Тридцать три поцелуя на десерт

Глава 13. Откровенность и откровения

Как там Магда говорила? Идеальные любовницы получаются из благодарных женщин? Мне не нужна была Лисичкина благодарность.

Точнее, не так.

Вчера, проснувшись в передвижной конуре Бруно и увидев её, такую тихую, задумчивую, такую невозможно хорошенькую, я со внезапной чёткостью осознал, что, кроме благодарности, я хочу получить все Лисичкины чувства. Все её мысли. Чтобы только я. Только обо мне…

И, боюсь, это действительно надолго.

Внезапно вспомнилось, как много лет назад я насмехался над Даккеем, который по уши втюрился в мою сестру по одному лишь дагеротипу.

– Ну, ты и идиот, – издевался я над более старшим товарищем. – Ты же её не знаешь. Может, это не женщина, а демон в юбке.

И, кстати, не лгал, но Даккей лишь пожимал плечами.

– Смейся-смейся, – говорил он, пряча мой дагеротип себе в свой карман. – Но мне одного взгляда хватило, чтобы понять: эта девушка создана для меня.

Мне, надо признаться, понадобилось больше одного взгляда, но, кажется, я начал понимать, что имел в виду мой будущий свояк, когда мы с ним вместе служили на Пределе.

Мадди Тауни была словно под меня сделана. Мы, будто две ложки из одного набора, совпадали во всех изгибах. Идеально!

Вчера, предлагая Лисичке остаться в замке, я откровенно трусил. А что, если она откажется? Что, если и вправду дождётся суда и вернётся в Фархес, как мы и договаривались с самого начала? Но сейчас, после того как она согласилась… Пряча глаза от меня и краснея, так мило краснея, что захотелось схватить её и зацеловать тут же, наплевав на молодящуюся маменьку и других возможных свидетелей.

Большого труда стоило успокоиться и уйти, чтобы не мешать Лисе разговаривать с родными. И теперь я мотался по Предельной, не зная, куда себя деть, и улыбаясь, будто идиот. По-моему, меня даже слегка шатало. Уверен, без сплетен о том, что Мэтр наклюкался с утра пораньше, не обойтись.

Но плевать! Выжду ещё каких-нибудь полчаса, заберу Мадди и… и… и в замок мы поедем вдвоём. Без надоевших до зубной боли свидетелей.

Я Бруно люблю, он настоящий товарищ и хороший мужик. Однако его рожа, постоянно околачивающаяся возле моей – моей! – Лисички уже порядком напрягает.

Приятеля я нашёл на лугу. Он грыз соломинку, привалившись к несвежему стогу сена, и с мечтательным видом наблюдал за тем, как его тяжеловозов облаивает какая-то мелюзга, по размерам не больше Лисичкиной Тьмы.

– Где твои ребята? – сходу спросил я.

Бруно дёрнул плечом.

– А демоны их знает. Собирались на почту сходить, и где-нибудь пожрать.

– В замке пожрёте. Тут езды меньше часа, а повар у меня отменный.

Тут я самым наглым образом соврал, потому как мой отменный намедни умчался в Фархес к разродившейся тройней жене. И надо было как-то решать этот вопрос, а не перекидывать обязанности замкового кашевара на кого придётся, но не успел.

– А что так? – Наконец посмотрел на меня Бруно. – Вы с твоей фру уже распаковали всё, что хотели?

– Типа того… Мы…

– Мэтр! – внезапно раздалось за моей спиной. – Мэтр Алларэй! Какое невероятное везение, что вы приехали на Предельную!

Орал местный староста Александр Йен. Он катился по желтоватой ещё траве, тяжело дышал, пыхтел и, в общем, выглядел неважно.

– Мэтр, беда! – выпалил он, едва удержав равновесие, споткнувшись об одну из кочек. – На вас только и надежда.

Я мысленно выругался.

– Так что? – Бруно потянулся. – Не едешь в замок? Я без проблем присмотрю за...

– Не надо ни за кем присматривать. Мы с Мадди доберёмся сами. Попозже, – огрызнулся я, но вовремя вспомнил, что друг вообще-то пошёл мне на уступки, согласившись помочь с переездом, и миролюбиво добавил:

– Спасибо за помощь. Правда, выручил. А сейчас езжай со своими в замок, устраивайтесь, отдыхайте. С конюхом моим переговори, двух лошадок мы у тебя, пожалуй, всё-таки купим… Я отправлю воробья, чтобы вас встретили...

