Тихоня для бабника (СИ)

Глава 23 Уля

— Стас, спасибо, что помог, — прервала я затянувшееся в машине молчание, — не знаю, как

бы мы справились без тебя сегодня.

— Да брось, — не отвлекаясь от дороги, Стас улыбнулся, — кому, если не друзьям, приходить

на помощь? Да и потом, Сергеев меня бы со свету сжил, если бы я отказался.

Его слова заставили улыбнуться. Нет, Рома, конечно, бы не сделал этого, но, скорее всего,

раз проехался бы своим "добрым" юмором по другу. А может, и не раз. Это со мной он был

бесконечно терпеливым, а с друзьями я слышала как Сергеев общается. Да даже с Аней

Алексеевой… Хотя они друг друга стоят, что уж там.

— Я не от имени Ромы благодарю, думаю, с этим он и сам справится, а от нас с мамой. Вряд

ли кто-то еще, кроме тебя, смог бы терпеть наши бесконечные просьбы остановиться.

А просьб и правда было много. Мама не очень хорошо переносила дорогу и раньше, а

сейчас у нее все еще была слабость после операции и укачивало ее в два раза сильнее.

Выйти на пять-десять минут просто подышать воздухом был даже не каприз, а

необходимость. Во избежание некрасивых сцен в машине. Никто не захочет ехать на

химчистку салона, после того как согласился по дружбе полдня провести за рулем.

— Так я и тебя считаю другом, Уля. Может быть, я не такой балабол, как Влад, или обаяшка,

как Глеб и его жена. Мне молчать вообще нравится больше, чем много говорить ни о чем.

Но ты мне нравишься. С тобой Ромка стал совсем другим. Вырос, успокоился. За одно это

я уже перед тобой в долгу, но на самом деле у тебя есть неоспоримое преимущество перед

всеми моими знакомыми.

— Да-а-а? — мне, конечно, стало очень интересно, о чем именно речь.

— Угу, с тобой очень комфортно молчать.

И мы замолчали. На целых… раз, два… три секунды! Потом я не смогла сдержать смех и, откинув голову на подголовник, закрыла глаза.

Герасимов, видимо, поняв то, как прозвучали его слова, тоже разразился хохотом.

— Уль, извини, я не …

— Все нормально, Стас, правда. Я поняла, что это был не намек на то, чтобы не донимала тебя разговорами. День был длинный, ты тоже устал.

— Да мне-то с чего?

— Дорога выматывает всех, — легко пожала плечами, — если хочется тишины, так и скажи, мне есть о чем подумать.

Улыбка тронула губы Стаса и сразу из серьезного, немного смурного мужчины он

превратился в обаятельного парня. Ему бы чаще улыбаться, этому бывшему спортсмену.

— А если мне не хочется тишины?

— Тогда расскажи, что у тебя с той девочкой? — попросила, отвернувшись к окну, чтобы он не увидел мою улыбку.

— Это с какой?

— Ну та, что у тебя в клубе ошивается.

Слово я выбрала неслучайно, именно так Стас всегда говорил о…

— Череповец, что ли?! Уля, что за нелепости, что у меня с ней может быть?!

— Вот ты мне и скажи, — посмотрела на мужчину и сразу отметила поджатые губы.

— Да это же не девчонка, наказание сплошное! — после довольно продолжительной паузы все же заговорил упрямец. — И я даже уже смирился, что она постоянно таскается в спортзал, и что ее теперь защищают все мои постоянные клиенты, и даже то, как она мимо меня ходит с гордо поднятым носом, споткнулась бы хоть раз! Но эта мадам же с упорством ослицы кидается на грушу раз за разом. У меня уже скорая на быстром наборе, мать ее! Герасимов кипел, возмущение в нем бурлило и выплескивалось в коротких рваных фразах, в злых словах и в сведенных к переносице бровях. Только за всем этим, как и за с силой сжимающими руками руль, я видела только одно:

— Ты волнуешься за нее.

— Нет! — резко, сквозь зубы. — Ну, то есть да, но не так, как ты думаешь. Я переживаю, что девчонка повредит себе руку, или плечевой сустав, или и вовсе вывернет колено, про переломы я даже думать не хочу! А отвечать за это мне. А она не слушает, что ей говорят!

Упрямая, как стадо баранов.

— А почему отвечать тебе?

— Так она же травму получит и… — начал Стас и резко замолчал.

— И?

— Ей больно будет, как минимум. Уля, что за провокации?

