Ужасная саба и ее хозяин

Глава 13

На другой день Эйдан прилетел с работы с очень неожиданной покупкой. Лейтис, услышав, что защитный купол отключился, и выйдя на террасу, сперва решила, что у них будут гости, потому что увидела, как за хорошо знакомой машиной Эйдана неотступно следовал второй флаер, серебристый, красивой обтекаемой формы. Но когда он пошел на посадку, она заметила, что тот летит за Эйданом на магнитном прицепе. И что кабина совершенно пуста. Флаеры приземлились у крыльца, и Эйдан поспешно выскочил из машины ей навстречу.

— Добрый вечер, милая. Как твои дела? — поздоровался он и сразу же обнял ее за талию, вгляделся в лицо, кажется, обеспокоенно и взволнованно, а потом спросил, кивнув на флаер: — И как он тебе?

У Лейтис зачастило сердце — да не может быть, чтобы это было ей. Они с отцом всегда так ссорились из-за прав.

— Красивый, — осторожно сказала она.

— Ну и отлично, значит, не будем менять на другой, раз тебе нравится, — улыбнулся Эйдан. — Он твой, забирай, — и вложил ей в руку ключи с фирменным брелком в виде оленьей головы — такой же, как красовалась на носу у флаера.

Лейтис посмотрела на ключи, вздохнула с тяжелым сердцем и протянула их обратно.

— Спасибо, не надо, мы до магазина отлично на флаере Тевиша добираемся.

Она не хотела раздувать скандал, еще вчера не хотела начинать выяснять отношения, но, увы, Эйдан начал первый, и сейчас Лейтис ощущала, как хрупка и непрочна их связь и как она готова разрушиться от ее обычного поведения: когда она просто не говорит о том, что ей не нравится.

Им нужно было решить проблему, или связь разрушится вовсе. Эйдан сунул свободную руку в карман сюртука, а второй продолжил обнимать ее, так что сунуть ему ключи обратно было некуда, даже в карман самой не пихнуть. А потом неожиданно очень тепло ей улыбнулся.

— Спасибо, милая. Я же говорю: ты у меня лучше всех и все понимаешь и чувствуешь, как никто другой… Спасибо, что не скрываешь своих чувств, — он смотрел на нее очень искренне восхищенным взглядом несколько мгновений, а потом опустил глаза и вздохнул. — Но ключи я назад не возьму. Он твой, оформлен на тебя и принадлежит тебе. Если хочешь, можешь сама в салон вернуть, тебе решать. Но лучше оставь пока, пожалуйста, мало ли куда тебе поехать захочется или понадобится… может, передумаешь еще.

— Я бы поменяла, потому что представить даже не могу, с чего ты взял, что мне могла бы понравиться машина серебристого цвета. Как будто мне хоть когда-то нравилось что-то настолько… серое, — последнее Лейтис сказала буквально ядовито. — Только вот проблема: я все равно водить его не умею. Так что лучше вернуть.

Эйдан потупил взгляд еще сильнее и действительно виноватым тоном сказал:

— Извини, милая, это Стэг, они веселенькими цветами не балуют. Зато у них двигатели и системы балансировки самые надежные и… салоны на любой вкус и цвет, — тут он все же вытащил руку из кармана, чтобы торопливо нажать на кнопку брелка и тут же убрать ее обратно. Флаер приветливо распахнул водительскую дверцу, являя взгляду кожаный салон выразительной черно-розовой расцветки. — Но можешь поменять, конечно, если тебе не нравится, он же твой. А водить всегда научиться можно. Я был бы рад… если бы ты права получила, а не ездила в город флайбусом. Это долго и остановка отсюда слишком далеко. А мы с Тэвишем не всегда тебя подвезти сможем.

— Ну уж даже белый был бы веселее серого. А в город мне все равно нельзя, — она нажала на брелок и закрыла дверцу флаера, потом попросила: — Пошли в дом, мы тут замерзнем не одетые для улицы.

