Тот самый сантехник

Глава 24 — Спорт — это жизнь

Боря позвонил, тут же постучал. Настойчивость — не его конёк, но сегодня можно. Сегодня нужно! Потому что душа просит. Тело ноет. И вообще интуиция работает. Само нутро чует, что нужно за той дверью стоять и выяснять, выяснять, выяснять… а ещё в глаза смотреть.

Пристально. Так, чтобы на разрыв той самой души. Так, чтобы пробрало до мозга костей. Чтобы…

Дверь открылась. На пороге стояла Наташка.

Секунда… другая… искра!

Сказать никто ничего не успел. Боря вдруг оказался по ту сторону порога, дверь хлопнула, прикрытая то ли ногой, то ли рукой. А тела вдруг сблизились, поймав положенные им орбиты. Не слишком далеко. Не слишком близко. Но достаточно, чтобы целоваться и снимать друг с друга одежду.

Весь мир вокруг потерял значение. Все сожаления, размышления, страхи и претензии потеряли смысл. Он просто хотел её. Она его жаждала. И оба могли лишь подскуливать как щенки, пока горячие поцелуи обжигали беспрерывным французским поцелуем, а пальцы срывали непослушный лифчик.

Одежда поразительно быстро разлетелась по коридору. Боря вдруг понял, что прижал Наташку спиной к стене, поддерживая за попу, и словно примиряет куда бы усадить, уложить. А оно, как назло, всё хорошо — и у стены, и в наклоне, и на тумбочке, и на стуле.

И внутри у обоих тепло-тепло. А войдя, больше не хочется выходить. Но до безумия хочется двигаться. И это движение — и есть сама квинтэссенция жизни, сама выжимка добра, тепла, нежности и любви из всего, что и принято называть жизнь.

Глобальный краем сознание понял, что трясёт стол. А на столе лежит, расправив рыжие кудри, самая прекрасная женщина на свете. В лучах полуденного солнца, что только подчёркивает её красу. И словно издеваясь над ним, солнечный луч скользит по щеке, касается губ. А те прикушены. И глаза прикрыты в наслаждении его движения. А когда открываются — словно пьяные. И за это он любил её тоже.

«Кабинет ей! Коня! И полцарства в придачу!» — призывал внутренний голос, хотя радом не было ни конюшни, ни помещений, да и сам не царских кровей.

Что это, как не страсть? Она же — зависимость. Но если с зависимостью нужно бороться, то это единственная, которой Борис предпочёл бы полностью сдаться.

Кухня у Натальи в «брежневке» была не слишком большой. И длинный стол на четыре персоны со спецпокрытием для горячих блюд, стоял впритык к стене. Это так же означало, что при любом движении на столе, двигался сам стол. И не сильно, но ощутимо бил по стене.

Стук-стук-стук. Вздумай кто читать азбуку Морзе, там наверняка бы обозначилось слово «секс». Боря уже собирался перенести Наталью на широкий кухонный подоконник и запачкать пластиковые окна ей спиной, но тут в дело вмешалось ещё одно лицо.

— Господи, ребята! У вас же спальня есть! — заявил вдруг кто-то сбоку. — Я тут ем вообще-то!

Боря повернулся. В дверном проходе в одних трусах и тапочках стоял сонный Роман с битой в руке, и держал перед глазами руку, чтобы не видеть творившееся безобразие. Так как ослепнуть второй раз за сутки — занятие на любителя. А он ещё от первого психологического шока не отошёл. Благо, его тут же сверху прогнозируемая звёздная болезнь придавила.

— Ты одежду не видел на полу что ли? — сказала Наташка, прижавшись к Борису так, что сразу прикрыла грудь и лоно. А зад прикрывал стол. — А стол я помою, не переживай. Кто ещё, как не мама? Ты что ли?

— Я-то думал нас грабят! — добавил Роман, отвернулся и почапал к себе в комнату, по пути потеряв один тапок. Но возвращаться не стал.

— А вот нечего до обеда спать! — заявила мать, даже прикрикнула. — Ты на работе днём должен быть, а не ночами репетировать!

— Так он за меня работает, — отмахнулся Рома и пробурчал. — Всеми силами. Не знаю, как насчёт лошадиных, но я бы с ходу присвоил ему «двойную-мамкаёбную»!

С тем заявлением Рома плотно прикрыл за собой дверь. А Боря вдруг понял, что напряжение дало слабину и вентиль начал подтекать, а затем открылся во всю. Что не осталось неожиданностью для Натальи. Но она даже не дёрнулась, то ли готовая к случайной беременности, то ли всерьёз рассчитывая на неё.

