Убийственные болоньезе

Глава семнадцатая

Последнее время неприятности преследовали Маурицио Камилиери. Его наиприятнейшее пребывание в Москве было прервано исчезновением Виолетты (пробовал итальянец завести новую интрижку, но в сравнении с ней любая девушка проигрывала), смертью Браско, а теперь еще и известием о его скором возвращении в Милан. Конечно не завтра, а через три месяца. И вот вчера получил вызов в полицию. Неприятно, да и сослуживцы косятся, что натворил добропорядочный с виду Камилиери? Все это связано с убийством Ризио. Знал, конечно, знал Маурицио, что Джованни балует с наркотиками, но как можно было ожидать от Браско, что труп Джованни найдется в его холодильнике? Теперь объясняйся с русскими!

Так думал Маурицио Камилиери сидя за рулем своего автомобиля по дороге на улицу Малую Лубянку. Припарковаться рядом со зданием не получилось — стоянки только для служебного транспорта. Пришлось сделать круг по Лубянской площади, вокруг клумбы разбитой на месте памятника Дзержинскому. Наконец-то припарковавшись, Маурицио вошел в парадное одного из зданий Федеральной службы безопасности. На входе предъявил повестку, сердитому неизвестно на кого, молодому человеку в погонах. Офицер посмотрел на бланк и вписанный от руки текст, потребовал удостоверение личности. Маурицио протянул ему свой паспорт. Повертев его немного в руках, офицер вернул документ, козырнул и указал Маурицио на лифт.

— Четвертый этаж.

Маурицио вошел в лифт. Он бывал по делам в различных московских учреждениях, и всегда удивлялся, зачем в советской России делали такие похожие на гробы, лифты.

Искомый кабинет нашелся быстро, возле него находилась площадка для курения, где было многолюдно, и дым, на манер утреннего тумана, окутывал головы курящих, оставляя видными только разных фасонов брюки.

— Входите, — откликнулись на деликатный стук в дверь.

Высокий мужчина встал из-за стола навстречу входящему.

— А, господин Камилиери! Добро пожаловать! Меня зовут Николай Амбросимов.

Маурицио, на секунду засомневался, будет ли удобно рукопожатие, но рука по привычке протянулась на встречу. Амбросимов пожал руку итальянца.

— Прошу садиться, вот сюда, пожалуйста, — гостеприимно начал он, предлагая Камилиери удобное кресло, и объявил. — Беседа наша будет происходить в присутствии вашего адвоката и переводчика, во избежание недоразумений и расхождения толкований. Или вы считаете, что справитесь сами?

— Нет, — ответил Маурицио. — Я плехо говорю по-рюсски. Адвокат будет.

— Ну, и ладненько. Хотите кофе, чаю?

— Нет, спасибо.

— Ну и ладненько.

— Ляд-не-ко. Это что?

— Это значит хорошо.

— Корошо. Я знаю корошо.

— Ну и хорошо, — открылась дверь, и в комнату вошли трое мужчин, Амбросимов представил и их. — Алексей Наумов, и наш переводчик Михаил Громов, прошу любить и жаловать.

— Флавио Клементи — адвокат.

Мужчины обменялись рукопожатиями и заняли свои места. Амбросимов за столом, Наумов у окна, опершись на подоконник, переводчик и адвокат рядом с креслом Маурицио.

— Итак, начнем, — Амбросимов кивнул переводчику и тот приглушенным голосом стал переводить фразы итальянцу. — Вы, я думаю, догадываетесь, с какой целью мы пригласили вас сюда?

— В повестке указано, что по делу об убийстве Джованни Ризио, — через переводчика ответил Маурицио.

— Вот и расскажите следствию, в каких отношениях вы состояли с убитым, — вступил Наумов. Адвокат сделал знак Маурицио, что он может неотвечать, но Камилиери выбрал другую тактику.

— Мы мало знакомы, но здесь в Москве нас связывали дружеские отношения.