Бруно выплюнул соломинку и вдруг громко рассмеялся, заложив руки за голову. Я скрипнул зубами и проворчал:

– На тебя посмотрю, когда на моём месте окажешься.

– Я? Да ни в жизнь!

– Мэтр… – Александр всё же добрался до нас и, согнувшись пополам, пытался отдышаться. – Мэтр, у нас там это… Маньяк наш моего Джека порезал…

И вдруг бухнулся на колени, хватая меня за ноги и причитая:

– Сын единственный, Мэтр. Наследник. Помогите, могилой Предков заклинаю! Я же вам, я за вас, до конца жизни…

Бруно смущённо кашлянул, и мы вместе стали поднимать бедолагу с земли, хотя тот отчаянно сопротивлялся.

– Джеки… мальчик мой… жена не переживёт, у неё сердце…

– Да я-то чем помогу? – всё же сумев поставить мужика на ноги, спросил я. – Я ведь не целитель.

– Ну как же? – Александр вдруг скривился, и из глаз его потекли крупные беспомощные слёзы. – Вы же маг. С Предела… Щит вот поставили… Неужто не поможете мальцу?

Объяснять, что не все маги умеют лечить, не стал. Да и мужик сам прекрасно знал об этом, от паники и горя, видать, забыл. С другой стороны, кое-чему на бойфаке нас научили…

– Показывай дорогу, – велел я, но, сообразив, что без круглого и медлительного старосты доберусь быстрее, исправился:

– Куда идти?

– Так на почту. У нас только там карцер и есть…

Развернувшись, я побежал.

– Я запрягу лошадей и подгоню телегу к почте, – выкрикнул мне в спину Бруно, быстро сообразив, что в замке-то у меня целитель точно должен быть, и что быстрее будет туда отправить раненого, чем оттуда доставить специалиста.

До почты я добрался быстро, и четверти часа не прошло, а внутри громоздкого здания ориентироваться пришлось на звук, потому что ни в холле, ни в приёмном зале, ни за конторкой почтмейстера, ни в коридорах не было видно ни души.

Как я вскоре понял, все собрались внизу, в глубоком подвале, где хранили большие посылки и тюки с письмами, у широко распахнутой, обитой жестью двери.

Трое работников почты, почтальон – фру с седыми буклями за ушами, которая обычно принимала письма, мужик в высоких сапогах и плаще, настолько пропитавшемся ароматом рыбы, что у меня ни на секунду не возникло сомнения в том, чем он зарабатывает себе на жизнь. Ну и ещё с полдюжины человек нервно перешёптывались чуть в стороне.

– Что здесь случилось? – громко спросил я, и все присутствующие вздрогнули, поворачивая ко мне свои лица.

– Мэтр… Мэтр… Мэтр… – зашелестели они.

– Дайте пройти. Кто-нибудь объяснит, что здесь произошло?

В крохотной каморке без окон из мебели были стол со стулом, умывальник и ведро, которое, судя по вони, использовали вместо нужника. На простой деревянной кровати на тонком полосатом матрасе без простыни лежал тощий, как гусёнок, парнишка. Глаза его были закрыты, а грудь вздымалась тяжело и часто, в ногах же у него стоял однорукий инвалид, и, неуклюже сминая в кулаке картуз с поломанным от старости козырьком, виновато бормотал:

– Что мог… я ж не… я ж только…

У мальчишки в правом боку были видны две очень неприятные, воспалённые, словно от ожога, раны. Я наклонился поближе, одновременно переходя на магическое зрение и активируя Третий глаз, заклинание из курса общего целительства, который сто лет назад нам читали в БИА. При помощи этого нехитрого способа любой наделённый магией человек мог найти повреждения, раны, болезни, и определить, насколько они серьёзны.

Жаль только, что это заклинание не умело исцелять.

– Ранение глубокое, – объявил я, – но внутренние органы не задеты. – Народ шумно выдохнул и разочарованно вздохнул, когда я был вынужден добавить:

– Кажется. Я не вполне уверен, что знаю, как они должны выглядеть… Кровотечение очень слабое…

– Я его головешкой прижёг, – пробасил инвалид. – Лекарь наш полковой так делал. Разве что не головешкой, а железкой. У него специальная железка такая была. Он её в спирте мыл, но от неё всё равно палёным мясом воняло.

