Тот самый сантехник 2

Глава 25 — Мама, роди меня обратно

Настоящее.

Много всего произошло за день. Но, как и любой другой день, этот имел свойство заканчиваться. Как говорил Соломон «и это пройдёт». И кто бы мог ему возразить? Только глупец, который уверен, что однажды солнце взойдёт на западе.

Глупцом Борис желать не бывал, но часто оказывался в дураках. Вот и в эти минуты его калёным железом жгло ощущение, что дико затупил. А звонить теперь всем среди ночи и всё исправлять разом — не выйдет.

Спят люди. Завтра всё. Или лучше, послезавтра, чтобы наверняка.

Да только ощущение недоделанного утра ждать не собиралось. И сон перебило. С тем гадким ощущением, сродним войне совести и желанием забить на всё болт, Боря остановил автомобиль у ночного подъезда.

Там отныне не работала лампочка. Если раньше за этим чутко следил Антон Сергеевич, то теперь бывший начальник сидел и следили скорее за ним. Некому наводить комфорт у дверей любовницы, когда по расписанию кормят и водят в душ.

Боря вздохнул, снова прикинул за что первое хвататься; кому звонить, кому писать. Но время уже позднее — двенадцатый час ночи. Писать или звонить с вопросом — «спишь?» автоматически означает прослыть мудаком.

Ночь — время покоя. Суеты не терпит. Тишину любит. Вот и рядом немного храпело, чаще посапывало и порой даже плямкало губами. Рыжий работник медленно, но верно впадал в анабиоз, замерзая и сжимаясь в комочек. Очумевшее от объёма тренировок тело плавно понижало температуру и отключалось в режим самосохранения: конечности подрагивали, желудок урчал, требуя восполнения ресурсов. При этом брательник не забыл пустить удушающего шептуна. Но то уже не по свей воли, а от работы системы сжатия-расслабления. Наглядно продемонстрировал, что работает физика.

Боря, не стал дожидаться окончательного отключения брата, только открыл окно и растолкал пассажира в плечо:

— Рома, просыпайся. А то обосрёшься ненароком.

— Что? Я? Не-е.

— Дуй домой спать, говорю. Считай забор поставил, — улыбнулся Боря. — Завтра трогать тебя не буду, высыпайся. А вот насчёт послезавтра потом подумаем.

— Мы уже приехали? — потянулся брательник, потёр глаза. А те красные от бетонной и обычной пыли. Очки хардкорщик предпочитал при сверлении не надевать по принципу «и так сойдёт». — А ты чего, не пойдёшь? Паркуйся. Хоть чая попьём.

— У меня ещё дела, — ответил Глобальный, даже не пытаясь намекать насколько их много и что за гад их умножает надвое каждый час. Порой ему казалось, что его судьбу пишет какой-то чокнутый гиперактивный сценарист, не давая побатониться на диване даже жалкие пару часов.

— А… ну бывай тогда, — не стал требовать конкретики Роман.

Его в своей судьбе как раз всё устраивало. Женщины стали появляться вместо картинок. А в группе даже прогресс наметился. Жаль, конечно, что первую группу бросить придётся. Так ни на один эфир и не пробились. Но с другими ребятами он обязательно коснётся Олимпа рока и войдёт в Зал Славы хеви металла.

— Спасибо за пятёру.

— Тебе спасибо за помощь, — ответил в свою очередь Борис, но тут же добавил. — Но не вздумай копить на кольцо раньше тридцати.

— Почему? — не понял рыжий.

— Знаю я одного такого затейника… хреново вышло, — вздохнул Глобальный. — Лучше загранник делай. Там ещё визу оформлять, все дела. Скажешь, я добавлю.

— О, точно! Германия же! — тут же отмёл всю идею со свадьбой «с самой лучшей женщиной на земле» беспечный Ромка и добавил отсебятину. — Если за границу свалю, не призовут же!

— Ты как-то странно всё понял, — скривился Боря. — Я тебя отправляю опыта набраться как молодого специалиста, а не скрываю от службы Родине.

— А что? Можно и задержаться. Эпидемии кончились, мода на мову как страшный сон прошла, — припомнил рыжий всю геополитическую ситуацию в мире, о которой не давали забыть многочисленные ток-шоу. — Европа теперь, конечно, голодает, но сколько эмоций!

— Ладно, эмоциональный ты наш, — вздохнул Борис. — Всё равно вернёшься и отслужишь. Так или иначе. Немного дисциплины тебе не повредит.

— Это если вернусь, — подмигнул брат, уже создав альтернативный план по развитию жизни и её дальнейшего виденья, где весь Берлин рукоплещет его группе, а Раммштайн стоит на разогреве.

