Украденный миг

Глава 31

Каноэ догнало пароход уже в открытых водах.

«Хоку» застопорил ход, когда легкое суденышко поравнялось с ним и мужской голос окликнул капитана, прося принять двух пассажиров. Капитан велел спустить трап, и Гидеон с Кимо Пакеле поднялись на борт парохода. Гребцы отсалютовали им на прощание веслами и, довольные полученной изрядной суммой, повернули в обратный путь к Лахайне.

Было уже совсем темно, когда пароход «Хоку» причалил к пристани Кавайихе.

Холодный дождь встретил их на Большом острове. Штилевой покой предыдущего солнечного дня сменился штормовыми порывами ветра. Небо закрылось желто-черными тучами. Листья пальм мотались и хлопали, точно мокрое белье, развешанное на веревках. Ледяная сырость мгновенно пропитала одежду.

Гидеон и Кимо Пакеле быстрым шагом направились к чайной китайца А Во. Нужно было обсушиться и хоть немного отдохнуть перед дальней дорогой.

Им везло.

Под навесом чайной они увидели своих паньолос во главе с доном Филиппом. Ребята мирно покуривали черные кубинские сигары и попивали сидр, обсуждая планы на завтра: им предстояла погрузка скота, пригнанного с пастбищ. Погрузка в такую погоду обещала быть нелегкой, так что паньолос могли позволить себе немного расслабиться в ожидании плотного ужина из жареной свинины, овощного рагу, вареного арахиса и капельки, всего только капельки, ананасного самогона. Паньолос Алика тихо бренчал на укулеле, мурлыча какой-то незатейливый мотивчик, лошади мирно похрустывали овсом, щедро насыпанным в торбы… Боже, каким родным показалось все это Гидеону!..

— Ого! Поглядите-ка, братцы! Босс! Сеньор Кейн! Сеньор Кимо! Какими судьбами?

Паньолос тесной толпой окружили Гидеона и Кимо Пакеле, похлопывая их по плечам, наперебой предлагая стаканчики с сидром и сигары. Кто-то набросил на плечи Гидеона теплое сухое пончо, кто-то стаскивал с него промокшие сапоги…

— Спокойно, мальчики! Ребята, сейчас не до отдыха! Нам срочно нужны лошади и пара дождевиков. Скорее!

Паньолос не нуждались в долгих объяснениях. Это были настоящие друзья, умевшие все понимать с полуслова.

— Возьмите мой плащ!

— Мои лошади ждут вас, дон Гидеон!

— Дядюшка Кимо! Вы хотите ехать прямо сейчас, на ночь глядя, в такую непогоду… Что произошло? Мы же думали, что вы сейчас вместе со всеми на борту «Килауела» и уже подходите к Гонолулу… — Филипп, спрятав в карман сигару, которую еще не успел раскурить, подошел к Кимо Пакеле.

— Сказать по правде, я и сам еще ничего не знаю. Тут что-то вроде кошачьего инстинкта, понимаешь, Филипп… У здешних гадалок есть такая пословица: «Кошки предсказывают бурю тогда, когда небо еще ясно». Этому трудно поверить, но, боюсь, что предчувствие не обманывает ни мистера Гидеона, ни меня. Кажется, в доме что-то случилось, какая-то беда. Пошли кого-нибудь в Хило за шерифом Пако, дружок! Он нужен сейчас же, немедленно. Пусть он отправляется следом за нами на ранчо. Скажи ему, пусть он едет так быстро, как только сможет…

Филипп изменился в лице. Это было заметно даже в слабом свете масляной лампы, стоявшей на перилах веранды. Сбивчивое объяснение Кимо Пакеле ничуть не удивило его. Испанец по крови, он свято верил в предчувствия.

— Я поеду с вами, сеньор Гидеон!

Гидеон согласно кивнул:

— Спасибо, Филипп. Твоя помощь мне сейчас нужна больше, чем когда-либо. Седлай лошадей, амиго, а обо всем остальном мы поговорим в дороге.

Они провели в седле всю ночь, лишь однажды остановившись для краткой получасовой передышки в хижине пожилого гавайца. Раскаты грома, вспышки молний сопровождали их, но все же, опередив шторм, сереньким тусклым утром они уже подъезжали к ранчо.

Издали слышно было мычание коров.

— Слушайте! — приказал Пакеле.

Все остановились. Нетерпеливое, жалобное мычание доносилось с огороженного пастбища неподалеку от дома.

— Они не доены, понимаете?

Гидеон мгновенно понял, что встревожило Кимо:

— Возможно, их не успели подоить из-за шторма?

Кимо неопределенно пожал плечами:

— Возможно.