— Ты не думай ничего такого, обычно мы… так себя не ведём, — донеслось от рыжей. — Я вообще скромная по жизни. И… раз уж ты не вынул, можешь расслабиться. У меня спираль стоит.

Боря кивнул. Да, что-то не то, чтобы острое, но постороннее тыкалось в головку. Но спрашивать о таком — себе дороже. А лезть и доставать пальцами — не комильфо. Для этого специально-обученные люди есть, которым зарплату платят за ежедневное проникновение в вагины. А может даже премии за количество обозреваемых ежемесячно влагалищ.

Об этом подумал Боря погодя, а слова горючие проглотил о скромности и прочем. Если начнёт говорить, то не остановится. Но то дело прошлое. Какое он имеет право пенять ей на то, что было раньше, до встречи с ним? А вот она ему вполне себе может заточку в бок воткнуть. И будет права. Потому что уже дважды к соседке за сутки зашёл. И если вчера на эмоциях, то сегодня мог и отбиться.

Наташка в то же время расслабилась, расплываясь по столу медузой.

— А ты не из робких, — донеслось от неё. — Так это мы помирились, получается?

— Да, — твёрдо ответил Боря, добавив к выделяемому кабинету для любимой ещё и пару-тройку детей в детской. А то и в двух.

«В одной будут жить мальчики, в другой девочки», — тут же добавил внутренний голос, пока будущий и только возможный отец семейства вышел из детораздатчика и детоприёмника. И прикинул какую дичь на кухне он творит. Месте, где всё-таки кушают люди!

Но Боря пошёл до конца. Поэтому пока Наташка, прикрывая низ рукой, рыбкой поплыла в ванную, сам Глобальный наскоро сполоснул в раковине, оделся и в качестве оправдания поступку тут же помыл всю посуду. А затем и раковину. Не то, чтобы он накапал в чужую кружку или ложку, но чтобы избежать конфликта, некоторую посуду он помыл дважды.

А затем, прислушавшись к плеску воды в ванной, ушёл из квартиры. Слова уже не имеют значения. Работать надо. Слова на вечер можно оставить. Под чай с тортиком. А пока электрикой стоит заняться. Чтобы пятёрка больше не жгла карман.

Как оказалось, Оксана с Антоном уже пили чай на кухне. В этом преимущества газификации. Света в квартире нет, но чаёвничать можно.

— А мы думали вы уже не вернётесь, — хихикнула хозяйка в халате, подрезая одному любовнику колбасы на бутерброды, пока другой с важным видом вставал на стульчик и менял плафон.

Дело на пару минут, но Боря никак не мог понять, что он делает. Головой он был всё ещё этажом выше. Возможно, тоже пил чай. Обсуждал имена детям. И даже сам себя убеждал, что мастерская ему в доме не нужна, если нужнее ещё одна детская. Детей, конечно должно быть много. Всех вырастит. И гаражи сам каждому построит. Плюс делу электрика и сантехника без всяких курсов обучит. Но это если мальчики. А что делать с девочками, он пока понятия не имел. И поэтому смотрел на пару проводков, что вели к плафону, как на откровение.

А может дело было в том, что тянуло спать после исполнения супружеского долга? Но если углубляться в семейные вопросы, то с Романом надо что-то делать. Хотя бы обсудить график прихода-ухода. А то насочиняет альбом о мамкаёбах на свою голову, а Кобе потом разгребать это всё.

Начальник засобирался. И Боря вдруг понял, что если останется, то подвергнет себя риску измены. Которая будет уже натуральной изменой, а не «это не считается, так как пока никаких отношений нет».

Мозг вдруг включился и Глобальный сделал всю работу за несколько мгновений. После чего включил свет, проверил лампочку — не мигает.

— Готово! — добавил он и распрощался с хозяйкой вместе с начальником. — Ну, всё тогда. Я пойду… заказов ещё много.

Оксана если и разочаровалась тому, что сразу оба любовника уходят, то виду не подала. Стоит, сияет, одного целует, другого хвалит.

В конце концов, секса ей сегодня хватало. Ещё и платье подарили, да свет наладили. И всё не за свои… На день подарков достаточно.

Но стоило войти в лифт обоим, как Антон тут же раскрыл карты:

— Ну, ты видимо понял, — протянул он и гордо заявил, почёсывая эго вне зависимости от того, просил его кто-то об этом или нет. — Да. Потрахиваю её периодически. Горячая самка. Такое творит. И-эх!

