Глава 17

Наверное, линзы сейчас прилипнут к глазам.

Бросив пожелтевший листочек на колени, я с наслаждением потерла веки. Да, давненько не сидела всю ночь над бумагами, еще со времен колледжа… Взбив подушку, взглянула на стоящие на туалетном столике часы. Половина третьего утра. Неудивительно, что даже контактные линзы взбунтовались.

От света прикроватной лампы на велюровых обоях гостевой спальни появились причудливые тени. Воздух несвежий, как и во многих комнатах для гостей. Значит, в этом доме гости нечасто остаются на ночь. Комод с зеркалом украшен фотографиями в серебряных рамках (снимков Колина среди них не было) и набором туалетных принадлежностей с инициалами миссис Селвик-Олдерли. Рядом с серебряными рамками любопытная статуэтка, скорее всего африканская. Да в этой спальне полно интересных безделушек: в углу украшенное бахромой копье, а на письменном столе незнакомая шестиногая богиня по соседству с пастушкой из дрезденского фарфора.

Я решительно поднесла листки к глазам, но выцветшие бледно-голубые строчки сливались в расплывчатое пятно. К сожалению, Амели в отличие от Джейн писала очень небрежно: сплошные зачеркивания, кляксы, а в моменты переживаний — и лишние петли на буквах. Последнюю запись она делала явно не в момент душевного спокойствия, буква «n» почти не отличались от «m».

Естественно, я бы тоже нервничала, если бы мужчина моей мечты, да еще в черной маске, после страстных поцелуев просто взял и выпрыгнул в окошко. Вообще-то в колледже я целовалась с парнями, имен которых так и не узнала, но хоть их лица-то видела. А уж как она старается понравиться этому шпиону, просто из кожи вон лезет.

Бедная Амели! В поисках Пурпурной Горечавки я была на одном уровне с Амели, а вот с Розовой Гвоздикой дела обстояли гораздо хуже. Рассмотрим возможные варианты. Кажется, мисс Балькур права, Жорж Марстон выглядит очень подозрительно. Зачем вести себя так грубо и вызывающе? Возможно, чтобы скрыть свою истинную сущность? А еще он наполовину англичанин, наполовину француз… А что, это идея! «Розовая Гвоздика был французом!» — в бешенстве кричала я Колину. А вдруг это действительно окажется так?

Я задумчиво улыбнулась. Представляю улыбку на лице мистера Селвика, когда Королевское историческое сообщество выяснит, что Пурпурная Горечавка был не только наполовину французом, но и офицером армии Наполеона.

Но я слишком любила Розовую Гвоздику и вовсе не хотела, чтобы им оказался Жорж Марстон, даже ради того, чтобы позлить Колина. В Марстоне было что-то, напоминающее развязных парней, которые цепляются к тебе в клубах, не обращая внимания на то, что ты просто пришла потанцевать с подругами. Такие не желают ничего слушать.

Пусть лучше уж неуловимым шпионом будет Огастус Уиттелсби. Я читала его послания к Джейн: пятнадцать стихотворений под общим заголовком «Ода принцессе в лазоревых туфельках». Рифмованные строчки, которые и стихами не назовешь, не обидев Китса и Мильтона. Разве нормальный человек станет писать столь ужасные вирши, если только не нарочно? Наверное, это просто маскировка. К тому же между Миловидной Принцессой и Розовой Гвоздикой есть что-то общее.

Я застонала, обхватив голову ладонями. Брр, кажется, я схожу с ума, если ищу параллели между Миловидной Принцессой и Розовой Гвоздикой.

Давно пора спать… Сейчас бы чашечку кофе или хотя бы воды, что угодно, лишь бы взбодриться и прочесть как можно больше, пока Колин Селвик не убедил тетушку, что меня больше нельзя пускать на порог.

Уложив странички дневника на туалетный столик, я откинула одеяло и вылезла из кровати.

Осторожно приоткрыв дверь, я на секунду замерла, чтобы глаза привыкли к темноте. Так, а теперь вперед по темному коридору. Моя подруга Пэмми любит повторять, что у меня сломан внутренний компас. Попросите меня что-нибудь найти, и я пойду в противоположном направлении.

На фоне громкого тиканья часов слышались страшные ночные звуки: гудели трубы, скрипели половицы, шелестели за окнами деревья. Искренне надеясь, что двигаюсь в сторону кухни, я осторожно шла вдоль стены. Ой! Нога больно ударилась о дверной косяк. Потирая ушибленную щиколотку, я беспомощно озиралась по сторонам. В свете уличного фонаря тускло блестело что-то серебряное. Кажется, я набрела на гостиную: длинный стол из полированного дерева, буфет со столовым серебром…

Наверное, кухня должна быть где-то неподалеку, верно? Нужно проверить предыдущую комнату, а потом — следующую.

