Тридцать ночей

Глава 15

Сад Айдена

Айден открыл для меня дверь своего тёмно-серого "Астон Мартин"²⁵. Может быть ему нравились британские вещи. Я села в машину так осторожно, как это было возможно, ощутив себя странно-потерянной, когда он выпустил мою руку. Он обогнул машину, сел в неё, и автомобиль тронулся с места. Внезапно Айден стал напряженным. Его глаза потемнели, пока он осматривал улицу со снайперской бдительностью. Напряжение в его плечах стало резко скручиваться вокруг него, подобно эластичному бинту. Мне хотелось выяснить причину этого, но я очень боялась услышать ответ.

Он включил акустическую систему, и звуки мелодии Лучо Далла²⁶ "Карузо" наполнили машину. Каковы были шансы?

— У тебя всё в порядке? — спросил Айден.

Должно быть, это было написано на моём лице.

— Да. Всё дело в песне. Мои родители любили эту композицию, — я почувствовала себя необыкновенно, словно они только что дали мне благословение.

— Я могу переключить, если это слишком для тебя, — он посмотрел меня так, будто я могу сломаться.

— Не надо, она мне нравится. Они, должно быть, там счастливы. Кроме того, я обожаю слова.

Он изучал меня в течение минуты, словно пытался разгадать некий шифр.

— Что ты в них любила?

Я пожала плечами.

— Полагаю то, как они отказывались прощаться друг с другом вплоть до самого конца.

— Было бы лучше сделать это в самом конце, — он кивнул, возвращая взгляд на дорогу.

Надвигающийся отъезд в Англию непредвиденно превратился в гарпию, уничтожая тепло, которое оставил его поцелуй.

— Итак, значит, вы были на моём выпускном? — спросила я, желая отвлечь себя от жжения в горле.

Он ухмыльнулся.

— Ну, похоже на то.

— Зачем?

Из него вырывался порывистый вздох.

— Я не хотел, чтобы ты была одна в один из наиболее грандиозных моментов твоей жизни, — он покачал головой, словно эта мысль сама по себе была заблуждением.

Это было одно из самых приятных высказываний, которые я от него слышала. Мои пальцы зудели от желания прикоснуться к его лицу, поэтому я сцепила их вместе, дабы они не стали действовать сами по себе.

— Спасибо. Это было очень чутко. И это объясняет, почему вы были так расстроены. Увы, не безумны, в конце концов.

Он тяжело задышал, словно если бы он на самом деле считал себя безумцем.

— Элиза, почему ты не пошла?

На этот момент ярость ушла. Оставив после себя нечто вроде беспокойства. Так ли это? Он беспокоится обо мне? Если следовать этой теории, то его поведение в течение этих последних нескольких дней приобретает совсем иной смысл.

Придя в замешательство, я стала пристально смотреть в окно, подавляя рыдание, готовое вырваться из меня из-за такого позднего обнаружения этого фактора во всей этой игре. Покончить с этим прямо сейчас или покончить с этим позже? Что из этого принесёт меньше боли? Болезненный спазм в моём животе дал понять, что любой из этих вариантов является ужасным. И если у меня осталось так мало времени, будет ли это таким уж преступлением постараться удержать его немного подольше? Может быть, лишь на сегодняшний день?

— Мистер Хейл —, — я умолкла, так как он своими длинными пальцами дотянулся до моего подбородка и развернул моё лицо к себе.

— Назови меня по имени, — его голос был низким и строгим, но взгляд был нежным.

— Айден, — прошептала я. Мгновенно он стал более реальным, понуждая меня немного дольше вскармливать фантазию о нас: — Айден, мы можем договориться кое о чём?

Он нахмурился.

— Зависит от того, что это.

— Не могли бы мы договориться, хотя бы на сегодня, установить эмбарго?

Он свёл брови вместе.

— Эмбарго? Эмбарго в каком вопросе?

— Секреты. Я поделюсь одним из моих секретов, а ты поделишься одним из своих. Карт-бланш для нас обоих, но всё остальное обсуждаемо, — я постаралась сохранить свой голос нежным, в попытке скрыть свою угнетённость.

Он внезапно свернул вправо и выжал тормоз. Автомобиль позади нас резко просигналил и обогнул нас, водитель кинул на нас разъярённый взгляд. Спина Айдена выпрямилась, его мышцы обозначились, и он развернул тело, чтобы быть обращённым лицом ко мне.

