и не могла… это просто чудо, что мы спаслись возле тебя.
— Ко-онь! Конюшка-а! — позвала я настоящего их спасителя и не услышала ответа. Повернулась к ведуну и спросила: — Это что — все?
— Не знаю, — сказал ведун, укутывая меня, застегивая распахнутую бекешу.
— Ушел — значит так нужно. Значит, уже можно было. Ты что — хотела держать его силком? Не хотела… Нужно найти нам обувку, одежду — у тебя посинели ноги, Таша. Ты разве не видишь? — протянул он руку и подал мне на раскрытой ладони мохнатый тающий комочек. — Это снежинки… пошел первый снег…