Тонкая темная линия

ГЛАВА 5

– Ты не можешь арестовать Фуркейда, он же детектив, – брюзжал Гас, расхаживая возле своего письменного стола.

Дежурный сержант вызвал шерифа с ужина в клубе «Ротари», где тот поглощал калории в жидком виде и пытался пропускать мимо ушей язвительные замечания членов клуба, не довольных исходом суда над Ренаром. Гас выпил всего полпинты «Амаретто», но ему казалось, что у него настолько повысилось давление, что голова вот-вот лопнет.

– О чем, черт тебя дери, ты думала? – поинтересовался он.

Анни не могла прийти в себя от изумления.

– Фуркейд напал на человека! Я видела все собственными глазами! Ренар выглядит так, словно его лицо попало в мясорубку.

– Твою мать! – выругался Ноблие. – Ведь говорил же я Нику, предупреждал! Где он сейчас?

– В комнате для допросов.

Анни с трудом смогла отправить его туда. Не то чтобы Фуркейд сопротивлялся, но Родригес, дежурный сержант, а потом Дега и Питр, помощники шерифа, не давали ей покоя:

– Арестовать Фуркейда? Дудки. Мы своих не арестовываем. Это какая-то ошибка. Что он натворил? Ущипнул тебя за задницу? Ты говоришь, что он избил Ренара? Господи, да мы должны за это наградить его медалью!

В конце концов Фуркейд прошел мимо них и сам засел в комнате для допросов.

Шериф рысцой протрусил мимо Анни к дверям. Она торопливо пошла за ним, пытаясь держать себя в руках.

Дверь в комнату для допросов была широко распахнута. Родригес стоял в дверях и смеялся, обмениваясь шутками с кем-то, кто был внутри. Его усы, словно гусеница, извивались над верхней губой.

– Эй, шериф, мы тут подумали – может, Ника украсить серпантином?

– Заткнись! – рявкнул Гас и, словно бык, ринулся мимо стойки дежурного в комнату для допросов, где на стульях развалились Дега и Питр. На маленьком столике стояли стаканчики с дымящимся кофе. Фуркейд сидел в дальнем конце, Он курил сигарету и держался особняком.

Гас злобно оглядел своих подчиненных.

– Вам больше нечем заняться? За что, интересно, я вам плачу деньги? А ну убирайтесь отсюда! И ты тоже! – бросил он Анни. – Езжай домой.

– Домой? Но… Но, шериф, – Анни начала заикаться, – я же все видела. Я…

– Он тоже там присутствовал. – Ноблие указал на Фуркейда. – С тобой я поговорил, теперь собираюсь побеседовать с ним. Есть какие-то проблемы, Бруссар?

– Нет, сэр, – натянуто ответила Анни. Она посмотрела на Фуркейда, ей очень хотелось поймать его взгляд, увидеть… А что, собственно, она хотела увидеть? Анни и сама не знала этого.

Гас оперся руками на спинку свободного стула, ожидая, когда у него за спиной закроется дверь.

– Что вы можете сказать в свое оправдание, детектив? – наконец спросил шериф.

Ник смял окурок в пепельнице, услужливо пододвинутой ему Питром. А что ему было говорить? Он не мог объяснить свой поступок, мог только извиниться.

– Ничего, – ответил Фуркейд.

– Ни-че-го? – по слогам повторил Ноблие, словно ему встретилось незнакомое слово. – Посмотри на меня, Ник.

Фуркейд послушался и не знал, что лучше – ответить на разочарование во взгляде шерифа или не делать этого. Эмоции всегда доводили его до беды. Последний год своей жизни он изо всех сил старался держать их железной хваткой в самой глубине души. Сегодня вечером они выбрались на свободу, и вот вам результат.