— Да кому ты там нужен в этой сраной Европе? Если от них к нам лучший сантехник уедет, а ты туда дела полетишь делать, то ещё и немытая будет, — тут же поддержал Борис брата, и подмигнул, закрывая стекло.

Мина заложена.

— Чё сразу не мытой! — запоздало воскликнул задетый работник месяца, тут же на ней подорвавшись. Хоть за день он научился на практике больше, чем за сессию в ПТУ, но пробелом ещё хватает. — Просто нищей духом. Все дело в колониальном прошлом. Ну и к халяве привыкли. Ничё, отучим. Лучше свой Старший брат, чем заокеанский.

— Так… всё, хватит. Мамке «привет» передай… историк.

— Ага. Передам.

Едва Боря высадил пассажира, как тут же схватился за телефон. Тьма звонков. Но самый важный сейчас — Стас. Должен был забрать его сколько часов назад? Да и Дашка наверняка волнуется. Восемнадцать пропущенных, как намёк на обострение.

Трубку долго не брали. Духовно обогащённый сантехник на грани распада тела уже собирался звонить участковому, выяснять, но затем раздался знакомый голос словно в лёгком подпитии или спросонья.

— Да?

— Стасян!

— Боря?

— Да! Ты как там?

— Как, как… как в сказке, — ответил суровый мужик, говоря почему-то полушёпотом.

Это состояние, когда хочется сказать погромче, но рядом сложились некоторые обстоятельства, которые не дают этого сделать. Вот только, какие? Что вообще может случиться в участке на ночь глядя?

— Ты где?

— В госпитале, — легко ответил крановщик, тут же уточнил. — Военном.

— Что? Зачем?

— Сам себе удивляюсь, — усмехнулся Стасян. — Ты учти… я от наркоза отхожу. Болтливый малость. Одного генерала уже заебал, но он ответить не может — челюсть сломана. Так вышло.

— В смысле вышло? — сон сантехника как рукой сняло. Включился внутренний резерв. — Само у нас только в форточку выходит… Какой ещё наркоз? Что случилось? Нихрена не понимаю.

— Ну как что, — прикинул Стасян, воспроизводя события почасово. — Подарили чипы, значит.

— Какие ещё чипы?

— Какие… да хрен знает. Но чипы были, точно. Майор же обрадовался. Даже пожурил за траты. И так дело последних лет раскрыли, вроде. Всем отделом радоваться надо, говорил.

— Это какое дело? — прервал Боря. — Со Степанычем которое?

Напрочь вылетело из головы, что Хромов должен стать «героем дня» после задержания. Он и звонил к тому же, рассказать видно хотел. Да когда в наушниках авиационных ходишь и трубы разогреваешь для плавки, не сильно об этом думается. Надёжность нужна, сосредоточение к делу.

— Ага. Степанычу телек, кстати, сразу вернули. Под расписку, — уточнил Стасян. — Остальное в течение месяца получит. На описи осталось.

— Улики, значит. Понятно. Как там Степаныч?

— Всё с ним хорошо. Радуется, про мировую интеграцию в глобальные процессы слушает, про баян забыл. Просто так матерится. Что-то про Вангу рассказывал, но я не особо слушал.

— Да хер с этой Вангой! Ты как в госпиталь попал? — снова прервал Глобальный. — Ещё и военный.

— Да как, как? Чудом, — выдал вновь расплывчатую суть крановщик, на мысли которого влияли химические вещества. Но не со зла, а сугубо из медицинских показаний. — Подарки, значит, подарили. Потом сидели, выпивали. Все вокруг красивые, нарядные, в форме парадной. И я в пиджаке с карманами.

Голова Бори уже тоже работала плохо. Долго держать внимание не получалось.

— В смысле в пиджаке? — потёр глаза Боря. — Где взял? А… чё-то помню. Участковый подогнал?

— Да, капитан подарил. С туфлями, — тут же похвастался пациент военного госпиталя. — Точнее, они с Кишкой и Сомом скинулись на материал, а мать пошила.

— Чья мать?

— Так сотрудника.

— Сотрудника чего?

— Боря, блядь, остановись! — воскликнул чуть громче, чем следовало Стасян. И тут же рядом предложили заткнуться с веским аргументом «или пизды получишь».

— Я сейчас запутаюсь, — добавил крановщик тише. — Не сбивай.

— А, хорошо, — сбавил обороты и Боря. Но тут же уточнил. — Так Хромов теперь майор?

— Ой… это сложный вопрос, — прикинул Стасян. — Вроде бы майор, но это не точно. Понимаешь, за его звёздочки ещё не пили. А теперь вообще сложно будет. Челюсть у него выбита. Хотя… пить вроде может. Через трубочку. Но на стоматологе разорится.

— Так что случилось? — вновь подвёл к главному вопросу засыпающий за рулём сантехник.

