Слоан
Стеф: Цветы и шампанское — это слишком банально, не так ли?
Я: Слишком банально для чего?
Стеф: Для того, чтобы предложить мужчине съехаться со мной.
Я: Для меня большая честь, что ты обратился ко мне за советом по поводу такого грандиозного поступка.
Стеф: Наоми слишком романтична, а Лина не узнала бы романтику, даже если бы та укусила её за её восхитительную задницу. Поэтому я прошу тебя. Посоветуй мне уже. Перебор или недостаточно?
Я: Это зависит от остальной обстановки. Это интимная беседа за вином и домашней пастой или чем-то ещё, что ты приготовишь своими талантливыми гейскими ручками? Или это объявление с фейерверком и марширующим оркестром на глазах у всего города?
Стеф: Я вижу, что обратился не к тому человеку. Мне следовало спросить у парня-натурала.
Я: Ты не думал о том, чтобы сделать на заднице татуировку «Ты переедешь ко мне?»? Или превратить детский день рождения/посещение зоопарка в неожиданное предложение руки и сердца?
Стеф: Мне нужно вернуться к доске с планами. Всё должно быть идеально, тщательно спланировано. Это должно быть романтично и оригинально. История, которую мы расскажем нашим детям. Боже мой. Что, если он не захочет детей? Хочу ли я детей?
Я: Ты себя накручиваешь. Иди съешь шоколадку.
— Ага! Вот и ты, — воскликнула я, торжествующе доставая из своей дорожной сумки лифчик, который искала. Я засунула остальное содержимое обратно внутрь и застегнула молнию.
Очень обнажённый, очень греховно выглядящий Люсьен бросил недобрый взгляд в мою сторону со своего места на кровати.
— Что? Ты сказал, что мы идём куда-нибудь поужинать. Я не могу появляться на людях без лифчика. Известно, что эти малышки, выпущенные на волю, вызывают столпотворение, — бросила я через плечо, направляясь в огромную ванную, похожую на спа-салон. Шестиугольная плитка цвета древесного угля согревала и поджаривала мои босые ноги. На двойном туалетном столике между высококачественными раковинами из оникса было достаточно места, чтобы поиграть в шаффлборд. И душ. О, душ.
Это главная причина, по которой я до сих пор не потребовала, чтобы Люсьен отвёз меня домой в Нокемаут.
(Шаффлборд — игра на размеченном столе или корте, с использованием киев и шайб, или шайб, которые толкаются рукой. Шайба должна остановиться в пределах определённых линий, вне зависимости от игровой поверхности. В шаффлборд играют вдвоём или двумя командами, состоящими из двух игроков. Короче говоря, для шаффлборда надо много места, в этом суть, — прим).
Энтони Хьюго находился под стражей уже четыре дня. Официально опасность миновала. Но я всё ещё была здесь, наслаждаясь четырьмя днями ужинов вне дома и прогулок под цветущими вишнями. Четыре дня мы работали в одном офисе и спали в одной постели. Четыре дня я занималась астрономическим количеством секса с Люсьеном Роллинсом.
Я достала свои туалетные принадлежности из сумки, которая висела на дверце бельевого шкафа, и скорректировала настройки на сенсорном экране душа.
— Я могу запрограммировать твои предпочтения в системе, — предложил Люсьен из-за моей спины.
Я смотрела, как он голышом заходит в ванную.
— Неее. Мне нравится нажимать на кнопки, — сказала я, любуясь непристойно красивым видом. Он был похож на движущуюся статую. Мраморная ода совершенству, воплощённая в жизнь.
Я ступила в облицованную плиткой душевую кабину и позволила струям воды обдать меня сверху. Я застонала.
— Уф. Это вызывает у меня желание сделать ремонт в своей ванной.
Люсьен присоединился ко мне, и его руки тут же нашли изгибы моих бёдер.
Мы молча принимали душ, наслаждаясь горячей водой и телами друг друга. Но я чувствовала в нём напряжение, которого раньше не было.
— Что не так? Какие-то проблемы с делом Хьюго? — спросила я, пока Люсьен задумчиво наблюдал за мной в зеркале, а я вытирала полотенцем флаконы с шампунем и кондиционером, прежде чем убрать их обратно в сумку.
