Украденный миг

Глава 9

На улице не было ни души, все двери и окна в домах были плотно затворены, но Гидеону стало тревожно на душе.

Может быть, что-то случилось дома? Но Кейны узнали бы об этом первыми и непременно известили бы его о случившемся.

Эмма? Что же могло с ней случиться?

За целых семь лет он не получил от нее ни строчки, хотя сам писал ей, как было обещано, каждую неделю… первые годы. До сих пор он помнил имя владельца китайской лавочки, на адрес которой отправлял эти бесчисленные письма.

А Во… А Во.

«Нехорошее, дурное имя», — сказал бы сейчас Старый Моки…

Что же случилось, почему Эмма не отвечала ему? Она должна была дождаться его, ведь он так в нее верил!

Гидеон тяжело вздохнул.

Он представил себе маленький нежный рот, фиалковые глаза, вспомнил запах ее волос. У него защемило сердце. Проклятая война! Проклятая разлука! Нет, надо немедленно возвращаться домой. Нечего болтаться тут по скачкам и магазинам!

— Гидеон, неужели это ты? В окошко экипажа постучали.

Гидеон увидел Мак-Генри, старого адвоката в нелепом, насквозь мокром дождевике.

— Гидеон! Боже милостивый, сколько лет прошло!

— Мистер Мак-Генри! Как я рад вас видеть! Я пережидал дождь…

— Ступай под мой зонт, Гидеон!

— Та-ак, входи, дорогой, входи. Вот мы и в моем кабинете. Сейчас пропустим глоточек — и за дела.

— Благодарю вас, я совсем отвык от спиртного.

Кабинет Мак-Генри был просторен и комфортабелен. Дорогая полированная мебель поблескивала бронзовыми ручками.

Мак-Генри указал Гидеону на мягкое кресло возле письменного стола:

— Присаживайся. Итак, виски ты не желаешь. А я выпью.

Мак-Генри налил в бокал на два пальца виски и одним глотком осушил его.

— За победу северян, капитан!

— Полный вперед, сэр! — Гидеон развеселился. Тревожное чувство, казалось, покинуло его.

— Так-то лучше! Ну-с, перейдем к делам. Вот земли, которые интересуют тебя.

Мистер Мак-Генри расстелил на столе карту острова и обвел карандашом большой участок.

— Вы уже сделали запрос насчет них, сэр?

— Да, молодой человек. Но сначала ответь: зачем они тебе?

— Я хочу построить там лучший в мире дом — настоящий, из драгоценного дерева коа, дом для меня и моей семьи.

— О, так ты собрался жениться?

— Я еще не успел попросить руки юной леди… Война…

— Пустяки. Все равно, поздравляю тебя!

— Благодарю, сэр.

— Ладно, ладно… Так вот, земли прекрасные, волшебные земли. И принадлежат они некоему А Во…

— Владельцу лавочки в Кавайихе?

— Да. И он готов совершить сделку. Он охотно расстанется сними. Урожаи сахарного тростника там невысокие… Получай эти земли, парень, и вей свое гнездышко!

— Спасибо, сэр. А что удалось узнать о другом участке?

— Насколько я могу догадываться, тебе он нужен из-за воды?

— Конечно! Во время засухи наши стада приходится либо гонять за двадцать миль к источнику, либо возить на пастбища воду в цистернах. А по этому участку протекает широкий, полноводный ручей, которому никакая засуха не страшна. Мой отец уже пытался купить эту землю, но безрезультатно.

— Скажу тебе прямо, парень. Я не могу представлять интересы Кейнов в этом деле. Я не могу обойти правила адвокатской этики, мой друг. Владелец этой земли, молодая женщина-островитянка, тоже моя клиентка.

— Могу я узнать ее имя?

— Эмма…

— Что?

— …Эмма Уоллес. Она получила эту землю в наследство от своего деда-жреца, а тому пожаловал ее сам король Камехамех.

— Эмма Уоллес… Кто она?

— Племянница Леолани Пакеле, жены вашего Кимо, должно быть, ты ее помнишь. Я-то хорошо знаю Леолани. Когда еще жена моя, Катерина, была жива, сестрички Пакеле были у нас в услужении. И такая у этой Леолани была мордашка! А работница какая! Весь дом у нее блестел — от паркета до ночного горшка!

