Туся опоздала почти на два часа и вбежала в кафе, в раскаянии прижимая руку к груди. Лиза привыкла к ее бесконечным опозданиям, но все равно посмотрела на подругу с упреком.
— Лизочка, ну прости. — Туся положила перед ней на стол увесистую плитку белого шоколада. — По дороге встретила Волкова и Малышеву. А она такая болтливая, так меня заговорила, что не заметила, как время пролетело…
— Да ладно, — улыбнулась Лиза. — Я здесь тоже не скучала.
И Лиза рассказала подруге о том, что видела.
— Наш Егор с этой Лилией? — Было непонятно, то ли Туся радуется, то ли возмущается; — Ты уверена, что это именно свидание?
— И ребенку ясно, что когда держат друг друга за руку или целуются на прощание, то это именно свидание, — недовольно сказала Лиза. — Неужели ты думаешь, я не могу отличить свидание от деловой встречи? И потом, какие у них могут быть дела?
— Это точно, — кивнула Туся, разглядывая бычок в пепельнице. — Ты говорила с Егором?
Лиза рассмеялась.
— От тебя ничего не скроешь, друг мой Шерлок! Да, потом он подсел ко мне, и мы, как всегда, поругались.
— Кажется, с ним по-другому нельзя. — Легкая печаль пробежала по лицу Туси. — По крайней мере, у нас с тобой не выходит.
— Он сказал, что со взрослой женщиной встречаться гораздо интереснее, чем с такими малявками, как мы с тобой, — подлила масла в огонь Лиза.
— Ничего себе! — возмущенно воскликнула Туся. Можно подумать — взрослая женщина! Да там и посмотреть не на что!
Лиза не стала с ней спорить, потому что знала, что у Туси такая привычка — критиковать всех, даже самых красивых девушек. А Лилия была очень красивой. Наверное, родители дали ей такое экзотическое имя, зная, что она вырастет красавицей.
— Кажется, она по уши влюблена в Михаила, — с горечью сказала Лиза. — Зря я ревновала к Маргарите.
— Да-а, — протянула Туся. — Беда часто приходит с самой неожиданной стороны.
— Знаешь, — сказала Лиза, отламывая кусочек шоколада, — я хочу написать ему письмо.
— Письмо? — удивилась Туся. — Письмо Михаилу? А разве он уезжает?
— Нет, — сказала Лиза. — Я вижу его каждый день, но он все равно так, далеко от меня… Может быть, если я ему напишу, мне станет легче?
— Ну, не знаю. — По тону Туси можно было догадаться, что она не одобряет этой идеи. — Как-то это несовременно… Еще подумает, что ты не в себе.
— Конечно, не в себе. — Лиза отломила еще кусочек. — Я чувствую, что способна на любую глупость.
Туся посмотрела на часы и сказала:
— В кино мы, конечно, опоздали, — и вздохнула так, как будто в этом был виноват кто-то другой. Пойдем домой?
— Пойдем, — рассеянно кивнула Лиза. — А письмо я все-таки напишу. Только ты не говори никому, ладно?
— Не скажу, — пообещала Туся. — Только учти, что девушка должна писать такие письма, чтобы в том случае, если они попадут третьему лицу, это не могло бы ее скомпрометировать.
— С чего ты это взяла? — улыбнулась Лиза. Ее удивило, что Туся говорила как по писаному.
— В книжке одной прочитала. Про этикет, — стайной гордостью сказала Туся.
Дома Лиза отказалась от ужина и заперлась в своей комнате. Она села за письменный стол, включила настольную лампу, открыла первую попавшуюся школьную тетрадку и стала сосредоточенно грызть карандаш. Самое трудное — начать письмо. Лиза перебрала тысячу вариантов, но ни один ей не понравился, и листок в клетку по-прежнему оставался чистым. Как к нему обратиться? На «ты» или на «вы»? Назвать по имени-отчеству или только по имени? Написать «дорогой», «любимый» или как-нибудь еще?
На все эти вопросы не было ответов.
Наконец Лиза решила просто записывать свои мысли, как если бы она вела дневник, а потом выбрать лучшие и запечатать их в конверт.
Почему пишут письма? — вывела она аккуратным почерком. — И почему я пишу это письмо? Наверное, потому, что о чувствах легче писать, чем говорить. И еще потому, что если о них молчать, то они разорвут тебя изнутри. Я знаю, что выгляжу смешно, но меня это не тревожит. Я чувствую себя слишком усталой, чтобы заботиться о том, как я выгляжу.
Сначала мне приснился сон. Сон про тебя. Он был таким настоящим… Более настоящим, чем все, что есть наяву. Эта ночь была светлее, чем многие мои дни. А потом я увидела тебя в школе и была поражена этой близостью чуда.
Да, ты был близко. Когда ты сидел на моей кухне, смеялся, шутил, говорил с моими родителями, мне казалось, что так будет всегда, потому что просто не может быть иначе. Но оказалось, что это не так. Оказалось, что, встречаясь каждый день в школе, можно быть дальше друг от друга, чем во сне.