— Моя проблема в тебе, — сказал он, поворачиваясь ко мне лицом.
— Во мне? И что же я такого сделала? — поинтересовалась я, стараясь не смотреть на капли воды, стекавшие по его груди.
— Я освободил тебе место в ящиках и шкафу. Я освободил тебе место на туалетном столике, — объявил он, рывком открывая один из пустых ящиков рядом с раковиной, которую он определил как мою. — Я освободил для тебя место в моём душе, в моём доме.
— А я сказала тебе, что мне ничего из этого не нужно.
Он ткнул пальцем мне в лицо.
— Вот это моя проблема. Как мы будем жить вместе, если ты даже не распаковываешь свои вещи, Слоан?
— Серьёзно? — усмехнулась я. — Ты злишься, потому что я занимаю мало места в твоих шкафах?
— Ты отказываешься распаковывать вещи здесь. Ты не освободила для меня место в своём доме. Мне пришлось нанять органайзера гардероба, чтобы освободить место для себя. Ты не принимаешь нас как пару.
— Люсьен, мы даже не говорили о том, чтобы быть «парой», если не считать того, что ты упрямо заявляешь, что мы пара.
Он нахмурился ещё сильнее.
— Ты хочешь поговорить? Отлично. Мы поговорим.
— Ты мог бы, по крайней мере, дать мне высушить волосы, — проворчала я, когда Люсьен нажал кнопку звонка на шикарном трёхэтажном кирпичном доме на обсаженной деревьями улице в Джорджтауне. Каждый автомобиль у обочины выглядел так, словно стоил где-то шестизначную сумму.
Дверь открылась, и на нас уставился седобородый мужчина в очках.
— Ты рано, — объявил он. На нём был белый фартук поверх кардигана в чёрную, оранжевую и неоново-жёлтую крапинку.
— Эмри, познакомься со Слоан. Слоан, это Эмри, — сказал Люсьен, ведя меня через порог в статный кабинет.
— Прошу прощения за Люцифера. Думаю, он злой от голода, — объяснила я через плечо.
— Что ж, это должно быть весело, — объявил Эмри, потирая ладони и следуя за нами внутрь.
Это был кабинет человека со средствами, интеллектом и отличным вкусом, решила я, просматривая названия на книжных полках из тёмного красного дерева.
— Воспользуйся своей психотерапевтической магией и исправь её, — объявил Люсьен, занимая позицию у камина.
— Я думала, мы собирались поужинать у твоего друга? — уточнила я.
— Мы друзья. Время от времени он забывает об этом, — добавил Эмри, подходя к шкафу и доставая бутылку вина. Он указал на одно из двух кожаных кресел, стоявших перед книжными полками. Я села.
— Мне не нужны твои дружеские советы. Мне нужен психотерапевт, который вразумит эту женщину, — заявил Люсьен, скрестив руки на груди и свирепо глядя на меня.
Я ответила ему таким же взглядом.
— Серьёзно?
— Это очень необычно. Даже для тебя, — сказал Эмри Люсьену.
— Не смотри на меня так, — сказала я, пожав плечами. — Только что я наслаждалась божественным душем, а в следующую секунду он уже кричит о месте в ящиках и органайзерах для шкафов.
Люсьен оттолкнулся от камина и принялся расхаживать по комнате.
— Ты видишь, с чем мне приходится иметь дело?
Эмри выглядел удивлённым.
— Я так понимаю, дело не в ящиках? Хотя, если это так, я с радостью позвоню Саше. Она эксперт по организации дома. Ты бы видел её кладовку.
— Она не собирается связывать себя обязательствами, — объявил Люсьен, затем поморщился. — Слоан, не Саша. Но тебе следует сжечь этот кардиган, пока Саша его не увидела.
— Я думаю, это прекрасный кардиган, — настаивала я.
— Я пытаюсь наладить нашу жизнь и здесь, и в Нокемауте, а Слоан отказывается участвовать. Эта женщина после каждого душа заново упаковывает свои туалетные принадлежности! — проревел Люсьен.
Эмри выглядел так, словно изо всех сил старался не рассмеяться, пока наливал три бокала вина.
