— Немного, конечно, — старуха окинула огорченным взглядом скромную кучку медных монет, — но на пару недель хватит. Хозяйка просила помочь с огородом, так что овощи на обед будут.
И я ощутила от нее красноречивый посыл побыть пару недель травоядной, ибо денег на пироги и мясо нет.
Надо так надо. Лучше овощами питаться, чем тюремную баланду хлебать.
И мы занялись хозяйственными делами. Устроили тайник в комнате. Дошили кошельки. Вполне себе занятия для двух хозяек.
Где я взяла золото и серебро, бабуля не спрашивала, оно и понятно: меньше знаешь — дольше живешь. Откуда я появилась — тоже. Я же не торопилась рассказывать о прошлом. Внутри жил иррациональный страх, что откровение перечеркнет мой шанс на возвращение домой. Мол, пока никто не знает, откуда я, есть вариант вернуться. Глупо, согласна.
Последнее время я искренне переживала за целостность разума, а потому предпочитала не спорить с внутренним голосом. Хочется ему надеяться вернуться — пусть. Да и не такая уж это и безнадега. Надо лишь найти нужного бога, да провести ритуал на открытие портала. Вопрос цены. И буду ли я готова ее заплатить.
Вечером к нам постучали.
Я обмерла от страха. Испуганный взгляд метнулся к тайнику. А воображение рисовало толпу врывающихся к нам стражников — вот она, нечистая совесть ворюги. Хотя эти стучаться вряд ли станут — скорее просто вынесут дверь.
Бабуля поднялась. Степенно одернула юбку — само достоинство. Открыла дверь. Короткий разговор. Убийственный взгляд в мою сторону.
— К тебе, — неодобрительно возвестила Тыгдлар.
Я отставила кружку с широм. Вышла во двор, и на меня с надеждой уставились три пары глаз. Женщина с ребенком — девочкой лет десяти и... наша хозяйка.
Хм, Штирлиц прокололся и теперь работает на Мюллера.
— Я недоучка, — предупредила честно, — выгорела, потому и недоучилась. Дар потихоньку восстановился, но...
И я сделала горестное лицо, мол, обстоятельства не позволили продолжить грызть гранит науки.
Мне покивали. И, кажется, были готовы согласиться даже с тем, что я Баба-яга и по ночам оборачиваюсь монстром, пожираю печень гостей, лишь бы помогла.
Рана была плохой, старой и порядком загноившейся, вдобавок у девчонки температура, а значит, зараза попала в кровь.
— Почему не к целителю? — спросила я, не горя желанием брать на себя ответственность за жизнь ребенка. Неуч я. Полный.
И тут женщина бухнулась на колени, и ее обвислые щеки — как у бульдога — задрожали от волнения.
— Помоги, умоляю, муж — пропойца, сгинул. Денег нет. Только-только на еду хватает.
И у меня прям дежавю. Что-то такое я читала у классиков век про девятнадцатый... Только там у женщин щеки нормальные были, глаза без тройных век и волосы не напоминали стекловолокно... Но у меня после серой зоны уровень толерантности в разы вырос. Я даже не пялилась на непривычную внешность, хоть глаз и дергался. Подумаешь, тетя подтяжку лица вовремя не сделала. Вон у девочки щечки почти нормальные...
— Встаньте, — попросила, ощущая себя жутко неудобно. Наследие советского прошлого: «Мы не рабы, рабы не мы». На коленях лишь в храме достойно стоять, а не так унижаясь...
— Хорошо, я посмотрю, — пообещала, уже понимая, что пожалею о своем согласии. Людская молва — самый быстрый и надежный способ распространения информации. Вопрос лишь времени, когда до синих дойдет слух о незаконном целителе, промышляющем у них под носом... Одна надежда, что пациенты не станут болтать о том, что пришли ко мне, ибо их визит тоже вне закона.
— Денег не возьму, — предупредила.
Я смогу оправдаться лишь одним — неполучением прибыли. Хотя... с непонятными планами веревки и плюща я вряд ли дождусь визита синих. Не просто так мне камушки поносить дали!
Присела на скамейку, ногу девочки положила на колени.
Ну-у-с, великий и совершенно необразованный целитель, приступим?
Мне принесли горячую воду, чистых тряпок, и первым делом я обработала рану. Потом накалила на огне острый нож.