— Значит, поменяешь на белый, если тебя не пугает, что его мыть надо каждый день, — пожал плечами Эйдан, подхватил с торпеды своего флаера тонкую синюю папку для бумаг, закрыл и его тоже, и потащил Лейтис в дом, продолжая обнимать ее за талию. — А в город тебе можно, вообще все что угодно можно. Начиная вот с этой минуты. Я отменяю правила, все четыре, которые были. Все, их больше не нужно соблюдать.

— Не хочу, — уперто сказала Лейтис, она и правда сейчас была так обижена, что ничего не хотела. — Вчера я бы обрадовалась, а теперь — не хочу. Ничего от вас не хочу, потому что вы не всерьез. Плевать вам на мои душевные метания.

Она вырвалась из его объятий и побежала к себе в комнату.

— Лейтис, стой, — выкрикнул Эйдан, потому что не мог отреагировать никак иначе.

Не мог не бросить папку на тумбочку в коридоре, потому что на кой ему она сейчас, когда Лейтис ничего не хочет, когда убегает, когда его девочка страдает и к черту все это, потом, все потом. Он чувствовал, что стремительно теряет душевное равновесие, как вчера, когда узнал, что ее собираются арестовать, как потом, когда узнал, как сильно она переживает и обижена на него. Когда Лейтис было плохо, когда с ней случалось дурное — это было почти невыносимо. И это было очень всерьез.

Он догнал ее на лестнице, сразу крепко обхватил за талию, прижав к себе, чтобы не упала, обнял обеими руками.

— Никуда не отпущу, никуда, — тихо сказал Эйдан и прижал ее к себе еще крепче. Говорить было почти больно, каждое движение было больно, будто воздух наполняли осколки битого стекла, летали в нем, как снежинки зимой, и каждое движение отдавалось острыми уколами. Когда с Лейтис было так, жить было больно. — И я всерьез. Всерьез вернул тебе обратно права, всерьез отменил правила, всерьез никуда не отпущу, всерьез сделаю что угодно, хоть "Дейн Дефеншен" продам, если потребуется. Хоть руку себе отрублю, если понадобится… Лишь бы ты не страдала, милая моя, хорошая моя, девочка моя… лишь бы тебе не было плохо. Я придумал правила, чтобы тебе было лучше. А если тебе от них плохо — провались в пропасть эти правила. Все, нет больше никаких правил. Если тебе не нравится называть меня хозяином — не называй. Если тебе плохо дома сидеть — езжай в город. Если тебе не нравится жить в Нортумбрии — давай переедем. Хоть куда, хоть на Яматанские острова эти треклятые. Только бы тебе плохо не было, только бы ты не переживала, только бы не страдала так… Я всерьез, все это всерьез. И ничего важнее твоих переживаний, ничего важнее тебя у меня в жизни нет. Ничего.

— Если всерьез — то почему сегодня, а не вчера, когда мы говорили? Почему я должна добиваться, чтобы ты это сказал вслух, как будто у тебя язык отсохнет, если мне чуть больше свободы достанется? Почему ты сам не подумал, ни о чем, вообще ни о чем не подумал? Связь существует для того, чтобы ты понимал, что мне нужно. Ну, так считается. Сильно ты утруждаешься пониманием? Не нужно это тебе вовсе, — Лейтис распалялась все больше, а под конец сказала почти спокойным тоном: — И отпусти. Не хочу стоять на лестнице и орать.

— Прости, я был не прав, — тихо согласился Эйдан, но вместо того, чтобы отпустить, поднял ее на руки и понес наверх. — Действительно не прав, заставил тебя переживать… вчера и сегодня весь день. Хотел подписать бумаги и все разом тебе сказать — про них, про правила, про все… Потому что это не уступки, не послабления. Не что-то вроде конфетки, которую ребенку дают, чтобы не плакал. Чего стоит отмена правил, если ты без меня расплатиться можешь только наличкой, которую я сам же тебе и выдал на мороженое? Если любой полицейский, тебя на улице остановив и проверив ошейник, тебя задержит и начнет мне названивать, потому что у него тут хозяйская саба без хозяина расхаживает? Если ты даже в больнице согласие на укол дать не можешь без звонка мне, случись с тобой чего? А я хотел, чтобы ты себя чувствовала полноценным взрослым человеком. А не сабой, которой хозяин кинул подачку, чтоб не обижалась… И прости, я был не прав, что не успокоил сразу. Очень сильно не прав. Прости меня, девочка бедная моя, — он прижал ее к себе крепче, по-прежнему не собираясь никуда отпускать сейчас. Никуда, ни за что. Когда успокоится — пусть хоть в соседнюю страну летит, это она теперь тоже может. Только не сейчас, сейчас Эйдан должен быть рядом и с ней. Совсем рядом, совсем близко.

