Было, еще как было, и останавливаться Амели не хотелось. Вот Ричард нашел ее теплые подрагивающие губы, и реальность растворилась в нежной розовой дымке. Как хорошо! Амели судорожно прижала его к себе: пусть целует, целует крепче! Не встретив никакого сопротивления, Селвик отбросил всякую осторожность и жадно впился в губы девушки. Его рука скользнула под поясницу мисс Балькур, и тела слились воедино.
Амели выгнулась дугой и застонала. Разве она не имеет права? Это же в последний раз, а потом, долгими одинокими ночами, она будет вспоминать… Теперь каждая ласка, движение и поцелуй имели особый смысл, делая Амели гораздо более восприимчивой. Нужно запомнить запах его волос, медовый вкус губ и тепло руки, что сейчас гладит спину. В последний раз, все это в последний раз. Если другого такого шанса не будет… Она вырвала рубашку из-за пояса, и стала водить ладонью по гладкой коже, чтобы в памяти остались контуры гибкого сильного тела.
Вот Пурпурная Горечавка оторвался от губ Амели и стал осыпать поцелуями ее щеки и подбородок. Она застонала и вцепилась ногтями в поясницу любимого, чтобы он снова поцеловал в губы. Но Селвик лишь усмехнулся и прильнул к ее гибкой белой шее, а потом…
Ричард поморщился, поцеловал Амели в шею и снова поморщился.
— Что за запах? — удивленно спросил он.
Тело мисс Балькур пропахло одеждой немытого грума, но не говорить же об этом Селвику. Говорить — значит думать, а думать в этот момент хотелось меньше всего.
— Не дыши, — хрипло посоветовала она, притягивая его губы к своим.
Пурпурная Горечавка и не думал возражать. Нежно целуя девушку в губы, он расстегнул ремень на ее грязных брюках. Как же ему сдержаться?
Ненасытная Амели обвила его бедра ногами. С губ сорвался полустон-полукрик:
— Ричард…
Куда делась нежность? Схватив Амели за руки, Селвик заставил ее сесть.
— Что ты сказала? — выпалил он.
— Я так сказала… Боже! — Ее усадили так быстро, что закружилась голова. Даже в таком состоянии она чувствовала, что зеленые глаза Ричарда стали холодными, как у египетской статуи. — Если скажу, что догадалась только сейчас, ты ведь все рано не поверишь?
Селвик встряхнул ее за плечи:
— Когда ты узнала?
Амели уже собралась соврать, но, заглянув в перекошенное лицо Пурпурной Горечавки, передумала.
— В день, когда на меня напал Марстон.
— Значит, в ту ночь, в саду Отеля де Балькур ты все знала…
Она кивнула.
— Черт побери, Амели! — Селвик отпустил ее так внезапно, что она упала на матрас Делароша и, пытаясь прийти в равновесие, схватилась за ночной столик. — А я все это время умирал от ревности к самому себе, представляешь?
— Мне хотелось… — В горле пересохло, и приходилось буквально выжимать из себя слова. Она нервно облизала пересохшие губы. — Хотелось, чтобы тебе было больно. Чтобы ты понял, что нельзя играть с людьми. Прости, мне очень жаль.
Лишь сейчас Амели осознала глубинный смысл его слов. Неужели он и правда ревновал?
— Тебе жаль! Тебе жаль только теперь, — язвительно проговорил Селвик.
Чувствуя, что еще немного и она начнет извиняться, мисс Балькур выбралась из кровати.
— Даже не знаю, стоит ли тебя жалеть? Ведь это ты меня отверг, если я ничего не путаю.
— Потому что не было другого выхода, — нахмурился Селвик, недовольный тем, что разговор принимает такой оборот.
Сделав шаг вперед, Амели обхватила руками колени. При других обстоятельствах Ричард пришел бы в восторг от такой позы: грубые брюки обтягивают округлые бедра, но сейчас в синих глазах читалась неприкрытая враждебность.
— А на следующий день ты со мной флиртовал.
— Мне казалось, это в порядке вещей.
— Получается, ты просто играл со мной, причем правила менял по собственной прихоти.
— Никогда не считал это игрой.
— А мне так не кажется. Ты вел себя просто по-хамски, наслаждаясь моими страданиями. Не постеснялся назвать наши отношения интрижкой. Как ты мог, после того что случилось в лодке?
— У меня были на то причины.
— Правда? Какие же? Или тебе нужно время, чтобы придумать парочку?
Ричард подавил желание сказать, что мисс Балькур это вовсе не касается. Еще как касалось, с того самого момента, как они поцеловались в кабинете Эдуарда. Глядя на пылающее лицо Амели, Селвик почувствовал странную робость. Ощущение не из приятных, особенно для бесстрашного шпиона, каким он себя считал. Робеть нечего: причины у него имелись. Во-первых, Дейдр, затем его служба и спасение Англии. Спасением Англии можно оправдать все, что угодно! Если удастся убедить Амели, может, он перестанет считать себя подлецом и обманщиком?
— Просто у меня был неудачный роман. Много лет назад я любил одну девушку. Или только казалось, что любил…
Амели страшно захотелось спросить, чем отличается интрижка от настоящего светлого чувства. А потом ей стало не по себе. Интересно, что у Ричарда было с этой девушкой? Целовал он ее при луне? Приглашал посмотреть коллекцию? А вдруг она была высокой блондинкой, обаятельной и остроумной?
— Что это была за девушка?
Селвик пожал плечами.
