Тот первый поцелуй

Глава 10

Это был Морган.

Элизабет будто приросла к полу, и ее ноги налились свинцом. Наконец она сделала движение и поднесла руку к горлу, от страха у нее стеснило грудь.

Она медленно повернулась к нему, чувствуя, как у нее пылают щеки. Он был столь же спокоен, как она встревожена. Под ее взглядом он снял с себя сюртук и жилет и небрежно бросил их на стул у двери.

— Простите, я…

Она искала объяснения, которое могло бы спасти ее достоинство, но как оправдаться, если тебя застали там, где тебе вообще не следовало быть. В его спальне!

— Я не хотела вас беспокоить, — пробормотала Элизабет.

— Какое это беспокойство.

Отвечая, он закатал рукава рубашки, обнажив сильные руки, покрытые густыми, мягкими на вид, темными волосами. Он выглядит необычайно мужественным, невольно отметила Элизабет, и потом, это исходящее от него ощущение силы… Внезапно ею овладела слабость.

Он поднял голову и перехватил ее взгляд. Элизабет устыдилась своего любопытства и того, что была поймана на месте преступления.

— А где же еще быть жене в свадебную ночь, как не с мужем? — Он улыбнулся своей дьявольской улыбкой. — Если бы я знал, что вы меня ждете, я бы давно был здесь!

Она задохнулась, подумать только, он решил!..

— Вы ошибаетесь.

— Неужели? В чем?

Чтоб ему пусто было! Как он смеет с нею шутить? Элизабет не знала что и подумать.

— Мне следует извиниться перед вами, — наконец нашлась она. — Боюсь, я проявила чрезмерное любопытство.

— Видимо, так. А ваша комната — она вам нравится?

Элизабет молча кивнула.

— Если что не так, вы можете ее переделать по своему вкусу.

— Ни в коем случае! Она очень хороша.

Его лицо выразило изумление, словно он не ожидал такого ответа.

Воцарилось молчание, а вместе с ним возникло напряжение. Элизабет взглянула на дверь, соединяющую их комнаты. Морган поймал ее взгляд; он стоял как раз посередине между нею и дверью, преграждая ей путь к спасению. Его губы изогнулись в чуть заметной усмешке.

— Вы торопитесь уйти, Элизабет?

— Да… Я очень устала, — запинаясь, ответила она.

— Ну что вы, Элизабет, теперь мы с вами муж и жена и наконец остались одни.

Он уже не улыбался, а смеялся над ней, и в Элизабет проснулась гордость.

— Вы прекрасно знаете, что я не за тем пришла к вам в комнату, чтобы предлагать себя!

Морган сделал шаг вперед.

— Тем не менее мы с вами сегодня приняли на себя брачный обет. И хочу вам напомнить, Элизабет, что, как муж, я могу без вашего разрешения воспользоваться своими законными супружескими правами.

Чудовище! Как он смеет ей напоминать? Его прозаичные слова были для нее хуже пощечины.

— И вы готовы на это пойти? — спросила она презрительно и гордо, подняв подбородок.

— А вы согласны? — тут же отпарировал он.

— Ни в коем случае.

Только сейчас Элизабет осознала, каким резким был ее тон. Она допустила серьезную ошибку, и подтверждением тому было напряженное выражение на его лице.

— А если я буду настаивать?

— Я очень надеюсь, что вы не пойдете на такой шаг.

На этот раз ее голос был умоляющим, как и ее лицо.

Морган не слушал ее и подступил еще ближе; его взгляд блуждал по ее фигуре и остановился на груди. Только тут Элизабет заметила, что ее пеньюар распахнулся.

Она стянула края пеньюара, ее сердце билось так стремительно, что, казалось, вот-вот разорвется.

— Вы говорили, что наш брак будет соглашением. — Она задыхалась. — Деловой сделкой. Я не вижу причин ее нарушать.

— Значит, фиктивный брак? — Да…

— Понятно. Тогда ответьте, почему вам нравятся мои поцелуи?

— Не правда! — мгновенно опровергла она.

— Нет правда!

Он мигом очутился рядом и, схватив ее за руки, крепко прижал к себе; его рот оказался в опасной близости от ее губ.

— И я готов это снова доказать. И он доказал.

Сначала Элизабет держала губы плотно сжатыми, но его рот был таким настойчивым и ласковым, таким умелым и терпеливым, что от ее сопротивления не осталось и следа, как будто его никогда и не было.

