Ужасная саба и ее хозяин

Глава 5

Будильник у Эйдана на медальоне играл какую-то приятную мелодию, от которой Лейтис хотелось не просыпаться, а продолжать смотреть сны уже под нее, вплетя в ускользающее сновидение, в котором она куда-то шла по лесу — возможно, за грибами — а музыка звучала прямо из крон деревьев. Денек там стоял погожий, и просыпаться из этого сна вовсе не хотелось, но потом Лейтис ощутила объятия Эйдана — и немедленно передумала, решив, что в реальности сейчас намного лучше.

— Хозяин Эйдан, — восхищенно прошептала она, открыв глаза и увидев, что он уже не спит, после чего сразу кокетливо спросила: — А я заслужила утренний поцелуй?

— Доброе утро, моя чудесная Лейтис, — Эйдан улыбнулся и тут же наклонился к ней, коснувшись носом кончика ее носа. — Ты заслужила много-много утренних поцелуев, и не утренних тоже, всяких разных, — сказал он очень довольным тоном и сразу же, в подтверждение слов, поцеловал ее, нежно, неторопливо и с удовольствием.

Лейтис осторожно погладила его по боку, радуясь этой возможности расслабленно побыть с ним. Эйдан уже пообещал, что весело будет за завтраком, а значит сейчас можно было просто целоваться и обниматься, а может даже заняться сексом "ванильно", если он захочет. Все-таки сабмиссивность требовала подчинения не круглосуточно, а сколько-то, не слишком много. Каждому сабу нужно было свое количество командного воздействия, чтобы успокоить нервы и магию и на какое-то время сделаться как нормальный член общества, который может за себя отвечать, и выяснить это количество можно было только опытным путем. В любом случае, после вчерашнего Лейтис стало легче, так же как ей стало легче после того, как Эйдан надел на нее поводок в торговом центре. И когда это незримое давление магии утихало, ей хотелось ласки и нежности не меньше, чем любому человеку, не отягченному нестабильным магическим даром.

Эйдан, кажется, разделял ее желания — или чувствовал, что ей сейчас нужно. Хотя связь и у них была пока совсем слабая, она все же была и проявлялась то и дело. В любом случае, когда он медленно поглаживал Лейтис по спине и так же медленно, томительно-нежно целовал в губы и в подбородок, выглядел он очень даже довольным.

— Такая красивая… хочется поцеловать тебя везде, — наконец сказал он, снова ей улыбаясь. — Красивая, чудесная и рядом, невозможно не целовать.

— Вот и целуй, — довольно сказала Лейтис, — Я ведь твоя саба, так что ты обязан получать удовольствие. Ну и мне заодно доставлять. Чуточку.

Она томно потянулась, ощущая себя самой коварной соблазнительницей и манипуляторшей домами, прям как Джулия Джонс, шпионка из комиксов. Это было смешное чувство, потому что Летис отлично знала, что ничего подобного, но кажется оно возникло от того, что она ощущала чувства Эйдана и чувствовала, как своими действиями может на них повлиять и это было в конце-концов отчаянно приятно, точно чувствовать, как тебя сильно и страстно хотят, и как желают делать тебе хорошо.

— Чуточку?.. — с очень лукавой улыбкой спросил Эйдан, вздернув бровь, а потом принялся покрывать ее шею легкими, совершенно зефирными, нежнейшими поцелуями и так же нежно поглаживать ее языком, спускаясь ниже, на плечо, а оттуда к груди. — Самую капельку… и очень-очень осторожно буду доставлять тебе удовольствие, — полушепотом сказал Эйдан и медленно очертил языком круг возле ее соска.

— Ну потому, что главное удовольствие — тебе, — широко улыбаясь объяснила Лейтис, — а мне чуточку, что останется. Я не жадная.

— Самая… щедрая… саба… в Луденвике… — проговорил Эйдан, то обхватывая ее сосок губами, то снова отпуская. Потом переместился губами ко второй груди — и продолжил свои ласки. — Мне с тобой так повезло… Ты мое главное удовольствие, Лейтис, вся ты целиком, — ладонь Эйдана заскользила по ее боку, по животу, по бедру, описывая изгибы тела, задерживаясь в некоторых местах, чтобы погладить с особенным вниманием и наслаждением.

— Правда? — Лейтис принялась целовать его шею, гладя одной рукой по голове, а второй аккуратно спускаясь по спине к его заманчивой крепкой заднице, — А чем я тебе нравлюсь, расскажешь?

Ей и правда нужно было это слышать, хотелось чувствовать, что она ему правда хорошая и нужная и привлекательная, что дело не просто в том, что у него утренний стояк, а в том что ему хорошо с ней.

— Конечно, — Эйдан довольно вздохнул, откидывая голову, подставляя шею под ее губы. — Именно этим и собирался заниматься одновременно с поцелуями. Целовать везде и рассказывать, как ты мне нравишься везде…

Он снова наклонился к ней, чтобы поцеловать в плечо, покрыть его все до самого изгиба шеи быстрыми жадными поцелуями, а потом перебраться на ключицу. А обе его руки продолжали путешествовать по телу Лейтис, неторопливо лаская.

— Очень сексуальная, — выдохнул Эйдан ей в шею. — Такая, что в одежде тебя все время хочется представлять раздетой, твою восхитительную грудь и не менее восхитительную попку, которые эта клятая одежда так красиво облегает… А без одежды просто невыносимо соблазнительная… Лейтис… Самая очаровательная. Двигаешься, как кошечка. Я бы тобой любовался все время, если бы мне не хотелось так сильно тут же тебя схватить и что-нибудь с тобой сделать. Все с тобой сделать. Страстно, как вчера, нежно, как сейчас. Хочу с тобой по-всякому, потому что ты мне всякая нравишься, всегда, — он продолжал покрывать поцелуями ее кожу, пока говорил, а потом приподнялся на локте, запустив пальцы в ее волосы, с розой стороны. — И волосы твои обожаю. Запрещу тебе перекрашиваться, как суровый доминант… Тебе безумно идет этот розовый. К твоим губам, к твоим щечкам… Чудесная моя, — он вздохнул и обхватил своими губами ее в томном и жарком поцелуе.