Во взгляде матери читалась масса сомнений касательно моего профессионализма. А нечего по незарегистрированным целителям шляться. Впрочем... кто я, чтобы судить? И может, там действительно все плохо: одна с ребенком против целого мира.
— Придержите ее, — попросила мать, но та лишь испуганно замотала головой.
— Я помогу. — И Тыгдлар ловко обхватила девочку руками, отворачивая ее голову в сторону.
От присутствия бабули на меня внезапно снизошло спокойствие, руки перестали дрожать, а сердце испуганно бухать в груди.
Полоснула по ране, точно всю жизнь этим занималась.
— Свет! — рявкнула на старуху-хозяйку тоном профессионального хирурга. И когда трясущийся огонек лампы задрожал над раной, принялась вычищать гной.
Адреналин наше все — руки буквально летали. А заморозка — спасение пациента. Девчонка даже не пискнула.
Подозреваю, я первая, кто сочетает подобное — магическое с хирургическим, но мне не до гордости.
Убрала гной и, когда пошла чистая кровь, наложила ладони, призывая тепло.
Мельком подумала, что закономерно: холод замораживает, тепло излечивает. И надо будет не перепутать эти два эффекта.
Холод отступал, и девчонка задышала чаще от возвращающейся боли.
Я отстранилась, осматривая рану. Что же... кожа все еще красная, но края я стянула. На всякий случай забинтуем, чтобы не разошлись.
— Повязку менять каждый день, следить за жаром, давать много пить и не позволять нагружать ногу.
Вот что-что, а давать инструкции я умела отменно, даже с кружащейся от слабости головой.
— Если поправится... — Помолчала, потом внесла исправления, а то мать стремительно бледнела. — Когда поправится, принесешь корзинку еды. Сколько сможешь. Все.
И они вдвоем растворились в темноте, а я... даже сил не нашла подняться. Меня, ворча и ругая, подхватила под мышки бабуля и, придерживая, довела до лежака.
Вслед же неслось:
— Белая целительница. Создатель, спаси и сохрани.
Последнее, что я запомнила перед тем, как вырубиться, это нудящий голос бабули:
— Никогда не слышала, чтобы кто-то выжил после выгорания, да еще и дар восстановил.
Упс... Штирлиц плохо проработал легенду.
Дворец гудел, словно в него запустили рой гигантских пчел. Вестовые носились, заставляя жаться к стенам не только слуг, но и вельмож.
Дарье удостоился особой чести — ему торопливо уступали дорогу, его благословляли, ему заискивающе улыбались, желая победы. Женщины смотрели с обожанием, мужчины с одобрением.
Как всегда, когда враг подступал к границам, все разом вспоминали о нем, но стоило миру продержаться дольше чем пару лет, как от «солдафона-князя» начинали воротить нос.
Дарье позволил ядовитым мыслям бродить в голове ровно до дверей зала совещаний, а потом отбросил их, входя внутрь.
За круглым столом сидели король с сыном, по правую руку от его величества расположился магистр Вензаль из Белого ордена, за ним сидел Альгрус Рудокоп — промышленник красных, напротив занял место Тиш Кознедой — военачальник Зеленого сектора.
Что же... все в сборе.
— Прошу меня простить, господа, срочный доклад, — извинился за опоздание Дарье.
Его величество кивнул, принимая извинение.
— Не томите, князь, — нетерпеливо протянул Тиш.
— Враг будет у ворот Города через четыре, максимум пять дней, — подтвердил опасения собравшихся Дарье, — на их стороне с десяток алохских племен, наемники Руграда. Ходят слухи о том, что к войску присоединились лучники Шахра, пираты и всякое отребье. Но меня больше беспокоят разговоры о мертвецах.
— Сказки, — презрительно бросил магистр, — мертвые не опасны, а вот алохские дикари с их зверьем могут доставить проблем.
— Я считаю, их надо встретить вот здесь. — Дарье указал на долину между холмами. — Мы подожжем лес с востока, устроим обвал на дороге с запада и заставим их выйти сюда. — Его палец коснулся точки на карте. — Тут мы их и встретим.
— Не лучше ли дождаться в Городе, под защитой стен? — опасливо спросил промышленник.
— Нет, — мотнул головой Дарье, — слишком много противоречий в докладах шпионов. К тому же они точно готовились к штурму и припасли нам сюрпризов, а вот к битве в поле они готовы меньше. Встретим их на наших условиях.