Он был прав: ей нравились его поцелуи.

Ее разум протестовал, а чувства просыпались и расцветали вопреки запретам. Морган не требовал, он убеждал искусным прикосновением теплых губ. Элизабет уже не сопротивлялась неге, охватившей ее тело, и желала только одного: чтобы поцелуй длился бесконечно.

Но почему? Почему ее сердце билось так сильно, что готово было выскочить из груди? Мучительное, непонятное чувство искало и не находило выхода. Никогда она не испытывала ничего подобного с Натаниелем. Никогда! В глубине души она ужасалась своей беспомощности в объятиях этого человека.

«Человека, который теперь стал твоим мужем», — подсказал ей внутренний голос. И все равно ей было стыдно, она терзалась угрызениями совести, что брат Натаниеля пробуждал в ней такие чувства.

Тем временем проворные пальцы проникли под пеньюар, действуя с упорной настойчивостью. Их прикосновение было таким же смелым и дерзким, как их хозяин, и ее грудь, не знавшая прежде мужских рук, легла на его ладонь.

Элизабет встрепенулась и открыла глаза, ее охватила паника. Если она его не остановит, он сам не остановится, она это знала, несмотря на свою неопытность. Она оторвалась от его губ, изо всех сил толкая его руками в грудь.

— Нет. Нет, ни за что на свете!

Это было все равно что колотить в каменную стену. Он медленно поднял голову.

— Я не могу этого сделать! Вы меня слышите? Не могу!

Он впился в нее взглядом.

— Не можете что? — спросил он, и в его тоне послышалось раздражение.

— Не могу с вами лечь! — в отчаянии выкрикнула она.

— Вы не можете со мной лечь, — повторил он за ней.

— Не могу! — крикнула она уже во весь голос. — Я не могу с вами лечь. И ни за что не лягу! Ни сейчас, ни завтра, ни…

Она смолкла. Последовавшая пауза была ужасной.

— Никогда? — без всякого выражения договорил он за нее слово, которое она не посмела произнести.

Элизабет кивнула. Только теперь она заметила, как изменилось его лицо, и не могла оторвать от него взгляда: желваки на скулах и губы, сжатые в непримиримую жесткую линию.

Он неожиданно отпустил ее:

— Я что-то не помню, чтобы я приглашал вас к себе в постель, моя дорогая.

Его тон был презрительным, как и выражение его лица. Элизабет растерялась.

— Но раньше вы говорили…

— Я говорил, что не хотел бы, чтобы в первую брачную ночь вы были навеселе.

— Вы хотите сказать, что не станете… — Она замолчала, не решаясь продолжать.

— Нет, не стану. Но я должен знать правду, Элизабет.

Прежде чем она успела что-либо понять, сильные руки привлекли ее к себе, так что они стояли лицом к лицу.

— А теперь признайтесь мне честно и без обмана: если бы вместо меня был Натаниель, вы бы ему тоже отказали?

Элизабет отвела глаза, ощутив внезапную жалость. Она не была жестокой, но сочувствие к нему было необъяснимо. Неужели она действительно его обидела? Но это нелепо. Невозможно.

— Отвечайте мне, Элизабет, — настаивал он, приподняв ее подбородок. — Если бы вместо меня был Натаниель, вы бы ему отказали в том, в чем отказываете мне?

— Нет! — выкрикнула она, хотя даже в мыслях не заходила так далеко; гнев и безысходность вышли наружу, глаза метали молнии. — Мне не нужен этот брак, да и вы тоже! — нанесла она еще один удар. — Вы решили, что мне нравятся ваши поцелуи, и вы не ошиблись. Но знаете почему? Да только потому, что я представляла, будто вы — Натаниель. Поняли? Я воображала , Себе, что вы Натаниель!

— Я понял, — сказал он глухо. — Значит, раз вы мне отказываете в плотских радостях, вы не будете против, если я стану их искать в другом месте?

— Я буду только рада!

Ее грудь вздымалась от возмущения. Он так внезапно убрал руки, что Элизабет чуть не упала назад.

— Тогда вам не о чем больше волноваться, — сообщил он уже спокойным тоном. — У меня есть любовница, и вы ясно сказали, что я должен довольствоваться ею, а не вашими ласками. У вас нет больше причин для беспокойства, Элизабет. Вы проведете вашу первую брачную ночь в одиночестве, а я в обществе более снисходительной особы.