– Я очень рисковал, принимая тебя на работу, – спокойно заговорил Гас. – Я сделал это, потому что знал твоего отца, и я перед ним в долгу. Я сделал это и потому, что поверил тебе, когда ты поведал об этой истории в Новом Орлеане. И мне казалось, что здесь ты сможешь отлично работать. И чем же ты отплатил мне? – Шериф повысил голос. – Ты испортил следствие и чуть не убил подозреваемого, так? Тебе лучше найти слова в свое оправдание, или, клянусь богом, я больше не буду за тебя заступаться! Зачем ты пошел к Ренару? Что ты вообще делал в той части города?

– Пил.

– Здорово! Отличный ответ. Ты выскочил из моего кабинета вне себя от ярости и пошел заливать горе спиртным! – Ноблие с грохотом придвинул стул к столу. – Как нам теперь с этим разбираться? Я могу сказать, что ты вел наружное наблюдение.

– Вы сказали журналистам, что сняли наблюдение.

– К черту прессу! Я сказал им то, что они хотели услышать. Если я скажу, что ты наблюдал за Ренаром, это оправдает твое пребывание там и покажет, что я полностью доверяю тебе. Но что произошло дальше? Он спровоцировал тебя?

– А какое это имеет значение? – спросил Ник. – Никому и дела нет, что Ренар убийца и суду следовало бы прокомпостировать ему билет в ад.

– Да, суду следовало бы, но судья этого не сделал. Потом Хантер Дэвидсон попытался его убить, но ты помешал ему. Выглядит все так, словно ты сам хотел с ним расправиться.

– Я знаю, как это выглядит.

– Это выглядит как нападение, и это еще самый простой вариант. Бруссар считает, что я должен отправить тебя за решетку.

Бруссар! Ник вскочил, гнев снова закипел в нем.

– И вы это сделаете? – спросил он.

– Нет, если меня не вынудят обстоятельства.

– Ренар выдвинет обвинения.

– Можешь держать пари на свои яйца, что он это непременно сделает. – Гас потер лицо и про себя подумал, что лучше ему было заниматься геологией все эти годы. – Он же не какой-нибудь бомж, которого можно сунуть головой в толчок и выбить из него признание, зная, что никто не обратит внимания на его жалобы. Ренар завтра же заявит о нападении. – Шериф тяжело упал на стул. – И все-таки, мне бы очень хотелось, чтобы ты довел дело до конца и скормил его крокодилам.

– Ты что здесь все крутишься, Бруссар? – поинтересовался Родригес. Почти лысый, коренастый, он стоял за стойкой дежурного и с важным видом перебирал бумаги, словно его самого не выставили из комнаты для допросов.

Анни вызывающе посмотрела на сержанта.

– Я офицер, арестовавший Фуркейда. Я должна отправить арестованного в камеру, написать рапорт о задержании и предъявить доказательства.

Родригес фыркнул.

– Дорогуша, никто никого арестовывать не будет. Фуркейд сделал то, что всем хотелось сделать в этом округе.

– Последний раз, когда я заглядывала в уголовный кодекс, нападение на человека еще считалось противозаконным.

– Не было никакого нападения. Свершилось правосудие. Вот так-то.

– Точно, – вмешался Дега. – А ты только помешала, Бруссар. Почему ты не позволила ему довести дело до конца?

– Совершенно верно, – вмешался Питр, направляясь к ней и отстегивая от ремня наручники. – Вероятно, нам надо арестовать тебя, Бруссар, за препятствие правосудию.

– Воспрепятствование должностному лицу, находящемуся при исполнении обязанностей, – добавил Дега.

– Я полагаю, что в данном случае просто необходим личный досмотр, – предложил Питр и взял Анни за локоть.

– Пошел ты к черту, Питр! – Она резко вырвалась. На лице Питра появилась похотливая улыбочка.

– С тобой куда угодно, ягодка!

– Ишь, тоже мне, губы раскатал!

– Шериф велел тебе отправляться домой, Бруссар, – вмешался Родригес. – Ты не выполняешь приказ начальства. Хочешь, чтобы я составил рапорт?

