В тишине лучше думается. Как только от внимания постороннего в кабинете вдвоём скрылись, Дашка как будто ожила. Прошла бледность. Улыбка появилась у ангела спорта. Светится вся. Нимба не надо.
— Боря! — заявила и как на шею прыгнет!
Хрустнуло в ухе Бориса и потекло что-то по ушной раковине, но то внутри. Не снаружи.
— Боренька!
— Я тут, — ответил Борис, почесал ухо, проверил.
Зафонило малость, зазвенело на периферии, но почти сразу прошло. — Что вообще происходит?
Затараторила Дашка скороговоркой от нервов:
— Ты понимаешь, что произошло? Понимаешь?
Боря и рад бы слушать и понимать, но дева от спорта словно на ультразвук перешла. Ни слова не понятно. В ушах ещё хрустит.
Боря в ухе трёт, остановить её пытается, да куда там? Издали давай намёки делать, что закрывать спортзал пора. То крестик руками покажет, то горло пальцем порежет. Жаль азбуке Морзе не обучен, да корабельными флажками махать не умеет.
Всё, что не показывает помимо рук, всё-какие-то знаки домогательства выходят. Аж обидно стало. Неужели стоит мужикам бёдрами покрутить и всё секс получается?
— Боря, потом, — отвечает почему-то Дашка, на секс в кабинете не согласная. — Боря-я-я. Ты слышишь меня? Ну ты чего разошёлся? Тут людей столько, успокойся.
Успокоится — это верно. В тишине работать надо, в пустом помещении.
Одно дело, когда пара-другая качков друг друга маслом мажут. Это ещё куда ни шло. Пусть кричат чего-то себе для разгона духа, пьют всякое химически-разбавленное во время долгих перерывов, и железо мацают, друг друга поддерживая.
А другое — поди поработай, когда толпа такая. Не велит техника безопасности трубы варить при полном помещении людей. И всё тут!
Дёргает ухо. Отвлекает. Злится Боря.
— Даша, закрой спортзал, — повторил он настойчиво, теряя связь с рабочими настройками слуха. Рад бы намекнуть, что батареи делать надо. Да не так понимают. — Разложимся по полной! И ка-а-ак…
— Ты что? Какой закрой??? — перебила тут же Дашка.
Глаза округлились, губы словно сами собой ботексом подкачались. Засвистела опять свирелькой, да на дельфиньем запела. Через слово слышно, а понятно через два:
— Ты в своём уме? Мы вчера пока дышали тут на пару, утром любопытных набежало на курсы холотропного дыхания. А у нас такого отродясь не было. Мы же не йогой какой-нибудь занимаемся. Но тут Стасян давай кренделя с гантелями выписывать. Засняли его зеваки, в соцсети выложили и всё, к обеду — толпа уже с хештегом #водаёт. Его даже репортёры приехали снимать из «локально-уездных новостей окраины». А это наше первое новостное агентство после центральных сразу.
— И что теперь, не работать что ли?
Брови старшего тренера спорткомплекса Юность под потолок взлетели. Открыть бы форточку — улетят. Но пока на месте остались.
«Закрыто окно. Никуда не денутся», — напомнил внутренний голос. — «А почему закрыто? Холодно же, трубы делать надо! Но не понимает человек и всё тут».
— Как это не работать? — едва выдавила из себя Дашка. — Работай, но без Станислава!
— Ему до Станислава ещё полный аванс отрабатывать. А эти стоят, снимают с ним чего-то. Работать мешают, а он и рад перекурить, — уточнил Боря, ухо красное теребя и поглядывая на стол, где сертификат третьего разряда сантехника дожидался.
До него работы на пять-шесть часов осталось, а не дотянуться.
— Он ведёт спортзал к успеху! — заявила Дашка.
— Ага, Сусанин от спорта, — буркнул Боря. — Скажи ещё, что за гантели платить не придётся. Если их в какой-то Польше придётся заказывать, то я пас.
Стук в дверь оборвал разговор. По ту сторону кабинета зашумели так, что себя
не слышно, в ушах ещё стреляет. Сморщился Боря, пытаясь расслышать, что Дашка говорит, но не выходит толком.
Стоит только рот открывает, как рыба.
Пропал звук.
— Что? — переспросил сантехник.