От слов "все с тобой делать" Лейтис завелась, немедленно, представив себе очень разное "все". Разумеется, о порке даже мечтать не стоило, но Лейтис тут же отмахнулась от этой грустной мысли когда ей было так хорошо, принявшись думать о куда более реалистичном, но тоже приятном. Ну уж поводок он, наверное, не откажется привнести в их игры и сзади отыметь, и, может, хотя бы намекнуть на связывание? Распорка между ног, руки за спиной и Эйдан который рассказывает ей, что дело сабы молча сосать, а не ждать, пока ее будут заводить и ласкать, так что теперь он ее отымеет насухую, чтоб не выступала… Наверняка ее фантазии зашли слишком далеко, дальше, чем он стал бы себя вести с ней, но рядом с ним представлялось так сладко. И Лейтис все же тихонько, совсем немножечко повоображала про Эйдана с ремнем в руке, который обещает ее наказать как следует. А потом закинула ногу ему на бедро, наслаждаясь близостью с Эйданом. Ей нравился его запах, нравились его рыжие кудрявые волосы, его прекрасный нос, его умение командовать, его манера носить сюртук, его доброта с ней и с Тэвишем. Она тоже хотела его всего, такого как есть.

Когда Эйдан оторвался от ее губ, Лейтис сообщила:

— Это магическая "вечная" покраска, ее не так просто свести. Вот если бы тебе не нравилось — было б проблематично.

Эйдану не могло не нравиться: волосы были… как отражение самой Лейтис. Откровенно вызывающе, почти по-детски трогательно, очаровательно женственно и сексуально, и обаятельно — все сразу, как сама Лейтис, которой тоже были нужны одновременно строгость и нежность, жесткость и мягкость, страсть и ласка. Которая была такой разной, оставаясь единственной и неповторимой собой. Его саба, его… другой такой нет, для Эйдана точно не существовало никого, кроме нее, ему не был нужен никто, кроме Лейтис. И он и правда хотел с ней всего, хотел нежно и неторопливо заниматься с ней любовью сейчас, чтобы она чувствовала, как нравится ему, как он заботится о ней — и уже мечтал о завтраке. О том, как она встанет перед ним на колени. Как он снова возьмет ее на поводок… ей нравился поводок, ей нравилось, когда ее тянули за ошейник, он проверил вчера, ему хотелось узнать. Узнать, что она любит, когда ее придавливают к кровати. Когда удерживают руки. И значит, если она не против, а вовсе наоборот — можно продолжить… И привязать ее потом уже наконец к этой гвитирианской кованой спинке, что он столько раз представлял в своих фантазиях. Конечно, его мечты заходили куда дальше допустимого, и думать сейчас о том, как по ее красивой кругленькой попке со всего маху проходится стек, оставляя на ней огненно-красные следы, было слишком, чересчур. И Эйдан старательно отогнал от себя эти мысли, сосредоточившись на том, что с ней делать можно. Этого уже было невообразимо много. И Эйдану хотелось любить свою Лейтис всеми возможными способами.

— Мне очень нравится, — заверил он, продолжая перебирать пальцами волосы, поглаживать по голове. Он перебрался пальцами на черную половину волос и одновременно обхватил губами мочку ее ушка, тоже совершенно прекрасного. — Это очаровательно дерзко и очаровательно мило одновременно. Как ты. Чудесно. Очень тебя хочу, девочка моя, — он шумно вздохнул и скользнул рукой между ее ног, лаская внутреннюю сторону бедра, продолжая делать все неторопливо и нежно, наслаждаясь каждым прикосновением к ее телу.

— Я очень дерзкая и непокорная саба, — согласилась Лейтис, — Это ведь тоже чудесно, я надеюсь?

— Восхитительно, — от всей души ответил Эйдан. Потому что в нем с новой силой вспыхивало желание от одних ее слов. Дерзкая, непокорная, которую так приятно покорять… так сладко, так хорошо. Видеть, как Лейтис смотрит на него сверху вниз, ловя его слова, его приказы каждой клеточкой собственного тела, трепещет вся, чувствуя его власть над собой. Удовольствие. Бесконечное. Знать, что она, чудесная строптивая девочка, покорится ему не из страха, не силой, а потому что хочет, жаждет не меньше, чем он жаждет ощущать ее в своей власти. — Чудесно дерзкая, очаровательно непокорная, потрясающе строптивая. И хозяин знает, что с этим делать, — последнюю фразу он шепнул ей на ухо, совсем тихо, одновременно нетерпеливо скользнув ладонью вверх между ее ног, чтобы добраться до самого главного, до того места, которое принадлежало только ему. Которое он сейчас тоже будет покорять, снова, иначе, чем вчера, ласково, нежно, ничуть не менее прекрасно.

Целовать ее самыми трепетными поцелуями и представлять, как позже будет совсем иначе, как он одним словом или движением руки поставит Лейтис на четвереньки, как скажет, что дерзкие непокорные сабы нуждаются в том, чтобы их воспитывали получше. И связали покрепче. И были с ними пожестче. Представлять, как велит подползти к нему на коленях и снова доставить ему удовольствие ртом. И пока она делает ему минет, сможет снова в свое удовольствие тянуть ее за чудесные хвостики, управляя каждым движением головы. Думать обо всем этом, продолжая неторопливые заботливые ласки, было особенно горячо.

— Это самое лучшее для сабы — когда хозяин знает, что с ней делать, — промурлыкала Лейтис, жмуря глаза от удовольствия, — Самое правильное. Когда хозяин знает, что делать, сабам даже не хочется капризничать и вредничать, потому что им и так хорошо.

— А чего хочется сабам сейчас, чтобы им стало совсем хорошо, м? — шепотом спросил Эйдан, снова теребя губами ее ушко. Это был вопрос, на который Эйдан прекрасно знал ответ, и тут же ответил, движениями своих пальцев лаская ее там, где ей больше всего хотелось, исследуя, пробуя, изучая, как ей приятнее и слаще.