Анни посмотрела на дверь комнаты для допросов, не зная, что предпринять. Правила диктовали одно, а шериф приказал совсем другое. Молодая женщина отдала бы что угодно, только б узнать, о чем шел разговор за этой закрытой дверью, но никто не собирался посвящать ее в подробности.

– Что ж, – неохотно согласилась Анни, – я займусь бумагами с утра.

Она направилась к выходу, чувствуя, как взгляды сослуживцев буквально жгут ей спину, ощущая их враждебность как нечто вполне осязаемое.

Влажный туман превратился в холодный, назойливый дождь. Анни натянула джинсовую куртку на голову и побежала к машине. Купленное ею шоколадное мороженое давно растаяло и растеклось липкой лужицей. Подходящий конец для подобного вечера.

Анни села за руль, пытаясь представить, что же будет завтра, но ей ничего не пришло в голову. У нее не было исходной точки для подобных размышлений. Она никогда еще не арестовывала коллегу-полицейского.

Пластмассовый крокодил, висящий на зеркале заднего вида, пялился на нее с насмешливой ухмылкой. Анни ткнула его указательным пальцем и смотрела, как игрушка заплясала на нитке. Она бросила взгляд на бумажный пакет, который засунула между сиденьями. Пакет, в котором было ее мороженое. Именно им она воспользовалась, чтобы взять окровавленные кожаные перчатки Фуркейда. Каждую перчатку следовало упаковать отдельно, но Анни использовала то, что оказалось у нее под рукой. Согласно инструкции она должна была сдать улики на хранение и проследить, чтобы их отправили в специальное помещение. Инстинкт подсказал ей, что не стоит сейчас возвращаться в участок с этим пакетом.

Но ведь она и так нарушила правила ради Фуркейда, пошла на уступки, чего никогда не допустила бы по отношению к любому другому человеку. Анни должна была бы вызвать патруль на место преступления, а она этого не сделала. Когда приехала «Скорая», она ничего не стала объяснять приехавшим медикам и отвезла проштрафившегося детектива в участок на своей собственной машине. Анни даже не стала сообщать о случившемся по радио в дежурную часть и никого не предупредила, потому что не хотела, чтобы ее слова услышали другие полицейские.

Анни нарушила должностные инструкции, потому что Фуркейд был копом, и все-таки именно она стала козлом отпущения. Коллеги теперь смотрели на нее так, словно на ее месте оказался враждебный чужак.

Она завела мотор и выехала со стоянки как раз в тот момент, когда на нее свернули две другие машины. Приехали помощники шерифа, которые должны были заступить на дежурство в полночь. Новость о поступке Фуркейда распространится со скоростью лесного пожара. Ее мир вдруг развернулся на сто восемьдесят градусов. Все простое неожиданно стало сложным, все знакомое – незнакомым, все светлое – темным. Анни посмотрела на дождь и вспомнила слова, которые ей прошептал Фуркейд: «Страна теней».

Улицы были пусты, и фонари казались ненужной роскошью. Большая часть из семи тысяч жителей Байу-Бро работала и в будние дни отправлялась спать рано, оставляя веселье на выходные.

Неоновая вывеска «Пиво Дикси» вспыхивала красным светом в окне ночного заведения в так называемой цветной части города. Анни свернула направо у полуразвалившейся заправочной станции, выглядевшей как нечто оставшееся после сурового апокалипсиса из фантастического фильма с ее разбросанными полуразвалившимися машинами и запчастями. Дома вдоль этой улицы выглядели немногим лучше. Жалкие одноэтажные домишки вырастали из земли на покосившихся кирпичных столбах. Они стояли плечом к плечу на крохотных участках земли величиной с почтовую марку.

Анни ехала все дальше на запад, и постепенно владения становились больше, дома приобретали более почтенный и современный вид. В этом районе жил Эй-Джей.