— О черт! — Я врезалась во что-то теплое и жесткое.

Сильные руки схватили меня за локти, а я тут же попыталась вырваться.

— Что за черт! — прошипел знакомый голос.

Колин Селвик! Кто еще стал бы грубить гостю в столь ранний час? Я оттолкнула его со всей силы, почувствовав, как под тонкой тканью рубашки бугрятся мускулы. Он даже не покачнулся.

— Отпустите! Это же я, Элоиза!

Но Колин лишь немного ослабил похожие на тиски объятия. Тепло сильных рук согревало даже сквозь ночную рубашку миссис Селвик-Олдерли.

— Какого черта вы шныряете по дому ночью?

— Присматриваю, что бы стянуть, как же иначе? — огрызнулась я.

— Ради всего святого… — Наконец отпустив мои локти, Колин сделал шаг назад. — Только не начинайте снова, ладно?

— Ищу кухню, — чуть слышно пояснила я. — Пить хочется.

— Вы не туда идете.

— Чего и следовало ожидать, — пробормотала я.

— Давайте я вас провожу, пока вы не разбудили тетю Арабеллу, — процедил Селвик и бросился в противоположную сторону, нисколько не беспокоясь о том, успеваю я за ним или нет.

Колин уверенно двигался по темному коридору, ловко огибая препятствия в виде небольшого столика (в который я на ходу врезалась), стул (та же история) и чей-то раскрытый зонт. Кажется, это его дом… В конце концов, что я знаю о Селвиках? С трудом поспевая за высокой фигурой, я напоминала себе, что знакома с этой семьей всего один день. Миссис Селвик-Олдерли мне чужая, несмотря на всю доброту и ночную рубашку, которую она мне одолжила. Наступив на подол, я подобрала его и вслед за Колином Селвиком прошла через вращающиеся двери на кухню.

Колин щелкнул выключателем, и стало так светло, что я прикрыла глаза рукой. Не убирая руки с выключателя, он вопросительно на меня смотрел.

Я смело встретила его взгляд. При электрическом освещении потомственный аристократ казался гораздо менее страшным, чем в темном коридоре. В клетчатых пижамных штанах и застиранной футболке вообще трудно произвести впечатление.

И все же очень не хватало десятисантиметровых шпилек. Босая, в чужой одежде, я чувствовала себя маленькой и беззащитной. Чтобы встретить насмешливый взгляд Колина, пришлось запрокинуть голову, что мне очень не понравилось.

— Хотите что-то сказать? — не выдержала я. — Или просто подпираете стенку?

— Вы очень нравитесь тете Арабелле, — как ни в чем не бывало признался племянник.

Кажется, этот факт его сильно удивляет.

— Как ни странно, она не одна такая…

Селвик смущенно потупился.

— Послушайте, я не хотел…

— Относиться ко мне, будто я страдаю венерическим заболеванием?

Красивые губы насмешливо дернулись.

— Что, правда страдаете?

— Мужчинам о таком не рассказывают, — отозвалась я.

Не сообщать же ему о болезненном пристрастии к шоколадным батончикам «Кэдбери»?

Колин улыбнулся, на этот раз тепло и искренне. Вот незадача! Считать его злодеем гораздо проще и удобнее.

— Простите, я вел себя очень грубо! Вы появились столь неожиданно, что я просто не был готов, потому и отреагировал так болезненно.

— Ясно…

Я ждала чего угодно, только не извинений!

— Тетя Арабелла очень вас хвалила, — продолжал мести хвостом Селвик. — Она никак не может прийти в себя от того, что вы написали о Пурпурной Горечавке.

— С чего вдруг такое дружелюбие? — подозрительно спросила я, скрестив руки на груди.

— А вы всегда говорите то, что думаете?

— Сейчас слишком поздно для политеса, — честно сказала я.

— Да, пожалуй, — подавил зевок Колин. — Могу я в знак примирения приготовить вам горячего шоколада?

Подтверждая слова конкретным делом, он подошел к столу и проверил, сколько воды осталось в стареньком электрочайнике. Вполне удовлетворенный результатом, включил его в сеть и нажал на большую красную кнопку.

— Ну, если вы пообещаете не подсыпать мышьяк, — проговорила я, продвигаясь вслед за ним к столу.

Длинный подол ночнушки мел по светлому линолеуму.