В подвале за моей спиной кто-то закашлялся, пытаясь сдержать рвоту, и я оборвал рассказ:

– Я понял, спасибо. – У нас, слава Предкам, был целитель, но о том, что раны иногда прижигают, чтобы остановить кровь и избежать заражения, мне тоже приходилось слышать, хоть я и не был уверен в эффективности этого лечения. – Парень, как я могу судить, потерял много крови.

Это я и без Третьего глаза мог сказать – стены комнатёнки были усеяны кровавыми брызгами, а на полу возле кровати собралась весьма внушительная лужа.

– К сожалению, вылечить вашего раненого я не в силах, но… – Я выпрямился и жестом попросил инвалида отойти чуть в сторону, чтобы его случайно не задело следующим заклинанием. Тоже не самым сложным, но весьма действенным. Особенно в тех ситуациях, когда ты не знаешь, чем помочь пациенту. – Но у меня в замке есть отличный лекарь, и совсем скоро на постоянной основе появится целитель.

– На какой основе?

– На стоялой. Видать, старый совсем…

– Ещё бы нам молодого прислали, не дождёшьси…

– Целитель, говорю, скоро приедет! – вынужден был повысить голос я. – И останется в замке. И принимать будет всех, а не только благородных!

– Ох, что делается… Это потому только, что стоялый.

– Что же касается этого молодого человека, – снова перебил я, – то я применил к нему Стазис. Как бы заморожу немножко.

В толпе послышались горестные причитания, и, пока никто не решился поделиться со всеми присутствующими своими домыслами, я объяснил:

– Это не вылечит сына вашего старосты, но зато и состояние его не ухудшится. Всё останется ровно таким, как есть сейчас. Мои друзья с минуты на минуту подгонят к зданию почты телегу, и мы отправим больного в замок Ордена, где ему непременно окажут помощь. А пока мне нужны носилки и два помощника.

Вместо носилок было решено использовать снятую с петель тяжеленную дверь, которую мы вшестером еле-еле подняли из подвала наверх. Когда же мы стали устраивать младшего Александра в повозке, у меня вся спина взмокла: одно дело левитировать лёгкую, как пушинка, Лисичку, и совсем другое – раненого парня, который только выглядел, как гусёнок, а весил как самый настоящий матёрый лось.

К концу погрузки у почты появился толстячок староста, а вместе с ним и его супруга, кругленькая, как булочка, миловидная женщина средних лет с заплаканными глазами и искусанными от волнения губами.

– Всё будет хорошо, – шепнул я ей, но она меня, кажется, не услышала. Я вздохнул и поднял её наверх, к сыну. Староста устроился на козлах. Он был красный, потный, и дышал так тяжело, что я начал опасаться, как бы не прибавил он работы моему лекарю. Упаси Предки!

– Трогай! – крикнул я Бруно, и тут Александр-старший всполошился.

– Как трогай? Как трогай? Мэтр, а вы? Кто нам Джека в замке снимет? Кто из этой вашей стази его отморозит?

– Поверьте, друг мой, в замке Ордена я не единственный маг. И любой из тех, кого вы там встретите, с радостью окажет помощь вам и вашему сыну. А также любому другому человеку, который за этой помощью к ним обратится.

Последнюю фразу я произнёс гораздо громче, и, оглядев собравшихся вокруг меня жителей Предельной, напомнил:

– О чём я не раз и не два имел честь вам сообщить. Мы не враги вам, вы же знаете.

Ответом мне была напряжённая тишина. Скоро восемь лет, как орден обосновался в здешних местах, а люди по-прежнему нам не доверяют и считают чужаками. Удача, что староста ко мне за помощью прибежал. Хотя, если бы дело касалось не его сына, я бы его сегодня, конечно, не увидел.

– Ну, кто-нибудь мне расскажет, наконец, что здесь приключилось, и откуда на Предельной завёлся маньяк?

– Чужак он, господин Мэтр, – проговорил мужичок в форме почтового работника. – Давеча на барышню одну напал, снасильничать хотел, ну мы его и заперли в карцере-то. Всё, как водится. Письмо в Фархес отослали, теперь ответу ждём, а как придёт ответ-то, будем ждать повозку, которая его от нас заберёт. Ежели, конечно, мы его теперь отловим. подлеца.