— Я просто пытаюсь понять. Или помочь, не знаю еще. Знаю только, что если ты не ее

тренер, то и ответственности за нее не несешь. Да и если бы ты ее тренировал, спорт это всегда травмы, даже если этот спорт для здоровья. Если ты за девушку переживаешь, значит, что-то тебя царапает в ней. Правда ведь? Ну сколько к тебе приходит неподготовленных парней? Если они тебе за тренировки индивидуальные не платят, разве ты так пристально следишь за ними?

— Ну, то парни, они, знаешь… Нет в них той отчаянности, с какой Череповец лупит по

груше.

— Как ее зовут?

— Юлия, — и имя он ее произнес совершенно другим тоном. Мужчины.

Замолчав на несколько мгновений, я отвернулась к окну и тихо, будто бы задумавшись,

произнесла:

— Интересно, что же случилось с твоей Юлей, раз она так упорно делает себе больно…

Стас отреагировал сразу. Сначала грозным:

— Прекрати ее называть моей! — и тут же сменив тон, озабоченно спросил: — Почему ты

думаешь, что с ней что-то случилось?

— Потому, Стас, что если девушка чему-то хочет научиться, ее ничто не остановит. И если бы Юля хотела уметь правильно бить грушу, она бы уже умела. У тебя в зале толпа мужчин, готовых помочь ей. Но она приходит явно не за этим.

— Уль, — под руками скрипнула оплетка руля, — ты что-то знаешь?

— Откуда? — искренне удивилась. — Я просто думаю, что у любого поведения человека есть причина.

— А узнать причину…

— Можно поговорив. Да, Стас. Но тебе же это не нужно, правда, она же просто назойливая посетительница твоего спортзала.

— Улька, иди ты на фиг, — устало прозвучал голос Герасимова через двадцать минут, — я теперь выкинуть не могу из головы, почему Череповец так себя ведет!

— Извини, — спрятав улыбку в воротнике свитера, посмотрела на Стаса, — о чем-нибудь еще поговорим?

— Давай только о тебе в этот раз. Ты голодная?

— Очень!

И мы говорили. Говорили пока ехали, когда сделали остановку у небольшой кафешки, в которой решили перекусить, а в итоге с удовольствием съели по две порции домашнего борща. Настоящего. Его подавали в глубоких чашках, на деревянной разделочной доске. На ней же лежал свежий зеленый лук, несколько очищенных зубчиков чеснока и, боже мой, я чуть слюной не подавилась, мелко нарезанное соленое сало!

Так Стас узнал мою страшную тайну — я обожала сало, но ела его редко. А я увидела, с каким аппетитом он ест такую, казалось бы, обычную, домашнюю еду.

И решила чаще приглашать его в гости.

Стас спрашивал — я отвечала, хотя и ему досталось немало вопросов. С Владом мне было легко общаться, наверное, потому что он был мне ровесником. Со Стасом… Я не ожидала, что мы с ним сможем так общаться. Он на десять лет старше меня, какие темы нам обсуждать? Но оказалось, очень многие.

— Знаешь, Ульк, — задумчиво протянул Герасимов, снова сидя за рулем, — я всегда мечтал, что мама с папой подарят мне младшую сестренку. Даже письмо Деду Морозу писал.

— И как?

— Ну вот, видимо, на тридцать седьмом году жизни дождался, — Стас хохотнул, — не то,

чтобы родную, но очень классную.

Казалось бы, обычные слова, но они растрогали меня до слез. Чертовы гормоны, опять! Не знаю как, но из моих всхлипов, смеха и дружеских объятий он понял главное. И это не то, что мне хотелось ему сказать.

— Улька, ты беременна! — он не спрашивал, он утверждал.

— Я знаю, — всплеснув руками, прикусила губу от досады, — поэтому я как лейка!

— Сергеев счастливчик. Уль, блин, поверить не могу, Ромка станет папкой! Офигеть. Будет по квартире у вас бегать маленький человек!

Стас включил аварийку и, остановившись у обочины, обнял меня, крепко, но очень

бережно.

— Поздравляю вас, мелкая!

Обняв Стаса в ответ, я взяла и честно призналась:

— Это не Ромкин ребенок.

Герасимов, нужно отдать ему должное, даже не дрогнул, только чуть отстранился от меня и посмотрел в глаза.

— Он знает?

— Конечно, знает. Я не собиралась и не собираюсь обманывать твоего друга, Стас.

Меня снова обняли, как будто я действительно была младшей сестренкой. Мелкой. Только с очень взрослыми проблемами.

— Расскажешь?

И я рассказала. Может, не так подробно, как Роме, но рассказала. А главное, смогла

обсудить то, что не давало мне покоя уже полторы недели. С того вечера, когда мы с Ромой случайно встретили Доронина.