Лейтис уткнулась ему лицом в грудь и всхлипнула.

— Спасибо… Дени. Ты все-таки кошмарно властный тип, даже такие вещи ухитряешься сделать… как настоящий доминант, — Эйдан уже поднялся с ней по лестнице и они оказались в "курительной", что было очень удачно, так как Лейтис сказала: — Но я тебя, конечно, таким и люблю.

От одного ее "Дени" Эйдана в жар бросило, как током прошибло по всему позвоночнику, закололо кончики пальцев. Это уже было и признанием, и подарком, и благословением в одном слове. Эйдан готов был слушать это "Дени" вечно, только бы она повторяла, и вовсе не ждал ничего большего. А потом… Лейтис сказала то, чего он ждал в последнюю очередь. Его самая чудесная на свете девочка, которая как всегда была собой — сперва кричала на него, от души, а потом так же от всего сердца признавалась в любви. Его любимая, его единственная. Она вся была подарком, благословением, прекраснейшим из сокровищ в немыслимо очаровательном облике.

— Девочка моя… моя чудесная… моя хорошая. Я тебя тоже люблю, я тебя так люблю, Лейтис, — торопливым, пылким полушепотом принялся говорить он, когда, сделав пару шагов, опустился вместе с ней в кожаное кресло, потому что не был уверен, что его сейчас удержат ноги, а он сам удержит ее. — Кошмарно властный тип… ужасный собственник и невыносимый гиперконтролик… А ты у меня самая чудесная, какое же счастье, что ты у меня есть. И я все сделаю, чтобы ты тоже была счастлива со мной, как я с тобой. Все, что угодно, Лейтис. Любимая моя… — он прижимал ее к себе, снова крепко-крепко, будто хотел в нее врасти, и торопливо, жадно касался губами ее губ, пока говорил. Целовал — и снова говорил.

А потом они перестали говорить и целовались почти бездумно, счастливо, потрясающе и головокружительно, пока Лейтис не сказала:

— У тебя, конечно, масса достоинств, о которых мы оба знаем: и властный тип, и гиперконтролик, и собственник — но, по-моему, эксгибиционист перед Тэвишем в этот перечень не входит.

Эйдан тихо засмеялся и снова коснулся ее губ, коротко, торопливо, чтобы тут же подняться из кресла с ней на руках.

— Просто от тебя невозможно сразу оторваться… никак. Потому что ты восхитительно сексуальная и немыслимо соблазнительная. До головокружения, — он понес ее в свою комнату, то и дело прерываясь на новые поцелуи, потому что оторваться было невозможно и впрямь. — Но я — очень решительный доминант, который тебя непременно дотащит до своей норы. И уж там-то, где никто не видит, будет вытворять с тобой всякое, — и он, разумеется, дотащил, и выполнил все свои обещания в полной мере. И даже сверх этой меры. Потому что как можно перестать, когда в твоей кровати — лучшая женщина на свете, которую любишь ты и которая любит тебя? Совершенно нельзя.

На другой день они прямо с утра полетели перекрашивать флаер Лейтис. Ни на какой другой она его менять на самом деле не собиралась, хотела оставить этот, который был подарком от Эйдана — ровно потому, что он был подарком от Эйдана. Отправились они на этом самом подаренном флаере. Вел, разумеется, Эйдан, но дал Лейтис посидеть за рулем, когда они уже стабильно набрали высоту и еще не вышли на оживленную трассу. Ощущения были потрясающие. Она столько про это мечтала и вот хоть попробовала. Лейтис очень надеялась, что уж права-то ей получить удастся. Их сабам выдавали, как и прочим людям — если они смогли экзамены сдать, разумеется.

