Тот, кто снится

12

Оставшись с завучем наедине, Лиза старалась на нее не смотреть. Она чувствовала себя так, как будто и вправду была в чем-то виновата. Людмила Сергеевна, напротив, не сводила с нее глаз, отчего Лизе все больше и больше делалось не по себе.

— Так, так, Кукушкина. — По тону Кошки можно было догадаться, что она настроена на долгий и не для всех приятный разговор. — От кого другого, а от тебя не ожидала подобной выходки.

Людмила Сергеевна выдержала длинную театральную паузу, и в наступившей тишине было слышно, как зловеще гудит лампа на потолке.

— Подруга твоя — другое дело. Такая на все способна, но ты… — Кошка покачала головой, а У Лизы от обиды за Тусю слезы навернулись на глаза. Она терпеть не могла, когда при ней ругали тех, кого она любит. — Я прочитала твое письмо фривольного содержания, — продолжала Кошка. — И должна тебе сказать, что разочарована. Да, да, разочарована и в тебе, и в своем педагогическом методе. Что это за метод, который не смог объяснить, как подобает вести себя девушке, а как не подобает?

— Пожалуйста, отдайте мое письмо, — сказала Лиза дрожащим голосом.

— Письмо? А у меня его больше нет, — Людмила Сергеевна злорадно улыбнулась. — Михаил Юрьевич забрал его.

— Как забрал? — упавшим голосом спросила Лиза, садясь на стул, хотя Кошка и не предложила ей сесть. — Я же не хотела отдавать ему это письмо, понимаете? Я писала его для себя, как дневник…

Людмила Сергеевна недоверчиво посмотрела на нее и пожала плечами.

— Ну, не знаю, Кукушкина, чего ты там на самом деле хотела, а только из письма я поняла, что у вас с учителем роман: Поэтому я вынуждена вызвать в школу твоих родителей.

— При чем тут мои родители? — спросила Лиза.

— А при том. Я просто обязана поставить их в известность для того, чтобы они приняли меры. Мы обсудим тебя и сложившуюся ситуацию, а потом решим, что делать.

— Ну, знаете — сказала Лиза, вставая, — не придут мои родители!

Кошка удивленно посмотрела на Лизу. Обычно скромная и воспитанная, теперь она была похожа на разъяренную фурию — рыжие волосы разметались во все стороны, глаза смотрели бесстрашно и ожесточенно.

— Мои родители ни с кем не будут меня обсуждать! — громко сказала Лиза. — А если у них возникнут вопросы, они решат их со мной, а не с посторонним человеком!

И не дожидаясь, пока Кошка скажет, что с завтрашнего дня она больше здесь не учится, Лиза выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.

Она побежала на пятый этаж и забилась в угол, где никто не смог бы ее: найти. Вокруг было тихо, потому что начался урок, и только из классов раздавались мерные голоса учителей. Прислонившись щекой к холодной стене, Лиза горько заплакала. Она даже не вытирала слезы, потому что забыла носовой платок дома и еще потому что слез было слишком много. Она чувствовала себя растоптанной, как если бы по ней прошлось стадо слонов, и оплеванной, как если бы она слишком долго стояла у клетки с верблюдами.

«Из школы выгонят, это ясно, — думала Лиза. Михаил прочитал мое письмо и теперь меня презирает. Да и Кошка, после того как я ей нахамила молчать не будет. Завтра вся школа узнает, что я влюбилась в учителя. Вот они посмеются! Особенно Егор и эта его Магнолия».

Злые мысли отвлекли Лизу, и на минуту она перестала плакать, но потом, когда слезы почти высохли, начала рыдать с новой силой.

— Лиза. — Голос, окликнувший ее казался таким знакомым, как будто звучал не снаружи, а изнутри.

Лиза подняла заплаканное лицо и увидела прямо перед собой Михаила. Он подошел к ней и тронул за плечо.

— Лиза, — его голос звучал успокаивающе, — что ты здесь делаешь?

«Дурацкий вопрос, — подумала Лиза. — Неужели не видно? Я здесь плачу. Я здесь горюю».

Она наскоро вытерла слезы и сказала:

— Ничего. Отхожу от разговора с Кошкой.

— А разве кошки говорят? — улыбаясь, спросил Михаил. Он понял, оком идет речь, но хотел развеселить Лизу, и это ему удалось.

— Еще как говорят. — Лиза не хотела улыбаться, потому что считала, что от улыбки ее лицо глупеет, но не могла удержаться. — Так говорят, что мало не покажется.

Михаил посмотрел на нее и как будто увидел впервые: ее раскрасневшееся, опухшее от слез лицо было таким милым, к ее спутанным, растрепанным волосам так и хотелось прикоснуться, а ее губы, дрожащие то от смеха, то от слез, хотелось поцеловать.

«Какая она… — подумал Михаил. — И как я только раньше не замечал?»

— Лиза, — сказал он, удивленный своим открытием, — вот твоя тетрадь, возьми.

И он протянул ей тетрадь по физике, свернутую трубочкой.

