Тень Казановы

СЫН РОДИЛСЯ…

Я боюсь! Я боюсь!! Я всего боюсь!!! Чем дальше, тем страшнее.

Зачем, зачем я все это затеяла? Поддалась эмоциям! Что делать теперь? Каждого встречного боюсь. Вдруг знакомый старый окажется? Вдруг раскроют меня? Узнают. Ладно — меня. А Сережу?! На шею бросятся: Безуглов, где ты пропал? В любую минуту может случиться!

Я столько всего за это время срастила! Во Владивостоке все, что нажито годами было, через доверенного в момент продала. Сыну только квартиру свою оставила, дальше пусть сам растет, задатки есть, да и взрослый уже. В Москве контору нотариальную оформила. Не прибылей ради, а так — чтоб не застаиваться. Жилье приличное в столице купила, обставила, обустроила. Все ради нас с тобой, Сереженька! Он из больнички вышел — все готовенько! Комар носа не подточит!

Счастья хотела! Кому? В страхе живу. Обман, обман! Окружила себя стеной вранья. Боюсь запутаться, спать почти перестала…

Всем плохо сделала! Сережа рядом беззащитный и обманутый. Мной обманутый. Господи, прости! К алтарю с ним пойти согласилась. Сама ему все внушила — и пошла. Грех какой! Что я натворила?

Через две недели после нашего возвращения из Турции в мой кабинет вошла наша секретарша:

— Марь Лексевна, там к вам посетитель, Викторией Андреевной представилась…

Я похолодела. Началось! Как нашла? Так быстро! Что делать? Прыгнуть в окно и убежать. Смех смехом, но первой в голову пришла именно эта мысль.

— Она не записана, — продолжала секретарша. — Но вроде можно принять?

— Впусти, — выдохнула я. — Только паузу сделай. Минут в пять.

— Хорошо.

Через пять минут дверь открылась и вошла Вика. За это время я запихала в себя дрожащими руками каких-то успокоительных таблеток и попыталась принять независимый вид. «Что будем делать, волосы друг другу рвать?» Я надеялась, что мой вид выражал именно этот вопрос.

Слава богу, Сергей отправился в типографию забирать наши рекламные буклеты, а то что было бы?

Вика зашла совершенно спокойная. Присела в кресло:

— Здравствуй, Маша.

Ну как, как мне себя с ней вести? Может, покаянно упасть в ноги, прости, мол, но мы любим друг друга? А может, наоборот, завизжать, затопать ногами и выгнать взашей?

— Здравствуй, Вика.

Нажала кнопку селекторной связи, попросила принести нам кофе. Вика по-прежнему спокойна, даже улыбается:

— Маша, мы вас с Сергеем потеряли.

Вдох-выдох. Что ответить-то? Господи, а если бы здесь еще и Безуглов был… Страшно подумать! Надо взять себя в руки.

— Маш. — Вика посмотрела в мои глаза уверенным, немного усталым взглядом. — Я не собираюсь рушить твое счастье. Безуглов — это лотерейный билет. Повезло тому, кто вытащил и зажал в кулачке.

— Да! — взорвалась я наконец-то. — Ну, зажала в кулачке! Ну, смогла я. Я! Не ты! Я его сто лет люблю! А ты появилась и приклеила его к себе. Чем? Не мешай нам, Вика, не мешай! Я умоляю тебя!!! Мы вместе, мы счастливы!

Не дрогнула на мою истерику.

— Я, Маша, мешать не буду. Просто приехала посмотреть. Пойми, мне тоже нелегко быть в неведении.

Значит, специально приехала! Как же нашла-то? Как я ее ненавижу. Сколько в ней силы! Я всю жизнь из кожи лезу, лезу, а она… А она вот такая, как есть. Не кривляется, не украшается. Стержень в ней какой-то. Стержень, блин! Палка дубовая! С виду простая, обычная, а идет по жизни уверенно. У нее и половины того нет, что у меня, а я ей в глаза все время заглядываю. Что это? И за Сережей она никогда не бегала, не оригинальничала. Просто полюбила и приняла, а он и прирос. Не отодрать! И ее принял, как есть. Без брюликов, без косметологов, да еще с двумя детьми в довесок. Я не могу этого понять. Не могу!

— Если можно, — спокойно продолжала она, — мне бы хотелось встретиться с Сергеем. Просто увидеть, и все. Давления и соплей на груди не будет, я тебе обещаю.

Это я и без тебя знаю. Вы посидите в ресторанчике, воспитанно поговорите ни о чем и ты гордо уедешь. Ты, конечно, будешь плакать по ночам в подушку, но кто это заметит?

И ты потом проживешь без него. Вряд ли счастливо. Но проживешь.