— Вы бывали у него дома, то есть в квартире, которую он занимал? — снова Амбросимов.

— Нет. И Джованни не был у меня в гостинице, — просто отвечал Маурицио. — Я приехал недавно, а Джованни работал в Москве почти год, он хорошо говорил по-русски, знал город, иногда мы вместе ужинали.

— Это вы познакомили Джованни с Ладой Кренниковой? — спросил Наумов, с равнодушным видом рассматривал шикарные туфли итальянца.

Камилиери явно игнорировал советы своего адвоката.

— Моя подруга. Они из одного города, дружили с детства, так мне рассказывала Виолетта.

— А с Виолеттой Архиповой вы, где познакомились? В Италии?

— Нет. Мы летели в Москву одним рейсом, и познакомились случайно, уже в Шереметьево. Обменялись визитками.

— И, как я понимаю, продолжили знакомство? — двусмысленно улыбаясь, то ли спросил, то ли констатировал факт Наумов.

Адвокат рассерженно отчитывал Маурицио по-итальянски.

— Да, я позвонил ей и пригласил на ужин, — подтвердил Маурицио, как само собой разумеющееся.

— У вас были близкие отношения? — взял допрос в свои руки Амбросимов.

— Да. Были.

Адвокат закатил глаза и закрыл свой портфель.

— Когда вы познакомились с Ладой Кренниковой?

— Даты я не помню, но приблизительно около месяца после моего приезда в Москву.

Виолетта сказала, что ее подруга нуждается в отдыхе, и спросила, не смогу ли я устроить свидание на четверых.

— Вам не показалось, что она это сделала специально, что бы познакомить Кренникову с Джованни Ризио?

Наумов было дернулся спросить, но Амбросимов осадил его взглядом.

— Нет, Виолетта не знала, кого я приведу на свидание.

— Считаете, это была случайность?

— Считаю.

— Хорошо. Вы еще устраивали свидания на четверых?

Адвокат многозначительно кашлянул.

— Нет, Джованни считал, что Виолетта девушка строгих правил, и приглашал Ладу на свидания сам. Они любили посещать клубы, ну и конечно, «Джоконду».

— А вы часто бывали в «Джоконде»?

— Да. Мне и Виолетте нравилось ужинать там. Прекрасная атмосфера, замечательная кухня, да и Браско относился ко мне очень дружелюбно.

— Какого рода отношения связывали вас с Браско?

— Я очень уважал Джеронимо. Он всегда помогал мне дельным советом, у него были хорошие связи, он предлагал мне свою помощь. Кстати, он не одобрял моей дружбы с Джованни.

— У него были натянутые отношения с Ризио?

Адвокат вытаращил глаза, умоляя Маурицио помалкивать и быть осторожным.

— Браско предупредил меня, что Джованни приторговывает наркотиками.

— Вы сами были свидетелем, как Ризио приобретал, продавал или употреблял наркотики?

— Нет, никогда.

— Вы поверили Браско? — снова бросил реплику Наумов.

— Как можно не поверить Браско? — удивился Маурицио. — Джеронимо знал все про всех, кто чего стоит.

— И вы ограничили свой контакт с Ризио? — Амбросимов посчитал, что лучше вести допрос одному и знаком попросил Наумова не вмешиваться.

— Мы и так встречались не часто, с тех пор, как он познакомился с Ладой.

— Чем закончились ваши взаимоотношения с Архиповой?

— С кем? — переспросил Маурицио.

— С Виолеттой Архиповой?

— Извините, я не привык к ее фамилии. Это неприятно для меня,…как мужчины, — сбился Маурицио, но продолжил, — но я скажу, она бросила меня.

— Бросила? — уточнил Амбросимов.

— Ну, если женщина не отзывается на звонки, не открывает дверь, значит, она бросила меня.

— Вы звонили ей? Приезжали на ее квартиру?

— Да. Я даже ходил к Браско, спросить, не знает ли он причин ее отсутствия.

— Поясните, — попросил Амбросимов.