Оставив флаер в салоне на перекраску — в розовый, разумеется, в какой же еще — они отправились записывать Лейтис в школу вождения неподалеку от офиса "Дейн Дефеншен", на вторую половину дня, чтобы Эйдан мог ее забирать после работы. У него было какое-то поразительное предубеждение по поводу общественного транспорта, и он хотел, чтобы Лейтис приходилось им пользоваться как можно меньше. Так что, пока она не получила права, просил, чтобы ее, по возможности, привозили и забирали он или Тэвиш. Ну или соседи, на худой конец. Впрочем, на этот раз она отправилась домой все же на флайбусе. Эйдан пошел на работу, а она еще немного погуляла и поехала домой сама. Новая жизнь, совсем другая, куда лучше прежней. Привыкнуть, к этой жизни ей, правда, пока было сложно, все казалось, что она сбежала и скоро начнутся проблемы.

Хотя в автошколу ее записали действительно без малейших заминок — и казалось, все было хорошо. Даже очень. Но Лейтис все равно нервничала, чем дальше, тем больше. Первое занятие в школе предстояло завтра, и она вовсе не была уверена, что справится. И что, несмотря на то, что взяли ее легко, дальше все пойдет так же гладко. Поэтому, когда Эйдан вернулся вечером с огромным пакетом мяса и мороженым для Лейтис, ей больше всего хотелось вовсе не мороженого, а пожаловаться на собственные переживания.

— Рассказывай, как твои дела, — попросил он, отдав покупки Тэвишу, который немедленно скрылся с ними на кухне, и обняв Лейтис за талию. Эйдан улыбался, но во взгляде все равно можно было прочесть беспокойство за нее. — Как погуляла сегодня? И как твое настроение? — и когда он так откровенно волновался, поныть ему хотелось совсем уж нестерпимо.

Лейтис немедля ткнулась лбом ему в плечо.

— Хозяин Эйда-ан, — крепко обняла его и начала жаловаться: — Вроде, все хорошо, а я переживаю. Как завтра занятия пройдут, как к сабе отнесутся и вообще…

— Бедная моя девочка. Первое занятие — это очень серьезно, конечно ты переживаешь. Ну-ка иди сюда, — он погладил ее по голове и поцеловал в макушку, а потом подхватил на руки и понес к лестнице. — Хозяин соскучился по своей сабе и собирается по этому поводу срочно что-нибудь предпринять. А еще — уйти завтра пораньше с работы. Чтобы посмотреть на твое первое занятие и убедиться, что к моей сабе там все отнеслись, как положено.

Лейтис потерлась об него носом, испытывая к Эйдану благодарность.

— Хозяин знает, что нужно его сабе… Понимает.

Ей было неловко, что она, устроив совсем недавно эту революцию за свои права, сейчас хотела побыть просто сабой с властным и суровым хозяином. Но от неловкости еще сильнее испытывала потребность в суровости. Лучше бы он ее вообще снова выпорол. Лейтис вздохнула: на это ей рассчитывать не приходилось.

— Сабе нужны суровое воспитание и строгая дисциплина, — серьезно согласился Эйдан, поднимаясь на второй этаж. — И твердая рука, чтобы вела себя хорошо. И у хозяина этого всегда в достатке, хозяин всегда позаботится о своей сабе. И она будет самой-самой послушной девочкой. Будешь моей послушной девочкой, Лейтис? — он говорил одновременно и властно, и заботливо, успокаивающе. То строже, то мягче, меняя тон на тех или иных словах. И с каждым словом — ниже, будто голос Эйдана постепенно превращался в урчание большой кошки. Он смотрел на нее — и Лейтис видела, как расширились его зрачки. И ощущала желание, которое разгорается в нем, пока он все это говорит.

— Я постараюсь, — пообещала Лейтис. — А если буду стараться недостаточно, хозяин поставит меня на место. Правда, хозяин Эйдан?