Что делать? Вдруг Сережа увидит ее, все вспомнит — и ку-ку? А я умру без него. Но и отказать ей я не могу — слишком глупо.

— Хорошо, — решилась я. Глупости делаю, глупости! — Давайте завтра где-нибудь вместе поужинаем.

На слово «вместе» у нее чуть-чуть, ну самую малость, дрогнула бровь. И все. Никаких ненужных вопросов.

— Хорошо. Мне этого будет достаточно. Я уверяю тебя, ничего ненужного я не сделаю.

Я верю тебе, Вика, лишнее делала бы на твоем месте я, а ты — нет. Дура ты, Вика! А они похожи с Безугловым. Психикой. Эз ис, как говорят в Америке. Такие, как есть.

— Я оставлю тебе свой телефон. Позвони мне вечером, и мы договоримся назавтра. — Она написала цифры на листочке и поднялась. Без суеты. А кофе так и не попила. Так же без суеты натянула перчатки, подхватила сумку и ушла. Ну почему, почему я так не умею? Кто она? Простая Вика. А ведет себя как королева Англии. Откуда это берется? Где такому учат?

Я сидела совершенно опустошенная и думала, как быть. Сто процентов, если я ей не позвоню сегодня, она больше не проявится. Уедет без последнего «прости». Это в ее стиле: убедилась, что Сережа под паровоз не угодил, а просто бросил ее к чертовой матери, — пора и честь знать. А мало ли как дальше в жизни сложится? Мир — тесен. Еще кто-нибудь из владивостокских появится? Нет, надо устроить эту встречу. После нее она приедет домой и всем доложится: да, видела их, счастливы. Ха! Тогда и нам с Сережей можно будет спокойнее жить. Почти легально. Я хоть бессонницей перестану мучиться. Ну, будь что будет. Как бы все обставить? Тонко и с наименьшим риском. Думай, Машка, думай. И не такие гамбиты разруливала.

Сергей вернулся через час. Довольный, как ребенок. С коробкой свежеотпечатанных буклетов. Он доставал их и радовался так, как будто сам отстоял у печатного станка.

— Ты посмотри, Маш, какой дизайн! А полиграфия! Нет, я удачную типографию нашел!

Радуется до безумия. Мне-то эти буклеты что в лоб, что по лбу. Клиенты сами меня друг другу рекомендуют. Юриспруденция — дело тонкое. Не буклеты адвокату популярность создают. Ну ладно, чем бы дитя ни тешилось… Все чем-то занят. Я цокала языком, хвалила удачные рекламные находки, а сама все думала, как бы ему сказать…

— Сережа.

— Мм? — Он не мог оторваться от буклетов.

— Нам надо поговорить.

— А мы что делаем?

— Не так. Оставь в покое буклеты и сядь, пожалуйста, рядом со мной.

— Зай, случилось чего? — Он опустился рядом со мной на диван и сразу схватил за руку — заволновался. Пока хорошо получается.

— Сережа. — Я придвинулась к нему чуть-чуть ближе и замолчала, глядя глубоко в глаза. При этом мои глаза должны были блестеть очень сильно, потому что незадолго до возвращения Безуглова я махнула рюмку коньяку. Для храбрости, во-первых, ну и для дела, во-вторых, — у меня от спиртного всегда глаза начинают блестеть.

— Маша, да не томи ты, что случилось? Ты что, плакать собралась? Ну говори, говори! — Он затормошил меня.

— Мне кажется, я беременна. — В этом месте я перевела взгляд в пол. Повисла гробовая тишина. Неужели я просчиталась и он не обрадуется?

— Машка!!! — Он заорал так, что дверь моментально распахнулась и влетела перепуганная секретарша. — Машка!!!

Он уже кружил меня по всему офису и целовал, целовал. Тут я и правда почти заплакала. Да чего там «почти» — вытерла незаметно слезинку о его плечо. Наконец он угомонился и доложил всем, кто сбежался на его ор (а сбежались как раз все):

— У меня будет сын.

Все расслабились и зааплодировали. Как в кино. Про Америку.

— Почему сын? — воспротивилась я. — Может, дочь.

— Хорошо, пусть будет сразу двое.

Народ в офисе вежливо посмеялся, поздравил нас и рассосался по своим столам и кабинетам. Когда Сережа немного отдышался, я «вспомнила»:

— Ой! Тут же еще новость есть!

— Сегодня только приятные! — Он развалился на диване, взъерошенный, в расслабленном галстуке. Я люблю его! Так, не отвлекаться.

— Из Владивостока гости у нас объявились!

— Кто? — Он оживился.

— Виктория.