Морган схватил со стула сюртук и стремительно вышел из комнаты.

Элизабет в оцепенении смотрела на дверь, за которой он только что скрылся. Ее страшил гнев, тлевший в нем под внешней сдержанностью и временами вырывавшийся наружу. Множество вопросов мелькало у нее в голове. Ее пощадили… Но надолго ли? Элизабет мучило ужасное предчувствие, что это еще не конец.

Ей оставалось только молиться. Молиться о том, чтобы Морган не изменил своего решения.

Эту ночь Морган не ночевал дома.

Но к Изабель он тоже не пошел.

Вместо этого он бродил по городу: в такой поздний час улицы, полные тумана, были пустынны, и только его звонкие шаги нарушали тишину. Скоро он очутился в гавани.

С моря дул сильный соленый ветер, но Морган не замечал сырости и холода. Все ныло у него внутри от ее обидных слов.

«Мне не нужен этот брак, да и вы тоже!»

На краткое мгновение, когда он застал ее у себя в комнате, он подумал… И просчитался. Какой же он глупец, корил он себя. Она явилась в Бостон к Натаниелю, она хотела Натаниеля.

«Вы решили, что мне нравятся ваши поцелуи, и вы не ошиблись. Но знаете почему? Да только потому, что я представляла, будто вы — Натаниель…»

Мысль о ее обмане непонятно почему вновь заставила его закипеть от гнева. Если говорить правду, то это он обманывал ее. Как обманывал и самого себя.

Он хотел заполучить Элизабет.

Хотел с той самой минуты, когда впервые увидел ее у себя в доме. Он жаждал объявить своей собственностью эту девушку с огромными, полными тревоги глазами. Где-то глубоко в нем жила уверенность, что попытайся он, и Элизабет не устоит под напором его страстных поцелуев и нежных ласк. Она бы наверняка сдалась. Пусть даже не сразу.

Но завладеть ею, когда она жаждала Натаниеля… Одно это охлаждало самые страстные его порывы и наполняло горечью душу. За всю свою жизнь он ни разу не держал в объятиях женщину против ее воли. И не собирался нарушать это правило со своей женой.

Но под напускным безразличием пряталась злость. Злость против нее за то, что она его дразнила. Злость против Натаниеля за то, что он так поступил с Элизабет и с ним, Морганом! Злость на себя за свою слабость, когда он точно знал, что ей нужен Натаниель.

Он хотел, чтобы она сама сдалась на его милость. Он заставит ее уступить, чего бы это ему ни стоило. Даже сейчас одна мысль о ней, о погружении в теплые глубины ее тела заставляла кровь приливать к его чреслам. Он вспомнил Изабель и тут же отверг эту возможность. Не по соображениям морали — многие женатые мужчины имели любовниц, но потому, что сама идея замены Элизабет на Изабель казалась ему противоестественной.

Нет, он не был абсолютно честен даже с самим собой. Особенно с самим собой. Он женился на Элизабет не ради нее, не для спасения ее репутации, а для самого себя. Да, была еще одна причина, в которой он не смел признаться: возможно,

Он хотел отнять у брата то, что тот когда-то отнял у него.

Ветер крепчал, и в гавани поднялись волны. Морган смотрел в темноту невидящим взором.

Конец мечтам о счастливом браке, конец мечтам о любви.

В следующие дни Элизабет плохо спала. Она проводила ночи, бодрствуя и прислушиваясь к любому звуку, ожидая, что вот-вот отворится дверь и в спальню войдет Морган.

Ее нервы были натянуты до предела, и она вздрагивала от любого шороха или шагов в коридоре.

Однако скоро стало ясно, что ее страхи напрасны, новобрачный вообще не искал ее общества. Каждый вечер он поздно возвращался домой, часто после полуночи. Случалось, он вообще не ночевал дома.

Так оно было и прошлой ночью.

Где же он проводил время? Может быть, у любовницы?

Упорная мысль не давала Элизабет покоя, хотя она убеждала себя, что ей безразлично, с кем спит развратник, самое главное, что не с ней.

Но именно в этом и крылась загвоздка. С одной стороны, ее радовало, что он оставил ее в покое, с другой — мысль о любовнице рождала ощущение обиды, корни которой Элизабет тщетно искала.