— Элиза, у тебя проблемы? Поскольку если так и есть, то ты должна рассказать мне. У тебя нет причин проходить через это в одиночку.

Как я могу поделиться с ним этой болью и не создать с ним связь? И куда я приду после этого? Если бы вы считали, что потеряли всё, только для того, чтобы обнаружить что есть гораздо большее, что можно потерять, рискнули бы вы этим? Или вы не стали бы рисковать и попытались бы пережить это?

— Спасибо. Я буду иметь это в виду. Итак, мы договорились? — я посмотрела прямо ему в глаза, стараясь сохранить выражение лица спокойным.

— Нет, чёрт возьми, мы не договорились.

Он бесконтрольно окинул меня диким взглядом.

Впервые в его глазах я заметила намёк на беспомощность. Не в силах устоять, я медленно, так чтобы он заметил моё намерение, протянула руку, желая погладить его по щеке. Учитывая мощнейшее силовое поле, которое окружало его, возможно, ему требовалось некое предупреждение.

— Нет причин для беспокойства. У меня нет проблем. Давай просто попробуем. Неужели скрытная часть тебя не находит это очень привлекательным?

Он покачал головой и зажал переносицу между большим и указательным пальцами, сделав глубокий вдох.

— Как будто твоих картин и мозгов не достаточно чтобы довести любого мужчину до безумия, теперь ты ещё и это подкидываешь в огонь. Но полагаю, что я нахожусь в гораздо более выгодном положении, дабы помочь тебе, если я заключу эту сделку, нежели не заключу её. Поэтому, да, мы устанавливаем эмбарго на раскрытие секретов, — он покачал головой, как будто не мог поверить самому себе.

Да! Глоток рая на двадцать четыре часа в пучине ада. Я медленно прислонилась к нему и оставила легкий поцелуй не его щеке.

— Спасибо.

Он выглядел, как если бы его никогда ранее не целовали в щёку. Я откинулась назад, на случай если поцелуй заставил его почувствовать себя неловко. Его глаза были бездонными — светлыми на поверхности, тёмными в глубине.

Он снова завел машину, не проронив ни слова. Мы поднимались всё выше и выше по Вест Хиллс, обогнув Портлендский "Сад Роз". У меня в груди всё дрожало, и я поняла, что Айден живёт близ сада роз, как и я когда-то — хотя слово "живёт" чересчур мягкое. Царит — подходит ему гораздо лучше.

"Сад Роз" остался позади нас, а мы всё ещё поднимались вверх. Неожиданно, я осознала, что мы вступили в его владения, так же мы узнаем о приходе весны. Это ощущается в крови, прямо перед тем, как начинает таять лёд. От перепада высот у меня стало закладывать уши, и я не могла слышать ничего, кроме собственного сердцебиения. В округе не было видно домов, только густые вечнозелёные деревья и небо. Айден резко свернул влево и остановил машину перед современными железными воротами. Он скользнул ладонью по сенсорному экрану монитора, выполненному из нержавеющей стали. Ворота открылись.

Я ожидала увидеть дом сразу, но нет. Обрамленная высокими дубами и кедрами, бесконечная, словно игравшая в прятки, дорога волнами изгибалась перед нами. Справа, на зелёной поляне, был вымощен ровный круг. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это была вертолетная площадка.

В конце концов, будто являясь неотъемлемой частью природы, среди деревьев появился статный дом. За исключением того, что само слово "дом" ощущалось чересчур искусственно. Дом оказался чуть ли не продолжением первозданного леса. Всё в нём, начиная с деревянных панелей из красного кедра до тёмно-серой черепицы, серых камней из русла реки и лёгких широких окон, было органическим. Современные минималистичные линии огибали природу, а не подчиняли природу своей воле.

Айден, сидевший рядом со мной довольно усмехнулся, и я тут же прикрыла раскрытый от удивления рот.

— Тут так красиво, — сказала я.

— Становится ещё лучше.

Он улыбнулся и вышел из машины, чтобы открыть мне дверь. В тот же миг, как только я вышла из машины, он вновь взял меня за руку и прижался губами к моим волосам. Я подалась к нему, исподтишка вдыхая его особенный аромат. Мне надо найти способ упрятать его аромат во флакон.

Подойдя к двойной входной двери, он снова прислонил ладонь, но уже к другому сенсорному экрану. Дверь распахнулась, открывая вид на кремово-синевато-серых тонов фойе. Как только мы вошли внутрь, практически неразличимо загорелся свет. Я один раз моргнула, и всё вернулось к нормальному видению. Хмм, может быть, я вообразила себе всё это.