– Джеки ему обед принёс, – сообщила дама с буклями. – Он ему всегда об этом часе обед носил, а изверг энтот его в бок ножом пырнул.

– Да не ножом, что ты брешешь, чего не знаешь! Ложкой он его пырнул, ложкой.

– Как ложкой-то?

– А так, он её с другого конца об стенку наточил, убивец. А как Джек двери отворил, он на мальчишку-то и наскочил. Ищи-свищи теперь. Где его ловить?

Я почесал в затылке. Давно надо было на Предельной организовать что-то вроде жандармейского участка. Самый большой посёлок в округе, а в роли тюремщика тощий гусёнок выступает. Не дело это.

– Где-нибудь поймаем, – с уверенностью, которой на самом деле не ощущал, произнёс я. – Что вы там про барышню говорили? На кого этот маньяк напал?

– Так на Мадди, – с готовностью отозвалась Букля, и моё сердце с разгону ухнуло в живот. – На старшую дочку трактирщицы нашей… На всю предельную орал, брехло, что он ейный жених. Будто мы не знаем, что никаких женихов у нашей Мадди покамест не было.

Последние слова старушка прокричала мне в спину, потому что я уже припустил к дому маменьки моей Лисы. Отловлю и надеру ей хвост за то, что о такой незначительной мелочи умудрилась мне не рассказать!

К домику матери моей Лисички я примчался так быстро, как только мог, но всё равно опоздал. Об этом мне сказали распахнутые настежь двери, разбитое окно и изувеченная кухня. Просторная светлая комната, которая первой встречала гостей этого уютного особнячка, выглядела просто ужасно. Вся посуда размолочена, мука и специи рассыпаны, ситцевые жёлтые шторки, расшитые симпатичными васильками, разодраны на неровные тряпки, и даже керамическая плита над очагом расколота на две неравные части.

– Да этот псих совсем с катушек слетел, – пробормотал я, и, развернувшись, опрометью бросился в таверну, быстро сообразив, где искать Лисичку и её родных, раз дома их нет.

Улитка до таверны добралась бы минут за семь, а я, подстёгиваемый тревогой и нешуточным страхом, долетел минуты за полторы, если не меньше, и, кажется, всё равно опоздал – уж больно тихо было в это обеденное время вокруг самого излюбленного в Предельной места.

Не слыша ничего за шумом крови в ушах, я ворвался в здание и с ужасом уставился на лежащую посреди обеденного зала женщину – матушку моей Лисички. Две совершенно одинаковые девицы стояли на коленях возле её тела и рыдали навзрыд, третья водила под носом у матери флакончиком с нюхательной солью. Четвёртая молотила кулаками по ведущей на кухню двери.

Все женщины были разными, но при этом их объединяло неуловимое сходство. И вроде бы ничего такого, но любому сходу стало бы понятно, что они родственники.

– Где ваша сестра? – спросил я у девушки с флаконом – она мне показалась самой собранной и разумной, одновременно изучая их мать Третьим глазом. На голове нехорошая шишка, левая щека наливается лиловым цветом, но угрозы для жизни нет. Пожалуй, при участке, который теперь-то я здесь точно открою, будет круглосуточно дежурить лекарь. – У вас есть лёд? Вряд ли вашу матушку обрадует синяк в половину лица.

– Лёд на кухне, – всхлипнула одна из близняшек. – А там Роберт заперся.

– С Ма-адди… – завыли все трое, а четвёртая ещё сильнее заколотила по дверям, ругаясь про этом, как сапожник. Смотри-ка, маленькая, а такие слова знает, что даже мне впору покраснеть.

Впрочем, это я отметил краем сознания, вскользь. Словно вместо меня думал какой-то другой человек, тот самый, который сейчас с удивлением и будто бы со стороны наблюдал за тем, как я выпрямился, подошёл к самой младшей из сестёр, аккуратно отодвинул её в сторону, а затем обхватил пальцами дверную ручку, и, забыв о магии, просто вырвал её из стены.

Мадди лежала на животе поперёк кухонного стола, её руки были связаны за спиной клетчатым полотенцем, ворот серого платья разодран, юбки задраны чуть ли не на голову, в широко распахнутых глазах ужас, а нижняя губа закушена до крови.