Тонкий момент — как отреагирует на имечко до боли родное? Нет, не вздрогнул и не вдумался. Уф! Молодец, Машка! Я-то помню, что Викторией он ее никогда не называл. Вот если б я сказала «Вика», ассоциации могли бы прорезаться. А от «Викуськи» вообще, наверное, сразу всю жизнь осознал. Так, потихоньку дальше.

— Кто это? — точно, ничего не вспомнил. Ура. У-ра. У-р-а. Троекратно.

— Да так, ничего особенного. Мы с ней во Владивостоке часто общались. Она даже приударить за тобой пыталась. А вот сейчас в Москве, в командировке. Хочет поужинать с нами завтра где-нибудь. Я бы тоже с удовольствием. Потарахтели бы, новости городские узнали. Ты как?

Он задумался, и я знала, что его терзает.

— Маш, а вдруг она поймет, что я… Ну что я — никакой. Не помню никого.

На это и был мой расчет. Больше всего он боится, чтоб не угадали про его беспамятство. Сильно опасается впросак попасть.

Я отмахнулась:

— Да брось ты! Будешь с ней любезен. Все равно она больше со мной будет трещать. А если какие имена будет называть или события вспоминать, делай вид, что все помнишь. Я всегда поддержу, если что.

Рискую я. Рискую! Причем очень сильно. Сергей еще понервничал и смирился:

— Нам же неудобно ей отказать?

— Неудобно, конечно.

— Ну, пойдем, — решился он. — Ужасно хочется кого-нибудь из прошлого встретить!

А вдруг увидит ее и все вспомнит? Дура я и есть дура. А как бы на моем месте поступила Вика? Скорее всего, она просто никогда бы не оказалась на моем месте. Ладно, чему быть, того не миновать! Мой ангел-хранитель всегда помогает мне.

Вечером я позвонила Вике и пригласила на ужин. На следующий вечер. Мне показалось — она немного удивилась, что я все-таки позвонила и мы договорились о встрече.

— Мы можем заехать за тобой, — сфальшивила я.

— Спасибо, я возьму такси. — А вот она не сфальшивила. Убила бы!

Дома Безуглов устроил настоящий пир. Везде расставил цветов, зажег по углам толстые свечи — умеет он создать атмосферу, всегда этим славился. Мы сидели вдвоем за столом, он нарядился в белую рубашку и опекал меня так, словно рожать я поеду уже завтра. Ну, максимум послезавтра. Он наготовил всяких вкусностей, тоже всегда умел, других вкусностей набрал в супермаркете плюс мое любимое «Шардоне» плюс здоровая ароматная, обожаемая мной клубника плюс мороженое с консервированными персиками плюс… Ну, в общем, просто праздник какой-то! Я сидела, прижавшись плечом к самому любимому, самому дорогому человеку на земле, и мне было очень грустно. Так грустно, что глаза блестели сами собой, без всякого спиртного. Не страшно, не тревожно. Грустно. И все.

Ближе к ночи Безуглов перемыл всю посуду, хоть я его и отговаривала — завтра придет домработница, — но не уговорила. Потом приготовил мне ванну с пеной до потолка и спросил:

— Можно я тебя туда отнесу?

— Дурачок ты, Безуглов! Нашел, что спрашивать!

— Сама ты Безуглова!

Это точно. Он подхватил меня как пушинку, силищи всегда хватало, и булькнул в ароматную пушистую пену.

— Сереж, давай со мной.

— А можно нам?

— Нужно!

И он стал стягивать свою нарядную рубашку. Я, когда ванну сюда выбирала, всегда представляла этот момент. Большую купила, просторную, с золотыми поручнями по бокам. Пригодилось вот…

Ночью я, конечно, не спала. Сережа, угомонившись, мирно сопел, а я вертелась как юла. Страх и тревога вернулись. Что будет завтра? Чем все закончится? Вернусь я с ужина одна или вообще уже не вернусь, а умру прямо там? Сердце тревожно сжималось и ухало куда-то вниз, в живот. С рассветом встала со скомканных простыней. Пойду хоть кофе себе сварю.

Что делать-то? Может, ну его к черту, этот ужин, Вику. Рискованно. Очень рискованно! Ну а дальше как? За границу с ним сбежать? Наплету ему с три короба, привыкла уже. И поселимся где-нибудь в Зеландии. Денег у меня на три жизни хватит. Там уж точно никого не встретим. Будем жить счастливо. А вдруг?.. Страшно подумать! А вдруг вспоминать начнет? И ведь он тоже любит меня теперь. Ласковый такой. Только меня любит! Только мой! Всех забыл! Я столько ждала этого! Добилась. Какой ценой?!