— Ро-ом? — зайдя в квартиру, негромко позвала Сергеева.

Судя по счастливому повизгиванию Зевса и тихому бу-бу-бу Ромкиным голосом из

гостиной, эти двое даже не заметили моего прихода. И не услышали крика, что совсем уж странно. Хотя, с другой стороны, Зевс скучал, так отчаянно скучал все дни без Ромы, что я не удивлюсь, если он сейчас лежал на нем и жаловался! На меня, потому что мало с ним играла; на мою маму, потому что сказала, что кто-то слишком хитрожопый и не отдала ему весь пакет купленных косточек; даже на дворовых псов, которые прекратили с ним воевать, полностью признав в нашем громовержце вожака. Зевсу было скучно, но скучал не он один. Стоило мне остаться в квартире одной, как я поняла, осознала, сколько места в моей жизни занял собой Ромка. Наконец-то смогла до конца разобраться в себе и понять: да, страшно, да, неожиданно, но я люблю его. Люблю так, как не могла и мечтать полюбить в своей жизни. И уж тем более не в такое время. Покорил, приручил, убедил, завоевал. Мой Ромка.

Замерев в дверях гостиной, я смотрела на мужчину, развалившегося на полу, и счастливого пса, передними лапами умостившегося на хозяине.

— Парень, это было так круто, ты даже не представляешь. Не только работа, всё.

Переговоры, встречи, знакомства, постоянно какое-то движение. Я как будто крылья

раскрыл за долгое время, — Ромка тихо делился своими эмоциями с псом, — ты пойми меня правильно, братан, жить с девушкой вместе тоже круто. Тем более с Улькой, ну… Зевс, ты ж сам знаешь, это Улька, ее нельзя не любить…

Я не хотела подслушивать их мужской разговор, правда не хотела, и уже собиралась

обозначить свое присутствие, но Рома заговорил дальше и я замерла:

— Ромашку нашу хочется спрятать от всего мира и не давать в обиду, вот только,

оказывается, что я сам от мира прятаться не готов. Не могу, Зевс. Он огромный и мне он нравится, Ульку пугает, девчонка же, тем более столько натерпелась, а я кайфую от его возможностей, понимаешь, братан? И что вот нам с этим делать, мм, морда наглая?

Рома потрепал Зевса за ушами и тот ласково ткнулся ему в плечо.

Тихо шагнув назад, я ушла на кухню. Дурацкие гормоны, не хочу, чтобы Сергеев видел, как я в очередной раз реву!

Конечно, ему со мной скучно дома сидеть, это я знала и без услышанного. В Ромке энергия всегда била ключом, в каждом движении легко угадывалось желание жить и наслаждаться жизнью. Это то, что заставляет тянуться к нему, огонь, горящий в нем, жадность до жизни. Смеяться — громко, злиться — не скрываясь, радоваться так, чтобы все вокруг это видели и плевать, что они видят. Он умел жить чувствами, и мне безумно, отчаянно хотелось научиться так же. Перестать бояться, перестать оглядываться и вздрагивать от любого телефонного звонка, потому что первая мысль "Что-то случилось!".

И как бы я ни любила Ромку, и как бы он ни старался отдаться нашим отношениям, держать его дома, пытаться изменить, было бы неправильно. Да и не получилось бы. Вот он вырвался на "свободу", хотя это был его выбор оставаться со мной, а не ехать с друзьями на встречу, он всегда выбирал меня, а теперь оказывается, что меня нужно засунуть в карман, а самому гулять.

Обида, неправильная, нелогичная, иррациональная, занозой засела в сердце. Я понимала, что не имею права обижаться, ведь все, что говорил Рома там, в гостиной, было отражением моих мыслей, но тем не менее обижалась и в первую очередь на то, что с Зевсом он смог поделиться своими эмоциями, а я…

— Улька! — теплым дыханием обдало шею и родные, такие любимые руки сомкнулись на талии. — Маленькая, как же я соскучился!

— И я скучала, — потерлась виском о колючую щеку, — но решила не мешать вашим

обнимашкам с Зевсом.

Украдкой вытерла мокрые щеки и откинула голову на широкое плечо, подставляя шею под жадные губы. В любви Рома тоже был жадным, но и щедрым, очень щедрым мужчиной.

— А я тебя ждал, ждал. А вы где-то пропали, Уль, — его пальцы уже пробрались под мою кофту и выводили узоры на коже живота, — дороги совсем плохие?

— Нет, Стас предлагал сбежать с ним и я почти поддалась.