— Боря! — снова воскликнула Дашка, и вокруг него закружилась на радостях от такого внимания социума к спорту на её территории. — Боренька! Это нам! Нам теперь платить будут! В спортзале посещения на год вперёд расписаны, хоть круглосуточно работай! Вип-билеты все до одного выкуплены! Боря… скажи честно, где ты прятал этого самородка? Это же уникум! Нет, ну ты его видел? Где такой уродился?
— Да знаю я, что урод он тот ещё, — ответил Боря, уловив часть последней фразы скорее по губам. — Урод, в жопе ноги, понимаю. Другие гантели не ломают.
— Да с чего он урод то? — удивилась Дашка. — Самородок он! И жила золотая! Он же денег теперь Юности принесёт, как Антилопа с золотыми копытцами. Ты на него не наговаривай. А если нужен тебе на работе, то не забирай хотя бы на весь день. Хорошо? Сделай ему ставку маленькую, время освободи. Особенно вечер. Вечером тут — пик.
Боря сморщился, вообще почти ничего не расслышав, но ответа ждали. Пришлось отвечать, скорее импровизируя на ходу.
— Даша, да позже дёрнем по маленькой. Ты чего за воротник-то закладываешь? Днём работать надо. Вечером расслабляться.
Удивления у человека спортивного вида всё больше и больше. Хоть косы расплетай. Но пока сплетены туго. И дёргаются туда-сюда, не поспевая за хозяйкой.
— Боря, ты меня вообще слышишь? Я что тебе на алкашку похожа? Предлагаю пересмотреть своё поведение.
Глобальный как будто из дискотеки вышел сельской, протанцевав у колонки весь вечер. Стоит кричит, но и себя плохо слышит. Других и подавно. Отвечает ей:
— Какую ты мне ещё Машку предлагаешь? Даша, я не могу сейчас заниматься введением! Потерпи.
— Я и не прошу. И даже не чешется, — заметила старший тренер, раз разговор такой пошёл. Подбоченилась, собралась. Губки надулись. — На человека говорю, не наговаривай. Стасян может лучшее, что тут вообще было.
— В смысле у тебя со Стасяном было? — сразу всё понял Боря.
Но понял превратно.
Тут уже сам подбоченился. Взглядом посуровел.
А она стоит, главное, глаза сияют от восторга за происходящее, кивает. Руки на груди только сомкнула. Никак её не разубедить, что не нужна ему Машка.
«Вводить надо немедленно и всё тут», — предложил внутренний голос, немного подумав: «А не введёшь — к Стасяну уйдёт».
Боря руки на всякий случай протянул, груди потрогал. Проверил. На месте.
— Да ничего у меня со Стасяном не было! — возмутилась Дарья, как разумный человек без проблем со слухом, который и на сельской дискотеке то ни разу не был. И по рукам тем надавала сразу. — Но человек он золотой. И если будешь так себя вести, то с ним пойду по жизни. Ты у меня договоришься!
— Со Стасяном тебе теперь идти? — прищурился Боря, словно издевался над ней. — И мне теперь не с кем договориться?
Директор спорткомплекса Юность губы в линию стянула и ответила:
— Ну раз ты такой умный и благословляешь наш брак, то больше можешь не суетиться!
Боря только больше поморщился, в губы вгляделся. Но на этот раз ни слова не понял. И предположений никаких не было. Поэтому сразу важное спросил:
— Так у вас всё уже утром было и решили сразу пожениться?
— Фенита ля комедия, Боренька! — всплеснула руками Даша. — Достал ты меня своими шутками. Проваливай уже! Работу только доделай и дуй на все четыре стороны.
Боря как в вакууме оказался на время. Пробормотал:
— Работу сделаю, когда людей не будет.
— Значит, услышал меня? Тогда читай по буквам: сво-бо-ден! Всё! Ищи ту, что всегда готова и шутки твои понимает, а ко мне дорогу забудь!
— Мне не всё равно, что у тебя маленькая грудь!
Пощёчина прилетела мгновенно. С ощущением, что отвалилась часть мозга, или что-то перевернулось внутри, но главное — со звуком!
— А можешь повторить? — ответил Боря, в ушах поковырялся и с удивлением большой коричневый кусок вытащил с чёрными лапками и слюдяными крылышками.
«Так, к ЛОРу надо что ли зайти. Со слухом какая-то нездоровая тема уже выходит», — добавил внутренний голос.
Боря прислушался. В правом ухе уже не стреляло, а вяло тарахтело. А звуки толпы снаружи стали ярче. Но то в левом ухе. В правом пока разброд и шатания и лишнее что-то. Да никак не достать.
— Скажи что-нибудь, — потребовал Боря. — Дашь?