"Я буду знать, что делать, девочка моя. Буду для тебя. Всегда, всегда буду, понимать, чувствовать, думать, решать — чтобы тебе было хорошо. Я хочу, чтобы тебе было всегда хорошо, моя сладкая Лейтис", — думал он, продолжая шептать вслух, какая она красивая, очаровательная и желанная. Он ощущал Лейтис сейчас, их связь, пока совсем хрупкую, распускающаяся, как цветок, окутывающую Эйдана дивным ароматом страсти Лейтис, ее удовольствия, ее радости оттого, что они вместе. Все время, пока они двигались в неторопливом ритме любви, ускоряющемся постепенно, чтобы оборваться на самой высокой ноте удовольствия, накрывшего их одновременно. И это было самое прекрасное утро, которое Эйдан только мог себе представить. Которое должно было стать еще прекраснее, потому что их ждал завтрак.

К завтраку Лейтис спустилась в одном халате на голое тело, все равно снимать, так зачем напяливать лишнее? Хотя это так только называлось — завтрак, поесть она уже по всему рассчитывала после того, как Эйдан отправится на работу. Посидит на кухне с Тэвишем, будет уютно. А Эйдан напротив появился при полном параде, в очередном красивейшем синем сюртуке, который ему очень шел, хотя обычно завтракал он одетым по-домашнему. Но Лейтис отлично поняла зачем: одетый как для работы он был в куда более сильном положении, чем в халате. И когда она такая беззащитная голая и в ошейнике, встанет перед ним на колени, это сразу будет о том, что он хозяин положения. А еще это был не самый тонкий намек на то, что это Лейтис хочет и ей нужно, а Эйдану — не очень и он лишь возможно снизойдет к ней, что было само по себе прекрасно. Именно так. Он очень хорошо понимал ее потребности. Ее хозяин, самый властный доминант Луденвика.

Когда она вошла, Эйдан уже сидел за столом и с самым невозмутимым видом нарезал на кусочки жареную колбаску, ловко и очень элегантно орудуя ножом и вилкой. Он медленно повернул голову к Лейтис, окинул ее с ног до головы пристальным взглядом, который, казалось, можно было почувствовать физически, и слегка кивнул на стул слева от себя, напротив которого стояла ее тарелка. Сам он, разумеется, сидел с торца, во главе стола.

— Можешь сесть, — сказал Эйдан и вернулся к колбаске. Снисходить он к ней собирался явно не сразу. Впрочем, когда Лейтис уселась и взяла в руки приборы, он тут же отложил свои и, наклонившись к ней, очень уверенным хозяйским движением раздвинул полы ее халатика, так что получилось совсем уж неприлично глубокое декольте. — Так намного лучше, — сообщил Эйдан, погладив пальцами между ее грудей.

— Как скажете, хозяин Эйдан, — согласилась Лейтис и приступила к яичнице, пока она еще теплая. Ела она ее неторопливо и изыскано, по всем требованиям этикета, прекрасно зная, что это выглядит очень провокационно. Все это напускное смирение, опущенные глаза, изящные движения. Пусть вот тоже помучается, раз решил тянуть.

Хватило Эйдана, впрочем, ненадолго — точнее говоря, он просто дождался, когда она приступит к еде, чтобы почти сразу сказать:

— Хозяин должен заботиться о тебе, Лейтис, — и снова уставиться на нее очень пристальным взглядом. — О том, хорошо ли ты ешь… Встань, — он махнул левой рукой вверх, чтобы тут же указать пальцем вниз, на пол возле своего стула: — на колени, — и воткнул вилку в кусок колбаски.

Лейтис поднялась, как бы ненароком цепляя кончик пояса халатика, чтобы он распахнулся сразу же, и с нестерпимым удовольствием опустилась на колени, преданно глядя на него снизу вверх.

— Да, хозяин Эйдан, вы всегда заботливы к своей сабе.

Провоцируя его, она очень надеялась, что Эйдан возмутится ее строптивым поведением, ведь раздеваться он не приказывал, и эта мысль согревала Лейтис. Так игра была гораздо интереснее.

— Разве я велел тебе раздеваться? — в полном соответствии с ее ожиданиями недовольно спросил Эйдан. Разумеется, он не мог не отреагировать на ее маленькую наглость. — Ужасно своевольная саба. И очень, очень распутная. Придется быть с тобой построже.

От одних его слов, Лейтис ощутила себя по настоящему плохой сабой, которая очень виновата перед хозяином и это было восхитительно и очень возбуждающе. Мало что могло ее порадовать сейчас больше обещания быть построже. Разве что сама строгость.

Эйдан едва закончив ее ругать, тут же достал из кармана пиджака уже знакомую Лейтис цепочку, купленную в скобяном магазине, и быстро защелкнул карабин у нее на ошейнике, намотав другой конец себе на руку, так что поводок стал совсем коротким — Эйдану хватило бы сейчас легчайшего движения, чтобы управлять ею.

— Хочешь добиться внимания хозяина? Заслужи внимание хозяина, а не провоцируй его своеволием, — строго выговорил ей он и осторожно потянул за поводок, чтобы Лейтис подалась чуть ближе к нему.

— Да, хозяин Эйдан. Я очень виновата, хозяин Эйдан. Простите свою беспутную сабу, хозяин Эйдан, — проговорила Лейтис, очень виновато глядя на него снизу вверх.

— Веди. Себя. Хорошо, — раздельно выговорил Эйдан, склонившись к ней. — Слушайся хозяина, делай все, что скажет хозяин — и я прощу тебя на первый раз сегодня. И, возможно, даже разрешу доставить мне удовольствие. Если будешь стараться. Ешь, тебе нужно хорошо есть, — ее губ коснулась вилка с совсем маленьким кусочком колбаски, скорее для игры, чем для еды. — Открой ротик.

Это было восхитительно, у Лейтис сами сжались соски, хотя тут не было прохладно и их никто не трогал, и она с радостью открыла рот, исполняя приказание. Когда Эйдан сам буквально положил ей колбаску в рот, она осторожно сняла губами этот кусочек, чтобы быстро его прожевать и сказать:

— Благодарю, хозяин.

— Уже лучше, — одобрил Эйдан, мягко похлопав ее ладонью по щеке. — Так и нужно себя вести: слушайся и благодари.

Он подцепил на вилку еще кусочек колбаски, снова велел открыть ей рот, а когда она взяла еду губами, отложил вилку и макнул палец в соус на тарелке.