Ты будешь смеяться, но я все равно хочу, чтобы ты знал. Я пью только из той чашки, из которой пил ты. Это чашка из сервиза, но я привязала красную нитку к ее ручке и пью только из нее. Никто в семье не понимает моей причуды, и мне кажется, что это наша общая тайна.
Я тебя люблю, и это делает меня несчастной. Но вместе с этим я чувствую себя счастливой, как никогда. Я чувствую себя лишней и ненужной, но вместе с тем — значительной и важной оттого, что во мне, живет эта любовь.
Интересно, сколько раз ты улыбнулся, читая это письмо? Мне кажется, что я вижу, как ты смеешься надо мной. Пожалуйста, не надо. Не смейся.
Наверное, ты думаешь, что я — просто легкомысленная дурочка, которая влюбляется три раза в год и каждый раз думает, что это навсегда? Нет, это совсем не так. Я чувствую, что такая любовь, как моя, приходит один раз за всю человеческую жизнь, а к кому-то не приходит вовсе. Я знаю, что ты никогда меня не полюбишь, но смирилась с этим. Это было бы слишком хорошо и слишком неправдоподобно.
Я боюсь только одного. Боюсь того времени, когда закончится практика, и я тебя больше никогда не увижу. Я не понимаю, зачем вообще ходить в школу, если там не будет тебя. Туся сказала бы: «Как раньше ходила, так и ходи». Но раньше все было по-другому. Говорят, что лучше вообще не знать счастья, чем потерять его, когда узнаешь.
Для меня счастье — просыпаться и знать, что я тебя обязательно увижу, счастьем было думать о тебе.
Спасибо, что пришел ко мне на встречу к Есенину.
Это было очень благородно, потому что, если бы ты не пришел, я бы умерла от стыда. Мне бы хотелось думать, что ты не станешь презирать меня за это письмо, потому что нельзя презирать человека, который не лжет.
Мой дорогой, мой любимый друг! Я знаю, что не имею права так к тебе обращаться, но тем-то и хорошо письмо, что ты не можешь меня оборвать. Я люблю тебя, и что бы ни случилось в будущем, буду любить всегда, даже если это никому и не нужно. Пожалуйста, иногда вспоминай обо мне; о том, как я сбила тебя с ног на катке, о том, как я уронила несчастный цветок, засмотревшись на тебя, о том, как я — тебя любила. До свидания.
Дверь тихонько отворилась, и. в комнате появился папа. В одной руке у него была чашка горячего чая, а в другой — тарелка с кусочком орехового торта.
Лиза быстро закрыла тетрадь, спрятала ее в сумку и вытерла слезы. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как она жалеет саму себя. Даже папа.
— Я подумал, что даже если ты не хочешь ужинать, — сказал он, подходя к столу, — это еще не значит, что ты не хочешь кусочек торта. Я прав?
— Как всегда. — Лиза улыбалась, но старалась не поднимать на папу заплаканных глаз. Лиза любила сладкое, ведь когда съешь, что-нибудь вкусненькое, на душе становится хоть чуть-чуть полегче.
— И можно узнать, почему ты такая грустная? — спросил папа таким будничным тоном, как будто они говорили о погоде. — Тебя кто-то обидел?
Папа был способен понять многое. Но о своей любви Лизе не хотелось говорить даже с ним, потому что папе вряд ли понравится то, что она влюблена в учителя.
— Никто, — сказала Лиза, и ей вдруг снова захотелось заплакать. — Никто меня не обидел, но никто меня и не любит.
— А я такая несчастная девчоночка, — запел папа. — Никто меня не любит! Никому я не нужна!
Лиза засмеялась, потому что папа пропел эти слова очень весело, что не соответствовало их смыслу.
— Тебе лишь бы шутить, — буркнула она, стараясь казаться недовольной. — А меня действительно никто-никто не любит.
— А ты что, у всех спрашивала? Может, кто-нибудь да любит.
— Нет, точно никто, — уверенно сказала Лиза. — Если бы кто-нибудь любил, я бы догадалась.
Она взялась за чашку и заметила, что к ее ручке привязана красная ниточка. Она удивленно посмотрела на папу, а он ей загадочно улыбнулся в усы.
— Я принес тебе то, что надо? — спросил он.
— Ты что, все понял?
— В чем, в чем, а в наблюдательности мне не откажешь, — сказал папа и потрепал Лизу по голове. — Не переживай. Может быть, когда-нибудь он еще зайдет к нам в гости.
— Да, — согласилась Лиза, — только для этого мне снова придется сбить его на катке.
Стоило Лизиной голове коснуться подушки, как она тут же заснула — глубоко и без сновидений. Почему-то на душе у нее стало очень спокойно после того, как она доверила свои мысли бумаге. Как будто то, что нестерпимо жгло ей душу, перешло на чистый лист в клетку. А бумага все стерпит.