— У другой теперь проси! — ответила Даша со злостью, сертификат в руки сунула и в спину из кабинета вытолкала.
«Так я его ещё не заработал», — подумал Глобальный, но спорить не стал, только снова за Стасом пошёл.
«Пусть тут сама с толпой разбирается. Работу можно и с дома Кобы начать», — добавил внутренний голос: «Пока одни веселятся, другие без тепла остаться могут. Мороз придёт, все инеем покроются».
Полный внутренних противоречий, Борис во внедорожник сел и на Стасяна с укором посмотрел. Тот молчал, только радужной ёлкой сиял и намёков не понимал.
— Работать надо, а не херней маяться, — заявил, Боря, но ничего не услышал. Ни сам, ни в ответ.
Озадачило. Повернулся снова. Стас шлёпал губами и активно жестикулировал руками, крутил радио, которое мало того, что было, ещё работало. Но Глобальный не слышал ни звука.
Замер Боря. В глазах отразился страх и непонимание.
Стас снова что-то спросил, затем пальцами перед глазами повёл, пощёлкал. Губы ясно произнесли «ты чего?». Но это рассказало зрение, а слух словно досрочно вышел на пенсию.
— Пиздец, я не слышу ничего! — сказал Боря так, как это должно было звучать.
Мир глухоты — безрадостный, оказывается.
Крановщик руки развёл, сделал музыку потише, крутанув ручку, сказал что-то. Но фига там — тишина.
— Стасян, ты не вкурил что ли? — снова заявил Боря. — Вообще ничего! Вакуум!
Крановщик два больших пальца вверх показал и на руль указал. Мол, может я поведу?
— Да в жопу все твои предложения, — обрезал Боря. — Я-то хоть глухой, но ты вообще без прав… Сам поведу!
Стасян тут же ладони показал. Хорошо, мол. Без проблем. Без претензий.
— Хорошо ему! Бабу увёл и радуется, — забурчал Боря шёпотом, как ему показалось.
Напарник рядом что-то говорил, руки к груди прикладывал, кланялся, кулаки сжимал. Красиво жестикулировал, но о чём — кто ж знает?
Не теряя больше ни минуты, Боря поехал в больницу. Проблемы со здоровьем приоритетом над работой и отношениями встали. Тянуть дальше — нельзя.
Припарковавшись на хорошо знакомой площадке под деревом, вышел из внедорожника. Голуби с интересом к новой мишени присмотрелись. А пациенты бывшие и вновь прибывшие в приёмный покой направились.
В кабинете доктора что-то говорили. Медсестры перед лицом Бори махали, как будто слепой он, а они — яркий свет.
Глобальный в ответ злился и жестами в пах показывал, рукой воздух разрезая с разной степени интенсивности, что Стасян тут же расшифровал как «ни хуя» и «вообще ни хуя».
Тогда начали допрашивать крановщика. Стаян рядом практически вприсядку приплясывал, объясняя, как всё было. И как не было. Мельтешение это Борю только больше раздражало.
— Я всё вижу, но нихрена не слышу! Застудил. Заморозил. Уши дождём залил. Сделайте уже что-нибудь.
Наконец, проводили его в кабинет с надписью отоларинголог и посадили на стул крутящийся. А там уши начали смотреть металлическим прибором. Но едва свет лампы направили, женщина в халате сразу за сердце схватилась. Заохала.
Боря смотрит на неё и брови галочками. Информации ноль, а губы как у карася «чмяк-чмяк-чмяк».
«Почему врачей языкам жестов не учат?» — посетовал внутренний голос: «Хоть бы на курсы самообразования походили что ли».
Доктор толстый подошёл на призыв карася в халате, выгнал обоих вместе со Стасом из кабинета. И место за стулом напротив Бори занял. Посмотрел строго, не дождался реакции и как давай в ушах ковыряться с видом эскулапа продвинутого, умудрённого.
Боря смеяться начал. Щекотно, словно мозг шевелят. Потом больно стало. Потом хлопнуло что-то и звук появился!
— О, звук!
Доктор перед ним на металлическую медицинскую тарелку ваты комок положил. Но не белой, чистой и пушистой, как Дашка втыкала, а коричневой и жёлтой, врагами подложенной или домовым, явно.
Боря присмотрелся, а там половина ватного тампона и много волокон поменьше, как какашки мышиные. То от палочек ватных. Всё это вместе с серой и гноем удручали видом печальным. Воняло так, как будто сыр заплесневел.