— С соусом вкуснее. Открой ротик. И оближи, как следует, старательно, — палец слегка мазнул по губам Лейтис, оставляя на них капельку соуса.

О, да с соусом было вкуснее — вылизывать губы, показывая Эйдану свой язык, втягивая губу в рот, старательно показывая, как она может доставить этим ртом ему удовольствие.

— Вы так внимательны, хозяин Эйдан, объясняете, как лучше себя вести вашей беспутной сабе. Я не устану благодарить вас за вашу заботу, — сказала она в конце своего представления и снова облизала губы.

— Умница, старательная саба, — одобрил Эйдан и снова провел пальцем в соусе по ее губам, а потом толкнулся в рот. — Хорошо старалась и заслужила еще. Оближи, — палец сразу же принялся настойчиво поглаживать ее губы и язык, забираясь глубже, неторопливо, но очень уверенно овладевая ее ртом.

Лейтис принялась посасывать его палец, ощущая, как всерьез возбуждается, как ей хочется придвинуться к хозяину Эйдану ближе, чтобы потереться об его ноги всем телом, очень надеясь, что уж теперь-то он заведется достаточно, чтобы велеть ей хорошенько вылизать вовсе не пальцы.

Словно услышав ее мысли и точно почувствовав желания — хотя Лейтис знала, что это невозможно даже с их связью — Эйдан выставил вперед одну ногу, просунув между ее бедер и погладив по животу и ниже, там, где было горячее всего.

— Разденься, — велел Эйдан, вынув палец изо рта Лейтис и грубовато погладил ее ладонью по подбородку и щеке, потом — по шее возле уха, скользнув на затылок. — Ты хорошо лижешь, пожалуй, позволю тебе продолжить и дальше, — сказал он и принялся расстегивать брюки.

— О да, хозяин Эйдан, я буду счастлива доставить вам удовольствие, — совершенно искренне ответила Лейтис и, скинув халатик, подползла к нему ближе, устраиваясь между ног и спросила: — Можно?

Когда она оказалась совсем близко, Эйдан намотал на руку еще один виток цепочки, чтобы снова сделать поводок совсем коротким, а потом похлопал ладонью по своему бедру.

— Левую руку сюда. Правой обхвати член. Умница, — когда Лейтис сделала, как он велел, Эйдан провел рукой по ее волосам, чтобы тут же крепко за них ухватить. — Теперь можно. Приступай. Вылижи его настолько бесстыдно, насколько умеешь. Ты ведь умеешь быть очень бесстыдной, моя саба? — он потянул за поводок, одновременно направляя ее голову и второй рукой, которой держал за волосы.

— Угу-у-у-у, — согласилась Лейтис и приступила к заданию со всей старательностью, высунув язык на всю длину, чтобы хорошенько провести им по члену, и не один раз и постанывая от удовольствия, а потом наделась на него ртом, чтобы облизать языком теперь головку, оттянув оттуда кожу рукой и старательно лаская это самое нежное место, трогая кончиком языка маленькую дырочку, лаская именно ее, и еще посасывая, чтобы усилить ощущения — ей говорили, что это феерично и она умела стараться, доставляя удовольствие своему мужчине. А уж Эйдану Лейтис хотела доставить его особенно сильно.

Она не забывала при этом двигать правой рукой, чуть сдавливая, давая ему насладиться по полной, повинуясь тому ритму, который он задавал, дергая за хвостики.

— Ле-е-ейтис, — хрипло стонал Эйдан ее имя, самое сладкое слово на свете, такое же сладкое, как то, что она сейчас делала с ним, для него. Его чудесная бесстыдная девочка, его прекрасная саба, которая так старалась доставить ему удовольствие и так хорошо это умела. — Да, моя хорошая… Вот так… О-о-о, Лейтис, — он двигал ее головой и слегка двигал бедрами ей навстречу, не в силах сдержаться, так ему было восхитительно хорошо, так хотелось больше, чтобы это продолжалось, чтобы не заканчивалось.

И смотреть на Лейтис, видеть ее прелестную голову, склонившуюся к нему, ее очаровательную попку, отставленную назад — было еще лучше. "Моя хорошая, моя замечательная, вся моя", — исступленно думал Эйдан, слегка поддергивая поводок в такт их совместным движениям, купаясь в феерический ощущениях, которые она ему дарила сейчас. Это было так прекрасно, что было совершенно невозможно выносить такое сильное удовольствие долго, и вскоре он еще сильнее толкнулся бедрами ей навстречу и выгнулся, вздрагивая, удерживая ее голову, пока по нему прокатывалась волна ослепительно яркого оргазма. А потом осел на стул, тяжело и сбивчиво дыша, и отпустил Лейтис, чтобы она в последний раз медленно провела по его члену своим самым прекрасным ртом, чтобы, едва она тоже отпустила Эйдана, наклониться и, подняв ее голову за подбородок, поцеловать в губы.

— Чудесная саба, — шепнул Эйдан, прежде чем ощутить губами и языком, как его собственный вкус, острый и терпкий, смешивается со знакомым уже нежным вкусом Лейтис. Это был поцелуй благодарности и поцелуй любви, поцелуй о том, как он восхищается ею, как он счастлив быть с ней, как он ценит ее, свою самую прекрасную сабу.

— Что я еще могу сделать для вас, хозяин? — она положила голову ему на колено и смотрела снизу вверх довольно и умиротворенно, будто тоже кончила вместе с ним. Скорее всего от того, что получила достаточно ощущения власти над собой, чтобы утихомирится и перестать быть строптивой сабой — хотя и ненадолго, скорее всего.

— Хочешь продолжить доставлять хозяину удовольствие, милая? — ласково спросил Эйдан, расслабленно поглаживая ее по голове и посильнее отпустив поводок. Это были минуты нежности и отдыха, для них обоих. — Хорошая саба, — он знал, что она ответит "да", поэтому, не дожидаясь, отодвинул в сторону свою тарелку с едой и стакан с соком, чтобы было куда усадить Лейтис. А потом, возможно, уложить… Но пока, прямо сейчас, он хотел получать удовольствие, доставляя удовольствие ей.

— Конечно хочу, хозяин Эйдан, — согласилась Лейтис и потерлась о его ногу грудью.