— Дочь мелкого землевладельца, наша соседка.
Он запнулся, не зная, что говорить дальше. Предательство Дейдр и гибель Тони навсегда изменили его представление о любви и дружбе, но рассказывать об этом приходилось впервые. Джефф, Майлс, сэр Перси, его родители — все они просто знали и никаких объяснений не требовали.
— Мне казалось, это настоящая любовь, — проговорил Ричард, будто признавшись в собственной наивности, можно было спрятаться от самой страшной части этой истории. — Наш роман начался шесть лет назад.
— Вы до сих пор ее любите? — глухо спросила Амели.
Селвик непонимающе посмотрел на девушку.
— Кого, ее? Конечно, нет! Это была просто…
— Интрижка?
Сарказма Ричард заметить не пожелал.
— Да, пожалуй… Она была молодая, хорошенькая и жила неподалеку… Знала, как вить из мужчин веревки.
Мисс Балькур презрительно засопела.
— У меня был соперник — овдовевший мужчина средних лет. К тому времени я уже год как помогал Перси. Страшно хотелось произвести впечатление, доказать всем, и в первую очередь Дейдр… Всему виной моя глупость, дело даже не в бароне Жераре. Я просто не умел держать язык за зубами.
Дейдр… Странно, но имя сделало соперницу более реальной и опасной. Дейдр… Какое глупое имя. Хотя до сегодняшнего дня Амели оно нравилось, а в десять лет она назвала так любимую куклу.
— Ее служанка оказалась агентом французской полиции.
Амели слушала затаив дыхание.
— Я совершил ошибку, посвятив Дейдр в детали предстоящей операции, — продолжал Ричард, твердо решивший довести рассказ до конца. — Служанка донесла своему начальству и в условленном месте нас ждала засада.
— Тебя ранили?
— Меня? — горько усмехнулся Селвик. — К сожалению, нет. Полиция оцепила амбар незадолго до появления Тони и французского графа, которого он накануне вытащил из Бастилии. Когда прибыли мы с Джеффом, графа уже забрали в тюрьму, а Тони умер. Зато я цел и невредим… Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что все ниточки тянутся к Дейдр.
— Мне очень жаль.
— И мне тоже, — пробормотал Ричард, — только Тони этим не воскресить.
Казалось, печальные события прошлого изрезали лицо Ричарда глубокими морщинами, которые моментально разгладились, едва он взглянул на разъяренную Амели. Внезапно Селвик словно посмотрел на себя ее глазами. Что тут сказать? Он вел себя непростительно и сильно ее обидел. Никакие извинения и оправдания не помогут. Сейчас, когда речь зашла о Дейдр, она имеет полное право отомстить. Почему бы не выплеснуть свою боль, посмеявшись над его переживаниями?
Сначала Амели хотела сделать именно так. Можно закатить истерику: «Так вот в чем дело? Ты играл моим сердцем, потому что шесть лет назад тебя предала другая женщина? За это ты превратил мою жизнь в ад?!»
Но почему-то она не могла. Слишком искренним было раскаяние Ричарда, а в воздухе витал призрак Тони.
— Но ведь я не Дейдр, — только и сказала мисс Балькур.
— Я не мог тебе довериться, потому что от этого зависела и до сих пор зависит жизнь многих людей, — тихо отозвался Ричард.
Амели не знала, что сказать. Зачем он с ней флиртовал? Нужно было оставить в покое или довериться. Она ведь умеет хранить тайны. Девушка пыталась вспомнить эпитеты, придуманные ею в тот вечер, когда она узнала имя Пурпурной Горечавки. Почему-то все они рассыпались перед суровой реальностью слов Ричарда: «От этого зависит жизнь многих людей».
Не зная, на что решиться, девушка сделала шаг назад.
— Не могу… — начала она, но недоговорила.
Разве Амели могла возмущаться, если в глубине души знала, что Ричард прав? Что ее обида по сравнению с ценой человеческой жизни! Да, он поступил правильно. Неожиданно вспомнились строчки из ее любимого стихотворения: «Я потому тебя люблю, что дорога мне честь»[28]. Холодный рассудок восхищался твердостью и бескомпромиссностью лорда Селвика. А вот сердце… Сердце требовало мести за поруганные чувства. Как быстро все изменилось! Еще пять минут назад Ричард был подлым обманщиком, а она поруганной невинностью. А теперь… А теперь она сама может совершить роковую ошибку.
Он причинил ей столько боли…
Ну почему он не презренный негодяй, которого она могла бы ненавидеть? За что ей такие мучения и переживания?
— Пойду домой, — глухо объявила Амели.
— Я тебя провожу, — тут же вызвался Селвик.
— Нет, — покачала головой мисс Балькур, вылезая в окно. Хотелось бежать куда глаза глядят, чтобы все страдания остались далеко позади… — Все будет в поря… Ааааааа!
Кто-то сильный схватил ее за ноги и стащил с подоконника.
— Отпусти! — закричала Амели и, ударив наглеца по руке, услышала сдавленное «ой!».
В отместку ей почти полностью перекрыли кислород. Жадно ловя воздух ртом, она пыталась отбиваться, но силы были неравными.
Ричард бросился вслед за любимой, но тут же прирос к подоконнику — из непроглядной тьмы материализовался отряд вооруженных мушкетами солдат. Засада, по-другому и не скажешь…
Вперед выступил кривоногий мужчина невысокого роста.
— Пурпурная Горечавка, если не ошибаюсь? — усмехнулся Деларош.