Ей это было так нужно, так важно, но он, кажется, и правда понимал. Психику сабы не переделаешь, какая бы Лейтис ни была временами самостоятельная, потом ей нужна была дисциплина, чтобы продолжать быть самостоятельной и в порядке. И сейчас было нужно так часто, что Лейтис поражалась, как она выдержала эти два года на улице. В какой-то мере тогда она сделала своим доминатом Гвен: слушалась всего, что та ей писала и говорила при встречах. Хотя подруга и не была строгой на самом-то деле, а просто беспокоилась и давала ей советы, порой нелепые, но это было неважно, важно, что у Лейтис были приказы, которые можно было исполнять, спасаясь от полной самостоятельности. А может быть, ей сейчас так часто нужно было убеждаться, что у нее есть хозяин, именно потому, что она столько пробыла на улице и ее психика была откроено расшатана. И Эйдан это понимал, не начал ей говорить: "Что ж ты больше не желаешь быть самостоятельной? А говорила, будто хочешь быть как нормальный человек". Но Эйдан, наоборот, сразу подхватил ее на руки и продемонстрировал то, что ей было так нужно — что он все еще ее хозяин.

— На поводок возьму, — пообещал он ей в ответ совсем уж севшим голосом и решительно распахнул дверь в свою спальню ногой. — Поставлю на колени, поставлю на место, поставлю в такую позу, которой только и заслуживает нерадивая саба… Впрочем, я тебя в нее в любом случае поставлю, девочка. Потому что мне хочется.

— Саба должна удовлетворять хозяина собой, — согласилась Лейтис.

Эйдан остановился у кровати и осторожно опустил Лейтис на пол, приобнял одной рукой, а второй — ухватил за подбородок, притянул к себе и поцеловал властно и жадно, и так же уверенно и бесстыдно заскользил ладонью по ее телу, задирая одежду. Принялся сам ее раздевать, прерываясь от поцелуя лишь на мгновение — и снова приникая к ее губам, с еще большей страстью.

Лейтис же думала о том, что в его плане поставить в позу не хватает стека. Чтобы им угрожать, чтобы им пошлепывать, сетуя на плохую ее исполнительность, а потом выпороть, хорошо так от души выпороть. Как на днях. А Эйдан продолжал ее раздевать, расстегнул брючки и стянул вниз до середины бедер, тут же погладил попку, забрался рукой под тонкую ткань трусиков, стиснул ее между ног сзади, поласкав вовсе не нежно — жестко, настойчиво. Поднялся ладонью вверх, погладив по спине и боку, стиснул в руке грудь. А потом наконец оторвался от ее губ и велел:

— Снимай, — потянув пальцем приспущенные брючки. — И становись на колени, моя хорошая. Моя саба… должна стоять перед хозяином на коленях.

И это было очень правильно.

— Да, хозяин Эйдан, — внутренне трепеща, ответила она, и поскорее избавилась от тесных брючек, зная как соблазнительно со стороны выглядят ее движения, когда она изгибается и извивается в процессе, а потом, отбросив их, немедля опустилась на колени перед Эйданом. Так, снизу, он казался совсем большим. Огромный властный мужчина, который всем собой высился над маленькой и хрупкой Лейтис. Замечательное чувство.

Он просто не мог от нее отвернуться, перестать смотреть, любоваться тем, как она раздевается, как опускается на пол перед ним — Лейтис видела, как Эйдан, отступив на шаг, наощупь выдвинул ящик тумбочки, чтобы так же вслепую нашарить там кожаный поводок и браслеты. А сам в это время неотрывно смотрел на нее. Любовался, с довольной полуулыбкой на губах.

— Хорошая девочка, послушная саба, — одобрительно проговорил он, подойдя к ней ближе, теперь возвышаясь совсем уж сильно, погладил ее по голове и тут же защелкнул повод на ошейнике другой рукой. — А сейчас будешь еще послушнее. В ноги — и целуй. Покажи хозяину, как ты его любишь, — он быстрыми четкими движениями намотал поводок на руку настолько, чтобы Лейтис только рухнуть к его ногам свободы движений и хватало, и дернул на себя, потарапливая ее с выполнением указания. Лейтис чувствовала, как он наслаждается происходящим, ощущала его желание, вскипающее сильнее с каждой секундой, то удовольствие, с которым он на нее смотрит сейчас.