— Садись на стол, — велел он, погладив ее по щеке. — И раздвинь ножки, пошире.

Когда Лейтис, со своей изумительной кошачьей грацией, выполнила указание, Эйдан придвинулся на стуле ближе к ней и отпустил поводок, чтобы как следует ухватить ее за попку обеими руками и сразу приникнуть губами к груди. Тискать ее бедра и одновременно ласкать ртом грудь было очень приятно, чувствовать свою Лейтис в руках, ощущать, как она подается навстречу его ласкам. И еще у них был карамельный сироп, чтобы сделать все еще слаще. Для оладьев, до которых они и близко не добрались, но золотисто-коричневая тягучая жидкость в соуснике все равно оказалась очень кстати. Чтобы макать в нее палец, осторожно трогать им соски Лейтис и потом старательно вылизывать, одновременно давая ей вылизать свой палец.

— Вкусная, как оладушек, — довольно сообщил Эйдан, в очередной раз припадая ртом к ее соску. — Хочешь еще? Хочешь больше? Хочешь доставлять хозяину удовольствие собой?

— Всегда хочу, хозяин Эйдан, мечтаю, — со стоном согласилась Лейтис.

Он тоже мечтал, очень, представлял себе это не один раз. И теперь снова взял поводок и взял Лейтис за руку, чтобы помочь ей спуститься со стола и, под его заботливым руководством, встать, развернувшись к нему попкой, наклонившись и опершись о стол. Эйдан снова любовался ей, стоя позади нее, в такой откровенной, безумно соблазнительной позе, и ласкал ее между ног, чтобы Лейтис со стоном выгибала спину и подавалась к нему, и так было еще красивее и эротичнее. Настолько, что невозможно было сдерживаться долго. Эйдан хотел взять ее вот так, сзади, стоя, тиская одной рукой попку, а второй — грудь. А потом — снова тянуть за любимые хвостики, заставляя ее приподняться и наклоняясь к ней, чтобы вылизывать языком плечо, продолжая трахать, страстно и нежно. Рассказывая ей, какая она безумно, безумно, безумно развратная и прекрасная вот так. Самая потрясающая, самая чудесная. И кончить сразу следом за ней. И, едва отдышавшись, подхватить ее на руки, чтобы тут же устало и расслабленно опуститься на стул, довольно сжимая свою замечательную девочку Лейтис в объятьях.

Это было ровно то, о чем мечтала Лейтис каждый раз, когда они вместе ели, потому что она нуждалась в таком обхождении, а еще потому, что Эйдан был такой сексуальный, такой красивый, такой мужчина ее мечты. И сейчас было упоительно осознавать, что они могут повторить это столько раз, сколько захотят, а еще придумать новое, лучше и интереснее. И, в конце концов, проживет она как-то без порки, когда и так хорошо, даже замечательно.

— Спасибо, это было просто таки, о чем я мечтала, было так хорошо. Упоительно, — с искренней благодарностью сказала она Эйдану. Он должен знать, что ему все удалось, должен понимать, что нравится и подходит его сабе.

— С тобой тоже, Лейтис, совершенно восхитительно, лучше не бывает. Моя чудесная саба, — сияя радостной улыбкой, ответил Эйдан, и уткнулся носом ей в висок, нежно целуя в щеку. — Совсем-совсем моя, целиком и полностью. Хочу зацеловать тебя всю и еще что-нибудь хорошее тебя подарить, потому что ты радуешь меня собой и я хочу радовать тебя в ответ, и все время всего мало, чтобы выразить, как я счастлив, что ты со мной. И хвастать тобой хочу всем вокруг, какая ты у меня замечательная и какая моя. Давай сходим куда-нибудь вместе? В ресторан? — предложил он, слегка отстранившись и вопросительно уставившись на нее.

— Ну, боюсь, в ресторан у меня подходящей одежды нет. Ты меня очень прилично упаковал, но все-таки не для ресторанов, — рассудительно ответила Лейтис. Позориться в неподходящем виде она бы в принципе могла, но не тогда, когда Эйдан хотел ею хвастаться.

Вообще это было приятно — что ему так хотелось. Лейтис внимательно посмотрела на него и пришла к неизбежному выводу, что Эйдан, похоже, в нее влюбился, и от этого стало очень тепло на душе. Так было совсем хорошо.

— В том и состоит замечательный план, который я придумал, — с энтузиазмом ответил Эйдан. — Сперва сходим в пару каких-нибудь действительно хороших магазинов, чтобы купить тебе подходящее платье, туфли, украшения и все остальное — а потом уже в ресторан. Это как раз и будут подарки, хорошие и нужные. Закажу столик на завтрашний вечер, а сегодня сходим и все купим.

— Что даже колечко купим? — спросила Лейтис, которой внезапно остро захотелось вот такой совсем уж безделушки. Что-что, а кольца свои она, как из дому ушла — сразу пораспродавала, чтоб хоть какие-то деньги были. Желание было дурацкое, но сильное.

— И колечко тоже, какое захочешь, — заверил Эйдан с умиленной улыбкой и поцеловал Лейтис в висок. — То есть, действительно какое захочешь: на ценник не смотри даже. Украшение — это надолго, не то что футболка. Бери, что понравится по-настоящему, хочу, чтобы мой подарок был любимым.

Тут Лейтис внезапно очень цинично подумала, что от хорошего минета всегда большая польза есть: мужчины очень на него ведутся. Хотя она Эйдану и так бы сделала и с удовольствием. И просить ничего не собиралась. А он — все равно сам предложил вот. Всегда так, с минетом-то.

— Ты меня бессовестно балуешь, — довольно сказала она, — Но я не откажусь, а наоборот сяду тебе на шею и ноги свешу. Потому что к наряду нужны еще и сережки.

— Сережки непременно нужны, в ресторан без сережек никак нельзя, — согласился Эйдан и тут же, картинно нахмурив брови, добавил: — И я тебя балую ровно настолько, насколько считаю необходимым, как твой доминант. Суровый и строгий. И если уж я решил тебя баловать, то ничего не поделать, придется подчиниться моей воле, — тут он наконец не выдержал и улыбнулся. — Тэвиш тебя вечером в город подбросит, к концу моего рабочего дня — и пойдем по магазинам. Ты хочешь завтрак доесть или тебя лучше отнести наверх отдыхать, милая?