Наверное, стоило что-то ответить. Или поддакнуть начальству. К счастью, лифт приехал на первый этаж, и оба вышли. Боря даже обрадовался, что не пришлось слушать продолжение.

У выхода из подъезда зазвонил телефон.

«Наташка» — гордо гласила надпись без фотографии. Хотя бы потому, что в одежде он видел его пока меньше времени, чем без оной.

— Ты куда ушёл?

— Да работать надо, — изобразил он печаль. — Давай вечером.

— Хорошо, — ответила рыжая погрустневшим голосом, который не нужно было отыгрывать. Ей-то как раз хотелось поговорить после коитуса и настроение поднялось. — Рома тебе привет передаёт. Работай тогда. А я пока кухню отгенералю. Спасибо, что помыл посуду… Целую!

— Всегда пожалуйста, и я тоже, — ответил Боря и отключил телефон.

Начальник почему-то от подъезда не уходил. Стоял рядом. Видимо хотел поговорить. И дожидался окончания разговора.

— Боря, я голос узнал знакомый, — заявил он. — Это не та ли Наташка, что выше этажом живёт?

Глобальный ощутил, как тело потом покрылось. Холодным, неприятным. Предчувствие, после которого скажут «лох!».

— Ну… — выдавил он немного громко, приготовившись к неприятностям.

— Да что ну? — даже не понял предостерегающего намека «ты мол, полегче», начальник. — Я же тебе зла не желаю. Предостерегаю просто. Окси говорит, что шлюха та ещё.

— В смысле? — добавил таким тоном Глобальный, что Антон отошёл на полшага, чтобы в случае чего ещё и отскочить.

— Мужчины к ней ходят регулярно, — добавил Антон стойко, но уже потише, — стонет каждый день…

— Это… вчера что ли? — стараясь сдерживать ярость, уточнил Глобальный.

Мысль о детской и тем более второй детской стала тусклее. И только кабинет пока держался.

— А что, если вчера? — уточнил Антон Иванов, неизвестно как доживший до своих лет с таким подходом к решению проблем.

— Так это я вчера был!

— А-а-а… ну, извиняй, браток, — протянул он и пояснил. — Но сам понимаешь, не раз дело было, если Оксик говорила. Ты давай, это… Не думай, работай. Баб много, не зацикливайся.

«Кто бы говорил», — сказал внутренний голос за Глобального.

А сам Боря ничего не ответил, набычившись. Пограничное состояние завладело им.

Что-то смежное между набить морду шефу, вернуться и выдрать клок волос из распущенной копны говорливой соседки и ненавистью к самой Наталье, которая вроде бы только что говорила про скромность.

Вот зачем там? Всё вроде бы уже улеглось, а теперь снова со дна поднялось, всколыхнулось, и муть в глазах.

Начальник, заметив изменение в лице лучшего работника месяца, от греха подальше сел во внедорожник и проезжая рядом, пипикнул на прощание.

Боря как стоял, так и присел на корточки. Схватился за голову. Слишком много эмоций. Надо успокоиться. Решений вроде немного, но по одному из них он сейчас поднимется и начнёт выяснять всё с Оксаной. А это закончится либо сексом, либо дракой. Что плохо в обоих случаях. Либо поднимется к рыжей и, опять же либо приголубит, либо… при мысли о том, что он может сделать с Наташкой, Боря вдруг понял опять же два момента.

По первому выходило, что она ему дорога. А вот по второму он начинал опасаться, что всё это слишком далеко заходит.

«Ну вот сам посуди», — начал издалека внутренний голос: «Ты сейчас в неё влюбишься, а потом застанешь под каким-нибудь Антоном. А там тьма в глазах, руки в крови, посадят лет на пятнадцать, списав на состояние аффекта. И кому лучше будет? Ей, любовнику убитому, или Роману? Саму то Наташку ты не тронешь. Её ты только придушивать немного можешь, или за волосы тянуть, но это сама просит!».

Боря взвыл и решил, что никуда он до вечера не пойдёт. Не видя ничего перед собой, сел в автомобиль. И просто дышал несколько минут. После чего вспомнил, что пока не выполнит заказ в спортзале, так и будет грустить сантехником второго уровня как дурак какой-то. А для того, чтобы прокачаться до третьего уровня, нужно работать.

Просто работать!