Мысли мои тревожные Сережа прервал. Из спальни вышел.

— Чего не спится, Заяц?

А сам заспанный еще, жмурится. Сладкий мой, любимый, беззащитный! Мой все-таки! Мой, мой, мой! Я на все ради него готова!

— Не знаю, Сереж. Не спится чего-то, и все. Кофе будешь?

— Давай.

Налила ему в кружку красивую, бутербродов сделала. Подала. В макушку чмокнула. Сроду ни за кем так не ухаживала, а за ним — нравится. И смотреть нравится — как ест, как пьет, какой сосредоточенный при этом. Я без этого жить уже не смогу. Раньше немного опасалась его. А как памяти лишился — все иначе стало. Как ребеночек — нежный, доверчивый. Мой! Никому не отдам. Я его всю жизнь люблю.

Тут он признался:

— Я давно уже проснулся.

— А чего прятался? Не выходил?

— Сон приснился хороший. Последнее время много снов вижу. Как будто у нас с тобой сын родился. Сын!

— Хороший сон. Ну и выскочил бы сразу, рассказал.

— Да, знаешь, Маш, лежал с закрытыми глазами, имя ему придумывал.

Чего-то нехорошо мне стало. Вдох-выдох. В руки себя взяла, улыбку натянула.

— Родить — дело нехитрое. Рожу! Главное, имя-то придумал?

Он меня к себе притянул, губами в ухо щекотно подышал, у меня мурашки сладкие забегали, прижалась к нему, но тревога еще теплилась.

— Так как назвал-то?

Он блаженно в глаза мне заглянул. Близко-близко. Глаза у него зеленые, с темным ободком.

— Гришей…

Мы сидели за столиком в ресторане и ждали Вику. Оба заметно нервничали. Сережа боялся попасть впросак, а я… Ну, понятно отчего. Может, дрогнет и не придет?

— Не волнуйся. — Я взяла его за руку. — Все будет хорошо. Я рядом. А вот и Виктория.

Она вошла, и администратор сразу бросился проводить ее к нашему столику. Она шла неторопливой походкой человека немного усталого, но уверенного в себе. Ничего лишнего. Хотя ведь тоже волновалась, наверняка. А мое-то сердчишко колошматилось! Хотя я и обпилась перед выходом полным набором успокоительных.

— Здравствуйте, — спокойно сказала она и посмотрела в Сережины глаза.

Все, сейчас лучики пересекутся и у него в голове произойдет взрыв. Господи, будь со мной! Но в ее глазах не было ни гнева, ни любви. Взгляд все того же усталого, но уверенного человека. Пронесло.

— Здравствуй, Виктория! — Сережа подскочил, широко заулыбался и поцеловал ее руку.

Опять опасный момент. Сейчас учует родной запах и очнется. Обошлось! Только Вика руку немного резковато у него отняла. Ага! Все мы не железные!

Безуглов услужливо пододвинул ей стул, она уселась, хладнокровно развернула льняную салфетку и пристроила ее на коленях.

— Хороший ресторан, — похвалила она.

— Да, — поддержал Сережа. — Нам с Машей тоже очень нравится.

И с деланым аппетитом увлекся салатом, а я взяла инициативу в свои руки. Избегая щекотливых тем про общих знакомых и родственников, я спросила, как там Владивосток.

Вика сдержанно рассказывала, что во Владивостоке новый молодой мэр, город преобразуется, становится чистым, много строится красивых современных зданий. В этом месте Безуглов оживился, а я снова занервничала. Но опять повезло, и мне удалось перевернуть разговор в другое русло.

— А у нас новость! — радостно сообщила я.

— Какая же?

— Машка беременная! — выпалил Сергей.

Я вообще-то хотела сказать, что мы планируем открывать второй офис. Но слово не воробей. Я замерла. Вика тоже, но ненадолго.

— Я вас поздравляю. — Она улыбнулась. Горько улыбнулась. Взяла бокал с вином и отпила из него три больших глотка.

Представляю, что творилось у нее на душе. Нет, я, наверное, не представляю.

Принесли горячее, я лихорадочно соображала, в какое русло направить беседу, и заговорила о замечательном поваре, на котором весь этот ресторан держится.

— Отличная кухня! — похвалила Вика, и это была ее единственная фраза.

Я же, не умолкая, расписывала достоинства местных блюд так, как будто сама была владелицей этого заведения. Почему-то мне показалось, что Вика больше не опасна, и сердце теперь не колотилось, но щемило. Мне было жалко ее.

Однако расслабилась я рановато. Мы уже сворачивались и пили кофе, когда она изрекла, обращаясь к Безуглову:

— Знаешь, кто меня во Владике в аэропорт отвозил?