Все-таки Эйдан был невероятно милым. Лейтис поцеловала его в щеку и ответила:

— Отдыхать и еду туда тоже… после завтрака-то надо хоть поесть. И мне ужасно нравятся наши планы, уже не дождусь вечера. Вот только твоим подарком вчерашним и буду отвлекаться. Засяду в Интернете.

Эйдан улыбнулся еще шире, поцеловал ее в ответ и кивнул.

— Сейчас отнесу тебя и скажу Тэвишу, чтобы тебя покормил в постели, — сказал он, потом помог ей накинуть халатик и понес на руках в спальню, всю дорогу очень довольно улыбаясь, с таким видом, будто тащил в свою пещеру очень ценную добычу. Впрочем, почему "будто"? В сущности, именно так оно все и было.

Свой завтрак, уже успевший остыть, разумеется, Эйдан сжевал второпях: и так на работе появится заметно позже, чем следовало бы. Хотя он, разумеется, не сожалел об этом ни секунды — там и без него управятся, а вот Лейтис без Эйдана никак не обойтись. И ему без нее тоже. Их отношения и ее состояние были важнее всего для Эйдана сейчас. Так что, доев, он пошел не в гараж за флайером, а говорить с Тэвишем, который уже, разумеется, успел отнести Лейтис еду и теперь возился с чем-то в кладовке.

— Тэвиш, — окликнул его Эйдан, — мне тебе нужно сказать кое-что важное.

Тот немедленно отложил жестянки которые переставлял явно в поисках чего-то и спросил:

— Все в порядке, мистер Дейн? Я относил завтрак мисс Рейдон, она сказала, что все хорошо, но все равно переживаю, что она ушла в постель с утра.

— Все правда хорошо, — поспешил заверить Эйдан и тут же улыбнулся. Тэвиш так искренне и от души беспокоился за Лейтис, и это согревало сердце. Беспокоился не меньше него самого. — Собственно, я как раз про это хотел тебе сообщить… Лейтис теперь будет ночевать в моей спальне. Так что ты следи, чтобы для нее в ванной было полотенце, и за всем остальным, что потребуется, — очень тактично и обтекаемо обрисовал он ситуацию, из-за которой Лейтис завтракала в постели.

— Как я рад, что у вас отношения с мисс Рейдон совсем наладились. Все так замечательно складывается, и теперь, когда у вас с мисс Рейдон совсем отношения сложились, может и связь установится, — тут же воодушевленно воскликнул Тэвиш, и Эйдан успокоенно вздохнул: по всей видимости, намеки оказались достаточно понятными. — Потому что мисс Рейдон совершенно замечательная девочка, и вы, мистер Дейн довольны, и ей тут хорошо, а я уже к ней привязался и тоже буду рад именно ее тут хозяйкой видеть.

"Да уж, мистер Дейн ужасно доволен, потому что на радостях заездил замечательную девочку так, что она теперь в постели завтракает", — усмехнувшись, подумал Эйдан. Вслух Тэвиш этого ни за чтобы не сказал, но мысли о благополучно и бурно устроившейся личной жизни хозяина ясно читались у дворецкого на лице.

— Не знаю я пока ничего насчет связи, Тэвиш, — сказал он вслух, пожав плечами. Про это уж точно радоваться было рано. — Она у нас слабая совсем, я вот даже не понял… что у Лейтис ко мне совсем не платонические чувства. Не ощутил. Ну и, сам знаешь, я в личной жизни очень специфический человек со странными вкусами. Впрочем, может, это и не важно вовсе: связь — такая вещь, тонкая, с ней никогда заранее не скажешь, как именно установится и установится ли. Каждая пара свой способ ищет. И я пока не знаю, какой подойдет нам и есть ли он в природе.

"Хотя мне хотелось бы, так хотелось… Чего уж скрывать, сильно, очень", — добавил он про себя. И ну их, эти самые его странные вкусы, уж как-то обойдется без порки и придержит при себе свои желания. Зато во всем остальном с Лейтис совершенно замечательно.

— Мне кажется, мистер Дейн, что пока что все идет очень даже правильно, — утешительно сказал Тэвиш, — Вот у вас как за четыре дня все хорошо сложилось, а у вас ведь еще целый год впереди есть на то, чтобы связь установилась.

До этой минуты Эйдан вовсе не смотрел на вопрос с такой стороны: он называл отмерянное по закону доминанту и сабу на установление связи время "всего лишь год", но ведь и впрямь, теперь, когда все, как справедливо заметил Тэвиш, замечательно складывается, это можно называть "целый год". Очень много времени на то, чтобы вырастить из этого ростка чего-то удивительно трепетного и радостного, которое возникало сейчас между ними, чудесный цветок, дать ему распуститься. Они ведь могут. У них есть время, и они очень постараются.

— Знаешь, я думал, что будет намного сложнее… с таким-то началом. Никакого тебе клуба знакомств и встреч, где за тобой еще и Наставники проследят, никакого даже просто знакомства человеческого. Выдернул ее от мага-палача, потому что выхода другого не было — и сразу был вынужден ошейник надеть, а она была вынуждена согласиться. И притом у нее проблем навалом, и в жизни, и, как следствие, в голове, да и я сам с закидонами доминант… Честное слово, я думал, будет очень трудно. А с ней легко, невообразимо легко и чудесно, — Эйдан мечтательно улыбнулся. Ни при чем тут был ярко-зеленый ответ, просто Лейтис была его личным чудом, искренним, умным, славным человеком, которого ему, по счастью, хватило ума и сердца разглядеть. — Зеленый ответ ничего не гарантирует, совместимость психики и характеров — не панацея. Но с Лейтис все выходит замечательно, потому что она замечательная.