— Согласен, — кивнул магистр, — мои братья будут готовы выступить завтра.
— Хорошо, — подтвердил свое согласие его величество, — мы тоже будем готовы.
— Как всегда — за вами, — ухмыльнулся Тиш.
— От вас, господин Рудокоп, ремонтники и обоз, также нам понадобятся ваши артефакты, особенно последние разработки. Я был впечатлен их испытаниями, — обратился Дарье к красному.
— Вы можете на нас положиться, — склонил голову тот.
За следующий день я успела принять двоих — весть обо мне расползалась с пугающей быстротой, зато бабуля уже мысленно подсчитывала прибыль — ведь на еду мы тратиться не будем.
Женщина жаловалась на боли внизу живота — я попыталась снять воспаление, очаг определялся четко — от него фонило дурным, как от печки теплом. Эх, сюда бы пиявочек. Они хороши как раз при женских воспалениях. Но чего нет, того нет. Работаем руками.
Мужчина пришел с понятным и простым: стрелой в плече. Пришел под вечер, когда стемнело. И лицо прятал под капюшоном.
Я посмотрела на него как на идиота — он бы еще с копьем в спине пожаловал. Он на меня — с полным недоверием, пигалица неопытная, — но, видать, идти было не к кому. Синие не дураки, чтобы целителей из-под надзора выпускать. Во-первых, опасно кому попало без нужных знаний лечить, во-вторых... Вот как раз из-за таких со стрелой и было «во-вторых».
— Прием окончен, — буркнула я с досадой — своих проблем с законом навалом. Одни только порушенные здания на солидный срок тянут.
На меня глянули со злостью и явным желанием вытащить стрелу из плеча и воткнуть мне в глаз.
Хм, проблема. Вылечу — может прилететь ответка от синих. Не вылечу... получу проблему прямо сейчас, если «проблема» выживет, конечно. Хотя такие, как правило, выживают.
Вздохнула — мне бы третий вариант, где я начальник отдела и мужиков со стрелой в плече лишь по телевизору видела.
— И как вас угораздило? — спросила раздраженно, выкладывая чистое полотенце на стол и ставя чайник на плиту. Спросила и прикусила язык. Куда я со своим любопытством лезу? Пора бы привыкнуть, что блогеров здесь нет, а лишние знания ведут к товарищу с топором, или как они тут любопытных казнят.
Но мужик неожиданно ответил:
— На охоте столкнулся кое с кем.
Хм.
— Повезло, шахрские выродки обычно не промахиваются.
Даже так. И где же он «охотился», если по нему стрелять начали? И почему не обратился к врачам? Видать, не все так просто с этой охотой.
— И часто эти выродки тут промышляют? — спросила, раздумывая над тем, чем мне кончик стрелы обломать, чтобы древко вытащить.
А ведь мы с бабулей по лесам, считай, каждый день ходили... И я почувствовала себя дичью.
— Только когда разведку перед боем проводят, — нехорошо так усмехнулся раненый, и я замерла.
Разведку? Перед боем?
Твою же...
— Я правильно понимаю, они собираются напасть на Город? И нападать будут не только те, кто умеет стрелять из луков?
Мужчина глянул потрясенно.
— Что вы здесь делаете, госпожа? — Выразительный взгляд по сторонам. — Если у вас проблема с семьей, от жениха там сбежали, я могу помочь.
Ух ты. Меня за благородную приняли. Вот что значит высшее образование! Я прям загордилась. Ну и стандартно — если у женщины проблемы, они обязательно или от упрямства, или от любви. Иного не дано.
— И вам по-любому под защиту стен надо. Если твари сюда доберутся, никого в живых не оставят.
Я содрогнулась, представив себе пиршество победителей в побежденном городе. А у нас даже подвала нет, где можно спрятаться!
— Через сколько они будут здесь? — уточнила, мысленно планируя земляные работы по выкапыванию схрона. Ну а что? Территория позволяет.
Мужчина пожал плечами, поморщился от прострелившей боли, с опаской покосился на нож в моих руках.
— Это... — сглотнул, — обломать же можно.
Кому можно, а кому нет. У меня пальцы на обламывание стрел не заточены. Они вообще больше к офисному труду привычны.
Выразительно изогнула бровь.
Мужик вздохнул, смирился с неизбежным — моими нежными ручками на стреле и проговорил:
— Дня через три-четыре будут.