О, это было замечательно упасть в ноги и целовать ботинки сияющие почти так же, как с утра, когда Эйдан их надел, на которых лишь в паре мест можно было найти пылинки. В конце концов, откуда бы взяться пыли и грязи на ботинках, в которых он максимум доходил до флаера по садовой дорожке, а потом проводил время в офисе, где уж точно хорошо убирали, зря, что ли, Эйдан там командовал? Под его началом не могло бы быть грязно. Лейтис вдруг подумала, что она теперь может приехать к нему в офис, посмотреть хоть, как он там устроился, главное — узнать, когда у Эйдана не слишком загруженный день, чтобы не помешать ничему важному. Он бы обрадовался, или возмутился — впрочем, и в том, и в другом случае дело закончилось бы сексом на эйдановом наверняка очень-очень начальственном столе. Отличная идея.

— Чудесная саба, — снова похвалил Эйдан, отступил одной ногой назад, дернул поводок. — Ползи, смотри на меня и ползи ко мне, девочка, как кошечка. Мне нравится на тебя смотреть вот так. Хочу видеть, какая ты красивая… какая ты покорная… Порадуй хозяина, моя хорошая, — он медленно отшагивал назад, тянул поводок, заставляя ее двигаться следом за собой, потому что поводок оставался все таким же коротким.

Они двигались вдоль кровати, не к ней — Лейтис не могла пока понять, что он придумал для нее. Хорошее. Как он ее возьмет?.. В какую позу поставит?.. Или будет вот так таскать по комнате, а потом трахнет прямо на полу?.. Это будоражило. Тем временем Эйдан приостановился, наклонился и легонько похлопал ее по ягодице ладонью.

— Попку выше, девочка, выше отставляй. Старайся лучше. Покажи хозяину то, на что ему нравится смотреть.

Что он шлепнул, было приятно — Лейтис мгновенно размечталась о том, как он мог бы поставить ее на кровать, в такую вот позу с задранной задницей, одной рукой придавить ей голову, а второй нашлепать от души, прикрикивая за то, что она вскидывается от особенно сильных ударов. Что-то, кажется, то, что он разок использовал ремень, совсем сорвало ее с катушек, и она не могла не мечтать о повторении экзекуции.

Эйдан просто не мог удержаться. Когда она была у него в ногах, когда так восхитительно поднимала вверх свою красивую, самую невыносимо желанную попку — невозможно было удержаться и не шлепнуть. И он позволил себе это. Слегка, не сильно — в этом не было ничего страшного. Так Эйдан себе сказал. Просто хозяин немного понукает сабу. Можно. И он не ждал вовсе, что Лейтис отреагирует на это таким возбужденным трепетом, таким всплеском острого желания. Он аж дыхание задержал на пару мгновений и тут же себя одернул, потому что фантазия пустилась вскачь, подкидывая Эйдану яркие картинки того, как он от души охаживает Лейтис ладонью по заднице, дергая за разноцветные хвостики, как он любил. Размечтался. А девочка, скорее всего, просто соскучилась по хозяйской руке. Ей это было так нужно сейчас — его приказы, его строгость, когда она переволновалась. И Эйдану было нужно тоже, он тоже соскучился. Ему было это необходимо — ощущать себя хозяином Лейтис, ощущать ее своей сабой. И он прекрасно знал, что рано или поздно ей это потребуется, и скорее рано, чем поздно — но успел соскучиться. И теперь ему хотелось всего и сразу, а сдерживаться было почти невозможно. И даже не хотелось.