— Сугубо с моей точки зрения, большая часть ее проблем проистекает оттого, что бедный ребенок вынужден был сам за себя ответственность нести и ни с чем не справлялся, мне так вот видится. Мы же с ней тут каждый день вместе, и я на нее гляжу — она трудолюбивая, старательная, отзывчивая, придумщица такая. Всегда рада что-нибудь сама затеять, а не только мне помочь с тем, что я попросил. Но когда на нее одну столько проблем навалилось, да таких огромных, тут разве справишься? Вы подумайте только, жить на улице и для пропитания грибы собирать, — Судя по тому, сколько он вложил в последнюю фразу эмоций, Тэвиш весьма проникся Лейтис и очень ей сочувствовал. И полностью разделял восторг Эйдана по поводу того, какой она была неугомонной и деятельной натурой. Только полный дурак, которым, по всей видимости, был ее опекун, мог решить, что Лейтис нужно полностью контролировать, потому что она "никчемная". Решил — и ей внушил. А ей достаточно было, чтобы ее просто слегка направили, Эйдану как доминанту требовалась едва ли пара фраз, чтобы она сама побежала придумывать, делать, достигать. Просто капля помощи и поддержки, которая так требуется сабам. Чудесная, славная Лейтис.

Словно продолжая его мысли, Тэвиш воодушевленно сказал:

— Но теперь-то вы этим занимаетесь, мистер Дейн, и ей наконец спокойно живется, так что и проблем не должно быть много.

— Занимаюсь, — задумчиво согласился Эйдан, продолжая размышлять. С передачей прав при надевании ошейника ему теперь тоже все виделось вовсе не так, как в самом начале. Он рассчитывал, что на весь этот год будет нести полную ответственность за Лейтис, чтобы она ничего не нарушила снова, не имела проблем с законом и вообще каких-либо юридических проблем. В самом начале доминант имеет те же права, что и опекун несовершеннолетнего, подписывает за саба все документы, распоряжается деньгами и так далее. И Эйдан полагал, что они так и проживут этот год.

Разве что, подумывал ослабить ошейник в том, что касается магии: свою силу Лейтис контролировала неплохо, могла создать нужное заклинание без проблем. Так что ей можно было разрешить что-нибудь безопасное. Но теперь Эйдан уже полагал, что вскоре сможет дать ей и определенную финансовую самостоятельность, и некоторые юридические возможности. Так обычно и происходило, если отношения в паре складывались хорошо и саб был психически стабилен. А у них все складывалось очень даже неплохо. И еще — Эйдан совершенно не хотел держать любознательную и активную, живую Лейтис на совсем коротком поводке. Он снова задумался о неизвестном ему опекуне: тот, по всей видимости, поводок оставлял настолько коротким, насколько вообще было можно — вот она и взбрыкивала. Для Лейтис такое ограничение свободы было невыносимо тяжким, с ее неуемным любопытством, с ее жаждой деятельности, которые Эйдан в ней так любил.

— Я думаю, большая часть проблем Лейтис — из-за того, что ее опекун вовсе не понимал, как с ней обращаться и с сабами в принципе. И что на улице жила — тоже из-за этого случилось. У нее гм… в постели почти нет проблем, зато за ее пределами много. Она боится подчиняться, потому что ее не подчиняли, а ломали. И, по всему, у нее с семьей и отношениями в ней все было очень плохо. До того, как она одна осталась… точнее, сбежала от них, скорее всего.

— А вы не собираетесь их найти? Хотя бы посмотреть, что там за семья, чтобы лучше понимать проблемы Лейтис, — спросил Тэвиш.

— В принципе, сделать это можно, — Эйдан вздохнул и пожал плечами: зная ее титул, достаточно легко, Дейдре информацию о том, что Рейдон — не вамилия, моментально раскопала. — Но Лейтис от них скрывается и, скорее всего, очень сильно боится, не хочет, что ее нашли. И я тоже не хочу ее тревожить и искать их не собираюсь. Незачем, ее проблемы я и так пойму, по ней самой. И пока что у меня — все права на Лейтис, они не имеют никаких, и когда не знают ничего о ней, не создают сложностей. Вот пускай и дальше так будет. Если… связь не установится, я сам заранее начну искать ей нового доминанта, в котором буду уверен, и передам ему с рук на руки. Чтобы ее бывшие опекуны даже и близко не подходили. И чтобы она больше не была одна. Так, на мой взгляд, будет лучше всего. И никаких родственников.

Думать о том, что связь может не установиться, Эйдану не хотелось вовсе. Точнее говоря, он себе просто не представлял сейчас, как это — что Лейтис не будет в его жизни, рядом с ним, что она перестанет быть его сабой. Невозможно. Ужасно. Все чувства Эйдана протестовали против этого, едва ли не взвывая. Но разум говорил, что он должен думать и о таком варианте тоже, потому что должен заботиться о Лейтис, именно потому, что она была ему так сильно важна и дорога. Эйдан сделает все, что в его силах, чтобы Лейтис была с ним, но если не сможет — сделает также все, чтобы она была в порядке и без него.

Тэвиш тут же продолжил сокрушаться:

— Такая хорошая девочка, а в жизни так трудно пришлось. Уж лучше я буду надеяться, что она у нас сможет осесть.

— Я тоже буду надеяться, Тэвиш, — Эйдан грустно улыбнулся. Даже если отодвинуть в сторону все его чувства к Лейтис, она попросту заслужила найти уже наконец себе дом и семью, людей, которые о ней заботятся и могут ее понять, место, где ей будет хорошо. Она заслужила это, как никто: чтобы ее называли "хорошей девочкой", которой она и была, сумевшей, невзирая на все кошмарное, жестокое, презрительное и равнодушное отношение к ней окружающих, не озлобиться, остаться по-детски искренней и отзывчивой к хорошему, не запереться в себе, не отвернуться от мира. Напротив: его чудесная Лейтис, едва находился повод, разворачивалась к этому миру лицом и сердцем, с любопытным взглядам, улыбками, вдохновением и восторгом, щедро отвечая на доброе к ней отношение душевной теплотой. — Я буду надеяться, потому что она лучше всех. Чудесный человек и самая замечательная саба… я себе лучше не нашел бы, даже если бы мне так трудно искать не было. И, знаешь, я не понимаю: почему мне никого себе не найти, совершенно ясно — не всем доминант с такими привычками подходит. Но она?.. Ладно опекун у нее идиот, но оракул-то нет, а ей и в полиции никого не подобрали. И я не понимаю, почему. Она же счастьем для любого вменяемого доминанта должна быть. Славным, теплым живым счастьем.