Это же... даже если копать сутками, мы не успеем. И почему все так быстро и так не вовремя?!
— Тыгдлар, — позвала бабулю, — можешь помочь?
Та подошла, оглядела обнаженный по пояс торс, стрелу. Втянула носом воздух, точно пытаясь по запаху определить производителя.
— Шарх? — спросила у раненого.
Ух ты! Определила.
Тот кивнул.
Бабуля поморщилась, глянула — точно в грязь втоптала. Мужика аж согнуло, бедного. Протянула руки — хрясь, вжик, и на пол толчками полилась из раны кровь. Я торопливо наложила полотенце, потом прижала ладони, останавливая кровь.
— Вы, госпожа, сильно не старайтесь, на мне все как на звере заживает.
Бабуля аж побелела, услышав обращение ко мне, но спрашивать ничего не стала.
Я побыстрее выпроводила раненого из дома — кровь остановила, рану очистила, туго забинтовала плечо, и хватит с него.
— Правда, что ль, из благородных? — спросила Тыгдлар тяжело, когда я убирала окровавленные тряпки со стола.
Вздохнула — началось. Нам только по классовому признаку разругаться не хватало. Вряд ли здешние обитатели питают нежные чувства к тем, кто за стенами Города в особняках прячется. Что там у нас? «Вставай, проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов!» Чур меня, чур! Только не революция. Я лучше за еду работать буду. Впрочем, и так работаю.
— Ты давно уже все поняла, — понизила голос — детвора, набегавшись, крепко спала, — нездешняя я. Из другого мира. Так что мое происхождение здесь не имеет никакого значения.
Бабуля хмыкнула, не впечатлившись объяснением. Отобрала грязные тряпки.
— Ты это всегда ты, — проворчала недовольно, — а происхождение не спрячешь, как ни старайся. Да и дар твой... Ни разу не встречала у простых.
Вот как. То есть магия у них по родовому признаку распределяется?
Спросила.
Оказалось, не совсем. Одаренные появлялись и у простых, но редкий дар — привилегия аристократов. Спасибо селекции, ибо женились и выходили замуж лишь за тех, кто с даром.
Выяснила и чем белый целитель отличается от простого. Простой мертвое не оживит, а я в лавайху жизненную силу вдохнула. Так что теоретически — совершенно теоретически — могу и мертвого поднять. Если он свеженький. Тьфу. Надеюсь, до этого не дойдет.
Это тонкое отличие известно не всем — Тыгдлар, например, муж рассказывал, простые же граждане уверены, что белый целитель лечит по велению богов и потому денег не берет.
Так что я своим альтруизмом себе легенду и подписала.
— Слухи нехорошие в Городе ходят, — уведомила меня бабуля, когда с уборкой было закончено, — войска завтра уходят. Говорят, на бой. Если проиграют... — И выразительный взгляд подтвердил мои худшие опасения. Бабулю не спасет даже то, что она из бывших, ибо жила при захватчиках, значит, поддерживала их. Про нас с детворой и говорить нечего. Схрон нам бы точно не помешал...
— За стены не пустят? — уточнила без особой надежды.
Бабуля пожала плечами:
— Никогда не пускали.
Понятно. Сытый голодному не товарищ. Будем отбиваться своими силами.
А ночью меня разбудили. Пощекотали в носу, дернули за пятку. Мне как раз снилось, что я ползу по полю в ночной рубашке, которая неудобно цепляется траву, а над головой с нервирующим свистом проносятся эльфийские стрелы. Не спрашивайте, откуда эльфийские, но здоровые такие... три фута длиной и попадают в мелкую французскую монету.
Вот в такой напряженный момент какая-то сволочь и дернула меня за пятку. Как я не заорала, сама не понимаю.
Села на тюфяке, успокаивая зашедшееся сердце, ощупала взглядом освещенную лунным светом комнату. Никого... Прям обидно стало. А я уже приготовилась дать будильщику в глаз.
«Вставай!»
О! Давно не слышались в моей голове. Не скажу, что сильно скучала.
Нахлынула стопроцентная уверенность, что началось... То самое. И закинут меня туда, где камушки украденные пригодятся. А вот моя жизнь нет...
Тыгдлар беспокойно перевернулась на другой бок, всхрапнула.
