Укрощение строптивых

Глава 20

На следующее утро в Прайори-Парк состоялась ежегодная декабрьская охота. Несмотря на сопротивление Иден, было просто немыслимо, чтобы граф и графиня Роксбери не присутствовали на ней. Занимался блеклый сырой рассвет. Лужайка, на которой беспокойно стояли кони, была мокрой от дождя. Иден чувствовала на себе любопытные взгляды, когда ехала рядом с Хью по дорожке, знала, что ее оценивают, ей завидуют многие женщины. Не успели они подъехать, как знакомые толпой окружили Хью, а Иден, которая не испытывала ни малейшего желания общаться с ними, отъехала в сторону и остановилась под вязом неподалеку. С невозмутимым видом она оправила юбку, лицо у нее оставалось невозмутимым.

– Ну и красотка, клянусь Богом! – в восторге заметил один из охотников вполголоса своему соседу.

– Сидит в седле, как мужчина, – согласился тот с одобрением. – Военная школа, держу пари. Индийская кавалерия. Не представляю, где его сиятельство заполучил такой приз?

– Не представляешь? – Первый охотник явно забавлялся. – Ты что, забыл его безупречный вкус и дар притягивать самых хорошеньких? Только посмотри на эти глаза! Никогда не видел синее. Наверное, даже леди Кэролайн получила отставку.

Охотничий рожок положил конец этой беседе, все стихло. Лошади нетерпеливо переступали ногами и негромко фыркали; их упряжь тихонько позвякивала в тишине; холодный ветер шевелил верхушки голых деревьев. Свору черных, рыже-коричневых и белых охотничьих собак спустили в молодой подлесок, и они сразу же понеслись через кустарник, подгоняемые выжлятниками.

– Погода не самая подходящая, чтобы взять след, – заметил Хью, останавливаясь рядом с Иден и одновременно с интересом следя за собаками. – Если здесь никого не найдут, они устремятся на вырубки. Могут и там ничего не найти, такая опасность всегда есть. – Пока он говорил, послышался собачий лай, и Хью обрадованно улыбнулся. – Может, все же ошибся. Подожди, – предостерег он, когда Иден собралась пришпорить коня, – это может быть всего-навсего кролик.

Но залаяла еще одна собака, и к ней присоединилась вся свора. Где-то в лесной чаще просвистел невидимый хлыст, и сразу же послышалось «пошел, пошел». Через считанные секунды парк наполнился скачущими, фыркающими, покрытыми пеной лошадьми. Иден давно бы уже безнадежно отстала, вся забрызганная грязью, если бы ее конь не помчался следом за конем Хью.

Накануне вечером Хью вкратце рассказал ей про охоту на лис, но Иден нашла этот способ неестественным и бесцельным. Но вот охотники рассеялись, лошади умчались вперед, оставив более слабых далеко позади, и Иден почувствовала, как возбуждение охватывает ее. Требовалось большое усилие, чтобы удержаться в седле, когда жеребец брал препятствия и канавы, да и не упустить собак из виду тоже было нелегко.

Грузный фермер, прямо впереди Иден, на полном скаку не удержался и полетел в грязь, когда захотел перескочить через живую изгородь, а его коб – коренастый верховой жеребец – отказался. Иден услышала его предостерегающий крик, когда конь под ней уже был готов взять препятствие. Он с ходу взял преграду и понесся дальше по широкому лугу, а перед взором Иден так и остались стоять широко раскрытые, удивленные глаза фермера. «Это все равно что перескочить через русло ручья в стороне от дороги, ведущей в Питор», – подумала Иден, подняла голову к затянутому облаками небу и рассмеялась, как не смеялась уже давно. Она рассмеялась просто оттого, что успела забыть, как хорошо скакать верхом по бескрайним просторам.

– Иден, осторожнее! – услышала она голос Хью у себя за спиной и на секунду увидела его обеспокоенное лицо. В следующее мгновение она уже взлетела над поросшей мхом каменной невысокой стенкой и помчалась дальше. Обернувшись, увидела, что он мчится следом, и, хотя ветер отбрасывал ей на глаза выбившиеся пряди, успела заметить нескрываемое одобрение у него на лице.

– Кажется, ты забыл, как хорошо держатся в седле раджпутанцы, саиб! – крикнула ему Иден.

– Nakin, леди! – со смехом ответил Хью. – Я просто забыл, что моя жена всего-навсего дерзкая chee-chee, дикарка, с которой надо быть построже!

– А кто же будет держать меня построже? – весело спросила Иден. В глазах у нее искрились смешинки, лицо от ветра раскраснелось, и Хью показалось, что она никогда не была прекраснее.

– Khabardar, берегись, – предупредил он, – а то я сам займусь этим!

