Тот, кто снится

10

Егор закрылся в своей комнате и включил музыку на полную мощность. Он залез под свой письменный стол и оторвал от его задней стенки конверт, приклеенный скотчем. Никто не знал о существовании этого конверта, это была тайна Егора, его мечта. Уже несколько месяцев он откладывал деньги на покупку мотоцикла, и накопил довольно много, но все равно недостаточно.

Конечно, можно было просто попросить родителей, но Егор не хотел ни у кого одалживаться. К тому же отец обязательно скажет, что надо думать о поступлении в институт, вместо того чтобы бессмысленно гонять по улицам с дружками, а мать схватится за сердце или за голову, говоря, что на мотоциклах ездят только самоубийцы и что у ее сына будет эта машина смерти только через ее труп.

Для Егора мотоцикл был чем-то большим, чем средством передвижения, но им этого было не понять. В прошлом году он несколько раз одалживал мотоцикл у своего приятеля. Он знал, что человек на мотоцикле — это что-то особенное. Такому человеку все по плечу. Такого человека боятся и уважают, перед ним заискивают, на него оборачиваются — а девушки, все, как одна, мечтают прокатиться, и крепко прижимаясь к его спине в кожаной куртке.

Он попросил родителей дарить на праздники не подарки, а деньги, экономил на развлечениях — почти не ходил в кино, не дарил девушкам цветов, даже почти бросил курить. Егор пробовал работать курьером, но такая работа была ему не по вкусу, к тому же платили катастрофически мало, и тогда он продал свои почти новые часы и кожаную сумку, привезенную родителями из Лондона.

И все это для того, чтобы было что положить в конверт, скрытый от людских глаз. Каждый раз, бережно приклеивая его скотчем к задней стенке письменного стола, Егору казалось, что он все явственнее слышит рычание мотоцикла и чувствует запах бензина. Это было похоже на любовь, но только гораздо лучше, потому что никто не мог его обмануть или посмеяться над ним.

Но когда Лилия заговорила о своей любви к рыжим персам, Егор почувствовал, что должен что-то предпринять. Он позвонил в кошачьи клубы и узнал об их стоимости. Тот котенок, который был нужен Лилии, стоил очень дорого, но Егору хватило бы денег на его покупку.

«Что же, — думал он, открывая драгоценный конверт, — может, так будет даже интересней. В конце концов живая девушка гораздо лучше, чем мертвая машина».

А в том, что Лилия будет с ним, если он исполнит ее желание, Егор не сомневался ни секунды. Он перебирал в руках хрустящие купюры, скопить которые ему стоило большого труда, и ему было совсем не жаль расставаться с ними.

На следующий же день, словно боясь передумать, Егор отправился в самый лучший клуб в городе, где его уже ждали.

— Вот этот, — сказал он, показывая на маленький рыжий комок. Котенок оказался таким лохматым, что было непонятно, где у него глаза или уши. Я бы взял этого.

Котенок как будто понял, что речь идет о нем, и издал тонкий, пронзительный вопль.

— Очень хороший выбор, — одобрительно сказала женщина средних лет, ужасно похожая на кошечку. Глядя на нее, можно было поверить в теорию переселения душ. — Его родители были чемпионами многих выставок. А самого его зовут Вильгельм Понтий Август.

— А не длинноватое имя для такого маленького? — не удержавшись, спросил Егор.

Женщина посмотрела на него с осуждением и провела ладошкой по щеке совсем как кошка, которая умывается.

— Молодой человек, — с упреком сказала она, — это еще очень короткое имя для такого родовитого кота. Если бы вы знали всю его родословную, то так бы не говорили! Да у него документов больше, чем у нас с вами! Когда его прапрабабка была вывезена из Англии…

Но Егор дальше не слушал. Он взял на руки пушистый комок И принялся им любоваться. Котенок был таким маленьким, что помещался на ладони.

«А я бы назвал тебя Рыжиком, — подумал Егор и подул на рыжий мех. — Может, звучит не так величественно, как Вильгельм Генрих или как там еще… Зато по-человечески».

Котенок спал и был невесом, как пуховая варежка. «Вот Лилия обрадуется. — Егор представил ее лицо, ее широко распахнутые глаза, удивленно вскинутые брови заулыбался. — Сначала будет отказываться, скажет: „Наверное, это очень дорого… Не надо было этого делать…“ А что я тогда? Я отвечу: „Подумаешь, дорого!“ И небрежно пожму плечами, как будто вообще не понимаю, о чем речь. И еще скажу: „Для меня это — пустяк. И потом, твое желание для меня — закон…“ — А она возьмет его на руки и закружится с ним, как девочка, у нее будут слезы на глазах. Разумеется, от счастья, потому что исполнилась ее мечта. А потом она меня поцелует и скажет: „Никто не делал для меня ничего подобного. Понимаешь? Ты особенный, знаешь об этом?“ Я скажу: „Знаю, конечно, но иногда напоминай мне об этом…“».