– Моя, всё равно моя будешь… – бормотал мужик, стоявший по другую сторону стола. Одной рукой он прижимал мою – МОЮ! – Лису к столу, а второй расстёгивал ширинку.

Дальше – темнота, сквозь которую обрывочными мазками проступают эпизоды реальности.

Вот я отталкиваю насильника от моей женщины. Когда он успел взять в руки нож? И почему я не чувствую боли, когда его лезвие вонзается мне в руку? Моя ладонь на смуглой шее, пальцы побелели от напряжения… Хрустит, ломаясь, нос, когда я молочу головой мужика по стене… Он воет, верещит до отвращения противно и одновременно кто-то жалобно зудит у меня над ухом, не позволяя вырвать из плеча руку, посмевшую ударить ту, что принадлежит МНЕ.

– Брэд, Брэд, пожалуйста! Я прошу тебя, хватит. Ты его убьёшь!

– Если что, земля в саду уже мягкая, – мяукнул другой голос. – Копать могилу будет легко.

– К демонам могилу. Давайте сожжём мудака в печи.

– Брэд, не надо! – жалобно простонала Мадди. И мне не понравился звук моего имени, потому что страх и боль его совершенно не красили.

Наверное, именно это меня отрезвило и помогло прийти в себя.

Оттолкнув в сторону скулящую падаль, я взглядом отыскал Лисичку, рывком прижал её к себе. Она дышала торопливо, судорожно всхлипывая при этом, и цепляясь ледяными пальчиками за мою шею.

– Зря, – шмыгнул носом тот голос, который рассказывал про землю в саду. – Если его сейчас не прикончить, он когда-нибудь опять вернётся.

Глухой удар, сдавленный стон. Хорошие у Мадди сёстры, но слабые. Бить надо так, чтобы мерзавец орал от боли, а не стонал, как пытающийся подняться с кровати старый дед.

– Опять? – хрипло переспросил я, ощупывая Мадди на предмет повреждений. – Это не первое его нападение?

– Нет, – шёпотом призналась Мадди. – Брэд, отпусти меня.

– Я пока не готов.

Потянув за косу, я заставил Лисичку запрокинуть голову и заскрежетал зубами, увидев ссадину на её лице и запёкшуюся кровь в уголке губ. Рано я в себя пришёл!

– Кто он?

Я наконец вспомнил о том, что маг, и в третий раз за последний час применил Третий глаз. Клянусь, за всю свою жизнь до этого я использовал его не так часто.

– Мадди?

– Тень из прошлого, – ответила она, и кончиком языка потрогала ранку на губе. – В некотором роде, поклонник мой.

– Жених, – исправил её будущий покойник, привлекая к себе моё внимание.

Ну что сказать? Учитывая, что обходился я без магии, одними кулаками, избил я его знатно. Вместо лица – кровавая масса, один глаз закрыт, зубы прорежены…

– Девочки, мне нужно несколько полотенец, чтобы как следует связать эту падаль, – обратился я к Лисичкиным сёстрам. – Я заберу его в замок. Больше вы о нём не услышите.

– Слава Предкам, – пробормотала боевая сестрёнка, а Мадди посмотрела на меня испуганным, как у оленёнка, взглядом.

Разодранное платье сползло, открывая взгляду тонкую бретельку нижней сорочки и белоснежное плечико.

– Мне нужно переодеться, – с горечью в голосе констатировала Лисичка, пряча при этом от меня свой взгляд.

– В кладовой мы храним запасную одежду, – откликнулась самая бойкая из сестёр. Та самая, что сначала молотила кулаками в двери кухни, а позже грамотно предлагала прикопать маньяка в саду. Вполне возможно, я ещё воспользуюсь её предложением.

– Спасибо, Лейла, – поблагодарила Мадди. – Я помню.

Она ушла, а я провёл рукой по лицу, оглядываясь по сторонам. Здесь не было того бардака, что я застал в доме лисичек-сестричек, да и тот, что был, устроил я, поэтому и убирать тоже мне.

– Меня Лейлой звать, – обозначила своё присутствие младшая лисичка, и я перевёл на неё взгляд. – Это Дафна и Нанни. Не спрашивайте, кто есть кто, их только Мад различает.