— Простите, сэр, но что же все-таки мешает сделке?

— А вот что. Сестре нашей Леолани, Малии, не повезло. В мужья ей достался какой-то каторжник, угодивший в Ботани-Бэй за какое-то грязное преступление, — некий Джек Джордан. От него у Малии родилась крошка Эмма…

Вся кровь бросилась Гидеону в лицо.

— Так, значит, Эмма Уоллес…

— Да. Она же — Эмма Калейлани Джордан, владелица интересующего тебя клочка земли. Граница его проходит через все это плато до скал-Близнецов. Итак… — Мистер Мак-Генри испытующе посмотрел на Гидеона. — Ты не болтун, капитан? Надеюсь, нет. Итак, на прошлое Рождество я был на Большом острове. Малия просила, чтобы я оформил право на наследование родовых владений Эммой Калейлани, а в случае смерти дочери — ее женихом, Кеальи Чарльзом Уоллесом. Малия боялась, что ее муж-алкоголик будет претендовать на все имущество и хотела иметь гарантии, понимаешь?

Гидеон безнадежно кивнул.

— Вы говорили о женихе Эммы Калейлани Джордан, сэр?

— Они были помолвлены к тому времени. Прекрасный парень, школьный учитель… Что с тобой, Гидеон? Ты бледен, как покойник!

— Пустяки, сэр. Всего хорошего, сэр… Простите, сэр!.. — С этими словами Гидеон выскочил на улицу.

Отойдя от окна и усевшись за стол, мистер Мак-Генри продолжал недоумевать. «Что же случилось с парнем? Может быть, его контузило на войне или просто расстроил там свои нервы? Что ж, я с этим ничего не могу поделать. В конце концов у парня есть родные». Он налил себе немного виски. Глаза его стали печальными, как вересковые пустоши его далекой Шотландии. Поднимая виски и рассматривая на свет, он пробормотал: «Благослови тебя Бог, Катерина, моя любовь, а заодно и тебя, Малия, моя маленькая служаночка. Как печально, что я пью сейчас виски один! Ах, девушки-девушки!..»

Господи! Эмма! Эмма! Помолвлена! Замужем, может быть! Какой-то учителишка, какой-то Уоллес! Как это случилось, почему ты допустил такое, Господи?

Гидеон выл от боли, точно раненный насмерть в живот, точно внутри него разорвался бризантный снаряд, точно дьявол зашил в его сердце осколочную гранату.

Он не помнил, как выскочил за дверь, как оказался в экипаже, как колесил по всему Гонолулу, останавливаясь у всех забегаловок и борделей, и пил, пил, пил, не разбирая вкуса выпивки и человеческих лиц, окружавших его.

Боже, Боже! Надо было быть совсем наивным, чтобы придавать значение обещаниям четырнадцатилетней девочки. Ведь она была просто школьницей, случайно вырвавшейся из класса и опьяненной свободой. Как он не мог понять этого? Почему сам не мог забыть о ней, несмотря на все ужасы, творившиеся вокруг.

Гидеон вспоминал солдат, сражавшихся рядом с ним, почти все они были новобранцами и многие — даже младше его. Он помнил их тела, разорванные снарядами на части.

После таких кошмаров не хотелось жить.

Конечно, он помнил и женщин… разделявших с ним постель за плату или новоиспеченных военных вдовушек, молодых и жадных до жизни, верных только ей и своему инстинкту. Любовь последних напоминала ему предсмертные конвульсии. В то время как Эмма…

Ее образ обладал каким-то странным постоянством и спокойной уверенностью. Мысли о ней подпитывали его, давая силы жить. Вместо «вперед!» ему хотелось кричать имя Эммы, когда он вел своих людей в атаку, образ ее витал рядом, оберегая. Обыкновенную девушку он сделал своим романтическим символом. Неужели все было гораздо проще? Впрочем, какая разница: была Эмма обыкновенной или особенной, — если он погибает теперь от чувства потери…

— О Боже, Гидеон! Я объехал весь город в поисках. Какой дьявол носил тебя за собой? Ты похож на умершего грешника! — воскликнул Томас, пораженный видом своего старшего кузена, его истерзанной, заляпанной одеждой, отсутствием носка на одной ноге. Дикое, невменяемое выражение лица дополняло эту печальную картину. Выскочив из наемного экипажа, Том побежал за кузеном по улице.