Порывшись в буфете, Селвик достал банку растворимого шоколада и протянул мне, предлагая понюхать.

— Чувствуете? Никакого мышьяка.

— Кажется, мышьяк не имеет запаха, — проговорила я, водя пальцами по мраморной разделочной доске.

— Черт, снова запечатанная! — Вскрыв банку, Колин разложил растворимый шоколад по кружкам, одну украшенную большим пурпурным цветком, вторую с цитатой, скорее всего из Джейн Остин. — Послушайте, если вам станет легче, обещаю оставить ваше тело на видном месте.

— Ладно, тогда давайте пить шоколад, — зевнула я.

Громко щелкнул красный рычажок, значит, вода вскипела. Не веря своим глазам, я смотрела, как Колин разливает кипяток по кружкам. Неужели это я нахожусь на чужой кухне, а молодой джентльмен, который несколько часов назад велел держаться подальше от семейного архива, готовит горячий шоколад? Наверное, галлюцинация. Или сон, сейчас я проснусь на каком-нибудь экзамене, а Колин превратится в дрессированного таракана.

— Любите цветы? — спросил Колин, протягивая мне кружку.

Ради диссертации я воздержалась от ехидных замечаний.

— Вы здесь живете? — поинтересовалась я, осторожно взявшись за ручку.

Селвик покачал головой.

— У тети Арабеллы останавливаюсь, только когда приезжаю в Лондон.

— Ваша подруга тоже здесь?

В глазах Колина мелькнуло что-то похожее на раздражение: как я посмела сунуть нос в его личную жизнь?

— У Серены отдельная квартира, — с притворным спокойствием ответил он.

Страшно хотелось спросить, почему он остановился у престарелой тетушки, а не у прекрасной подруги, но я прикусила язык. В конце концов, это не мое дело. Наверное, они поссорились, и Колина отлучили от тела. Может, он неряха, и девушка его выгнала, или наоборот, она сильно храпит? Мне больше понравился второй вариант. Прекрасная Серена сопит и свистит, а Колин не выдерживает и несется на Онслоу-сквер прямо в клетчатых пижамных брюках.

Внезапно в голову пришло более разумное объяснение, и я тут же поскучнела. Скорее всего племянник вернулся к тетушке, чтобы незваная гостья не стащила чего ценного.

— Что, простите?

Я так увлеклась рассуждениями, что не расслышала последней фразы.

— Почему бы вам не присесть? — терпеливо повторил Селвик, подталкивая ко мне стул. — Я не кусаюсь, честное слово.

— По вашим письмам не скажешь. — Подобрав подол ночной рубашки, я осторожно присела на краешек стула с прямой спинкой, поставив кружку с дымящимся шоколадом на стол. — А я уже была готова к тому, что на меня бросится свора мастиффов, если осмелюсь вступить на священную территорию Селвик-Холла.

В карих глазах плясали бесенята.

— Я же обещал, что сам не буду кусаться! Для этого мы держим собак, — с притворной серьезностью проговорил Колин.

— Почему вы так отреагировали на мое появление?

Помрачнев, он пожал плечами, и на секунду я пожалела, что спросила.

— В прошлом у нас уже возникали проблемы с учеными, которым не терпелось завладеть нашим семейным архивом. Некоторые вели себя просто отвратительно.

Ну, раз с ними он вел себя так же, как со мной, не удивлюсь, если они ревели, как бешеные гарпии.

— Одна женщина терзала нас почти два года. Все хотела доказать, что Розовая Гвоздика был трансвеститом. Она прямо заявила, что человек традиционной сексуальной ориентации не стал бы выбирать такое имя.

— Никакой он не трансвестит!

Не то чтобы я имела что-то против людей, существующих вне рамок своего пола, просто в моем представлении Розовая Гвоздика был стопроцентным мужчиной. Для меня он Зорро, Ланселот и Робин Гуд в одном флаконе. Знаю, Робин Гуд носил лосины, но что делать, если в то время еще не было брюк?

— Хоть в одном мы с вами единодушны, — съязвил Колин.

— А кому какая разница? — Я храбро хлебнула шоколаду, обожгла нёбо, но, оседлав любимого конька, уже не могла остановиться. — Разве сексуальная ориентация Розовой Гвоздики волновала спасенных им английских солдат? Думаю, сохранив столько жизней, он имел право любить кого угодно и как…

Я возбужденно взмахнула кружкой, обдав себя горячими шоколадными брызгами.

— Значит, вы так рвались к этим документам не для того, чтобы?.. — многозначительно поинтересовался Колин.

Я поморщился, будто он сказал что-то непристойное.

Селвик изогнул левую бровь. Похоже, это у них наследственное.