— Кто? — оживился он, но при этом метнул в меня испуганный взгляд.

Я и сама напугалась.

— Григорий, — доложила Вика и снова пристально посмотрела на Сергея.

Бах! У меня даже в глазах потемнело. Но Вика немного промахнулась. Ей надо было сказать «Гришка».

— Григорий! — Я поняла, что Безуглов не вспомнил, потому что снова растерянно посмотрел на меня, и подхватила: — Как он там?

— Вырос, настоящий мужчина, — насмешливо ответила мне Вика и пояснила лаконично: — Вот машину себе купил, в городской администрации работать начал. — И снова обратилась к Сереге: — Ты бы звякнул ему. Он ждет, беспокоится.

— Звякну, — засуетился Безуглов. — Конечно, звякну.

Вика восприняла эту суетливость по-своему и стала прощаться. Мы быстренько рассчитались и вышли вместе.

— Давай мы тебя подвезем, — радушно предложил Сергей.

— Спасибо, Сережа. Вон за мной такси в очередь выстроились.

— Ну, ты там привет всем передавай. Мы, может, с делишками разгребемся и смотаемся во Владик. А, Маш?

— Отличная идея, — поддержала я. Ага, размечтался!

— А ты нам звони, звони! А приедешь еще раз — никаких гостиниц. Останавливайся у нас, квартира большая. Мы будем рады!

Вика посмотрела на него очень внимательно. Как доктор на пациента, но Безуглов не заметил и опять засуетился, выудил из кармана визитку:

— Вот.

На визитке значилось: «Адвокатское бюро «Партнеры». Безугловы Сергей Викторович и Мария Алексеевна». И телефоны с адресами. Это я так придумала, простенько и со вкусом. Вика внимательно прочитала визитку и усмехнулась:

— Здорово!

Кажется, она начинает сдавать. Сейчас выдержке конец и вцепится мне в волосы. Я порывисто обняла ее и горячо зашептала в ухо:

— Вика, ну прости, прости меня! Но ты же сама все видишь!

Со стороны было похоже на теплое прощание двух подружек. «Сейчас она меня задушит, — мелькнуло у меня в голове, — очень удобный момент». Но она спокойно отстранилась и посмотрела в мои глаза тем же взглядом, что раньше на Безуглова.

«Бог простит!» — сказала бы на ее месте я. А она ничего не сказала. Сережа тоже бросился было обниматься напоследок, но тут она как-то увернулась, а сама взяла его ладонями за голову, встала на цыпочки и поцеловала в переносицу:

— Пока, Сережа и Маша Безугловы!

Меня снова сковал страх, но она села в такси, хлопнула дверцей, и машина тронулась.

Мы пошли на стоянку, и Безуглов пожал плечами:

— Она немножко странная, ты не находишь?

— Да нормальная она. Просто к тебе всегда неровно дышала.

Я обернулась вслед Викиному такси и увидела, как оттуда вылетел маленький квадратик — наша визитка. Все, больше нас для нее не существует. Я чувствовала огромное облегчение, но на душе было погано. Просто гадко.

— А кто этот Григорий, про которого Виктория говорила? — спросил Сережа, когда мы приехали домой, но я уже была готова к ответу:

— Мальчишка все время у вас в офисе отирался. Сирота вроде. С бабушкой по соседству жил. Сначала машины ваши мыл, потом ты его курьером к себе взял, потом водителем, еще и в институт какой-то пристроил, помогал ему, в общем. Он тебя просто боготворил.

При Безуглове и правда такой мальчишка раньше был, только звали по-другому.

— Надо позвонить ему, Маш! У тебя есть его телефон?

— Вряд ли, но придумаю что-нибудь.

Сергей обнял меня за плечи:

— Зайка, ты у меня лучше всех! А давай как вчера? — Он заглянул мне в лицо.

Меня, конечно, долго уговаривать не надо.

— Ну, тащи!

Он подхватил меня на руки. Легко. Как пушинку.

«Как хочешь, Машка, но ты действительно должна забеременеть, — внушала я себе. — И немедленно!»

Иначе мне — кранты!

Я уже и не знаю, что лучше — родить, наконец, Безуглову этого ребенка или задушить себя вместе с плодом. Как мне плохо! Никогда в жизни мне не было так плохо! Больше полугода — головокружение, печень, почки, сердце, давление… Я не доживу оставшиеся два с половиной месяца, я не могу больше! Когда Рудиком была беременна, даже не заметила, как время пролетело, а эта девочка в моем чреве, она, похоже, ненавидит меня. А я ненавижу ее.