— Спасибо, — буркнула она, почти выдергивая тетрадь у него из рук. — Вы… прочитали… ну, то, что там написано?

— Прочитал, — сказал Михаил, стараясь говорить как можно спокойнее и мягче.

— Так вот, — сказала Лиза, — то, что там написано — это все неправда.

— Как это — неправда? — Он хотел, но не мог удержаться от улыбки…

— А так. Это я все нарочно придумала. Понимаете, я хочу стать писательницей и писать женские романы, вроде «Унесенных ветром». Вот я и нафантазировала…

Михаил перестал улыбаться и смотрел на нее серьезно и недоверчиво.

— Но там было мое имя, — сказал он. — И про каток. И про нашу встречу…

Лизе стало досадно, что она настолько не умеет врать.

«Эх, была бы на моем месте Туся, — подумала она. — Уж она бы как-нибудь выкрутилась!»

— Как же ты сможешь стать писательницей, если даже соврать как следует не умеешь? — спросил Михаил и опять улыбнулся.

«Он смеется надо мной», — подумала Лиза, и от бессильной ярости ей захотелось броситься на него с кулаками.

— Так делают все писатели, — вместо этого сказала она. — Используют какие-то факты из жизни, только немного их приукрашивают.

— Приукрашивают? — Ей показалось, что блеск в глазах Михаила погас. — А жаль. Мне ведь никто не писал таких писем.

И вдруг Лиза опять заплакала, да так, что слезы брызнули у нее из глаз прямо на Михаила. Ей вдруг стало так больно оттого, что он ее не любит, что Кошка ее обругала, что родителей вызовут в школу… Но больше всего оттого, что она вынуждена врать, как будто ее поймали на чем-то стыдном.

— Лизочка, ты что? — Михаил испугался не на шутку. — Чем я тебя обидел?

Было непонятно, кто первым шагнул навстречу, но только через секунду Лиза уже рыдала, прижимаясь к его груди, а он, бережно обнимал ее за трясущиеся от рыданий плечи..

— Ниче-е-ем, — плакала она, — ничем ты меня не обидел! Я сама… Сама виновата…

Михаил осторожно гладил ее по голове, и ему казалось, что теперь он в ответе за эту хрупкую и ранимую девочку. А Лиза плакала и не хотела перестать, потому что боялась, что тогда он больше не будет гладить ее по голове.

— Ну, перестань, перестань, — уговаривал он ее, как непослушного ребенка. — А то сейчас позову Людмилу Сергеевну, она тебя быстро утешит!

О! этих слов ей стало смешно, и она засмеялась тихим, гортанным смехом. От Михаила пахло сладкой туалетной водой и мелом, у Лизы даже закружилась голова — то ли от этого запаха то ли оттого что он был так близко.

Потом он достал из кармана большой клетчатый носовой платок и сам вытер ей слезы.

— Что теперь со мной будет? — спросила она. — Меня выгонят? А тебя она ругала?

— Немножко, — ответил он. — Сказала, что мы ведем себя аморально.

— Правда? — Лиза засмеялась истеричным смехом, как всегда смеются люди, которые только что горько плакали. — Вот глупость, да?

— Ага, — согласился Михаил. — Видела бы она нас сейчас, у нее были бы хоть какие-то основания так говорить.

И он еще крепче обнял Лизу и поцеловал ее в щеку.

— Хочешь, я поговорю с твоими родителями перед тем, как они пойдут в школу? — предложил он. — Объясню им, что нет ничего страшного.

Лиза посмотрела на него с благодарностью.

— Было бы хорошо. Конечно, они бы и мне поверили. Но если ты придешь — будет еще лучше. К тому же ты очень понравился папе. Он у меня такой чуткий — сразу все понял про чашку, из которой ты пил.

— Значит, про чашку — это правда? — Михаил шутливо стукнул ее по носу. — Эх ты! Тоже мне Маргарет Митчелл! Шарлотта Бронте!

Дома Лиза все рассказала родителям. Все как есть, ничего не утаивая. И ей показалось, что огромный, неподъемный камень свалился у нее с души и, падая, рассыпался в песок.

— Не бойся, — сказал папа, — мы всегда тебя защитим. Я сам схожу в школу.

— А когда к нам придет твой мальчик? — обеспокоенно спросила мама. — Надо же что-то приготовить… — Мама, он не мой мальчик. Он мой учитель, с упреком сказала Лиза.

Мама с папой переглянулись, но ничего не сказали.

— Слушай, — папа сел рядом с Лизой, — а может, тебе и впрямь сделаться писательницей?

— Ага, вроде Стивена Кинга; — кивнула Лиза. — Буду писать всякие ужасы про своих домашних. Согласны?

Лиза состроила жуткую гримасу и ушла в свою комнату, чтобы как следует все обдумать и перечитать письмо, которое сделало ее сначала очень несчастной, а потом — очень счастливой. Она листала тетрадь по физике, но никак не могла найти страницы, исписанные любовными признаниями.

«Он вырвал их, — наконец догадалась она. — Он оставил письмо у себя. Он любит меня?»

От этой мысли ей делалось и жутко, и сладко.