— Понятно.
Я встала со стула и направилась к Люсьену, прервав его расхаживание по комнате.
— А я уже говорила тебе, что ты не можешь просто приказать мне завязать отношения. Пара ящиков не позволит мне чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы хоть подумать о том, чтобы встречаться с с тобой.
— Мы не встречаемся, — сказал Люсьен. — Мы живём вместе. Мы занимаемся сексом. Мы собираемся пожениться.
— Если это твоё предложение руки и сердца, то его нужно доработать, — парировала я.
Я услышала хруст и обнаружила, что Эмри устроился на кресле, которое я освободила, перекусывая фисташками и увлечённо наблюдая за нами.
— Почему ты не можешь просто принять, что я говорю серьёзно? — потребовал Люсьен. Он запустил обе руки в волосы. Его движения были резкими и неистовыми, и это так не походило на его обычную животную грацию.
— Потому что прошлый опыт подсказывает, что я должна с криком сбежать в ночь! Ты уже дважды вычёркивал меня из своей жизни — один раз на два десятилетия — и ты просто ожидаешь, что я забуду об этом? Доверюсь тебе? — теперь я тоже кричала. Я определённо не получу награду «Гость года на ужине».
— Скажи мне, чего ты хочешь, и я дам тебе это, — сказал Люсьен, и в его голосе слышалось раздражение.
— Я хочу всё то, что ты обещаешь, но не верю, что ты это выполнишь! Теперь ты доволен?
Между нами повисла тишина, пока мы смотрели друг на друга. Эмри прочистил горло и стряхнул с рук фисташковые крошки.
— Всё звучит так, как будто у вас двоих никогда не было возможности по-настоящему разобраться с проблемами, которые изначально рассорили вас.
— Я всегда думал, что должен простить тебя, — внезапно сказал Люсьен. Он перевёл дыхание и посмотрел на меня сверху вниз, в его серых глазах бушевала ярость. — Ты обманула моё доверие. Ты намеренно ослушалась меня, и из-за тебя я попал в тюрьму. Из-за тебя моя мать осталась совершенно беззащитной перед ним. Я пропустил свой восемнадцатый день рождения, выпускной в старшей школе. Из-за тебя моё прошлое укрепило моё будущее.
Я вздрогнула, когда правда, которую он держал в себе все эти годы, ранила прямо в цель. Эта рана так и не зажила полностью ни у одного из нас.
— Но… — подсказал Эмри, потянувшись за ещё одной горстью фисташек.
— Но ты встала между моими матерью и отцом, чтобы защитить её, защитить меня. Ты снова сделала это на этой неделе. Пыталась встать между мной и сумасшедшим, угрожающим нам обоим, а потом защитила меня от моей собственной матери, — прохрипел он.
— Если ты злишься из-за этого, то зря тратишь время, потому что я не собираюсь извиняться. Энтони Хьюго — бездарный слизняк, и твоя мать никогда не поднимет на тебя руку, — сказала я ему дрожащим от эмоций голосом.
Он протянул руку и взял меня за запястья, а его большой палец скользнул по старому шраму.
— Я не хочу извинений. Они мне не нужны. Я никогда в них не нуждался. Ты единственный человек в мире, который когда-либо вот так вступался за меня.
Я открыла рот, но он покачал головой.
— Да, Нокс и Нэш сделали бы это, если бы у них был шанс. Но я никогда не просил. Тебя мне тоже не приходилось просить. Ты просто сделала это. Потому что ты такой человек. Глупый храбрец. Опасно упрямый.
— Твои предложения и комплименты действительно отстойные, — сказала я.
Но Люсьен не улыбнулся. Вместо этого он снова сжал мои запястья.
— Сломанные мужчины ломают женщин, Слоан.
Я замерла.
— Люсьен, — прошептала я.
— Мой отец сломал мою мать до такой степени, что даже спустя годы она всё ещё остаётся жертвой, — продолжил он. — Возможно, из-за него она никогда не будет цельной и здоровой. Я не хотел подвергать тебя такому риску. Я не хотел, чтобы ты была со мной, где такие люди, как мой отец или Энтони Хьюго, могли бы причинить боль тебе, а потом и мне.