— Вечер четырнадцатого августа я и Виолетта провели вместе, — начал рассказывать Маурицио. — Из моего отеля мы вышли около одиннадцати часов вечера. Я проводил Виолетту до квартиры, и даже зашел на чашку кофе. Насколько мне известно от сеньора Браско, Джованни и Лада в тот вечер ужинали в «Джоконде». Поздно ночью, нет, простите, уже ранним утром ко мне в номер позвонил незнакомец и от лица Браско просил у меня номер телефона квартиры, где проживали Лада и Виолетта.

Поскольку незнакомец не раз упомянул имя сеньора Браско, номер я дал. С тех пор никаких вестей от моей девушки я не получал. Если она меня не бросила, то хоть позвонила бы.

— И вы ходили к Браско узнать, кто звонил вам ранним утром?

— И это тоже, — сказал Маурицио. — Но меня интересовала Виолетта. Я сразу подумал, что исчезновение Джованни, Лады и Виолетты, как-то связано между собой.

— Мне интересно, что вы подумали, когда узнали, что труп Джованни Ризио хранился в морозильной установке господина Браско? — спросил Амбросимов с интересом наблюдая за реакцией итальянца.

Адвокат больше не пытался остановить Маурицио, и делал вид, что ему все равно то, что он скажет.

— Я был в шоке, — честно ответил Камилиери.

— Что ж, спасибо вам, синьор Камилиери, — Амбросимов встал из-за стола и попрощался с итальянцем, остальные мужчины последовали его примеру, — наше сотрудничество было плодотворным, но разрешите нам еще раз побеспокоить вас, если в этом деле возникнут какие-нибудь вопросы.

— Да, пожалуйста, — не возразил Маурицио, открывая дверь кабинета.

— Камилиери! — окликнул его Наумов.

— Да? — откликнулся тот.

— Вас еще интересует Виолетта Архипова?

— В каком смысле? — удивленно вскинул глаза итальянец.

— Вы хотели бы знать, где она находится сейчас? — спросил Наумов.

— Где она? — Маурицио рванул навстречу Наумову, и чуть ли не схватил того за грудки. Адвокат вцепился в рукав итальянца пытаясь оградить от решительных действий.

— Да, тише ты, — осадил его Алексей. — Город Ельск, ангельской области, городская больница.

— Что с ней?! — в глазах итальянца застыла тревога и боязнь услышать плохую весть.

— Взрывное устройство в автомобиле, — ответил Николай, дружески похлопывая по плечу помертвевшего итальянца. — Ее выбросило взрывной волной. Через лобовое стекло.

Маурицио покивал, давая понять Амбросимову, что с ним все в порядке, и вышел из кабинета, даже не закрыв за собой дверь. Наумов выглянул вслед, посмотреть, как Маурицио идет по коридору к лифтам и, закрывая дверь, сказал:

— Взрывчик-то не Камилиери устроил, вишь, как побежал, на подогнутых. Или он большой артист. Замажем, что он рванул в Ельск?

— Нет, Леха, мазать не будем, потому как у тебя нет времени, ты бежишь в семерку и выписываешь задание на наружное наблюдение за нашим Ромео.

В продюсерском центре «Венус» творилось что-то невообразимое. Из кабинета Бернса доносились крики, весьма напоминающие крики о помощи. Роман Израилевич был вне себя, все доводы Федерико, Михалыча — директора картины несчастливой порно версии «Войны и мира», отмел как непрофессионализм, и кричал и охал и стенал.

Лишь Тина, виновная в срыве съемок, тихо сидела на утлом диванчике, на котором она когда-то потеряла девственность, уступив горячему, но слишком короткому взрыву похоти продюсера.

— Ну, что ты молчишь, Тина! — умаявшись пороть своих подданных, обратил на нее внимание Бернс.

— Отпустите их, Роман Израилевич, ведь знаете, что не виноваты!

— Так уж и не виноваты?

— Вам уже не раз сказали, что это я остановила съемку.