Придерживая меня за талию, Айден повёл меня в роскошную гостиную комнату. Едва лишь мы пересекли порог, свет вспыхнул и снова потускнел, быстро мигнув. Я повернулась к нему, желая задать вопрос, но он лишь покачал головой. Я откинула это прочь, когда мир, расположенный между небом и землей, окружил меня.

Прямо передо мной открывался вид на практически осязаемый Маунт-Худ²⁷. Преломленные солнечные лучи были моим единственным ориентиром, указывающим на то, что задняя стена, отделявшая нас от вулкана, была полностью выполнена из стекла. Я моргнула, вспомнив лекцию Дентона на тему оптических качеств стекла. Это стекло, должно быть, было самым лучшим по характеристикам — почти невидимым.

Всё, начиная с открытого камина, выложенного из отполированных рекой камней, до барных стульев на кухне, которая была размером с галерею "Фейн Арт", было сделано на заказ и было шикарным. Всё было выдержанно в светло-серых и сливочных тонах, за исключением каштанового деревянного пола и огромного размера журнального столика из мореного дуба. Цвета рек и лесов. Абстракция, недооцененное искусство, и ни единого намёка на мои картины. Было что-то умиротворяющее в этом потрясающем естественном декоре.

Тем не менее, моя первая мысль была... это не одиночество. Контролируемый минимализм слишком нарочит для этого. Изоляция. Вот что это. Я искала признаки души Айдена. На журнальном столике были сложены несколько книг. Братья Карамазовы — одна из моих любимых, стихи Байрона, роман Тима О’Брайена "Вещи, которые они несли с собой". Искупление, страсть, чувство вины, война. И поэзия. У Айдена Хейла была душа.

Мой взгляд переместился к блестящему чёрному фортепиано, скрытому за стеклянной стеной. Моё дыхание перехватило от увиденного. Не потому, что это был редкий Бёзендорфер²⁸. А от того, что стояло на нём; это была самая удивительная композиция из цветов, которую я когда-либо видела. Цветы были не в вазе — они были помещены в низкий хрустальный террариум, подобно секретному саду. Подойдя к нему, я почувствовала себя так, словно пребывала в трансе, ощущая тепло тела Айдена позади себя.

В террариуме, возвышаясь над зелёным мхом, было представлено по одному бутону, вероятно, каждого цветка, какой только возможно было купить в Портленде. Гиацинт, орхидея, гардения, пион, амариллис, калла, лилия, роза...

— Я не знал, какие твои любимые.

Теплое дыхание Айдена щекотало мою щёку. Это просто воздух — но его воздух, мои колени начали дрожать. Он притянул меня к своей груди, его губы, трепетно пульсируя, двигались от моего подбородка к уху:

— Итак? — прошептал он.

— Хмм?

— Любимый цветок?

Он поцеловал нежное местечко прямо за моим ухом. Я затрепетала.

— Умм...

Он довольно усмехнулся и отошел в сторону.

— Возможно, чересчур рано совмещать размышления с поцелуями.

Я покраснела до цвета амариллиса.

— Розы, — выдохнула я.

Он приподнял бровь.

— Розы? — в его голосе послышались нотки веселья.

— Что не так с розами?

— Ничего. Просто это чересчур банальный выбор для такой незаурядной женщины.

Мне захотелось поцеловать его — также сильно, как он целовал меня. Из-за этого я начала тараторить:

— Ну, мой самый любимый сорт это Aeternum romantica. Это сорт встречается крайне редко, так как у него практически не бывает пыльцы. Эти розы могут хорошо выращиваться в террариуме, который, конечно же, был изобретен ботаником Натаниэлем Багшоу Уордом в 1829 году...

Прекрати! Прекрати сейчас же!

Скульптурные губы Айдена изогнулись в улыбке.

— Спасибо тебе за цветы, — пробормотала я.

— А тебе спасибо за урок ботаники.

— Итак, мы можем обсудить процесс написания картины? — спросила я, дабы переключить себя со статуса "умник" на "псевдо-вожделенную музу".

Он одарил меня настоящей, с ямочкой на щеке, улыбкой.

— Да, можем. Но сначала, у нас обед по поводу твоего окончания колледжа. Об этом бессмысленно спорить, учитывая, что ты не пошла на свой выпускной, да и обед уже был запланирован.