— Никакой не дьявол… женщина! Это она сделала меня таким! — Гидеон бессмысленно крутил указательным пальцем перед лицом Томаса, настигшего его. — Может быть, ты думаешь, что они постоянны, как звезды, и готовы вечно одаривать нас своим светом? О нет! На самом деле все они притворщицы! Ах, Томми, Томми, эта бесчеловечная война! Я вышел из адского пекла с одним волшебным женским именем в душе… Она спасла меня, но лишь затем, чтобы теперь я погиб из-за нее.

— Какую чушь ты несешь, Гид! Все пройдет, как только ты протрезвеешь. Сейчас мы поедем домой… Главное, — успокоиться… насколько я помню, у тебя не было никакой невесты! — Том старательно тянул Гидеона к кебу.

Ненадолго унявшийся было дождь теперь накрапывал снова и грозил перейти в бурный и затяжной тропический ливень. Два последних дня тучи плотно закрывали небо над Гонолулу.

— Изменчивая шлюха! Задница! — выкрикивал Гидеон. — Моя Эмма вышла за другого! Ах, Томми, ты же знаешь, как быстро новости расходятся на островах! Ведь она знала, что я жив, что уже на пути домой… нет, она не дождалась, не оставила мне ни малейшего шанса!

— Потише, Гид, не хватало еще, чтобы кто-нибудь вызвал полицию! — Говорил Том, заталкивая Гидеона под кожаный верх кеба.

Наконец, они тронулись.

— Ах, Гид, ты всего лишь пьян, как тот противный вонючка-скунс из поговорки, как там?.. Да, и что это за Эмма? Никогда не слышал от тебя о ней. Брось, она не единственная девушка на этом свете.

Дом Шелдона Кейна был погружен в темноту и молчание, когда кеб остановился перед резными чугунными воротами. Пышный тропический сад, окружающий двухэтажный дом, величественные пальмы, роскошные магнолии, огромные белые цветы которых наполняли сладким душным ароматом ночной воздух, клумбы и лужайки, где днем расправляли свои хвосты великолепные павлины, сейчас выглядели очень таинственно.

С помощью кебмена Томас вытащил Гидеона из экипажа и, расплатившись, потянул кузена к воротам. Положив одну руку Гидеона себе на плечо, Томас потащил его вокруг дома, чтобы войти с заднего хода.

С большим трудом ему удалось протиснуть кузена в маленькую дверь, ведущую на кухню. Осторожно, чтобы не разбудить домочадцев, они пересекли неосвещенный холл, затем гостиную и, наконец, главный холл, ведущий к лестнице на второй этаж. Все в доме спали.

Опуская кузена на нижнюю ступеньку, Томас прошептал:

— Ради Бога, подожди минуту, моя спина сейчас сломается. Ты, однако, нелегкий!

Гидеон безропотно подчинился, разбросав свои длинные ноги по полу и безвольно свесив руки.

— Подожди, я пойду посмотрю, не осталось ли кофе от ужина.

Томас осторожно прошел на кухню, страшно боясь увидеть свою мать — с поджатыми губами, свечой в одной руке и Библией в другой. Стараясь освободиться от детского страха, он встряхнул головой. Отца Том совсем не боялся, самое страшное, что можно было услышать, столкнувшись с ним, — это: «Наконец-то вернулись, повесы?»

Однако, к его большому облегчению, на пути он никого не встретил. На кухне Томас обнаружил еще не остывший кофе. Очень обрадованный такой находке, он поставил кофейник на поднос вместе с толстой керамической кружкой. Прихватив еще булочку, Томас осторожно, чуть ли не на цыпочках, двинулся в обратный путь. Он решил поставить поднос перед Гидеоном и подняться к себе, выждав некоторое время. Пусть кузен хотя бы слегка протрезвеет. Том уже был не в силах затащить его сразу же наверх, довести до комнаты, раздеть и уложить.