Господи, я знаю — это наказание мне, я каюсь, я грешна тяжким грехом. Вот и хожу вся желтая, волосы тусклые. А Сережа как будто не замечает. Носится вокруг меня, в глаза заглядывает, целует, за руку водит.

Вот оно, счастье-то, только ощутить полной мерой не могу. Он, когда узнал, что не мальчик у нас будет, а девочка, почему-то еще больше обрадовался. Правильно говорят: мужики мечтают о сыновьях, а любят дочечек.

Мы ехали из конторы домой. Сережа за рулем, осторожно едет, чтобы меня лишний раз не потревожить.

— Зайка, ты что-то у меня совсем бледненькая сегодня. Не стоит тебе больше на работу выезжать. Девчонки у нас толковые, дело знают. Да и я вполне смогу проконтролировать все.

— Дома мне хуже одной, — соврала я. Ну не признаваться же, что боюсь отпустить его от себя.

— Зря ты, но тебя не переубедишь. — Он взял мою руку и поцеловал в ладонь возле большого пальца.

Господи, он всегда знает, куда надо целовать. Мужчина. Только бы тебе родить, привести себя в порядок и наслаждаться всем этим.

— Давай заедем купить тебе чего-нибудь вкусненького, — предложил он. — Чего хочешь?

«Умереть», — хотелось ответить мне.

— Ничего, Сереж, не хочу.

— Мож, кисленького или солененького? Помнишь, как ты на третьем месяце зеленые квашеные помидоры лопала?

Он радовался, а у меня в душе все перевернулось — бр-р-р! Я, звезда Владивостока, вечно красивая и молодая, одетая в самых крутых бутиках, в брильянтах не меньше каратника… А хирургам лицевым сколько отдано! — две квартиры и джип впридачу! Так вот я и правда лопала эти самые зеленые, пахнущие бочкой, квашеные помидоры килограммами. Целый месяц. Потом и от них затошнило.

— Ну, послушай себя, — не отставал Безуглов. — Сок, пироженку, кислого вина, сухого шампанского?

— Соленой капусты с луком, растительным маслом и рассолом, — вдруг определилась я. — И хлебать ложкой.

— Машка, да ты у меня кержачных кровей! Небось предки где-нибудь в Тайшете свинок с коровками держали, курочек с петухами, а на Пасху самогон потребляли уважительно.

— Фу!

— Чего «фу»? Это ж самая кровь оттуда здоровая. Гордиться надо!

Гордиться не хотелось. Мы свернули на небольшой крытый рынок, который славился тем, что там торговали настоящие крестьяне настоящими экологически чистыми продуктами.

Безуглов продолжал безудержно веселиться и, зайдя в полупустой к вечеру ангар, зычно гаркнул:

— Братья крестьяне, капуста с рассолом самая вкусная у кого? Жена у меня на сносях, больно требует!

Убила бы! Но крестьяне зашевелились, подхватили шутку, стали предлагать наперебой. Безуглов вдумчиво шагал вдоль прилавков, пробовал, чмокал, критиковал. Я тоскливо плелась следом, понимая, что капустки уже не хочу. Ни с луком, ни с маслом. Вообще не хочу. Может, рассолу только. Попросить? Люди добрые, может, и нальют.

— Серега!!!

Это был не крик. Это был рев. Зов. И вот тут я очень ясно осознала — все. Случилось самое страшное на свете. Не Вики мне надо было бояться, а вот этого случайного рева. Совершенно случайного.

— Серега!!!

Зов повторился, я приклеилась к кафельному полу и еще сильнее захотела умереть. Я не знала, что будет дальше, но не сомневалась — это конец. Мой.

К нам подскочил молодой крепкий парень, румяный румянцем человека, нюхавшего выхлопные газы лишь издалека, и по-медвежьи стиснул моего Сережу. Кто это? С этим же вопросом в глазах обернулся и Безуглов, когда выбрался из лап крепыша, но я пожала плечами. Я его не знала. Может, он обознался? Но надежды развеялись в ту же секунду:

— Не, ну Безуглов, ты зазнался совсем, что ли? Или я так растолстел? Это же я, Борис!

— Борис? — растерянно протянул Сергей и снова обернулся ко мне за поддержкой.

Я ничем не могла помочь. Ни ему, ни себе.

— Борис, конечно! Борька! Помнишь, в Серышеве соседи твои, я и жена моя?

Сергей как-то внимательно вгляделся в этого Борьку:

— Серышев?

А тот продолжал тарахтеть:

— Ну Серышев, Серышев! Теть-Женин дом тебе достался. Потом мы попродавались. Сначала ты, а потом и мы. Слушай, нам столько денег отвалили! Мы теперь в Подмосковье домик купили, столичные штучки стали. Как там Джим, кстати? Сереж, да что с тобой?