Могла ли Анни обратиться к нему, ведь он работал на окружного прокурора? Теоретически полицейские и прокуратура играли в одной команде на стороне правосудия, но на самом деле они больше враждовали, чем сотрудничали. Если Анни решится перепрыгнуть через голову Ноблие и перейти линию, отделяющую ведомство шерифа от офиса прокурора, ей придется дорого за это заплатить. И Ноблие, и ее коллеги сочтут это еще одним доказательством того, что помощник шерифа Бруссар играет против них.

А если она обратится к Эй-Джею как друг, что тогда? Сможет ли он отделить дружбу от работы, если на чаше весов будет серьезное обвинение против Ника Фуркейда? И вправе ли Анни ожидать этого от него?

Анни нашла место для разворота и поехала в больницу. Избиение Маркуса Ренара было ее делом, пока кто-нибудь не доказал ей обратное. Она должна взять показания у жертвы.

Белое изваяние Богоматери приветствовало широко распростертыми руками каждого, кто приезжал в больницу Милосердия. Прожектора, угнездившиеся в зарослях гибискуса у основания статуи, освещали ее всю ночь, и она казалась маяком, указывающим путь.

Анни оставила машину в красной зоне возле приемного покоя, прикрепив к стеклу значок офиса шерифа. Вооружившись блокнотом, она направилась внутрь, гадая, сможет ли Ренар вообще говорить с ней.

– Мы только что перевели его в палату. – Сестра по имени Жоли провела ее по коридору, сияющему, словно жемчуг, при мягком ночном освещении. – Не знаете, кто его избил? Я бы этого мужика расцеловала.

– Он в тюрьме, – солгала Анни.

Сестра Жоли выгнула аккуратно выщипанную бровь:

– Это еще за что?

Они как раз остановились у двери в палату 118, и Анни подавила вздох.

– Он не спит? Ему давали снотворное? Ренар может говорить?

– Он может говорить, остатки зубов ему не мешают. Обезболивающих ему не давали. – Несколько садистская улыбка изогнула губы медсестры. – Мы не хотим, чтобы симптомы серьезного повреждения головы были смазаны.

Жоли открыла дверь в палату и придержала ее. В комнате стояли две кровати, но занята была только одна. Маркус Ренар лежал, чуть приподняв голову, его лицо напоминало изуродованный плод граната-мутанта. Прошло всего два часа после избиения, но синяки и отеки сделали Ренара неузнаваемым. На одной брови красовался шов. Еще одна полоска швов пролегла по подбородку и нижней губе, словно гусеница-многоножка. В ноздри ему заткнули ватные тампоны, а то, что осталось от носа, было скрыто под повязкой.

– И нет кляпа под рукой, – с сожалением произнесла медсестра. Потом бросила взгляд на Анни: – А вы не могли немного подождать, чтобы тот герой отправил этого ублюдка в кому?

– Я никогда не могла правильно рассчитать время, – с горькой иронией пробормотала Анни.

– Очень жаль.

Анни посмотрела вслед медсестре, возвратившейся на пост.

– Мистер Ренар, я помощник шерифа Бруссар, – представилась она, вынимая ручку и подходя ближе к кровати. – Если это возможно, то я хотела бы записать ваши показания по поводу того, что случилось сегодня вечером.

Маркус изучающе смотрел на нее узенькими щелочками заплывших глаз. Его ангел милосердия. С высокой больничной кровати посетительница казалась маленькой. Джинсовая куртка скрывала очертания фигуры. Женщина была хорошенькой, хотя на скуле багровел синяк, а темные волосы растрепались. Глаза цвета черного кофе с несколько необычным разрезом смотрели очень серьезно, пока помощник шерифа ждала его ответа.

– Вы там были, – прошептал он, преодолевая боль.

– Я должна знать, что произошло до моего появления на стоянке, – пояснила Анни. – Из-за чего произошла драка?

– Нападение.

– Вы хотите сказать, что детектив Фуркейд просто набросился на вас?