Ну что за глупые вопросы? Можно подумать, я где-то специально задержалась, чтобы

оттянуть нашу встречу.

Укус в плечо и Ромка рычит, вроде в шутку, но судя по ставшим чуть крепче объятиям и

закаменевшему плечу, которое вмиг прекратило быть удобным, Сергеев не оценил мои

слова.

— Улька, — развернул меня к себе и только сейчас я почувствовала за запахами зубной пасты и геля для душа, как и за ароматом собачьего шампуня, тонкий, навязчивый запах алкоголя.

Это не было сюрпризом, он же ходил на корпоратив и явно не только сок там пил.

Но я не смогла сдержаться и чуть сморщила нос, а он, увидев это, нахмурился.

— Романова, мне не нравятся твои шутки!

— Странно, — вскинула я брови, — обычно ты не жаловался на мое чувство юмора.

— Обычно, — передразнил меня Ромка и, запустив руку в свои волосы, отошел на шаг, — ты не говоришь о других мужчинах, когда я тебя соблазняю!

— А ты меня соблазнял? — продолжала я его дразнить. — Сергеев, кажется, в командировке ты растерял часть своих навыков.

Понимала ли я, что делаю? Да. Но то ли обида мной руководила, то ли усталость. Да и

нужно признаться, то, как Ромка реагировал, мне льстило. Это было неправильно, но очень приятно, что мой мужчина не готов даже мысленно делить мое внимание ни с кем. И с друзьями в том числе.

— Улечка, — неожиданно мягким, приторно-сладким тоном протянул Рома, — а где вы на

самом деле задержались с Герасимовым?

Даже дух захватило от того, как он на меня смотрел! Пальчики на ногах поджались от

предвкушения, а внизу живота скапливалось приятное напряжение.

— Единственным местом, где мы задержались, была кафешка, в которой мы кушали, потому что с восьми утра не ели.

— То есть вы там кушали, а я тут ждал? — Ромка надулся как хомяк. — Не кушал!

— Сергеев, — тихо хихикнув, посмотрела на него, — ты на корпоративе был, а не дома у окна ждал.

— Да сдался мне тот корпоратив, если бы ты дома была!

Кажется, нас несло куда-то не туда и это все прекратило быть шуткой. Ромка на самом деле начал злиться, да и я закусила удила.

— Ну извини, что согласилась на помощь Стаса, нужно было нам с мамой такси вызвать. С посторонним мужчиной оно как-то надежнее было бы! — я тоже встала из-за стола и сейчас пыхтела недовольным ежом.

— Да при чем тут это?! Я же сам Стаса попросил вас отвезти. Просто не думал, что он будет тем, кого ты вспомнишь в моих руках!

— Господи, Сергеев, я просто пошутила! А ты воспринимаешь все так, как будто я не маму после операции отвозила в санаторий, а изменяла тебе с твоим же, на минуточку, другом!

Не мне нужно было срочно уезжать командировку, не меня не было дома из-за работы,

какие вообще претензии?!

— Да никаких, Уль! Я же только для себя стараюсь, чего уж там. Ни ты, ни твой ребенок

ведь не имеют значения, правда? Только мои эгоистичные желания сбежать из дома. Ты же про это говоришь?

Меня как под дых ударило, а в груди образовался огненный шар из злости и обиды.

— Нет, Ром. Об этом говоришь ты. Причем не мне говоришь, а псу! Так, может, дело не в

том, что я пришла домой чуть позже тебя, а в том, что ты вообще не хотел сюда

возвращаться?

Проклятые слезы буквально брызнули из глаз и я, чтобы не наговорить еще больше

глупостей, развернувшись, попыталась уйти. Только вот Сергеев в запале не смог вовремя остановиться.

— Что? Улька, стой, — поймал он меня в коридоре, — что за чушь вообще?!

— Разве чушь, Ром? — посмотрела на него сквозь пелену слёз. — Знаешь, что первое

я услышала, придя домой? Как ты Зевсу рассказывал, как тебе было хорошо в

командировке. Что бедную Улечку нужно от мира прятать, а вот Рома мир любит и

прятаться от него не хочет. Так, может, и не надо, Ром?

— Что не надо? — Сергеев выглядел немного пристыженным, но это не мешало ему,

прищурившись, просканировать меня взглядом. Будто в душу заглянул.

— Себя менять не надо, не надо менять привычки ради меня и моего ребенка. Зачем тебе такая скучная запуганная девчонка, которая твои крылья подрезает? Тем более еще и с дурацкими шутками.

— Романова, ты сама себя слышишь сейчас?