Эйдан, совершенно определенно, говорил как очень-очень сильно влюбленный мужчина, готовый петь своей женщине оды с утра до вечера. Он это понимал. И все же считал, что оценивает свою Лейтис вполне объективно: после всего, что ей пришлось пережить, Эйдан и правда думал, что будет намного сложнее. Что ей будет трудно привыкнуть, трудно строить отношения, и не мог требовать от нее вовсе ничего. Но она, едва придя в себя, едва поняв, что можно не бояться, вздохнула полной грудью — и превратила его размеренную жизнь в яркий радостный фейерверк. С грибами, георгинами, походами в магазин за сережками, увлекательными застольными разговорами, уютными вечерами и страстными ночами. Она и впрямь была настоящим счастьем. И Эйдан искренне не понимал, почему подходящим для такого счастья оракул счел только его.

— Но может быть она именно вас и ждала, мистер Дейн. Такова судьба и воля богов и ее следует просто принять, ведь все точно будет хорошо.

— Спасибо, Тэвиш, — искренне поблагодарил Эйдан. От разговора и впрямь стало легче на душе. И даже если боги были ни при чем, очень хотелось верить, что они благословили их с Лейтис.

На самом деле, от новостей Тэвиш пребывал в счастливом ошеломлении. Так что даже не смог сразу сообразить, что, помимо пресловутых полотенец, ему требуется сделать. Перенести ли косметику в другую ванную? А где останется гардероб мисс Рейдон? Будто не опытный дворецкий, а начинающий мальчишка-слуга, ну право слово. Впрочем, если уж на то пошло, ничего подобного ему никогда делать не приходилось: его покойная хозяйка семью так и не завела, прожила одна до конца дней. И, глядя на мистера Дейна, Тэвиш свыкся с мыслью, что ему везет на хозяев-холостяков. И хотя, безусловно, переживал и хотел мистеру Дейну заслуженного личного счастья — боялся даже надеяться, что с появлением мисс Рейдон что-то изменится. И, однако же, вот. Ошарашивающе. Так, что он не способен сразу сообразить простые вещи: что косметики для ванной нужно купить второй комплект, а все вещи мисс Рейдон просто не поместятся в гардероб в спальне мистера Дейна, потому останутся в ее комнате.

Тэвиш не считал, что одинокая жизнь — это приговор или диагноз. Графиня прожила прекрасную жизнь в окружении любящих людей, однако после ее смерти, когда племянники начали делить наследство, Тэвиш уволился. Потому что дома, в котором он прожил много лет, больше не существовало, достался бы особняк кому-то одному, или бы его продали, поделив прибыль — это был бы уже не тот дом, который стал ему родным. И он всерьез опасался, что и этот гвитирианский коттедж, и дело мистера Дейна постигнет та же судьба. Даже дети могут не захотеть разделять вкусы родителей и идти по их стопам, но уж, в любом случае, отнесутся бережно к полученному наследству, с которым их многое связывает в сердце. У мистера Дейна были замечательные сестры и брат, но их дети могли очень по-разному поступить с полученным наследством. И это уж не говоря о магии, которая тоже должна сохраняться и передаваться.

Словом, Тэвиш считал совершенно несправедливым, что такие хорошие люди, как его бывшая хозяйка и нынешний хозяин, которых все вокруг так любят, не могут найти того, кто полюбил бы их настолько, чтобы разделить с ними жизнь. Завести детей, сберечь все то хорошее, что они оставляют после себя в наследство. Переживал по этому поводу — и боялся загадывать, чтобы у мистера Дейна с кем-то сложилось. А оно вот так вдруг начало складываться, да еще как.

Хотя, если вдуматься, с самого начала можно было предположить, что мистер Дейн себе нашел подходящую сабу — посчитал Тэвиш. И вовсе не потому, что им ярко-зеленый ответ дали. Было видно, почему он ярко-зеленый. Просто-таки сразу, как только мисс Рейдон появилась. Ее было трудно не заметить в любой толпе, с этими ярко-розовыми волосами, да еще с манерой одеваться, когда она сняла с себя ужасные уличные лохмотья. Наверняка многим не нравилось: слишком экстравагантно. Однако при всем этом у мисс Рейдон были манеры и привычки настоящей леди, и глуп тот, кто не заметит этого за вызывающей внешностью. Тэвиш никогда скудоумием не страдал и увидел с первой минуты. Кроме того, он не страдал и снобизмом: старая графиня, будучи графиней молодой, тоже позволяла себе эпатажные по тем временам вещи, и ее дворецкий находил это глубоко правильным. Это слугам, таким, как он, нужно соблюдать формальности от и до, а тот, кто является носителем благородства по рождению, принимает его не по форме, но по сути. И может нарушать нормы, поскольку хорошо их знает. Мисс Рейдон была именно такой.

И мистер Дейн — тоже. Внутреннее благородство порой может появляться у человека, семья которого не насчитывает многие поколения аристократов в роду. И это естественно не может все благородство скапливаться лишь у маленькой кучки людей, иначе этот мир был бы слишком плох. И Тэвиш был уверен, что оное благородство заключено не в осанке и походке, манере говорить и так далее, а в сердце. У мистера Дейна было благородное сердце, и у мисс Рейдон — ничуть не меньше, она была очень славной, душевно щедрой девочкой. И поэтому Тэвиш верил, что их отношения — надолго и всерьез.

И кажущаяся разность вкусов и привычек, внешности, на деле выражала по сути одно: желание проявлять собственную личность, готовность это делать, без смущения перед другими. Благо, проявить было что. И личность, и темперамент. Сколь бы сдержанным и солидным мистер Дейн снаружи не выглядел, Тэвиш его хорош знал. И понимал, что в душе он тот еще авантюрист. Иначе не создал бы "Дейн Дефеншен" и не привел к такому успеху.

Так что и не удивительно, что мисс Рейдон с кровати встать не может после того, как они отношения налаживали. Лишь бы эту самую кровать не сломали рано или поздно, все же хорошая антикварная вещь. Жалко. С другой стороны, ради счастья хороших людей и кроватью можно пожертвовать.