Я сделала над собой усилие, чтобы не выглядеть изумлённой. Или не пустить слюну. Ох, эти двадцать четыре часа становились всё лучше и лучше.

— Если бы я знала, что ты будешь там, возможно я бы пошла.

Но если бы я пошла, потерял бы он настолько контроль, чтобы поцеловать меня? Вероятней всего, нет. Вот и ещё одна причина, почему всё это было великолепной затеей.

Он подвёл меня к барной стойке, и там появилась женщина в белом фартуке, с целью обслужить нас. Айден представил её, как свою экономку, звали её Кора Дэвис. Ей было под пятьдесят, у неё было милое, любезное выражение лица, и короткие тёмно-русые волосы. Она преподнесла нам на обед дикого лосося с салатом из фенхеля и яблока.

— Новая комната готова, сэр, — сказала она, и после того, как он одобрительно ей кивнул, она ушла, с улыбкой на лице.

— Новая комната? — спросила я, в то время как Айден раскупоривал бутылку какого-то вина, наименование которого было длиннее, чем целый абзац. Я не смогу его повторить, даже если ко мне приставят дуло пистолета.

Он улыбнулся.

— Да. Для твоей картины.

— Ты отвёл целую комнату для написания моей картины?

Он пожал плечами, словно это было само собой разумеющееся.

— Да.

— Почему?

— У меня есть особая идея на уме.

— Какая идея?

— Фантазия.

Его голос был нежен, но что-то в этом слове — желаемое, но никогда не осуществимое — заставило мой желудок резко скрутиться. Словно если бы он всегда был моим. За исключением того, что, невзирая на мои оставшиеся считанные дни, я хотела больше, чем просто фантазию. Захочет ли он?

— Хавьеру это понравится, — сказала я, пытаясь отвлечься от тёмных мыслей. — Это будет его первым собственным полем действия.

Я собиралась настроить себя на более легкое настроение, но Айден поставил бутылку вина на столешницу и внимательно посмотрел на меня, его глаза были цвета полуночи. Изменение было настолько неожиданным, что у меня перехватило дыхание.

— Я задам этот вопрос лишь один раз и лишь сегодня, несмотря на наше эмбарго, — его голос потерял всё его обольщение и снова стал холодным. — В каких ты отношениях с мистером Солисом?

Мне потребовалось время на поиск слов. Я не могла отвести взгляд от его тёмных глаз. По какой-то причине, я испытала мимолетное ощущение опасности.

— Мы с Хавьером были лучшими друзьями в течение последних четырёх лет, — сдержанно ответила я. — Но он для меня больше чем друг, он — семья. Солисы спасли мою жизнь после несчастного случая с родителями.

Он медленно кивнул, и его глаза начали прослеживать линию моего подбородка, моего горла — словно ища что-то. Когда они так делали, в них загорался тот самый бирюзовый свет, который я ожидала, и даже знала.

— Прими мои извинения, Элиза, — теперь его голос был нежным. — Данная тема — не моё дело.

Что-то в его словах напугало меня гораздо сильнее, чем его тёмный взгляд.

— Я ничего не имею против, — сказала я, мой голос надломился.

Он медленно поднял руку и нежно провёл пальцами по моей нижней губе, а затем спустился вниз на горло. Легко, словно тёплый бриз. Но моё тело откликнулось на это с жаждой. Мой пульс готов был прорваться сквозь кожу. Мурашки покрыли всё моё тело. Он улыбнулся.

— Я не хотел тебя напугать, — сказал он, кончиками пальцев очерчивая мои ключицы.

— Я видела и хуже, — выдохнула я. — Нитроглицерин, к примеру.

На его щеке появилась ямочка.

— Всё же мне жаль. Мне очень сложно контролировать свою реакцию, когда ты поблизости.

Где-то в глубине своего разума я понимала, что стоит задать множество вопросов. Но я могла сформировать только один единственный:

— Почему?

Он вздохнул и опустил свою руку.

— Эмбарго, — сказал он, налив немного вина в бокал и передавая его мне.

Как я могла поспорить с этим?

Я сделала глубокий, успокаивающий вдох, и прикоснулась своим бокалом к его бокалу.

— Тогда за эмбарго.

Он усмехнулся, пододвигая свой стул ближе ко мне, так что наши руки почти соприкасались.

— И за женщин, которые нарушают его.