…Сидя в уютном кресле в своей комнате, Томас задумался. Никогда он не видел Гидеона в таком состоянии, никогда не слышал от него ни о какой девушке-невесте. А ведь отношения между ними были очень теплыми. Томас был старшим сыном, а Гидеон — единственным. Оба они были главными наследниками, которым предстояло продолжить дело своих отцов. Томас знал, что очень скоро ему придется вплотную заняться сахарными плантациями Шелдона Кейна, в то время как на долю Гидеона приходились миллионные стада длиннорогих. Кузены всегда уважали и хорошо понимали друг друга. Сегодня за завтраком Томас вовсе не был удивлен, узнав, что Гидеона не соблазнила американская жизнь и огни Бостона, что тот остается на ранчо и принимает на себя все тяготы по его управлению. Это было в порядке вещей. Он вспомнил, как Гидеон делился с ним многим, в том числе и любовными похождениями, но никогда не впадал при этом в сентиментальность. Гидеон неплохо знал женщин до отъезда в Бостон. Но ничего серьезного не было в этих приключениях. Откуда же всплыла теперь какая-то Эмма? Возможно, он встретился с ней в Бостоне? Ладно, не пора ли проведать кузена?

Подойдя к лестнице, Томас не увидел внизу Гидеона. Где же он, черт побери! Том спустился. На ступеньках лежал поднос. И вдруг звук задвигаемой щеколды где-то на втором этаже нарушил тишину ночи.

— Ах, бандит! — усмехнулся Томас, пожимая плечами. — Я мог бы побиться об заклад, что он ни за что не поднимется один по этим крутым ступенькам…

Очнувшись, Гидеон не мог вспомнить, как оказался в чужой постели. В голове ужасно шумело.

Он открыл глаза и тотчас же зажмурил их, так как все вокруг закружилось — точь-в-точь как во время качки на китобойном судне «Миссис Арабелла Кейн».

Сквозь тошнотворно-приторный запах духов пробивалась тоненькая струя упоительно свежего воздуха. Гидеон повернул голову по направлению к ней.

На пуховой измятой подушке рядом с его головой рассыпались светлые локоны…

Он приподнялся на локте.

Видит Бог, это далось ему нелегко.

То, что он узрел, повергло его в смятение.

Совершенно голая Джулия, вытянув руки вдоль тела, смирно почивала рядом с ним.

Ее пышная грудь вздымалась и опадала, она дышала тихо и ровно, чуть-чуть присвистывая вздернутым носиком.

Ему стало нехорошо.

— Святой Моисей-покровитель, — бормотал Гидеон, борясь с тошнотой, — еще этого недоставало…

В его сознании еле брезжил и чадил какой-то смутный огонек, ловко ускользавший куда-то вбок, за границы здравого смысла, едва память его успевала ухватиться за тонкую ниточку связных представлений о событиях прошедшего дня и ночи.

Гидеон с невероятным трудом припомнил, как Томас растолкал его, заснувшего прямо на улице у каких-то постоянно хлопавших дверей, как втащил его в экипаж, а потом они все ехали и ехали ужасно долго, и приехали домой, надо полагать…

И тут этот мальчишка сдал его прямо с рук на руки черной вдовушке, а та была наготове, уложила его в кроватку, и он с ней переспал, идиот несчастный.

Одежда была разбросана по всей спальне.

Жилет, женская сорочка, смокинг, трусики и, Бог знает что еще…

Самое время удирать из западни.

Гидеон выбрался из постели, дотянулся до брюк, отполз к двери и там, прислонясь спиной к косяку, попытался вдеть левую ногу в штанину. Его мучила странная мысль: кажется, все это однажды было — примерно так же, но гораздо лучше…

И тут Джулия потянулась, широко открыла заспанные глаза и уставилась на него, прыгавшего на правой ноге.

— Доброе утро, кузен.

Она стыдливо натягивала простыню на голые пухлые плечи. Ее щеки порозовели.

— Доброе утро, Джулия… — Он хотел было выскользнуть из спальни, но дверь распахнулась, и вошла тетя Софи.