— Молодой человек, — окликнула его женщина, похожая на декоративную кошечку, — можете производить оплату.

— Оплату? — переспросил Егор, выходя из мира грез. — Ах, да; конечно.

— Документы будут оформлены уже сегодня, продолжала женщина. — Я вас поздравляю. Надеюсь, вы будете ходить на заседания Клуба?

— На заседания? — Это не входило в планы Егора. Но по выражению ее миловидного личика он понял, что, если не согласится, смертельно обидит ее в лучших чувствах. — Конечно, как же иначе…

Выходя на улицу и прижимая котенка к груди, он увиделмотоциклиста, проехавшего на полной скорости. Егор едва успел отскочить, чтобы его не обдало дорожной грязью.

— Самоубийца! — сказал он с осуждением. — Никого вокруг не замечает! И мотоцикл у него — так себе, правда, Рыжик?

Но котенок ничего не ответил и только плотнее свернулся клубком на груди у Егора.

Он позвонил Лилии, чтобы договориться о встрече, и она сказала:

— Приходи ко мне. Как раз никого, кроме нас, не будет.

Ему показалось, что в этих словах есть и обещание, и надежда. Он повязал красный бант на шею Рыжику. Тот почти не упирался, как будто понимая неизбежность этой процедуры.

— Жалко с тобой расставаться, приятель, — сказал Егор, когда Рыжик пытался то ли укусить, то ли облизать его пальцы. — Да ничего не поделаешь. Надеюсь, мы все равно будем часто видеться.

Лилия открыла дверь не сразу. На ней был только шелковый халат и такие же шелковые, вышитые цветами тапочки.

— Извини, я была в ванной, — сказала она, встряхивая тяжелыми мокрыми волосами, которые от воды завивались еще больше. — Проходи, я сейчас.

Она даже толком не взглянула на него и, уж конечно, не заметила сверток с Рыжиком. Егор прошел в комнату и сел на диван. Диван был кожаным, холодным и скользким. Он огляделся: много ковров, лепнина на потолке, книги, стоящие ровными рядами… Казалось, что в этой квартире давно никто не жил.

— А вот и я. — Лилия высушила волосы феном, но по-прежнему была в халате, который постоянно распахивался. Егору, хотя он и был не из стеснительных, приходилось старательно отводить глаза.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он, когда она села рядом. — Закрой глаза.

— Хорошо, — кокетливо сказала она, закрывая глаза, запрокидывая голову и подставляя ему свои. ярко накрашенные губы. — Я жду…

Ее губы были совсем близко, халат еще шире распахнулся на груди, но от такой доступности Егору стало не по себе.

— Вот, теперь можешь открывать, — сказал он, выпуская котенка на ковер. — Это тебе.

Лилия, хлопая глазами, уставилась на котенка, а потом перевела недоуменный взгляд на Егора.

— Что это?

— Помнишь, ты говорила, что хочешь рыжего перса? Вот, это для тебя. Настоящий клубный кот. Вильгельм Понтий Август.

— А документы? — спросила Лилия, опускаясь на колени перед котенком. — Документы оформлены правильно?

— Наверное, — сказал Егор, протягивая ей бумаги. — Тебе нравится?

Лилия, просматривая документы, медлила с ответом, но наконец улыбнулась Егору и сказала:

— Шутишь? Это же моя мечта! Именно такой котик!

Она вскочила, села так близко к Егору, что оказалась почти у него на коленях, обняла за шею и заговорила прямо на ухо, отчего ему стало даже немного щекотно:

— Это все ты сам… Ты для меня… Ты не представляешь что это для меня значит… Такой очаровательный такой милый… И ты и он… Вы оба…

«Это гораздо лучше, чем мотоцикл, — мелькнуло в голове у Егора. — Даже сравнивать нечего».

— Я зову его Рыжиком, — сказал Егор, про водя рукой по ее спине. — Как только увидел, сразу подумал: его зовут Рыжик.

— Плебейское имя, — сморщилась Лилия. — Он же не беспородный, чтобы так называться. Лучше я буду называть его Билли, от Вильгельма. Так благозвучней. Тебе нравится?

— Конечно, — сказал Егор. — Ведь теперь это твой котенок.

Когда она сидела так близко, целовала его в шею и говорила слова благодарности, ему нравилось все. Даже безвкусное имя Вилли.