Прогревая моток, глядя на подъезд, Глобальный вдруг понял, что на нём многое завязано. Здесь всего за сутки он устроил из любовного треугольника квадрат, понацеплял на себя обязательств до кучи, поучаствовал в творческом прогрессе, разочаровался пару-тройку раз в людях, тут же всё себе простил и себе, потом разочаровался снова, уже в себе, а сейчас страсти так зашкаливали, что снова захотелось секса. Сразу после того, как пропало желание разбираться. Но сначала — работа! Иначе так и будет всю жизнь слушать пустобрёхов по лифтам.

Боря нащупал телефон.

— Здравствуйте, Дарья? Это Борис. Я знаю, что должен к вам подъехать вечером. Но я сейчас свободен. Вы не против?

— Без проблем, Борис. Как раз собираюсь побегать в зале. И покажу что как на месте, — ответила хозяйка фитнес-центра.

Через пятнадцать минут Боря вышел из микроавтобуса. И вдруг понял, что всё ещё ходит в бахилах. Уже стёртых, грязных.

«Это как глубоко надо проникнуть мыслями в себя, чтобы это не заметить?» — возмутился внутренний голос.

Пришлось вернуться в машину и взять новые из пачки. Топтать людям среди беговых дорожек не хотелось. Они всё-таки туда в сменке ходят.

Дарья оказалась подтянутой красавицей с тугой косой цвета пшеницы. В легинсах и спортивном костюме, с минимумом макияжа на розовом от занятий лице. На вид ей было лет двадцать с лишним, словно только что закончила институт. И теперь со всем энтузиазмом и максимализмом осваивала это нелёгкое дело по управлению спорткомплексом изнутри и снаружи.

За то, что она работает и снаружи, отвечал бейджик на майке, который обозначал её старшим тренером.

«Должность загадочная. Но что старший, это важно», — отметил внутренний голос, тут же преисполнившись уважения.

Дарья проводила в просторное помещение, где действительно по краям бегали люди, тогда как в центре помещения стояли теннисные столы с одной половины зала, а с другой — тренажёры. Но ни одной беговой дорожке. Так как бегать предлагалось самим, на что и выделялся круг длиной не менее километра.

Дарья тут же указала на трубы обогрева, которые батареями язык назвать не поворачивался. Длинные как сосиски, совсем не ребристые, но массивные почти как газовые баллоны, они располагались под окнами и просто вдоль стен. И судя по сотому слою краски, были установлены во времена Кубинского кризиса или ещё раньше.

Боря поднял голову, оценивая простор помещения и вдруг понял, что он в бывшем… коровнике! Деревянный пол соврать не даст. Только раньше под него в канализацию стекала кровь скотобойни и дерьмо-лепёшки. А теперь доски заменили, частью покрыли прорезиненным покрытием, часть обложили матами для растяжек и прыжков. А часть оставили как есть.

— Занимайтесь тогда, — добавила Дарья и пикнула чего-то на умных часах. — А мне семь километров надо набегать сегодня ещё.

Боря кивнул и стараясь не глядеть на удаляющийся зад в легинсах, сначала перевёл взгляд на розовые подошвы кроссовок, а затем обратно на трубы. Постучал ключом, слушая звук и вздохнул. Почти полные. Но не воды. Ржавчины. Годами она накапливалась внутри ещё со времён, когда не существовала современная прочистка-продувка. И стало её там так много, что внутри железо забрало всё пространство.

Боря перехватил хозяйку на втором круге, не успев на первом, но снова долго смотрел на удаляющиеся, подпрыгивающиеся булочки. И изложил своё виденье ситуации, стараясь не смотреть на содержимое топика.

— А может прочистите трубы просто? — предложила она, совсем не рассчитывая перед отопительным сезоном поменять все трубы в радиусе почти километра.

То, что раньше отлично обогревало коров и досталось в процессе приватизации, уже лет тридцать как с горем пополам обогревало людей. И было стойкое ощущение, что протянет ещё пять-десять лет.

— Я бы мог, — признался Боря, вспомнив мужиков в подвале с дизельными генераторами. — Но самой воды там маленький ручеёк. Это ничего не даст. Трубы надо разрезать, срезать болгаркой внутренности, затем сваривать обратно как яйцо. Прочность потеряется. Но даже если сварю идеально, это снова ничего не даст. Потому что контур, что был раньше, давно проржавел. По сути мы смотрим на слой краски в палец, а под ним пять-десять сантиметров ржавчины, который едва прогревает кипяток внутри. Я если начну когда срезать, так и не остановлюсь. Труба давно существует лишь номинально. Увы, Дарья. Здесь нужна замена. Это работа не на один день, конечно. И потребует немало вложений в материалы. У вас большое помещение. Но им… никто и никогда не занимался. Так ведь?