— Джулия, я принесла тебе кофе с бисквитами, ведь ты, бедняжка, вчера не ужинала. Надеюсь, сегодня тебе уже лучше? Ты ведь так переволновалась из-за Гидеона…

— О да, — томно протянула Джулия, — вы так добры ко мне, тетя Софи…

Вот тут-то тетя Софи обернулась и увидела Гидеона, стоявшего между дверью и стеной, голого, прикрывавшегося измятыми брюками. Выражение лица у него было абсолютно дурацкое. Он бессмысленно улыбался.

— Гидеон! — Голос тети Софи был полон праведного гнева.

— Э-это совсем не то, что вы думаете, тетя, тут ничего такого… Это вовсе не означает…

Он готов был провалиться сквозь землю.

— Довольно. Я все поняла.

Тетя Софи со стуком поставила поднос на туалетный столик. Чашечка из тончайшего китайского фарфора жалобно звякнула.

— Одно могу сказать, Гидеон. Мне жаль твоих несчастных родителей. Их сын — пьяница и развратник. И все это случилось под моим кровом. Какой позор! Какая безобразная, грязная сцена! Мои моральные принципы не позволяют оставить это ужасное, постыдное происшествие без последствий!

— Но, тетя…

— Молчи! Ровно через четверть часа ты должен быть в кабинете моего мужа. Мистер Шелдон Кейн сумеет поставить тебя на место!

Тетя Софи забрала поднос и с достоинством вышла, не забыв на прощание хорошенько хлопнуть дверью.

Джулия залилась слезами:

— Что же мне делать, что делать? Зачем я послушалась тебя? О, как ты умолял меня не прогонять тебя, о, как ты уверял меня, что никто ничего не узнает, особенно тетя Софи!

— Я был пьян вчера, Джулия, ужасно пьян — что же мог обещать тебе, Джулия, право, не знаю? Прости меня, ради всего святого…

— Простить тебя? А мое доброе имя? Моя репутация порядочной женщины? А память моего покойного мужа? Я изменила ему, я, всегда хранившая ему верность… О, я не выдержу и покончу с собой! — Уткнув лицо в подушку, она жалобно всхлипывала. — Ты можешь думать обо мне, что угодно, но памятью Дэвида клянусь, я не какая-нибудь там… Я никогда бы не поддалась тебе, если бы не страшная тоска, не безумное одиночество. Ты плакал, ты искал участия, ты говорил о какой-то девушке, которая оставила тебя. И вот, из сострадания я… Боже! Что я наделала!

— Я все понял, миссис Леннокс. Вам не стоит так оплакивать свою репутацию — с ней ничего не случится. — Голос Гидеона был тверд, как всегда. — Я знаю, за свои поступки надо платить. И я готов выполнить свой долг перед вами.

Джулия подняла голову от мокрой подушки:

— Это в том смысле, что вы… женитесь на мне, Гидеон?

— Именно так, мэм. Иного выхода для меня нет.

— Но поймите, у меня нет к вам никакого чувства. Я люблю Дэвида, буду верна ему всю жизнь, и я не в состоянии полюбить человека, женившегося на мне под давлением обстоятельств.

— Я уважаю ваши чувства, но и вы уважайте мои. Я офицер, человек чести, я Кейн в конце концов, и привык платить по счетам. Кроме того, ведь могут быть последствия… дети… Ребенок — ему нужен будет отец…

Эти слова Гидеон пробормотал совсем тихо.

— Все это ужасно! Выходить замуж не по любви… нет, не об этом я мечтала! — воскликнула Джулия.

— Что ж, я тоже мечтал совсем о другом. И последнее, миссис Леннокс. Сразу после венчания мы уедем на острова. Это мое единственное условие и я не отступлюсь от него.

Оставшись одна, Джулия откинулась на пуховые подушки и сладко зевнула. Теперь, когда все так удачно устроилось, можно было немного расслабиться.

— Что ж, миссис Леннокс, придется вам, милочка, менять фамилию на миссис Кейн. — Но как же он глуп, Боже мой! Кто его заставлял говорить о каком-то ребенке? Право, мне его даже жаль немного. Впрочем, его никто не тянул за язык. Он просто облегчил мне мою задачу. А неплохо я провернула это маленькое дельце? Все разыграно как по нотам. Моя совесть чиста. Я никому не навязывалась, он сам все решил за меня. Нет, все-таки есть у меня актерский талант. Недаром мне в свое время предлагали ангажемент в Чикаго…