Я схватила его за предплечья, не зная, что сказать. У меня закружилась голова, и я чувствовала себя выбитой из колеи, как будто его слов оказалось достаточно, чтобы пошатнуть сами основы, на которых я выстроила свою жизнь.
— У меня в голове до сих пор раздаётся хруст твоих ломающихся костей, — признался Люсьен. — Меня там даже не было, но этот звук всё равно отдается эхом. Это первое, что я слышу, когда просыпаюсь утром. Это то, что я слышу каждый раз, когда ты выходишь из комнаты, и я хочу пойти за тобой. Это было моим напоминанием о том, что нужно оставить тебя в покое. Он мог убить тебя, а я не смог защитить тебя, потому что был за решёткой. Я не смог защитить её. Я не смог защитить тебя.
Мои глаза наполнились слезами. Я потянулась и обхватила его лицо ладонями. Его борода была грубой на ощупь.
— Люсьен, дорогой. В твои обязанности никогда не входило защищать свою маму. В твои обязанности никогда не входило защищать мир от своего отца.
— Между прочим, именно это я и говорил годами, — вмешался Эмри.
— Иди, приготовь запеканку, — огрызнулся Люсьен без всякого запала в голосе.
Эмри усмехнулся.
— Я предала твоё доверие. Я признаю это, — сказала я. — Я была молода и импульсивна, и мне была невыносима мысль о том, что он причиняет тебе боль. Ты слышишь, как ломается моё запястье? Я слышу, как он кричит и бьёт тебя той ночью. Это до сих пор преследует меня.
Люсьен закрыл глаза.
— Слоан…
— Нет. Теперь моя очередь. Я была напугана. Слишком напугана, чтобы выйти на улицу и остановить его. И слишком боялась, что он причинит боль моему отцу, если я расскажу ему. Возможно, если бы я ему рассказала, всё было бы по-другому. Но мы никогда не узнаем, потому что я позвонила в 911, хотя ты и просил меня не делать этого. И я наблюдала, как Уили Огден выводил тебя в наручниках, как ты и предполагал. И я никогда, никогда этого не забуду. Если бы в тот день я приняла другое решение, ты бы не узнал, как выглядит камера изнутри.
— Я бы узнал. В конце концов. Потому что был лишь один сценарий, при котором он остановился бы.
— Вот почему я позвонила. Потому что ты бы не оправился от этого. Ты бы всю жизнь думал, что ты такой же, как он. И между прочим, этот факт означает, что ты совсем на него не похож.
Люсьен втянул прерывистый вдох. его глаза прожигали мои.
— Но думать обо всех этих «что, если» — пустая трата времени, которое, как мы оба знаем, является драгоценным, — продолжила я. — Мне так жаль, что ты всю жизнь считал себя запятнанным. Думал, что не заслуживаешь счастья. Это разбивает мне сердце, Люсьен, потому что ты самый абсурдно щедрый человек, которого я когда-либо встречала. Ты видишь потребность и по-тихому её удовлетворяешь. Тебе не нужны зрители или похвалы. Ты посвятил свою жизнь исправлению ошибок на самом высоком уровне. И это героизм. Ты герой.
— Я так не думаю, — его слова были тихими, но его руки переместились на мои бёдра и нежно держали меня.
— Я знаю. И мне так жаль, что тебе пришлось бороться с этим в одиночку. Ты не виноват ни в чём, что когда-либо делал твой отец.
— По его словам, я был виноват во всём. В моей комнате было недостаточно чисто. Мои оценки были недостаточно хорошими. Я недостаточно громко называл его «сэр». Всё, что я делал, было неправильным.
Теперь моё сердце не просто разрывалось на части. Оно разбивалось на миллион осколков.
Я крепче прильнула к нему.
— Ты не сделал ничего плохого, Люсьен. Это всё из-за него. Он был сломанным человеком, который пытался сломить тебя, но потерпел неудачу. Даже в лучшие свои дни он не смог бы сравниться с тобой. Я так горжусь тем мальчиком, которым ты был, и тем мужчиной, которым ты стал. Ты вернул себе свою фамилию и придал ей хороший смысл. В тебе нет его. Я вижу в тебе больше от моего отца, чем от твоего.