— Так, — вздохнула Дарья, возобновив дыхание после бега.

По её лбу побежала капелька пота. Боря невольно засмотрелся на неё, но капелька застряла в брови. И это было хорошо. Будь брови нарисованные, как у Оксаны, она бы просто ослепила спортсменку на один глаз. А тут природа справилась с вызовом самостоятельно. Что внушало уважения ничуть не меньше, чем бейджик. Ведь Дарья была тем человеком, кто не создаёт сам себе проблем, выщипывая брови и тут же их рисуя. Да и ногти аккуратно подстрижены, а не торчат на пару сантиметров наружу, словно у росомахи или древолаза.

— Борис, вы меня слушаете?

Глобальный вдруг понял, что давно оценивает девушку, а она ему что-то говорит и даже предлагает. И если там, глубоко в голове, он сам готов был построить ей спортзал хоть в поле, а заодно кабинет и детскую на втором этаже для совместного проживания среди семейного вызова, то здесь, в суровой действительности, он предлагал ей вложиться в своей же проект, хотя сам должен был отработать на нёс за квалификацию.

— Я спрашиваю, во сколько мне это обойдётся, Борис?

Глобальный попросил листик и ручку, и принялся считать, достав из сумки с инструментами раздвижной метр, которого хватало на десять метров. Но даже он казался безумно маленьким среди просторов спортзала. Всё-таки раньше здесь стояло, росло, доилось и умирало за соседней стенкой немало коров в стойлах. Так что сумма обновления выходила внушительная.

— За свою работу я возьму только половину, — добавил он в конце, хотя прекрасно представлял, что провозится здесь не один день на выходных, а возможно и целую неделю каждый вечер уже после основной работы.

— Очень благородно с вашей стороны, — улыбнулась робко Дарья, глядя на цифры. В её кабинете уже висело три подобных листика с предложениями от мастеров. И цифры там были на порядок выше. Но всё равно кредит брать.

— Другого варианта нет, — признался Глобальный. — Конвекторы не дадут достаточного тепла на такое помещение. Печку вам установить не позволят. Да и трубу выводить наружу — то ещё занятие. Будут вопросы у контролирующих органов. А эти трубы… они уже не обогреют в эту зиму. Можно сразу срезать.

— А знаете, что? Я подумаю, — ответила она, завела его в свой кабинет.

В голове резко Глобального она схватила его за шиворот, затем жестоко сносильничала, оседлав отлично прокачанными бёдрами, но за пределами внутреннего мира лишь вручила переданные в обед бумаги.

— Думайте, конечно. Но через месяц дадут отопление, — напомнил Борис. — Так что лучше не очень долго. Буду ждать вашего звонка… Был рад знакомству, Дарья.

И он пошёл на выход.

— Борис… Вы забыли свои документы, — добавила она, даже не думая отворачиваться от созерцания мужских ягодиц, обтягивающих рабочие штаны. Он словно только что поднимался на пятый этаж с мешком цемента на плечах. Или делал это каждый день плюс присед со штангой. А результат вот он — перед глазами. Такой аппетитный, но такой недоступный. Ведь он сейчас уйдёт.

Глобальный остановился у входа, покачал головой:

— Я ничего не забыл… Просто я их ещё не отработал. Договор был, что я вам помогу, а не посоветую… Всего доброго!

И он удалился. А Дарья вдруг поняла, что готова взять не только кредит, но и свои слова назад перед матерью. Например, о том, что никогда не выйдет замуж, поскольку настоящие мужчины перевелись. Этот, например, готов был помочь. Только по-честному помочь.

Дарья вздохнула и опустила голову себе между ног. Прислушиваясь, а не зайдёт ли кто в ближайшее время, отодвинула резинку легинсов вместе с трусами и с недоумением посмотрела на тягучую «слюну», что тянулась от хлопковых трусиков до голодной вагины, давно не знавшей мужского внимания.

Точнее, внимания то ей уделяли каждый день разные индивидуумы хоть отбавляй, но всё не те. А у этого ладони в мозолях. И не от штанги, а от работы.

Взвыв, Дарья вернула мокрые трусы на место, нащупала не глядя телефон на столе, и принялась звонить в банк.

Этот коровник давно следовало модернизировать!