— Так то и случилось, что всё и сразу, — снова сказал крановщик так, что побить его захотелось. За подробные описания. Да вроде не за что бить. И негоже — пострадавших трогать. А там вроде как все через одного раненные и контуженные.

Боря рыкнул. На том конце намёк поняли, и к сути вернулись, перестав лить воду как одна знаменитая писательница с большой, но пустой головой, что имела свойство рассказывать обо всё и ни о чём разом, создавая из этого целую индустрию ваты катания.

— Ты суть! Суть давай!

— Всё вроде бы хорошо было, — продолжил крановщик, зевнул. — Потом я начал фокусы спортивные показывать. Ну как фокусы. Мне кусок металла дают, я гну. Сгибаю, то бишь.

Боря зарычал громче, так как не собирался слушать этот рассказ до утра. Спать, конечно, можно и во внедорожнике. Откинул сиденье — и уже почти кровать. Или на заднее лег, руку под голову подложил — тоже подушка.

— Стою, значит, гантели гну. Никого не трогаю. А в майоре вдруг коньяк заговорил. Подскочил, подбежал, вспылил.

— И что? Ударил?

— Да если бы, — протянул Стасян. — Так оно может быть вернее вышло. А не так, как случилось.

— Стасян! Короче!

— Так я и говорю как можно короче. Дай, говорит, гантель проверить. Чего ты нам тут детский сад устроил, говорит. Обидно так кричит, волнуется, слюнкой изо рта брызжет. Ну да я не брезгливый. Просто за пиджак жалко. Мать Кишинидзе всё-таки старалась.

И тут Боря понял, что мысли — это просто буквы, что складываются в слова. А слов должно быть много. Чтобы было что читать, слушать, а иногда и снимать по этому «сюжету» фильмы, чтобы было что ещё и смотреть.

— А ты чего?!

— А чего я? — немного заплутал в дебрях размышлений крановщик. — Ой, маме забыл позвонить.

И тут Боря так же понял, что если судьба пишущего — обрекать читающего на убийство времени, ничем его не наполняя взамен, а лишь развлекая, то подобных писателей следовало бы цензурировать, а не продвигать на переполненный чепухой рынок книг, которых всё равно читать некогда до выхода на пенсию.

— Так и чего ты?! — почти не выдерживал Боря этого диалога, что перерастал в допрос с размягчением мозга.

«Но, если общение с человеком после наркоза ещё можно понять. То как можно понять отсебятину так называемых писателей, что просто плодят пустоту, порождая биомассу потребителей?», — не выдержал и включился внутренний диалог на ночь глядя. И, словно прикурив от трубки, добавил философски: «Всё это — баланс спроса и предложения, Боря. Проблема в том, что многим удобно быть пустыми. Иначе придётся работать. Работа это всегда — состояние особого мышления. Не включая головы, настоящей работы не выйдет. Потому что работа — всегда процесс творческий. Иначе — переделывай».

Боря спорить не стал. Но безумно хотел выспаться, чтобы назавтра разгрести все дела и как следует поработать. И поэтому снова воскликнул:

— Стасян!!!

— А, так я и говорю, что протянул гантель на вытянутой руке. Держи, говорю, — ответил крановщик, словно от чего-то отвлекаясь. Рядом вроде бы даже послышалось «да завали, бля!», но у крановщика руки длинные, а костыли на раз-два ломает.

— Он её пытался двумя пальцами взять, — продолжил Стасян почти совсем тихо. — Типа надувная, думал. И не удержал, конечно. На ногу себе уронил. Обиделся чего-то потом. Как давай кричать и охать. Уволю, говорит.

— Так, а почему ты в госпитале? — уточнил Боря. — ТЫ, а не он!

— Так а полковник какой-то и говорит «Кого, ты блядь, увольнять собрался? Фокусника?». И давай ржать. Однокашник он Вездесуева или друг детства, вроде. Так по лицу и не скажешь. И весь зал угорать начал, как майор на одной ноге по сцене скачет, а уволить уже никого не может. Сначала, значит, все военные подхватили. Ну, в целях поддержать товарища полковника. Солидарные типа. Ну а потом по инерции и полицейские. Только Хромов подскочил, по столу кулаком ударил и говорит такой, не позволю, мол, товарища майора обижать. И все уже полицейские такие — да, не позволю. И ржать прекратили даже. Кричат военным заткнуться зачем-то. Один даже соком облил другого. Хромову первому табуреткой по челюсти прилетело. Это последнее, что помню. Очнулся на полу. Смотрю, гантель на ноге, а нога пополам. А вокруг, боря, хаос, как на рынке в чёрную пятницу. Гости от доблестных войск дерутся во всю с гостями от внутренних служб. Первых меньше, но у них по физкультуре показателей больше. А вторых больше, пузами задавили и всё тут.