– И мама иногда, – пробормотала Нанни-Дафна. У обеих близняшек от слёз покраснели глаза и нос, но других повреждений я не заметил. – Ох, мама!

Все трое опрометью бросились к матери, чьё отсутствие в кухне весьма однозначно намекало на то, что женщина всё ещё не пришла в себя. И слава Предкам! Незачем матери знать, через какой ужас пришлось пройти одной из её дочерей.

Пока девчата щебетали в зале, я нашёл холодильный шкаф, и для начала вынес им кусок льда, а когда госпожа Лиса очнулась, вернулся в кухню. Залатал окно – и когда успел разбить? – сложил оставшуюся от стула горку к заготовленным у печки дровам. Кое-как приклеил магией дверь, дав себе зарок сегодня же оплатить работу плотника. Вспомнив студенческие годы, применил бытовое заклинание, призванное убирать мусор. Заодно и маньяка спеленал надёжным парализатором. Хотя очень хотелось поступить с ним также, как со сгоревшим в Холодном огне сором.

Тем временем вернулась Мадди. В клетчатом платье с каким-то нелепым белым воротничком она выглядела такой трогательной, что у меня руки зачесались от желания её обнять. Взгляд зацепился за налившийся лиловым синяк, и руки зачесались уже совсем по другому поводу, а ноги сами собой понесли меня к ней. Но я наткнулся на ещё один «олений» взгляд, и нахмурился.

– Брэд, спасибо тебе огромное! – пролепетала Лисичка, внимательно рассматривая что-то за моим левым плечом. – Просто не знаю, как тебя благодарить. Это такой ужас! Если бы не ты, я… Я…

Сглотнула, а потом и вовсе прижала пальчики к разбитым губам, мягким, сладким, и совершенно моим! Всё же напрасно я мерзавца не прикончил!

– Мам? Мама! Ты в порядке? Тебе нужен лекарь!

Ладно, беги пока. Но нам всё равно придётся поговорить, моя Мадди. Не понимаю, чем я тебя напугал (или провинился?), но ты мне обо всём расскажешь. Попозже.

– Как будто меня в первый раз избили, – с напускной бодростью отозвалась мама-Лиса. – А вот твой синяк мне категорически не нравится. – Она сделала страшные глаза и как-то так замысловато шевельнула бровью, что все её дочери (кроме самой старшей) глянули на меня.

Я кашлянул и решил воспользоваться ситуацией.

– Леди! – Улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок. – У меня для вас две новости…

– И обе плохие! – ахнул бойцовый лисёнок по имени Лайла, который при ближайшем рассмотрении всё же больше походил на котёнка.

– Ну отчего же, – возразил я, – одна хорошая. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Дело в том, что вы не найдёте ваш дом таким, каким его оставили. Там случился… ммм… беспорядок. Не подумайте на меня, я только мимо пробегал. Но эти руки… – Продемонстрировал свои ладони. – … и моя магия в вашем полном распоряжении.

Лисье семейство молча смотрело на меня.

– Ну и плотника я тоже позову.

После этой фразы в таверну ввалилось сразу трое моих щитодержцев, а вслед за ними ещё пяток – из местных. Вот нет бы им прийти получасом ранее, никто бы не пострадал. Ну, кроме младшего Александра.

– Наверное, нам сегодня придётся закрыться, – неуверенно пролепетала мама Лиса, но лисята-близнята встали грудью, в два голоса заявив, что ни в коем случае, что они справятся, и что все могут поспешить пока домой.

Ну, мы и поспешили. Разве что я задержался на пару минут, чтобы объяснить своим людям, куда и в каком состоянии нужно доставить пленённого мною маньяка.

– Запрёте в подвале, – отдавал я последние указания. – Не кормить, лекаря не подпускать. Оставьте говнюку воды, а после закажите из столицы специальный транспорт. Его Императорское Величество лично подписывает смертные приговоры убийцам детей и насильникам.

Поговорить по душам с Лисичкой я смог только поздним вечером, когда, закончив уборку в доме её матери, мы на одолженной почтовой повозке выдвинулись в замок.

Ночь выдалась звёздная и холодная. У меня даже зубы мёрзли, пока я не додумался накрыть нас с Мадди Воздушной волной. Смешно, но это боевое заклинание все боевики без исключения использовали лишь в бытовых целях. Лисичка куталась в пушистую серую шаль, хмурилась и упорно молчала, отказываясь смотреть мне в глаза.