Глаза их понимающе встретились. Такого еще не случалось: каждый Божий день на закате и на рассвете добросовестные служанки Пуани, Айрин и Мапуана непременно, что бы ни случилось, выдаивали коров. Вечернее и утреннее молоко частью отправлялось в деревню, частью шло на местную сыроварню. Порядок был строг и исполнялся неукоснительно. Сейчас невыдоенные коровы ревели так настойчиво и страдальчески, что мурашки бежали по спине.

— Есть только один способ понять, в чем тут дело. — Филипп пришпорил своего жеребца, пустив его в галоп.

Гидеон и Кимо тоже подхлестнули своих скакунов.

Сердце Гидеона буквально выскакивало из груди от бешеной гонки и нетерпения, когда они наконец оказались на холме возле усадьбы. Гидеон осмотрелся. Двор был совершенно пустынен.

Гидеон подскакал к маслобойне, объехал хозяйственные постройки.

Кузница, столярка, амбары — везде ни души. Все будто вымерло. Что за черт! Куда же все подевались?

— Смотрите! Смотрите сюда, сеньор!

Гидеон резко обернулся в направлении, указанном Филиппом.

Джулия верхом на огромном гнедом мерине перелетела через ограду за кухней и пустилась вскачь по полю…

Она — в ее положении — берет такие препятствия! О чем она думает, Господи! Куда это она летит очертя голову?

Гидеон развернул своего резвого жеребца и понесся наперерез жене.

Джулия держалась в седле, орудуя хлыстом и поводом не хуже жокея с ипподрома Капиолани, не щадя мерина-великана, отвыкшего от таких скачек. На ней вместо амазонки был мужской дорожный костюм его отца; две туго набитые сумки тяжело бились о толстые, крутые бока мерина.

— Джулия! Возвращайся назад, немедленно!

То ли ветер отнес его крик в сторону, то ли она сделала вид, что не слышит его…

Ему удалось поравняться с ней только на вершине холма.

На полном скаку Гидеон перелетел со своего коня на широкий круп взмыленного мерина и, резко рванув Джулию за пояс кожаной куртки, сдернул ее с седла.

Они покатились по мокрой траве.

Джулия вырывалась из его рук, бешено извиваясь и шипя.

— Довольно! Если ты еще разок дернешься, я забуду о том, что воспитан джентльменом!

— Оставь меня! Отпусти! Тебе нужен Джеки, а не я! Ты только зря теряешь время! Ты же и так все знаешь, Гидеон, Томас все рассказал тебе, он связался с Аланом Пинкертоном…

— Заткнись!

Он поднялся на ноги, не выпуская ее запястья.

Джулия испуганно посмотрела на него. Гидеон всегда говорил с ней спокойно, не повышая голоса. Сейчас он так рявкнул, что у нее засосало под ложечкой от страха.

— Гидеон, — захныкала она, — прошу тебя, отпусти… Мне больно!

— Едем домой. Там разберемся во всем.

Поручив Джулию заботам Филиппа, который бережно вел ее под руку, не спуская с нее глаз и придерживая левой рукой пистолетную кобуру, висевшую на ремне, Гидеон устало шел к дому. Джулия что-то сказала о Томасе.

Что Томас мог рассказать ему и когда?

Он не виделся с ним со дня отъезда из Гонолулу…

И при чем тут Пинкертон? Гидеон слышал о нем всего один раз в жизни, еще до женитьбы на Джулии, когда дядя Шелдон хотел навести справки о прошлом его невесты в знаменитом национальном агентстве Алана Пинкертона. Он еще чуть не разругался тогда со всеми: ему казалось, что это идет вразрез с его принципами… Значит, дядя все-таки настоял на своем, а услужливый Томас переслал на ранчо отчет об этом семейном расследовании… Результаты, должно быть, ошеломляющие. Что бы там ни было, он должен заставить Джулию признаться во всем, что ей известно. Пусть она думает, что он знает все. Пусть она лжет и выкручивается — он будет терпелив и докопается до истины, чего бы это ни стоило.

Гидеон сидел за письменным столом, вертя в руках конверт с отчетом национального агентства.

Джулия была сломлена и сама спешила выложить все до последнего. Захлебываясь слезами, теперь уже непритворными, вздрагивая при каждом движении Гидеона, словно ожидая пощечины, она начала рассказ:

— Я не вдова Дэвида Леннокса, Гидеон. Я обманула тебя. И никогда не была вдовой Дэвида. Я встретилась с Дэви Ленноксом в Балтиморе во время войны. Он держал небольшую труппу в кафешантане и дела его шли неплохо. Сам знаешь, во время войны люди развлекаются охотнее и платят щедрее, чем в мирные времена.