Боря уже мало что понимал, протянул только:

— Ну даё-ё-ё-ёшь. Гантелей то по ноге зачем? Как позволил?

— Да кто их разберёт. Короче, менты как с вояками как давай драться во всю, я даже поник. Ни тех, ни других бить нельзя. Либо посадят, либо осудят. А потом смотрю, Сомова на удушающий взяли. Глаза на лоб полезли, подмоги просит. А у него же Хруничев дома в общаге к батарее наручниками пристёгнут. Ему нельзя отключаться, думаю. Ну я эту гантель и метнул с пола. Хорошо промазал… люстру только сбил. А как свет потух, все и затихло. Включили потом — смотрят, в мясо все угандошили друг друга и смеются. Майор с полковником так вообще самые довольные сидят. У одного передних зубов нет, второй сломанной рукой туда-сюда машет. Всё хорошо в общем, закончилось. Отлично погуляли. А потом нас на семи или восьми скорых по больничкам то и развезли. Самых тяжёлых — в военный госпиталь. Ближе всего оказался… слушай, давай завтра поговорим. Я троих уже не удержу. Не дай бог швы разойдутся.

Связь отключилась.

Боря только за голову схватился. То ли от осознания, что крановщик неплохо погулял, то ли от того факта, что завтра на работу не выйдет. Как возможно и ближайший месяц. Гантели и ноги всё-таки не совместимы. А дальше уже на вахту поедет. Хрен бы с ним, с авансом. Но с кем теперь подрабатывать?

В расстроенных чувствах, Боря уже хотел поехать к Степанычу, но тот верно уже спит. Будить придётся. А он если проснётся и начнёт рассказывать, то уже не лягут.

Тогда подумал о Дашке. Как вообще мог доверить такую девушку распиздяю вроде Стасяна? Аж самому стыдно. Но Дашка давно из спортзала ушла, а где живёт — ума не прилагал. Не так всё-таки близко знакомы. Будить среди ночи — нет.

Диана? Смешно! Подумаешь фыркала-фыркала, потом вероломно на член насадилась. Не считается. Осознанно сходиться надо, а не когда чешется.

Наташка? Вроде бы уже сказал, что не придёт.

К сестре махнуть? Нет, племянник спит. Хоть Лёха и будет видеокарте рад, в семьи с детьми среди ночи не ходят.

И тут Боря расслышал шелест ключей в кармане. Решение пришло мгновенно — Яна же!

Припарковавшись у нового, хорошо освещённого подъезда, Боря с удовольствием прокатился на рабочем лифте, открыл двери выделенными ему ключами и разувшись-раздевшись, прошёл в спальню.

Полуобнажённая Яна уснула на кровати жопой кверху прямо на коленках с парой игрушек внутри себя.

«Вот же труженица тыла!» — с восторгом подумал Боря, помыл руки, высунул из неё игрушки неспешно, помыл снова и накрыв её одеялом, вдруг расслышал мужской голос.

— Эй, мужик… трахни её.

Боря повернулся, но никого в комнате не обнаружил. Но подойдя к компьютеру и дёрнув мышкой, включился монитор и выйдя из спящего режима, показал мужика в очках с членом в руке. Не вынимая оного, но поправив очки, он повторил. И динамики произвели:

— Трахни её!

Боря сморщил бровь, посмотрел на Яну, что рухнула на постели из коленно-локтевой позы и блаженно расплылась по покрывалу.

Похоже, не только он перерабатывал.

— Может, в другой раз?

— У меня ещё полчаса оплачено, — заявил очкарик, подёргивая стручок то ли на Борю, то ли на шевеления на кровати почти бесформенного тела с натёртыми отверстиями, что не сразу желали закрываться. — Но ничего, если трахнешь, я сверху ещё доплачу. Сто баксов. А?

И он повёл карточкой перед веб-камерой.

Боря в ответ устало поднял барсетку, достал портмоне и развёл веер из пятитысячных купюр, всем видом давая понять, что ему это не интересно. Более того, он готов облегчить участь других работников.

— Давай ты просто счёт на остаток по времени выставишь, я завтра оплачу, когда она проснётся.

— Ого, а ты кем работаешь? — удивился мужик и даже перестал теребить, так как сделка расторгнута. И не всё оказывается можно купить.

— Я сантехник, — ответил гордо Борис. — Русский сантехник.

С улыбкой победителя он выключил компьютер из розетки. А затем с чувством выполненного долга разделся, взял одело на двоих, лёг рядом с Яной, и подгрёб ту под себя.

Яна сначала заворочалась, но прижавшись холодной жопкой к тёплому паху, успокоилась, вздохнула и впервые за день по-настоящему расслабилась.

Сон овладел комнатой.