Поставив кружку на сосновый стол, я подалась вперед.

— Почему ваша семья скрывает личность Розовой Гвоздики?

Левая бровь тут же приняла обычные очертания, а ее обладатель принялся разглядывать шоколадную гущу на дне кружки.

— Она никого особенно не интересовала.

— Вранье!

— Фи, мисс Келли, что за слова?!

— Простите, сэр! И все же, почему никто до сих пор ничего не узнал?

Селвик устало откинулся на спинку стула и криво усмехнулся:

— Боже, до чего же вы упорны…

— Лесть вам не поможет.

— При чем тут лесть?

— Так что с Розовой Гвоздикой?

— Ну, — заговорщицки зашептал он, — если вам так любопытно…

— Да, конечно.

— Может, у Розовой Гвоздики была мерзкая венерическая болезнь? — ухмыльнулся Селвик.

— Нет! — Я с отвращением шлепнула по столу и тут же застонала, поднеся ушибленную ладонь ко рту. — Ой!

— Так вам и надо! Зачем калечить ни в чем не повинную мебель?

Селвик понес кружку в раковину.

— Это вы меня довели! — огрызнулась я. — Ой!

— Дайте мне. Да не это, — обреченно вздохнул Колин, увидев, что я протягиваю полупустую кружку.

Аккуратно поставив ее на стол, молодой человек взял мою ушибленную руку. Вот он совсем близко и внимательно рассматривает ладонь.

— Где болит? — спросил Колин.

Рядом с его рукой моя казалась такой хрупкой и бледной. Я собиралась сказать что-нибудь эдакое о хиромантах и гадалках, когда Селвик перевернул мою ладонь и стал разминать ушибленные пальцы. По спине побежали мурашки, и вовсе не от сильного сквозняка.

— Со мной все в порядке. Честно! — хрипло сказала я.

— Вот и чудесно! — Селвик тут же поднялся и поставил мою кружку в раковину. — Мы ведь не хотим, чтобы вы подали в суд за нанесение телесных повреждений.

От удивления я широко раскрыла рот.

— Я бы не стала…

Колин уже стоял у двери.

— Конечно, не стали бы, — равнодушно проговорил он. — В любом случае все, что вы здесь прочтете и услышите, должно остаться между нами.

Я резко повернулась, чтобы посмотреть самонадеянному красавцу в лицо.

— В каком смысле? — спросила я, еще не успев прийти в себя от его заявления по поводу суда.

— Речь о Розовой Гвоздике. Все, что вы прочтете и узнаете, не должно покинуть пределы этого дома. Сегодня вечером я говорил с тетей Арабеллой, и мы решили, что вы можете просмотреть все, что она вам покажет, но только при этом условии.

— А как же моя диссертация? — вскочила я со стула.

— Украсьте ее новыми фактами из жизни Очного Цвета и Пурпурной Горечавки в сопровождении собственных комментариев, — посоветовал Селвик. — О них пишите что угодно, а о Розовой Гвоздике ни слова.

— Что за ерунда!

Небрежно скользнув взглядом по тетиной ночной рубашке, Колин усмехнулся. Да как он смеет так на меня смотреть!

— Я хотя бы не корчу из себя Джен Эйр. Спокойной ночи, Элоиза!

— До мистера Рочестера вам далеко!

Где-то неподалеку хлопнула дверь, сообщая, что моя острота в цель не попала.

Черт бы его побрал!

Вне себя от возмущения, я тяжело опустилась на стул. Гадкий, противный… Кажется, я прочла слишком много старых писем, раз первым на ум пришло слово «негодяй». «Проходимец и мерзавец» тоже отлично подойдут, равно как и современные синонимы. Этот хорек усыпил мою бдительность извинениями и горячим шоколадом, а сам только и думал, что об обете молчания, которым он меня свяжет.

Неужели мистер Селвик рассчитывал, что я растаю от порции шоколада и пары вежливых фраз?

Нет, золотой красавец явно просчитался, если понадеялся, что я так быстро сдамся. Значит, я понравилась тете Арабелле? Завтра же поинтересуюсь, что она думает об этом заявлении: «Все, что вы прочтете и узнаете, не должно покинуть пределы этого дома».

А сейчас читать, читать, читать! Осталось всего несколько часов до утра, когда мне вежливо укажут на дверь.

Быстро вернувшись в спальню, я упала на кровать и взяла со столика дневник Амели Балькур. Пусть линзы приклеиваются куда хотят, мне все равно. Никто не помешает мне докопаться до истины… и к черту Колина Селвика!

Загрузка...