«Дашка лечила ночью, лечила, да так и бросила», — подсказал внутренний голос: «Нет, часть ты, конечно, достал, пока чесался, да не всё извлёк».
Следом Боря услышал вздох усталого доктора, затем шорканье тапочек, что весьма обнадёжило!
— Я слышу! Слышу уже! — заявил Глобальный и уточнил. — Одним ухом точно.
— Зачем так жить? — вздохнул доктор, голову его наклонил, и в ухо прочищенное жидкости какой-то прозрачной залил, вновь в царство тишины погрузив.
Жидкость сначала охладила, потом пузыри пошли, забурлило внутри, пощекотало и греть начало. Слух пропал, но изнутри гидроудары нахлынули. С химической реакцией во внутреннем ухе.
Доктор ухо тампоном прикрыл, чтобы не вытекло всё раньше времени, на другую сторону голову ему наклонил и поморщился. Снова губы как у карася «чавк-чавк-чавк».
«А чего говорит то?»
Отоларинголог на этот раз ковыряться в ухе не стал. Только к раковине приблизил, флакон достал, наклонил голову и давай полоскать сверху-вниз фонтаном.
Ощутив холод, Боря следом щекотку почувствовал и в раковину артефакты серные посыпались. Затем полились вместе с крылышками, хоботком и гноем что-то.
ЛОР вздохнул, ухо салфеткой сухой протёр снаружи и на прогревание посадил под красный цвет. Боря посидел несколько минут, о жизни подумал, а следом за теплом так хорошо стало, что даже зубы меньше болеть стали. Дёсны блаженно притихли.
— Слава медицине! — заявил Боря.
— Вы как муху в ухо засунули, уважаемый?
— Как… как… как в путешествии!
— Тогда боюсь отправлять вас к проктологу.
Заметив улыбку на лице пациента, отоларинголог из второго уха ватку достал, посмотрел снова внутрь и заставил несколько минут на правой ноге прыгать. Пока из уха всё до последней капли не вытекло. Вода мутная, тёплая, вонючая.
Снова вздохнув, как будто имел дело с конченным, ЛОР сел на расстоянии нескольких метров, рот свой прикрыл и разговаривать тихо-тихо начал:
— Ну что? Слышим?
— Слышу, слышу! — обрадовался Боря сразу. — Что это было вообще?
— Лабиринтит, что, — ответил доктор и начал вокруг ходить, шептать то ближе, то дальше от одного уха, затем от другого.
Боря теперь всё слышал и радовался как ребёнок. Хорошо же! Как мало человеку для счастья надо, оказывается. Настроение улучшилось. Даже любопытство появилось.
— А что это значит? Лабиринт этот ваш.
— Да уж точно не мой, — хмыкнул доктор. — Шум в ухе был?
— Был.
— Снижение слуха было?
— Было.
И тут доктор задал вопрос дня:
— Молодой человек, вы из тех, кто любит боль?
Боря покачал головой. И всё отрицательно.
— А чего тогда за помощью медицинской не обратились?
— Так это… думал само пройдёт.
— Само? — приподнял бровь ЛОР. — Само от мухи навозной только гнойными процессами внутри черепа обернутся может. А там выбирайте, что больше нравится: менингит, тромбоз сигмовидного синуса, субдуральный абсцесс, экстрадуральный абсцесс. И наконец моё любимое — абсцесс мозга, сепсис… смерть.
Боря голову склонил, посрамлённый.
— Как говорил мой отец, — продолжил доктор. — Береги яйца смолоду. Но я его не слушался, поэтому детей нет, и с горя уши людям лечу. А всё от того, что мозгов не хватило услышать разумное, доброе, вечное. Но глядя на вас, молодой человек, меня прямо отпустило. Не у одного меня, выходит, мозгов нет.
«Нет, ну болело же, прав доктор. Чего сразу не пришёл?», — подкинул внутренний голос груза самокопания.
Тот же, что раньше убеждал, что он мужик и должен держаться. Он и держался… за грудь Дарьи. А это уже своего рода обезболивающее.
«Да где теперь Дашка? Друг подсидел», — напомнил внутренний голос и Боря как лимона лизнул. Скис на глазах.