Ладно.

Я потянул за поводья, вынуждая сонную лошадку остановиться на обочине, и решительно повернулся к Мадди.

– А теперь просто расскажи мне, что у тебя на душе, – попросил я. – И пожалуйста, без утайки.

Она вскинула на меня свои невозможные глаза, которые в свете неполной луны казались почти чёрными и, закусив многострадальную нижнюю губку, беспомощно всхлипнула:

– Брэд…

А затем порывисто обхватила мою шею руками и, словно этого показалось ей мало, и вовсе перебралась ко мне на колени. Кто я такой, чтобы возражать? Небрежно бросив поводья на скамью, я обнял свою испуганную девочку так, как давно хотелось.

– Ну что ты? Я же тут. Я успел. Больше тебя никто не обидит. Верь мне, моя нежная Лисичка. Моя принцесса Лиса…

Убейте меня, не вспомню, что ещё я нёс, сцеловывая горькие слёзы с хорошенького личика, что бормотал и в чём клялся – впрочем, клятвы как раз помню, – но, когда Мадди наконец перестала плакать, она всё же заговорила, и начала очень издалека.

Она рассказывала о своём детстве. Жаловалась на маменьку, на дядьку, который выставил ту из дому.

– Как он мог, Брэд? Как мог?! Она же совсем ребёнок, благо, что родила пятерых дочерей. Никогда его не прощу!

Я слушал о том, как они скитались между многочисленными мужьями мамы Лисы, скрипел зубами от бессилия, понимая, как рано моей бедной девочке пришлось повзрослеть. Злился до пелены перед глазами, но ни слова не говорил, боясь спугнуть её откровенность. Наглаживал напряжённые плечики, впитывая историю маньяка Роберта Суини. А потом Мадди начала извиняться.

– Мне так стыдно! – лепетала она, целуя мокрыми от слёз губами мои щёки и шею. – Ты для меня… а я… Я ногтя твоего не стою.

– Мадди, ты… – она беспардонно закрыла мне рот тёплой ладошкой и продолжила:

– Ты защитил, ты помог, ты всё… – Сглотнула и зажмурилась. – Ты спас меня сегодня! А я только и делаю, что думаю о тебе гадости. Нет, молчи! А то я снова разревусь, и не смогу сказать!

Я-то молчу, но куда уж ещё больше «разреветься»? И без того от её слёз я мокрый насквозь.

– Когда ты так набросился на Роберта, я испугалась, – шепнула Лисичка мне прямо в ухо. – Подумала, что … ты только не обижайся!.. что ты такой же агрессивный, как он. Роберт ведь не со зла. Он вообще не злой, но просто рядом со мной с ним что-то приключалось. Как проклятие какое-то, не знаю. Ты не подумай! Я его не оправдываю! Он столько боли и горя мне принёс! А потом мне так стыдно стало. После всего, что ты уже сделал, и как вёл себя со мной, разве я имела право думать о тебе плохо?

– М-м! – попытался возразить я, но Мадди применила нечестный приём. Она подвинулась на моих коленях, чтобы прижаться своей восхитительно мягкой грудью к моему торсу, и я впервые в жизни почувствовал себя извращенцем.

– Сама знаю, что нет! – яростно зашептала Мадди. – И мне теперь невыносимо стыдно, потому что Роберт… О, Предки! Моя мать и мои сёстры, они ведь не такие невинные, как может показаться со стороны, а Роберт об этом знает лучше всех. Он столько лет за нами следил! И теперь, когда все узнают об этом, твоё имя изваляют в такой чудовищной грязи! Разразится жуткий скандал. А всё из-за меня! Из-за того, что ты просто слишком благороден для того, чтобы пройти мимо попавшей в беду девицы!

Лисичка убрала ладошку с моего лица, всхлипнула в последний раз, и, уверенно нахмурившись, заявила:

– Самым правильным для тебя сейчас будет отказаться от помощи мне. Моя семья… мы недостойны твоей помощи.

Не уверен, но, кажется, именно в этот миг я окончательно влюбился в эту невыносимо наивную Лисичку. И эта мысль, эта осознанность была настолько правильной и важной, что я не смог удержаться от того, чтобы попробовать на вкус губы моей женщины в этот судьбоносный момент.