— Ползи дальше, — велел Эйдан, симметрично шлепнув ее по другой ягодице. Блаженное ощущение — в ладони, в руке, во всем теле. И Лейтис отреагировала на него еще отзывчивей. Так, что ее хотелось взять немедленно. Но он дернул за поводок, чтобы подвести ее к изножью кровати, как он задумал с самого начала. Потому что так было лучше. — Стой. Развернись к кровати лицом и держись за решетку, девочка. Хочу видеть, как ты будешь выглядеть, — сам он остановился сбоку, и впрямь собираясь любоваться. И еще — поправлять ее позу, снова похлопывать, поправлять ножки, облапать всю. А потом сообщить, что она недостаточно старалась, и сейчас-то он ее и поставит на место, как и было сказано. Приковать к этой самой решетке наручниками — и тогда уже взять, сзади, быстро, жестко. С наслаждением. Планировать все это тоже было упоительно.

Лейтис остановилась, взялась за решетку, прогибаясь в пояснице, еще лучше выставляя свою очаровательную попку, спросила:

— Так, хозяин Эйдан?

— Сильнее выгнись, — велел Эйдан, отпустив поводок и ухватив ее за хвостики, потянул назад, одновременно проводя ладонью по спине, надавливая. Он придирался и был строже некуда, как и собирался, даже больше, чем собирался — потому что ему хотелось самому и он ощущал, как этого хочет Лейтис. Чтобы он был с ней "кошмарно властным типом", чтобы взял ее тоже властно, страстно. Хочет ощутить всем своим телом ту самую твердую хозяйскую руку. И Эйдан готов был дать ей это, осуществить свой отличный план — и осуществил, не мешкая. И это было очень хорошо, им обоим было замечательно, он чувствовал. Но одновременно ощущал и то, что Лейтис все равно мало, что она хочет еще, еще больше — и, пытаясь понять, куда уж еще больше, невольно снова и снова возвращался мыслями к тому, как она вздрагивала всем телом от его шлепков. Не как саба — как маза, которой это способно доставить настоящее удовольствие.

— О, хозяин Эйдан, — прошептала она, — неужели я недостаточно стараюсь?

И было понятно, что меньше всего Лейтис хочет услышать, что старается достаточно. И все эти мысли очень, очень сильно возбуждали. Еще сильнее — каждый раз, занимаясь с ней любовью, Эйдан с удивлением обнаруживал, что может хотеть ее еще больше, когда казалось, что больше уже невозможно. И он тянул ее за волосы назад со всей силы, и склонялся к ней, чтобы жадно целовать беззащитно открытую шейку, прямо над ошейником, его ошейником. И Лейтис стонала, выгибалась, подавалась к нему, и наручники лязгали о прутья кровати. И это было восхитительно, как всегда. И еще восхитительней. И еще. И еще. До тех самых пор, пока она не дошла до пика наслаждения и не зашлась в оргазме с особенно громким стоном. И Эйдан — сразу следом за ней. Потому что едва выдержал до этого момента, такой соблазнительной, такой прекрасной и такой любимой она была. Его девочка.

После они лежали на кровати, расслабленно и довольно, и Эйдан нежно обнимал ее, тоже как всегда, и Лейтис ворковала успокоенно, но мысли о том, что ей было нужно больше, было нужно что-то еще, его не оставляли. И неужели — именно то, о чем Эйдан даже мечтать не смел? Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. И он продолжал думать об этом и за ужином, где, как и всегда, следил, хорошо ли она ест, и убеждался, что хорошо и с аппетитом. Все было привычным, родным, уютным и радостным — а Эйдан никак не мог перестать думать, что в этом всем, очень может быть, им обоим недостает того самого, о чем он запретил себе думать с тех самых пор, как Лейтис появилась в его доме. Но он уже не разобрался в ее желаниях однажды, чем смертельно ее обидел. И мог ошибиться и в этом тоже. И он очень хотел, чтобы все так и оказалось, страстно желал. Проверить при первой подходящей возможности — и убедиться, что был неправ все это время. Зато прав сейчас. Потому что тогда все стало бы совершенно идеально. Лучше просто некуда. Он любил Лейтис любой, и ему было с ней хорошо и так, безо всякой порки, но если она тоже этого хочет, как и он — чего еще желать ему?