«Поторопить?» — обманчиво ласково предложила веревка, и у меня внутри возникла абсолютная уверенность, что если откажусь... С кого они начнут? С бабули или с детей?
Вздрогнула, стряхнула ощущение накатившего липкого страха. Достала свой кошель с золотом. Не дыша, ступила босыми ногами на ледяной пол — печка успела остыть и в комнате копился ночной холод, но все равно было теплее, чем ночами под мостом.
Положила монеты на стол. Все до одной. Если вернусь, бабуля примет. А если нет... не пропадать же добру. Тут им лет на десять хватит. За это время дети подрастут, работать пойдут. Бабуля у нас умница, в хорошие руки пристроит, еще и внуков понянчить успеет.
Я поняла, что сознательно оттягиваю уход. Вон уже в будущее заглядываю. Мечтательница.
Подхватила сапоги, одежду. Крадучись — точно тать покидаю дом — двинулась к двери. Отодвинула запор — хиленький, на один хороший удар. Напряженно прислушалась, но в комнате царила все та же успокаивающая тишина.
Вышла во двор, вдыхая стылый воздух и зябко переступая босыми ногами по студеной земле. Нагретое после постели тело начала бить крупная дрожь.
«Одевайся!»
Передо мной бухнулся тюк с одеждой.
Ух ты! Веревка не забыла мой бродяжный вид. Решила сама заняться шопингом. Настораживающе...
Никогда не одевались ранней весной на свежем воздухе при зашедшей за облако луне? Масса впечатлений. Казалось, что стук моих зубов разносится по всей округе. Страшно хотелось плюнуть на всех и пойти спать. Но сила не на моей стороне. На моей — максимум упрямство и мозг, который сейчас нашептывал одну страшилку за другой.
Что-то темное и большое на ощупь оказалось шерстяным плащом, и я разом взбодрилась, потому как выделка шерсти была получше, чем у моего старого плаща. Штаны натянула сверху на джинсы, и все равно пришлось фиксировать ремнем, потому как болтались. Плотная рубашка — или все же китель? — обвисла на плечах. Темнота не давала шанс на подробности. Сапоги оставила свои. Берет напялила на голову. Перчатки сунула в карман.
Уф... вроде все.
Вышла в пятно лунного света, и веревка забилась в истерике:
«Зеленые?! Ты достал форму зеленых?!»
Слушать диалог лишь с одной стороны было немного забавно.
«Ты-ы-ы, недоумок сохлый, последние мозги с листьями потерял?!»
Пауза - видимо, с оправданиями.
«А мне плевать, что остальная форма лучше охранялась. Это же зеленые! Они всегда в хвосте, только делают вид, что воюют».
Занятно. Кого-то не устраивает тыл армии? Похоже, нам на передний край.
— А может, мне уже расскажут, зачем нам надо к зеленым? — спросила глухо, глядя на яркую звезду над горизонтом. Такая маленькая отсюда и такая яркая...
Занятно чувствовать, как кто-то спешно затыкается у тебя в голове.
«Пошли уже», — сердито буркнула веревка, и передо мной взметнулся вихрем плющ.
Понятно, подробностей не будет. Зато будет сильный тычок в спину и мой полет прямо в центр вихря.
Глаза я зажмурила, живот скрутило тошнотой, а сердце подпрыгнуло к горлу. Доли секунды, и я головой влетела в жесткую, пружинистую ткань, которая отшвырнула меня на землю, больно приземлив на пятую точку.
Офигеть! Это был портал?! А говорили, что их только боги могут создавать.
Встала, потирая ушибленное место и окончательно просыпаясь — мысли после полета аж остекленели от ясности. Огляделась.
Хм, я в лагере. Классическом таком военном биваке. Воздух пропитан дымом костров и подгорелой кашей. Наполнен разговорами, звяканьем металла, чьими-то отрывистыми командами. Пронизан той особой атмосферой предвкушения большой драки, когда каждый точно знает, что ему делать после команды «строиться».
А тут я. В плаще, который практически по земле волочится. В чужих штанах — сползают, сволочи, несмотря на ремень. В берете, который мне лихорадочно перевернули задом наперед, дабы не палила контору. Ну и в резиновых сапогах, которых в этом мире нет.
Солдат Швейк в тылу врага, ага. Ладно, не врага, но делать мне тут совершенно нечего. Я же находка для любого караульного. Бери и выдавай за шпиона.