Доктор, заполняя бумаги, усмехнулся всем мыслям Бори. Те отразились на лице все до единой. И добавил строго:
— Значит так. Обычно я советую не лезть в уши ватными палочками без нужды. Но вы порядком поиздевались над внутренним ухом. Так что никаких резких звуков месяц. Никаких наушников капельных. Никакого телефона под ухом, только на громкой связи. От холода, опять же, бережёмся, шапку потеплее, с ушами. Простудите — всё болеть будет от горла до черепной коробки. У вас ещё и ангина попутно. Лимфоузлы челюстные, опять же. Вы как будто на севере побывали.
— Ну… работа такая, — буркнул Боря.
— Бережём себя, значит… баня есть?
— Пока нет.
— Жаль, — снова вздохнул доктор.
— Я построю! — тут же пообещал Глобальный. Ведь в жизненном плане она где-то рядом с кабинетами, гаражом и парниками с обогревом.
— Вот как построите, так и приходите… на осмотр, — ответил доктор и листик с рецептами протянул. — А пока антибиотики пьём, в уши капли капаем и в тепле сидим с неделю так точно. Вопросы есть?
— А как же работа?
— В отпуск.
— Но я только с больничного.
Доктор в окно посмотрел и снова не пациента взгляд перевёл:
— Шумная работа?
— Ну… перфоратора не избежать.
Тогда ЛОР нос почесал и предложил:
— Тогда выбирайте. Слуховой аппарат сейчас или в глубокой старости.
— А… из чего выбирать? — не понял Боря. Но тут же сам себя по лбу ударил. — А, понял… Дайте хоть совет.
— Ну если перечисленного мало, то купите авиационные наушники.
— А где их купить?
Но доктор больше не слушал. Он всё сказал. А терять время на дебилов сверх отмерянных клятвой Гиппократа минут он не собирался. Других бедолаг в приёмном покое хватает. С палочками в ухе и уверенностью «само пройдёт».
— Хорошо, я найду, — добавил на всякий случай Боря и горячо поблагодарив спасителя слуха, вышел из кабинета.
Стасян сидел на лавочке в приёмном покое и показывал две руки как чашу весов. Те колебались.
Диалог начался с предложения:
— Выбирай.
Его чуть прокуренный голос Боря слышать был рад. Улыбнулся даже.
«Да и чёрт с этой Дашкой. Пусть забирает. Только рад за обоих», — добавил внутренний голоса: «А у нас Янка есть. С гаражом подмышкой. Там в кооперативе даже толком менять ничего не надо будет. Так признают лет через пять. Но Антон раньше и не выйдет».
— Что выбирать? — снова не понял Боря.
— Какую выбираешь новость? — уточнил крановщик. — Хорошую или плохую?
Глобальный рядом присел, листик в трубочку скрутил. Пальцами у ушей пощёлкал. Работают. Слышно. Радует.
Лекарства он, конечно купит. Но как теперь сверлить? Трубы к чему-то надо цеплять. Особенно те, что в квартире Кобы на пятом этаже. У потолка виться будут. На скотч не приделать. Но сверлить может и Стасян. Ему только дырки наметить, пальцем ткнуть и выходить в моменты особого шума. Здоровые мысли пошли, когда дёсны, прогретые инфракрасным теплом, болеть перестали.
Но внешний мир подкидывает и подкидывает новостей и событий, не спрашивая хочет того Глобальный или нет. Вот и сейчас приходится — выбирать.
— Ну, давай с плохой, — обронил Боря и приготовился слушать.
— Ты пока там на приёме сидел, я в отделение наше поднялся поздороваться с народом. Мужиков проведать, то да сё.
— И что в этом плохого?
— Так новостью огорошили. Пахом откинулся, — вздохнул Стасян. — В морг с утречка забрали.
— Как откинулся?
— Всё, совсем. Завтракать не будет, — уточнил Стасян. И за горло себя придушил, чтобы точно жмура отобразить.
Знак смерти у него неплохо получался. Стоило только глаза закрыть и всё, грим не нужен. Но тут же подробностей накидал:
— Медсестра сказала, что они с дедом сначала спирт пили, а когда медсёстры отказали новый выдать, санитара в магазинчик заслали. Ну тот далеко не пошёл. По первому попавшемуся номеру позвонил с доставкой. В ночи палёнки какой-то привезли в пятилитровой канистре в машине без опознавательных знаков. Они на радостях на троих и залипли в боксе на ночь. Ну, деду с утра хоть бы хны, санитара откачали, ослеп только на пару часов, а Пахом всё… записался к праотцам на приём.
Боря рот открыл.
«Ну всё, вечно фуру хуёв хранить теперь будешь», — добавил тут же внутренний голос.