А с Сережей и правда неладное творилось. Он как будто заморозился и смотрел на пария не мигая. Вот и все. Не Вику мне бояться надо было, а вот такого случайного Борьку. Нелепо как! А тот не унимался:

— Сережа! Ты чего?

— Борис, — тихо-тихо сказал Безуглов и еще раз, как будто пробуя на вкус: — Борис. А жену у тебя Анька зовут. Джим — моя собака, а вы утопить еще хотели. Баня у вас была.

— Ну да. — Борис как-то растерялся. — Я и здесь первым делом баньку справил. Поехали, Сереж, попаримся! Анька-то моя тоже беременная. — Он подмигнул мне. — Поехали! Ох, Анька обрадуется! Мы тебя часто вспоминаем, Анька даже звонила тебе пару раз, да сказали — уехал. Ну надо же — встретились! Поехали! У меня клюква в морозильнике в заначке есть. Под водочку. Помнишь, ты всегда говорил…

— Клюква — первый фрукт.

— Точно!

Все, конец! Он все вспомнил. Даже поговорки свои дурацкие.

Безуглов перевел взгляд на меня, и стало тихо. Мне показалось, что это длилось век. Бездонные зеленые-зеленые глаза с черным ободком. И больше ничего вокруг. А потом сказал медленно-медленно:

— И сын у меня уже есть. Гришка.

Больше всего на свете мне хотелось потерять сознание, но оно не терялось, а в затылке стало холодно.

— Серега, — опасливо подал голос Борис, и тот вдруг очнулся:

— Все в порядке, Боря. Поедем в баньку твою париться. Собирай манатки! — весело так сказал. И так же весело ко мне обернулся: — Машунь, пойдем, я тебя на такси провожу, а сам уже с Борькой, лады? Он меня так в свое время поддержал! Да и вообще! Надо же, встретились!

Я совсем растерялась и дала проводить себя на улицу. Говорить я не могла. По пути Безуглов не забыл прикупить мне капусту с рассолом. Он поймал такси, очень бережно усадил меня, поцеловал в лоб и снова посмотрел долгим взглядом:

— Ты, Маша, не беспокойся. Я приеду. Я не оставлю тебя.

Он захлопнул дверцу, и машина тронулась, а я заревела, нет — завыла. В голос. Таксист не мешал, а когда я успокоилась, спросил, участливо косясь на живот:

— Кинул, что ли, козел?

Я не хотела отвечать и долго смотрела в черную пустоту за окном, по потом ответила:

— Нет, это я его кинула.

Водитель передернул плечом, мы приехали.

Дома я как-то сразу успокоилась. Свершилось. Я знала, что так будет. Рано или поздно. Не паникуй. Безуглов вскорости не вернется. У него манера такая была — после потрясения или неприятностей дня три крепко пить. Раз при памяти сейчас, то и привычки старые вспомнит. Тем более у Борьки этого банька есть. Так что к ужину не жди. А там… А там будь уже что будет. Беременную женщину он вряд ли убьет. Ну, соберет манатки да уедет. Я ведь знала, знала, что это когда-нибудь случится…

Вопреки ожиданиям, звонок в дверь раздался уже наутро. Я обреченно открыла дверь.

На пороге стоял совершенно трезвый и даже какой-то посвежевший Сергей Безуглов.

Тот, прежний. Серьезные зеленые глаза с черным ободком. Не мой. Спокойно переступил порог, разулся, куртку в гардероб пристроил, а меня приобнял и поцеловал. В уголок губ.

— Пойдем, Маш, кофе нам сварю.

— Я думала, тебя дня три не будет, — брякнула я.

— Да куда ж я тебя в таком положении одну оставлю!

Безуглов, Безуглов! Прежний, уверенный, порядочный до мозга костей. Не мой. Не мой! Машка, что ты наделала?! Ты не ему жизнь сломала. Себе.

Мы устроились в гостиной, он сварил кофе. Свой любимый «Амаретто», сделал яичницу с помидорами, и я вспомнила, как ловко он хозяйничал на своей кухне. У себя дома. Во Владивостоке. Господи, ему жизнь сломала тоже. Зачем?

Вот он тот, кого ты на самом деле любила с детства, — сильный, уверенный, большой.

Не овощ, который почти год висел у тебя на руках. А тот, привычный, — зверь. Не мой, не мой…

— Маш, — сказал он просто. — Я не оставлю тебя.

Сказать ему, что мне теперь все равно, или ладно уже?

— Во-первых, мы перед алтарем клятву давали. Во-вторых, у нас будет ребенок. В-третьих, я не знаю, как я смогу вернуться домой. Скорее всего, пока никак. Я даже сыну сейчас звонить не буду. Я не могу. Мне нечего сказать. Я должен окончательно прийти в себя. Маш!