Она хотела ответить ему в том же духе, ее вдруг охватила отчаянная лихость, о которой она, казалось, забыла, но впереди неожиданно появилась заполненная водой канава. Иден отвернулась от Хью, чтобы подготовиться к прыжку. Когда она благополучно одолела эту преграду и остальные охотники сравнялись с ними, Иден увидела, как Хью взял резко влево, чтобы уступить дорогу самым непослушным лошадям.

Плотная группа охотников пронеслась по бесцветным пригоркам, через фермерские земли, где в загонах жались друг к другу коровы, а собаки с тявканьем бросались им вслед. Вскоре вся юбка у Иден была заляпана грязью, но она продолжала скакать с самозабвением, от которого щеки у нее запылали еще ярче. Это, несомненно, способствовало тому, что пересуды о ней со стороны более сведущих в охоте женщин, которые несколько поспешно решили между собой, что графиня Роксбери слишком молода и неопытна для этого сложного спорта, стихли.

Охота завершилась позднее, далеко за пределами Прайори-Парка, когда лиса скрылась в густых зарослях ежевики и ускользнула от лающих, измученных, едва дышащих собак, и все единодушно решили, что пора вернуться. Иден скакала по вспаханному полю, из-под копыт летели комья мокрой земли, глазами она искала Хью среди уставших охотников. Какое-то время назад она потеряла его из виду, слишком увлекшись погоней, и не сразу заметила это.

Ей вдруг пришло в голову, что он, возможно, упал с лошади. Эта печальная судьба постигла почти половину охотников. Но Иден тотчас жестко напомнила себе, что Хью вполне способен позаботиться о себе и не оценит ее женской тревоги. И все же она не удержалась, перевела лошадь на шаг и стала всматриваться в блеклый пейзаж вокруг в надежде увидеть Хью.

– Насколько я понимаю, это ваша первая охота, мадам? – раздалось неожиданно откуда-то сзади. Иден обернулась и застенчиво улыбнулась пожилому джентльмену в покрытых грязью бриджах, который нагнал ее и поехал рядом.

– Да, я совсем не была уверена, что справлюсь, но мой Тщеславный вел себя просто замечательно. – Она с любовью погладила гнедую взмыленную шею, и лицо ее под полями шляпы засветилось радостью.

– Хью держит лошадей в отличном состоянии, – любезно признал джентльмен, глядя, как откликается на ласковое прикосновение маленькой ручки в перчатке огромное животное.

Иден подняла удивленные глаза на пожилого джентльмена:

– Вы знаете моего мужа, сэр?

– Очень хорошо, – усмехнулся он. – Хотя, сознаюсь, последнее время у нас возникли определенные разногласия. По местным вопросам, знаете ли, – пояснил он, видя ее удивленный взгляд.

– Я и не знала, что Хью... его сиятельство занимается такими делами.

– А как же! Уверяю вас, он уделяет немало времени общественным делам.

Эта новость заинтересовала Иден, но джентльмен не раскрыл, что имел в виду, а она слишком мало его знала, чтобы расспрашивать. Поэтому она сменила тему разговора и заметила, что мало кто из охотников выдержал до конца. Это замечание весьма развеселило джентльмена, он с усмешкой объяснил, что охота в Прайори-Парке всегда отличалась повышенной сложностью только потому, что сэр Чарльз Уинтон – настоящий аристократ, но обожает смотреть, как его приятели бесславно барахтаются в грязи.

– Странное пристрастие, скажу я вам. Убежден, это одна из его самых неприятных черт. – Он замолчал, улыбнулся и пристально посмотрел на Иден. – Господи, что это я разболтался, разве можно говорить так о хозяине, который нас принимает, особенно в присутствии дамы? Надеюсь, я не обидел вас?

– Нет, – коротко ответила Иден и с трудом удержалась, чтобы не добавить, что на нее сэр Чарльз Уинтон произвел такое же впечатление, хотя она встречалась с ним лишь дважды – на своем первом балу в Эрран-Мхоре и сегодня утром, в самом начале охоты. Он каким-то непостижимым образом напоминал ей, и весьма сильно, подобострастного, напыщенного Гар Рама, который хотел когда-то расправиться с ней во время охоты в Маяре.

– Знаете, – неожиданно произнес собеседник Иден, – по-моему, вы мне нравитесь, ваше сиятельство. Нечасто я встречал таких очаровательно прямых женщин.

Иден невольно покраснела, ее переполняла непонятная благодарность к этому седовласому джентльмену. Ее так давно никто не хвалил, так давно никто не говорил ласковых слов в ее адрес, что она не сдержала улыбки, будто он подарил ей необыкновенный подарок.

– Благодарю вас, вы очень добры, – застенчиво сказала она.

Он посмотрел ей в лицо, такое нежное, открытое и беззащитно юное, и сразу же понял, как одинока и неуверенна Иден, но мало кто догадывается об этом. Он дружески похлопал ее по руке и ворчливо ответил:

– Я совсем не добрый, ваше сиятельство, будет хорошо, если вы запомните это.

– Постараюсь, – пообещала Иден улыбаясь, у нее на щеке появилась ямочка. – А вы не скажете, как вас зовут, сэр?