И от мысли той Боря рот и прикрыл.
— Не опытный в делах возлияния, — продолжил Стасян. — Привык к винам заморским. Тормозуху в детстве не пил. Вот и разбаловал организм. А я всегда говорил, что нет ничего лучше самогона дедовского. Как на всю деревню нагонит, так и… двое или трое только померло за всё время. А, ну ещё ослеп один, но в тот год картошка неважнецкая уродилась. Да и то говорят, что от порчи.
Боря за голову взялся, вздохнул сочувственно.
— Это что же делается? Мужики как мухи мрут.
— Ага… хоть не пей совсем, — кивнул крановщик. — Но тогда и курить придётся бросить. А как тогда жить, Борь?
Боря на него молча посмотрел, тут Стас и продолжил:
— А, так ещё одна новость есть. Дашка позвонила. И в лоб спрашивает, возьмёшь меня замуж?
— А ты чего?
— Так я испугался. Возьму, говорю. Не каждый день баб раздают всё-таки, — ответил быстро Стасян и тише с тоской добавил. — Но это же курить придётся бросить. А чего это она, а?
Боря только отмахнулся и к машине пошёл, чтобы простоем длительным кучеров карет скорой помощи не раздражать.
Став музыку не включил, только смотрел пристально, выжидательно. Как партизан в засаде. Молчал Боря до самого магазина. А там тележку взял и принялся в неё трубы кидать полипропиленовые, крепежи на стену, коллекторы, переходники, фитинги и прочее по нужде сантехнической, прорвало. Выпалил как на духу:
— Ну и хер с вами обоими! Совет да любовь!
— Борь… Ну ты чего? Обиделся что ли? Я ж не знал, что за акция.
— Не знал он… Береги Дашку, говорю. Хорошая девка. Спортивная. Жопу как орех накачала. На одной ноге через скакалку прыгать может, — и тут Боря как зыркнул на напарника. — Но если обидишь — гантели не помогут. Понял меня?
Стасян кивнул тут же:
— Да понял, но… не понял.
Подумав, Боря инструмент для плавки добавил. Дашка ещё неизвестно отдаст старый или нет. С разделом имущества не сталкивался.
А когда снова Боря подумал, дрель-перфоратор с насадками по бетону взял. Рядом наушники накидные положил, авиационные. На уши натянешь — и не слышно почти ничего.
Опыт полезный. Для здоровья пригодятся. Нужно слушать доктора!
Полную тележку Боря набрал. Молча, зло и расчётливо инструментарий заново собирая. Стасян смотрел на него с подозрением, но о карме и дедах на этот раз предпочитал умолчать. Захочет — сам расскажет.
Боря расплатился на кассе, тележку к джипу подогнал, а когда стал разгружать, не сдержался. Ворот куртки поднял от ветра, палец к небу воздел и заявил важно:
— Стасян, я мало в жизни понимаю. Но если женщина звонит и просит, значит надо ей очень.
— А что надо?
— Надо и всё тут. Делай или пропади из её жизни навсегда. Понимаешь?
— Ну теперь похоже понимаю, — протянул Стасян и улыбнулся. — Вы меня в свои ролевые игры втянули, походу. Но я парень скромный, к тройничкам не приучен. Так что давайте это… без меня, короче.
Боря снова зыркнул, прошипел почти:
— От Дашки значит, отказываешься?
Лицо крановщика застыло в момент между обдумыванием и озарением. Бабка рядом перекрестилась, где-то в мире заплакал гримёр фильма ужасов.
А Боря вздохнул освобождённо, завёл автомобиль с брелока и добавил:
— Короче, поехали. Работы много. Пообедаем по дороге.
— Так мне теперь что, на кольцо надо зарабатывать? — тут же сориентировался крановщик, задумавшись так глубоко, что показались звёзды в глазах. — Да и цветы теперь. Шуры-муры. Все дела.
— Во-во, опять аванс просить, — ответил Боря и притопил педальку газа. — А пока копить будешь и ухаживать, заодно и курить бросишь.
— Это зачем ещё?
— Всё равно на радости жизни у тебя мелочи больше не останется.
— Так это… — крановщик почесался от нервов и переспросил. — А может ну его?
Боря взглянул глазами киллера, Стасян снова ладони выставил.
— Да понял, понял. Хорошая. Помню.
И внедорожник рамный их дальше помчал.
Работа сама себя не сделает. Главное в процессе и о себе не забыть. Иначе с Пахомом рядом прилягут.