— Да. Я слушаю. Я готова принять любое твое решение. Я виновата.

— Ты не виновата. Любовь — это не вина. И мне ты не чужая. Я тоже тебя люблю. По-другому, но люблю. Мы пока оставим все как есть. Родишь, там разберемся. Мне тоже о многом подумать надо. И запомни, я не злюсь на тебя и не осуждаю. Пусть Господь судит. А я буду рядом. Ты мой маленький Зайка, я в ответе за тебя.

— Сереж, я такая жалкая?

— Не болтай глупостей!

— Я жалкая, Сережа. Я всю жизнь рвала себя. И тебя рвала! Ясно же было — не мой ты, ну не мой! Нет, в клочья рвалась, доказывала — мой! Себе доказывала, другим… Операции на морде делала, деньги зарабатывала, везде блестела. И — мимо, мимо. А надо было залететь от тебя сразу, сожрать бочку квашеных зеленых помидоров, родить девочку, потом — двойню, потом — мальчика и встречать тебя каждый вечер усталого с работы. Блины по воскресеньям стряпать, гульки твои мелкие терпеть. И все! Счастье было так близко!

— Маша. Маша! Это не такое уж счастье было бы для тебя.

А мне совсем как-то грустно стало. Зря прожила сорок лет. В погоне за мистикой. То, что нужно ему, я никогда не смогла бы дать. Вот сейчас прожила полжизни и решилась. И ни одной счастливой физиономии рядом! Ну скажи, Безуглов. Свою любимую фразу: «Важно вовремя определить приоритеты». Сказал другое:

— Давай, Маш, пока просто жить.

— Как?

— День за днем.

Сталлоне, блин! Рэмбо, кажется, так говорил.

Мы стали жить день за днем. Утром Сережа уезжал в контору, возвращался рано, никогда не задерживался, часам к четырем-пяти уже был дома, готовил ужин, кормил меня, потом сидел рядом, читал вслух какую-нибудь белиберду или смотрел телевизор. Он пересказывал мне городские сплетни или новости из нашей конторы, рассказывал свежие анекдоты. Он всегда сидел рядом и держал мою руку. Иногда целовал в ладонь, возле большого пальца. Но я видела: он погружен в себя, в свои новые проблемы. Это я, Сережа, тебе их придумала. Эх, Машка, Машка!

Теперь я всегда лежала на диване в гостиной и, мне кажется, больше не вставала. Ребенок в животе шевелился и пинал меня изнутри то коленкой, то кулачком.

— Как ты ее назовешь, Безуглов?

— Почему я? Мы вместе придумаем ей имя. И не называй меня Безугловым!

— Как хочу, так и называю, — отвечала я и отворачивалась к стенке. Спать, спать, спать. Не хочу просыпаться. Хочу уснуть и не просыпаться. Больше ничего не хочу. Ни девочку, ни семью, ни Безуглова. Лети, голубь! К Вике, к Гришке — куда хочешь. Ты — не мой, ты — их.

Потом Сергей перестал ходить на работу и все время был рядом. Я лежала, отвернувшись к стене, а он сидел на моем диване или рядом в кресле. Носил тарелки с едой, стаканы с соками. Потом уносил назад. Молчал, слава богу. И я молчала.

— Маша, так нельзя, — сказал через неделю. — Ты погубишь себя, меня и ребенка.

Я подумала и ответила:

— Ну, тебя и себя я давно погубила, а вот ребенка жалко. Давай подгоняй машину, поедем за город куда-нибудь, подышим елками.

Он обрадовался, засуетился, натащил мне одежек разных из шкафа. Чтобы не поддуло, чтобы не продуло, чтобы не промокла, чтобы не давило нигде. Потом на себя штаны какие-то спортивные натянул и куртку первую попавшуюся.

— Я через пятнадцать минут, — пообещал. — Ты подожди, я поднимусь за тобой. Одевайся пока.

И убежал. Чужой, красивый, сильный. Сережа Безуглов. В пятнадцать минут ты, конечно, не уложишься: пока на стоянку, пока прогреешься, пока подъедешь, поднимешься за мной…

Я встала с дивана и первым делом подошла к зеркалу. Зря, конечно. Смотреть там было совершенно не на что. Жутик, да и только. Призрак с животом.

Времени мало. На кухне жадно выпила стакан воды — так хотелось. Потом открыла духовку и включила весь газ в плите. Очень мало времени. Но говорят, такая смерть — легкая. Даже сладкая. Прости, дочечка! Ты, конечно, сразу в рай. А я… Сама виновата…