Ладони налились холодом от подступающей паники. Горло сдавило. Плечи свело, точно в них уже целился взвод лучников.
И камни. Камни-то главное!
Обмерла. Сунула руку под плащ, пытаясь нащупать второй камень. И поняла, что сегодня я его точно не потеряю, впрочем, и завтра тоже. Я теперь дважды камненосец, чтоб некоторым до конца дней на колодезном вороте ведра поднимать!
«Что встала? Двигай давай».
Командирша волосяная... Мышей на нее нет.
А куда двигать? За палаткой хоть безопасно.
Меня подпихнули в спину, намекая, что дальше потащат за шиворот.
Я постаралась принять крайне деловой вид крайне делового человека, подхватила бочонок, крепко прижала его к животу. Так и потопала.
Некоторое время мне удавалось не привлекать к себе внимания, выполняя команды веревки: «Направо. Сейчас налево. Не туда, бестолочь». А потом спину ожег удивленный возглас: «Баба!» И меня втолкнули в палатку.
Здесь было пусто, не считая сваленной в углу одежды, а еще царил стойкий полумрак. И нарастающее сопение стоящего напротив верзилы откровенно пугало.
— За мужиком поперлась? — дружелюбно осведомился слишком внимательный зеленый. — Не испугалась тридцати ударов плети за обман?
Мамочки! Верните меня к бабуле.
— Не боись, — снисхождение в тоне стало почти царским, — не выдам, если и мою постель согреешь.
Я и бочка попятились.
А в голове, сводя с ума, горячо спорили.
«И не всякое шлеп-шлеп и чмок-чмок ей понравится».
Пауза.
«Нет, двуногие самки под любого самца не ложатся. Да и посмотри, какой он здоровый! Покалечить может!»
Пауза. Мы с зеленым напряженно разглядывали друг друга. Мужик ждал моего ответа, который был ему в принципе и не нужен — ясно же, что не выпустит. Я ждала, о чем договорятся веревка с плющом. Но и развлекать плюща чмок-чмоками — извращенец какой — не собиралась.
«Я серьезно. Такое и убить может. Поверь, сама видела».
Содрогнулась, подумав с благодарностью, что хоть в этом вопросе веревка наш человек. А потом солдат с хрипом подлетел в воздух и с глухим стуком упал вниз. Я застыла, обливаясь холодным потом. Запоздало накатил дикий ужас, делая тело слабым, как кисель. Во вспотевших ладонях заскользила бочка, рухнув мне на ноги. И... боль отрезвила. Я подскочила, зашипев. Потом аккуратно, не дыша, обошла лежащего мужика по дуге — малодушно веря, что его слегка придушили. Выскочила из палатки, чтобы тут же быть втянутой обратно.
«Такой она привлекает внимание! Если бы ты, сухость трухлявая, украл форму синих, вопросов бы не было. У них в лагере и женщины есть. А сейчас что делать будем?»
Отпускать меня обратно. Ясно же, что план не сработал. Рано или поздно я попадусь. А там... обыск, пытки и допрос.
«Думаешь, тело изменить легко? Да еще чтобы живым осталось?»
Я икнула. Не надо меня менять. Может, я ползком попробую?
«Иллюзия. Ха! Хороший маг ее мигом распознает. Если только...»
И я замерла, полная дурных предчувствий. Хотя... куда уже хуже.
«Слышь, убогая, тебе надо сменить облик».
Звучало как предложение поменять наряд.
Я предупреждающе положила ладонь на грудь.
— Не позволю, — прошипела. Ни убирать, ни отращивать. Ни за что.
«Нашла ценность», — уничижительно хмыкнула веревка.
Фразу «У тебя и такой нет» я благоразумно оставила при себе.
«Замотай, и ладно. Лицом обойдемся», — пошли мне навстречу.
Вокруг него взметнулся теплый вихрь. Кожу зажгло, голове стало легко и холодно, скулы стянуло, потом пронзило резкой болью.
«Терпи», — приободрили меня. В нос точно кулаком заехали, потом его потянули вверх, так что слезы ручьем потекли из глаз.
«Все, — устало выдохнула веревка и обрадовала: — Гордись, вышел красавчиком».
Хихикнув:
«Сверху».
Приличных слов не нашлось, но меня успокоили:
«И что так затряслась? На время это. Сама вернешь свой облик, когда в безопасности будешь».