Я работала на Леннокса, пела, танцевала, развлекала клиентов, как все девушки, но мне крупно подфартило, и он, что называется, на меня клюнул.

Джулия понемногу успокаивалась.

— Я была здоровой, смазливой, глупой провинциалкой: ничего не знала и не умела. А Дэви был такой шикарный, щедрый, одевался как джентльмен и имел свое дело. Он обещал, что всему меня научит: как держаться и как говорить, как леди — и что у нас все будет красиво — и не на сцене, а по-настоящему, в жизни. Я поверила ему. — Джулия пожала плечами. — А почему бы и нет… Он мне все рассказал о своих родных: и что у него мама из Бостона, и что в Мэриленде она вышла замуж за человека по имени Леннокс, и что одну из его кузин зовут Софи, и она замужем за американцем Шелдоном Кейном, а у Шелдона, видите ли, сахарные плантации на Гавайях. И я вообразила, что Дэви тоже богат… и все такое. В последний год войны я вышла за него замуж!

— И что же?

— Когда южан разгромили, Дэви напился в стельку. Муж все до единого цента поставил на конфедератов, но раз их разбили, то он и потерял все до единого цента. Дэвид ходил по кабакам, пил и всем говорил, что он нищий. У меня остались всякие безделушки, довольно ценные, которые он дарил мне. Он стал меня просить, чтобы я отдала ему эти вещи. Или продала. А с какой стати? Я поняла, что он ненадежный, конченый человек, собрала все, что было ценного, взяла то, что было отложено на черный день, и ушла тайком. Сбежала. Да, Гидеон, я обворовала Дэви, своего мужа, и сбежала от него — ваш Пинкертон не ошибся.

— Так Дэвид Леннокс не умер? И ваш брак… Ты еще считаешься его женой? Что с ним сейчас? — Гидеон не верил своим ушам. Итак, его брак с Джулией недействителен! Они с Эммой смогут обвенчаться!

Джулия недоумевающе посмотрела на него:

— Какого черта! Откуда мне знать, что с ним теперь? По крайней мере когда я уходила от него, он был живехонек и здоровехонек! Но ты должен торопиться, Гидеон…

Гидеон не слушал ее. Он словно оглох от счастья. Благодарение Богу! Он избавил его от этой женщины.

— Гидеон! Если ты хочешь догнать Джека, ты должен поторопиться!

— Джека? Почему я должен его догонять? Он что, украл что-нибудь?

— Но ты же не дал мне объяснить. Ты сначала стащил меня с коня, потом крикнул «заткнись!», а теперь сидишь тут и допрашиваешь меня, словно ты — местный шериф! Я говорю, что ты должен, должен найти Джека Джордана, иначе будет поздно!

— Зачем? Почему ты все время толкуешь мне о Джеке Джордане?

— Да потому, что он увез их с собой, Гидеон! Он хочет убраться с острова, а чтобы его не могли схватить, взял с собой заложницу, твою островитянку.

— Заложницу? Ты… ты говоришь об Эмме?

— Да, да, да! Джек убил твоего отца. Он ясно дал мне это понять. Теперь он хочет смыться отсюда! Он взял ее в заложницы, чтобы полиция не смогла его арестовать! Ну! Гидеон! Ты же знаешь, что это такое! Он может убить ее здесь или увезти с собой… если ты не поторопишься!

— Вот как? Почему я должен верить тебе? А если это новая хитрость? Ты отправишь меня в погоню за Джорданом, а сама тем временем… Что же мне делать с тобой, моя дорогая жена?

Она поняла его.

— В глубине души, Гидеон, я надеялась, что ты… отпустишь меня. Поверь мне, я уже не желаю зла ни тебе, ни Эмме, клянусь. Ты должен поверить мне! Я никогда не хотела смерти твоего отца. Джекоб Кейн был единственным человеком, который любил меня в этом доме. Я ведь только хотела получить с вас немного денег и все. Джордан поклялся мне, что, как только получит выкуп, отпустит Джекоба, не причинив ему никакого вреда. Он обещал мне, что мы получим деньги и уедем в Америку, начнем там новую жизнь. И я помогла ему…

— Что? В чем же ты помогла ему, Джулия? — Голос Гидеона был ровным и бесцветным.

— Я выбрала время, когда мы были только вдвоем, и сказала Джекобу, что у тебя есть любовница, что ты изменяешь мне. Я сказала ему, что ты поехал не в клинику, а к развалинам древнего капища — на свидание. Я просила его поговорить с тобой и запретить тебе разрушать семью Он пообещал мне, что сейчас же сам разберется во всем этом, и уехал… Исчез навсегда… Но ведь я не хотела этого!