— Слышу, а ты себя? Я понимаю, если бы ревновал к Евгеше, тем более так или иначе, не сегодня так завтра я подняла бы про него разговор. Но ты взбесился из-за упоминания Стаса. Стаса, Ром! Твоего друга! Понять не могу, ты настолько ему не доверяешь или мне?

— Что там с Дорониным?

— Ничего! Какая, к черту, разница, что с ним? Мы не о нем говорим, а о нас! Если мы еще нужны тебе.

— Нужны?! А ты все сомневаешься? Ну, прости, Ульяна, что я не могу вот так сразу

изменить всю свою жизнь. Что на мгновение вспомнил как это — быть одному. Что позволил себе расслабиться дома и просто нести всякую чушь! Да, ты права, я ревную. Постоянно ревную и боюсь, что все делаю не так. Я не умею по-другому, я ни разу не был в таких отношениях, — Ромка говорил все громче, явно не справляясь со своими эмоциями, — мне тридцать пять лет, а отношений не было, представляешь. Я в первый раз захотел попробовать что-то серьезное, в первый раз настолько влюбился в девушку, что голову потерял. Да я пса завел, только чтобы тебя видеть каждый день!

Зевс, который высунул морду в коридор, предпочел спрятаться обратно в комнату, таким пугающим выглядел сейчас Сергеев.

— Вот только знаешь что, я как-то не рассчитывал, что мое "попробовать" вдруг сразу

превратится в семейную жизнь с беременной девушкой! Это даже не тест-драйв, это просто здец! Но я стараюсь, правда стараюсь, а ты…

— Остановись, Ром. Я тебя услышала…

— Черт, Уль, Улечка, — Рома притянул меня к себе и попытался сжать в объятиях, — прости, я не то хотел сказать. Совсем не то, мне крышу снесло, тормоза отказали, Уль. Прости.

Он попытался меня обнять, только я в первый раз не чувствовала себя в его руках в

безопасности. Мне не хотелось прижиматься к нему. Одной своей фразой он будто душу мне вынул. Тест-драйв. Вот что ему нужно было. А я это дать не могла. Как бы я его ни любила, как бы ни хотела быть с ним, в день, когда я решила оставить ребенка, я свой выбор сделала. Что бы ни происходило в этом мире, как бы мне ни было тяжело, но мой малыш будет счастлив, даже если у него не будет отца. И Рома, Рома тоже должен быть счастлив, просто, наверное, не с нами.

— Пусти, Ром, оба виноваты, — заговорила тихо, выворачиваясь из его рук, — обоим нужно успокоиться.

— Улька, черт!

Развернувшись, Ромка впечатал кулак в стену и я вздрогнула, таким я его не знала.

— Да, ты права, нужно успокоиться. Обоим.

Он повернулся и посмотрел на меня, только, видимо, не увидел того, на что рассчитывал.

Еще раз вздохнув, выдал нетривиальное:

— Пойду в душ, остыну.

И не дожидаясь ответа, скрылся за дверью. Услышав щелчок замка, я вздрогнула. Ни разу, ни одного-единого раза с тех пор, как мы решили быть вместе, эти двери не закрывались на замок. Вместе с тихим щелчком во мне будто тоже что-то закрылось. Сломалось и спряталось. Не сомневаясь ни секунды, я зашла в спальню и, закинув пару свитеров в сумку, а также прихватив свои документы, пошла одеваться.

Из квартиры я вышла ровно четыре минуты спустя после спора. С разбитым сердцем и

морозом в душе.

Пусть Рома остывает. Пусть остается и снова будет счастлив. И я буду. Обязательно буду, ради ребенка, ради Сергеева, который показал мне, как можно и нужно любить не только жизнь, но и себя в ней, ради себя. Вот только соберу себя по частям и обязательно снова научусь жить без Ромы. Не хочу, чтобы он менялся, не хочу!

До дома добралась поймав попутку. Проветрила комнаты, разложила вещи. Сходила в

магазин за новой зубной щеткой себе. Даже приготовила кушать. Я дышала, ходила, что-то делала, но не чувствовала ничего. И только когда легла на старенький, немного скрипучий диван и накрылась одеялом, когда поняла, что каждую ночь буду вот так ложиться одна в постель и просыпаться одна и никакого Ромы рядом, я, наконец, разрыдалась. Выплакивала обиду, все горькие слова, сказанные сегодня, боль и свое неожиданное одиночество.

Плакала так, как не позволяла себе с похорон отца. Кажется, именно в этот момент я

прощалась не только с любимым мужчиной, я прощалась с шансом быть счастливой с ним.