— Хорошо, но подстраховаться они должны были! Михалыч, — Бернс обратил свой огненный взор на директора, — резервный состав актеров всегда должен быть на месте.

— Помилуйте, Роман Израилевич, — в который раз взмолился директор картины, — кто им простой платить будет? Вы же меня сами и прибьете, если на съемках два состава будет!

— Хороший директор наперед знает, какие трудности могут возникнуть. Сидели бы актеры на телефоне, прислали бы наш микроавтобус.

— Роман Израилевич, так актеры, они ж кто где работает! Время съемок обговариваем заранее. Со спектакля разве выдернешь? И на телефоне сидеть не заставишь! И семьи у них…

— Дождешься у меня, Михалыч, сам сниматься будешь!

— К-как… — подавился словом Михалыч.

— На роль капитана Тушина вполне подойдешь, — оценивающим взглядом осмотрел директора Бернс.

— Помилуйте! — вскричал директор и бухнулся Бернсу в ноги.

— Поди, поди, — носком туфли отпихнул директора Бернс, директор правильно понял приказ и тотчас же удалился.

Федерико поднялся с места.

— Роман Израилевич, я тоже пойду.

— Иди, Федор, к тебе у меня по большому счету претензий нет. А с Тиной Андреевной мы сейчас по-семейному разберемся.

Федерико заговорщицки взглянул на Тину и тихонько прикрыл дверь.

— По-семейному? — спросила Тина. — Это как? Бить будете?

— Любить буду, голубушка.

— Лучше побейте.

— Зачем так, Тиночка? Я скучаю без тебя, страсть как!

— Что мне с вашей любви, Роман Израилевич! Одна докука!

— Молодого захотелось! Иль отведала уже? Вот нос и воротишь…

— Не секрет, Роман Израилевич, что молодого да горячего я знаю в избытке. Мне этого на работе хватает. Я имею в виду, что после работы нет у меня сил на любовь.

— Так ли? Значит, соврали мне, что около тебя какой-то столичный хлюст отирался?

— Не по той части отирался. Были у меня проблемы с подругами, да и теперь есть.

Ладу похоронить надо, а Виолетта, переломанная вся, лежит в Ельской больнице.

Так, что со съемками повременим.

— Скажи Тиночка, я тебе враг какой, что ли?

— Нет, Роман Израилевич.

— Зачем же ты от меня свои проблемы прячешь, сказала бы прямо, я бы тебе помог, ты же знаешь, какие у меня связи.

— Эх, Роман Израилевич, когда проблемы начались, нужна была полная конфиденциальность.

— Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты от меня что-то скрываешь?

— Знаю, но то был не мой секрет.

— И видишь, чем все закончилось!

— Откуда вы-то знаете, чем все закончилось!

— А у меня, золотко, и мушка не пролетит, чтобы Роман Бернс о том не знал.

— Ой, ли? — вскинула брови вверх Тина, и призадумалась. Коли так, то Бернс с самого начала знал о пребывании в городе Лады и Виолетты. И Павлова. И об ее визите в гостиницу Павлова. И то, что было между ней и Павловым. А не приложил ли к гибели ее любимых людей свою старческую, покрытую пигментными пятнами, но твердую руку Роман Израилевич Бернс?

— Обижаешь меня старика, — затянул свою извечную песню Бернс.

— И пошутить нельзя с вами, Роман Израилевич, — повела плечами Тина, мягкий шелк соскользнул с загорелой кожи. Она забросила точеные ноги на подлокотник дивана, в глазах порок, юбочка задрана до самой впадинки, где сходятся на упругих ягодицах кружевные стринги.

— Тиночка… — заплясали пальцы продюсера, по обнаженным Тинкиным ногам. — Радость моя, золотко…

— Аккуратней, Роман Израилевич, а то получится как в прошлый раз, только юбку мне запачкали, — излишне грубо подтолкнула его Тина, но Бернс уже не слышал, он возился с упрямой молнией своих брюк.