— Ты послала его на смерть, Джулия!

— Да…

— И ты могла надеяться на прощение?

— Гидеон, не смотри на меня так, умоляю! Я знаю, знаю, что одна и все ненавидят меня! Ты можешь убить меня — и никто не пожалеет обо мне! Но ты должен меня пожалеть! Отпусти меня, Гидеон!

— Шериф из Хило сейчас будет здесь! Пако был другом моего отца, они охотились вместе, когда отец пропал, шериф несколько суток искал его по всему острову… Пусть он пожалеет тебя!

— Шериф? — У Джулии зуб на зуб не попадал от страха. — Гидеон, не позволяй ему забирать меня в тюрьму… Я боюсь тюрьмы… Я убью себя там!

— Поздно, Джулия! Пусть закон решит, что делать с тобой. Думаю, что тебя ждет петля, а не тюремная камера! Кимо!

— Да, сэр!

— Убери от меня эту женщину! Я не могу поручиться за себя…

— Не трогайте меня! Уберите руки! Гидеон! Гидеон, еще одно слово! Выслушай меня, умоляю! Пусть меня ждет петля, но я хочу, чтобы ты знал еще одну вещь… Может быть, после этого ты станешь добрее ко мне…

— Кимо, уведи ее, я не владею собой, я ударю ее!

— Джеки взял с собой не одну Эмму! Он похитил и Махеалани! Девочку, Гидеон!

— Сестру Эммы?

— Нет, Гидеон, нет! Не сестру. Ее дочь.

— Что ты говоришь? Ты сошла с ума, у Эммы нет никакой дочери, у нее есть младшая сестренка Махеалани, дочь ее матери Малии и ее отца, каторжника Джека Джордана…

— Нет, Гидеон. Это дочь Эммы Калейлани и твоя дочь, Гидеон Кейн! Что же ты так побледнел, Гидеон? Ты ведь так мечтал о ребенке…

— Ты лжешь! Лжешь, потому что хочешь отомстить мне…

— Я достаточно долго и близко смотрела в ее глаза и скажу без тени сомнения: это твоя родная дочь, Гидеон, твоя кровь и плоть. Женщину трудно обмануть, особенно если она ревнива, как я, Гидеон. — Джулия не выдержала и сорвалась на крик. — Так что же ты стоишь и болтаешь тут, как баба у колодца? Ты отец! Спаси ее! Или ты хочешь, чтобы Джек Джордан поступил с ней так же, как и с другими?.. Он же маньяк! Он был на каторге из-за этого. Когда-то он хотел изнасиловать Эмму! Теперь он изнасилует твою дочь! Ему ничто не помешает теперь! Спаси их, Гидеон!

Волна ужаса захлестнула его. Он наконец поверил ей.

Какой бы ни была, но она все-таки оставалась женщиной, для которой любой ребенок дороже всего на свете.

— Где они сейчас, как ты думаешь, Джулия?

Гидеон произнес это медленно и тихо, как бы с трудом пробуждаясь от сна.

— Он не сказал мне, каким путем поедет на Кавайихе, но Эмму и Махеалани он, должно быть, подстерег у них дома…

Отсюда до Вайкалани было добрых два часа езды.

— Кимо! Лошадей! Я должен спешить!

— Лошади готовы, Моо! Но как я должен поступить с этой женщиной.

— Оставь ее. Проводи в спальню и приставь к ней кого-нибудь из прислуги до приезда шерифа. Распорядись, чтобы ей дали все, что она попросит, — еду, питье… Все, кроме ножа и веревки. Не запирайте ее. Она все равно не сможет сбежать с острова. Ей некуда деться. Ступай к себе, Джулия, и молись, чтобы с Эммой и девочкой ничего страшного не случилось! От этого зависит твоя жизнь. Подожди!

Джулия, уже стоявшая в дверях, обернулась.

— Скажи, Джулия, твоя беременность. Я хочу спросить, в ту ночь на Гонолулу… мы с тобой тогда действительно были близки?

— Нет, Гидеон, нет, насчет этого ты можешь быть совершенно спокоен. Ты был мертвецки пьян и прохрапел всю ночь рядом со мной. Но от этого не рождаются дети, мой дорогой, а другого случая заиметь от тебя ребенка ты мне не предоставил.

Странно, но насмешливый, хотя и немного дрожащий голос Джулии показался ему печальным. И острое чувство вины и жалости больно кольнуло Гидеона. В конце концов, он сам сунул голову в этот капкан…

Часы в гостиной пробили полдень. Шторм стремительно приближался к центру Большого острова.