Вообще идея, что мужчина может искать удовольствия вне брака, претила Элизабет и вызывала у нее самое отрицательное отношение. Она была совершенно уверена, что отец никогда не позволял себе обманывать ее мать или Клариссу, так как он слишком высоко ценил преданность и верность, чтобы делать из них посмешище.

Как-то утром она нашла на подносе с завтраком записку, написанную твердым мужским почерком:

«Сегодня вечером мы идем в оперу. Будьте готовы к семи часам».

В гневе Элизабет смяла записку и швырнула ее на пол.

— Мы еще посмотрим, мой милый, — прошептала она, — может, ты будешь наслаждаться оперой в одиночестве.

Он даже не удосужился сообщить ей об этом лично! К тому же он не просил, а приказывал.

К шести часам Элизабет несколько смягчилась. Возможно, приятный вечер, проведенный вместе, позволит рассеять тучи.

Желая выглядеть как можно лучше, она особо позаботилась о своей внешности и наряде. Анни собрала волосы высоко на затылке, открыв ее длинную стройную шею. Синее атласное платье было не новым, но одним из любимых. Низкое декольте обнажало белизну плеч. Шею украшала подаренная Морганом нить жемчуга.

Наконец Элизабет была готова. Уже дважды горничная сообщала, что Морган ждет ее внизу. Спускаясь по лестнице, она увидела, что он меряет комнату нетерпеливыми шагами. Он был в вечернем костюме.

Морган повернулся и увидел ее, когда она уже достигла последней ступеньки. Он внимательно осмотрел ее всю с головы до ног, от прически до кончиков туфель, затем совершил обратное путешествие. Элизабет ждала, затаив дыхание.

Их глаза встретились. Его не выражали ничего: ни удовольствия, ни одобрения, ни осуждения. Одно только холодное равнодушие. Как если бы она была неодушевленным предметом. Слабый огонек надежды погас, но Морган никогда не узнает об этом. Один шаг, и он уже рядом с ней и предлагает ей руку.

С полным безразличием Элизабет положила свою руку в белой перчатке на черный рукав его сюртука. По дороге в театр они не обменялись ни единым словом.

Тем не менее Элизабет намеревалась получить удовольствие от вечера и даже улыбалась, когда они выходили из экипажа у подъезда театра. Театр был полон, а их места в центре балкона оказались очень удачными: сцена была перед ними как на ладони.

Поднялся занавес, и с этой минуты Элизабет забыла обо всем на свете, в том числе и о своем непреклонном муже. Для нее не существовало ничего, кроме действия на сцене. Затаив дыхание, она следила за развитием событий и наслаждалась пением героини, обладательницы прозрачного серебристого сопрано.

Антракт наступил неожиданно скоро, и вместе с остальной публикой они вышли в фойе, где находился буфет с прохладительными напитками. Морган принес бокал вина, но только для нее и ничего для себя; Элизабет уже заметила, что он не пьет вина или крепких напитков.

Морган подал ей бокал, не коснувшись ее пальцев.

— Кто бы мог подумать, что вы настоящая ценительница оперы, — заметил он.

И вновь она еле сдержалась. «Как вы можете?»— чуть не вырвалось у нее. Но вместо этого она с преувеличенной скромностью объяснила:

— Отец очень любил оперу. Когда мы бывали в Лондоне, то не пропускали почти ни одного спектакля.

— Вы были очень близки с вашим отцом?

— Очень, — ответила Элизабет, и улыбка исчезла с ее лица.

Несколько супружеских пар подошли поздороваться с ними. Ярко блестели драгоценности, в воздухе мешались ароматы духов и одеколона, стоял гул голосов. От Элизабет не ускользнули открыто восхищенные взгляды, которые на нее бросали мужчины. Морган словно ничего не замечал. Что же касалось дам, то они были преувеличенно любезны и щебетали о новых модах и предстоящих балах и спектаклях, которые ей обязательно понравятся.

Не успела от них отойти последняя пара, как Морган склонился к ее уху и шепнул:

— Представители бостонской аристократии.

— Вот как, — очень серьезно отозвалась Элизабет и тут же, не сдержавшись, улыбнулась. — Правда, весьма кичливые особы?

Их глаза встретились. Она прочла в его взгляде изумление и другое, пока непонятное ей чувство, и ее охватила радостная легкость.

Как раз в этот момент за его спиной она увидела темноволосую женщину, которая, не таясь, смотрела на Моргана. В алом атласном платье с низким, почти вызывающим декольте, она была красива необычной броской красотой. Но даже на расстоянии Элизабет видела недовольное выражение ее поджатого яркого рта.