— У меня вспыльчивый характер. Но я работаю над этим. Давно уже работаю, — он указал на Эмри, который всё ещё трескал фисташки как бурундук.
Я неделикатно фыркнула.
— А у кого нет характера? Важно то, что мы решаем с ним делать. Твоё самообладание впечатляет. И это говорит та, кто посвятила большую часть своей взрослой жизни попыткам вывести тебя из себя.
Люсьен покачал головой.
— Всё это время я думал, что должен простить тебя за то, что ты сделала.
— Как насчёт того, чтобы сделать это сейчас? — подсказала я.
— Ты никогда не должна была сражаться в этой битве, и ты точно так же никогда не должна просить прощения за это.
— У меня такое чувство, что ты готовишься извиниться передо мной. Ты голоден или у тебя обезвоживание? — спросила я.
Люсьен провёл костяшками пальцев по моей щеке.
— Тебе не нужно извиняться передо мной, Пикси. Потому что мне не нужно тебя прощать.
— Хочешь, типа, Сникерс или что-то в этом роде?
Он покачал головой.
— Прости меня, Слоан. Прости, что я винил тебя. Прости, что поставил тебя в положение, в котором, как тебе казалось, у тебя не было выбора. Прости, что до сих пор я никогда не говорил о том, чего на самом деле хотел или в чём нуждался.
— Что тебе нужно сейчас? — спросила я с придыханием.
— Ты. Только ты. Всегда ты.
Вот теперь я была по-настоящему напугана.
Люсьен сокращал расстояние между нами. Его горячее дыхание обдавало моё лицо, и я уже предвкушала ощущение его губ на своих.
— Я думаю, вы оба отлично поработали сегодня вечером, — сказал Эмри, разрушив этот момент, как человеческое воплощение слетевшей музыкальной пластинки. — Я бы хотел предложить вам дать себе время на то, чтобы узнать друг друга получше, и только потом принимать какие-либо решения.
— Время? — повторил Люсьен, словно это слово было горьким на вкус.
— Многое ещё предстоит исправить. Это реальная жизнь. Это не похоже на фильмы, где один широкий жест может убедить Слоан, что ты не собираешься снова закрываться и бросать её, — объяснил Эмри.
Я уже видела это выражение на красивом лице Люсьена. Ему брошен вызов, и он готов был принять его.
— Итак, кто хочет выпить вина? — спросил Эмри.
— Я, — воскликнула я с ноткой отчаяния в голосе.
Наоми: Как дела с Люсьеном?
Лина: Он уже выпустил тебя из своей спальни /поля зрения?
Я: Всё… сложно. Ну, не в спальне, а в любом другом месте. Он говорит, что предан нашим отношениям. Что не собирается менять своего решения. Он говорит все правильные вещи. Всё то, что я годами мечтала от него услышать. Но я всё равно чувствую, что буду полной идиоткой, если с радостью поверю, что он останется со мной и создаст семью.
Лина: А что, если он купит тебе замок или что-то подобное в знак того, что вы будете жить долго и счастливо?
Я: Я бы не отказалась.
Наоми: Или, может быть, его великим поступком будет прислушиваться к психотерапевту и постепенно доказывать тебе свою приверженность?
Я: Супер. Мы будем играть в «знакомство друг с другом», пока мои яйцеклетки превращаются в изюм. Я просто не думаю, что он сможет сделать что-то, что отменит двадцать с лишним лет недоверия. По крайней мере, не раньше, чем я превращусь в бесплодную пустошь.
Наоми: Есть и другие способы стать родителем.
Лина: Да. Тебе просто нужно дождаться, когда твой злой близнец бросит ребёнка, о котором ты не знала.
Наоми: Я скорее думала об усыновлении. Но могу подтвердить, что идея со злыми близнецами работает!
Лина: Эй, ребята, не хочу привлекать к себе внимание, но на следующей неделе я выхожу замуж!
Я: Нэш уже закатил моргановскую истерику из-за гипсофилы?
Наоми: Никаких истерик не будет. Только свадебное совершенство!