– Я вышел… из здания, – произнес Ренар, задыхаясь. Ему наложили такую тугую повязку на ребра, что он с трудом дышал. – Он был там… Сказал, что ничего не кончилось. Ударил меня. Потом еще раз… и еще… Он хотел, чтобы я умер.

Анни подняла голову от блокнота.

– Вряд ли детектив в этом одинок, мистер Ренар.

– Вы не хотели, – сказал Маркус. – Вы… спасли меня.

– Я выполняла свою работу.

– А как же Фуркейд? Он пытался… убить меня.

– Детектив Фуркейд сказал вам об этом?

– Посмотрите на меня.

– Я не могу делать выводы, мистер Ренар.

– Но вы же сказали ему: «Ты его убьешь», – настаивал Ренар. – Вы спасли мне жизнь. Благодарю вас.

– Мне не нужна ваша благодарность, – резко ответила Анни.

– Я не… убивал Памелу. Я любил ее… Как друга.

– Друзей не преследуют.

Маркус поднял палец, чтобы предостеречь ее.

– Выводы…

– Этим делом я не занимаюсь, поэтому могу свободно рассматривать факты и приходить к любым выводам. Вы спровоцировали детектива Фуркейда?

– Нет. Он не соображал, что делает. Он был пьян.

Ренар попытался облизнуть губы, но его язык натолкнулся на пустые места и обломки зубов. Он перевел взгляд на пластмассовый кувшин справа от него.

– Вы не могли бы… налить мне воды, Анни?

– Помощник шерифа Бруссар, – слишком резко поправила его Анни. То, что Ренар назвал ее по имени, вывело Анни из себя. Она не хотела исполнять его просьбу, но у него и так были основания выдвинуть иск против управления. Не стоило усугублять ситуацию из-за ерунды.

Анни положила блокнот на тумбочку у кровати, налила полстакана воды и протянула ему. Костяшки пальцев на правой руке были содраны и сейчас светились оранжевыми пятнами йода. Именно этой рукой он держал нож, когда расправлялся с женщиной, которую, по его собственному выражению, он любил как друга.

Ренар попытался сделать глоток, стараясь не двигать зашитой губой. По подбородку на больничную рубаху потекла струйка воды. Ему было бы легче воспользоваться соломинкой, но сестры не позаботились об этом. Анни подумала, то Ренар просто счастливчик, раз ему не подсыпали отравы в питье.

– Еще раз спасибо, помощник шерифа, – Маркус попытался улыбнуться, и вид у него стал еще более омерзительным. – Вы очень добры.

– Вы собираетесь выдвинуть обвинения? – сухо поинтересовалась Анни.

Ренар как-то странно хрюкнул. Видимо, пытался рассмеяться.

– Детектив пытался меня убить. Да… Я хочу выдвинуть обвинения. Его место в тюрьме. Вы должны помочь мне отправить его туда… помощник шерифа. Вы свидетель.

Ручка застыла в пальцах Анни. Мысль о такой перспективе пронзила ее, словно шомпол.

– Знаете что, Ренар? Я очень жалею, что свернула на ту улицу сегодня вечером.

Он попытался покачать головой.

– Вы… не хотите, чтобы я умер… Анни. Вы спасли мне сегодня жизнь. Дважды.

– Я уже сказала, что сожалею об этом.

– Вы не… ищете мести. Вам нужна… правда… справедливость. Я не плохой человек… Анни.

– Я бы чувствовала себя лучше, если бы так решил суд. – Анни закрыла блокнот. – Кто-нибудь из офиса шерифа к вам еще заедет.

Маркус проводил Анни взглядом, потом закрыл глаза и представил ее лицо. Правильные черты, на подбородке ямочка, кожа цвета свежих сливок и молодых персиков из Джорджии. Ренар вспомнил ее голос – мягкий, чуть хрипловатый. Он подумал о том, что эта женщина могла бы ему сказать, если бы пришла не по долгу службы. Она бы утешила его, посочувствовала ему, и эти слова облегчили бы его боль.

Анни Бруссар, его ангел милосердия.