— Эта женщина смотрит на вас, будто готова растерзать, — шутливо заметила Элизабет. — Вы с ней знакомы?

Морган обернулся и проследил за взглядом Элизабет.

— Да, — коротко подтвердил он. — Но вас она не должна интересовать.

Тонкая нить, только что связывавшая их, оборвалась. Элизабет почувствовала легкую тошноту и головокружение. Она догадалась…

Красавица была любовницей Моргана.

А когда женщина обожгла ее злым взглядом, а затем повернулась к ним спиной, Элизабет уже больше не сомневалась.

Спектакль потерял для нее всякую прелесть, ею овладела безысходность, будущее рисовалось в черных красках. Остаток вечера она провела, терзаясь тоской. Они уже подъезжали к дому, когда она обратилась к Моргану.

— Мне не нравится моя новая комната рядом с вашей, — объявила она. — Я хочу жить в прежней комнате.

Взглянув на его жесткий профиль, Элизабет поняла, что сделала ошибку: Морган не уступит.

— Об этом не может быть и речи, — отрезал он.

— Почему?

Она бросала ему вызов с дерзким пренебрежением, которого в действительности не испытывала.

Он резко повернулся к ней с яростью на лице, и она в страхе отшатнулась.

— Потому что пойдут разговоры среди прислуги, а потом и в городе. Я больше не потерплю никаких сплетен о нас с вами, так и знайте.

Элизабет не верила своим ушам.

— Сплетни! — вырвалось у нее. — А как насчет вас? Думаете, прислуга не знает, как поздно вы возвращаетесь домой? Что вы не спите в своей постели?

— У меня создалось впечатление, что вам все равно, в чьей постели я сплю, лишь бы не в вашей.

Элизабет не нашлась сразу, что ответить. Как жестоко он умел ее уязвить! Как безжалостно унизить!

— Смею ли я предположить, Элизабет, что вам одиноко в вашей девичьей постели? Но ведь не я, а вы не захотели иметь со мной никакого дела.

— Наш брак с вами фарс, и я не вижу причин его продолжать. — Элизабет уже не могла остановиться. — Поэтому так и знайте: я переезжаю в прежнюю комнату!

Его руки легли ей на плечи, он притянул ее к себе так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. Его глаза, казалось, светились в полумраке.

— У каждого из нас будет своя отдельная жизнь, Элизабет. Но вы останетесь в новой комнате рядом с моей.

— Тогда я требую, чтобы на дверь между нашими комнатами поставили замок! — выкрикнула она в отчаянии от его власти над ней, в отчаянии от разбитой жизни.

Она стремилась вырваться на свободу, но у него была железная хватка. Даже в неясном свете она видела его упрямо сжатые челюсти, а когда он заговорил, в его голосе звучала с трудом сдерживаемая ярость:

Давайте поговорим откровенно, Элизабет. Я не позволю, чтобы в моем собственном доме кто-то запирал от меня дверь. Кроме того, мне кажется, мы уже выяснили этот вопрос. Если бы я захотел, никакой замок не помешал бы мне войти к вам в комнату.

Экипаж подъехал к дому и остановился, кучер открыл дверцу, и Морган спрыгнул на землю. Элизабет смирила свой гнев, опасаясь, что ее могут услышать. Она хотела было отвергнуть его помощь, но Морган высадил ее из экипажа и взял под руку.

— Отпустите меня, — потребовала она, как только они вошли в дом.

— Мы еще не договорили, — объявил он и, сжав как клещами ее руку, повлек за собой в библиотеку.

Элизабет что-то сердито бормотала: за всю свою жизнь она не встречала подобной наглости! Появился Симмонс.

— Сэр, — начал он, — я хочу вам сказать, что ваш…

— Потом, Симмонс.

Он ввел Элизабет в библиотеку и плотно закрыл дверь. Элизабет вырвала руку и повернулась к нему лицом. Уголком глаза она заметила какое-то движение, но прежде чем успела что-либо сказать, комната огласилась громким мужским смехом.

— Слушай, Морган, да у тебя отличный бренди, жаль, что ты не пьешь.

Далее все происходило как во сне. С ленивой грацией из кресла у камина поднялась мужская фигура. Элизабет в немом ужасе застыла на месте, не веря своим глазам.

Боже мой, это Натаниель!