– Что? Как меня зовут? Боже! Глэдстон, Уильям Глэдстон, прошу извинить мои чудовищные манеры. Вы должны простить старику вполне возможную забывчивость, хотя, боюсь, последнее время это случается со мной все чаще. А вот наконец и главная дорога, и очень вовремя. Давайте поспешим, начинается дождь.

Во дворе дома Уинтонов он склонился над рукой Иден и поцеловал ее, не обращая внимания на окружающих. Иден улыбнулась ему, совершенно не замечая изумленных взглядов, вызванных этим галантным жестом, и спросила, собирается ли он присоединиться к традиционному завтраку, которым всегда заканчивается охота.

– К сожалению, нет, – ответил мистер Глэдстон. – Я уезжаю в Лондон. Но через несколько недель вернусь. Надеюсь, мы тогда увидимся?

– Конечно, – сразу же отозвалась Иден. Она забыла, что в пятницу сама уедет из Сомерсета и уже не вернется.

Она спешилась во дворе конюшни, огляделась и увидела, что коня Хью приводят в порядок в одном из стойл. Она быстро прошла в конюшню и спросила у конюха, как давно вернулся ее муж.

– Почти час назад, ваше сиятельство. Лошадь леди Уинтон споткнулась, перепрыгивая через изгородь. Его сиятельству пришлось привести ее назад. Растяжение туго забинтовали, – продолжил он, указывая на длинноногую охотничью лошадь в ближайшем стойле, возле которой хлопотали конюхи. – Не похоже на ее светлость, скажу я вам. Она обычно ездит очень осторожно.

– Да, – спокойно ответила Иден, – я тоже так думаю.

Она подчеркнуто тихо вернулась в дом и, прежде чем выйти к гостям, привела себя в порядок. Войдя в гостиную, она тут же увидела Хью. Он стоял у длинного накрытого стола с бокалом вина в руке, поглощенный рассказом бурно жестикулирующего сэра Чарльза. Но Иден тотчас поняла, что мысли Хью заняты чем-то другим. Она знала его достаточно хорошо, чтобы не заметить эту сердитую складку меж бровей, появляющуюся каждый раз, когда Хью глубоко задумывался о чем-то своем. Его внимание было приковано к дверям гостиной, будто он ждал кого-то. Когда Иден вошла, он посмотрел на нее и поставил бокал на стол. Иден невольно обернулась и глянула через плечо. Она была уверена, что увидит у себя за спиной леди Уинтон, но ее там не было.

Через мгновение Хью уже шел к ней через комнату. Сначала он ничего не сказал, только посмотрел, чуть нахмурившись, как обычно, когда не знал, что сказать. Иден подняла голову и спокойно выдержала его взгляд, хотя внутренне уже настроилась на, как ей казалось, неизбежную стычку. Слова Хью, однако, застали ее врасплох.

– Чарльз сказал мне, что ты великолепно держалась в седле. С его стороны это большой комплимент. Ты ни разу не упала, верно?

– Да, – с трудом произнесла Иден, она все время думала только об одном: солжет он ей или нет? – А ты?

– Я не смог закончить со всеми. Впереди меня лошадь не взяла препятствие, пришлось отвезти всадника домой.

– Да, мне уже сообщили о происшествии с леди Уинтон.

Хью быстро взглянул на жену и плотно сжал губы, затем сказал:

– У меня такое предчувствие, что сейчас последует неприятная сцена. Может быть, нам лучше поговорить наедине?

– В этом нет необходимости... – начала было Иден, но Хью перебил ее:

– Боюсь, что есть. Ты забываешь, что мне хорошо знакомо это твое выражение лица.

Не сказав больше ни слова, он крепко взял ее за руку и повел через гостиную. Открыв боковую дверь, втолкнул Иден в небольшую комнату, тесно уставленную мебелью. На небольшом столе горела масляная лампа, отбрасывая вокруг рыжеватые блики. Хью плотно закрыл дверь и посмотрел на жену, а Иден, потирая с силой сжатую им руку, подумала о том, что ему хорошо знакомо расположение комнат в доме Уинтонов.

Хью долго молчал, а когда заговорил, голос его был зол:

– Надеюсь, тебе не пришло в голову, что я выдумал все это, чтобы вернуться пораньше вдвоем с леди Уинтон? Неужели ты думаешь, что я настолько неблагоразумен?

– Да, я думаю именно так, – холодно ответила Иден, вспоминая сцену в гостиной Роксбери, свидетельницей которой она стала пару дней назад.

– Клянусь Богом, – тихо начал Хью, – мне все же следует отправить тебя в Александрию.

– Как мило с твоей стороны. Надеюсь, у тебя не возникло мысли задержать меня здесь?

– Нет, теперь нет, – мрачно отозвался Хью. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Оба с болью понимали, что ведут себя непростительно глупо – еще шаг, и уже ничего не поправишь.

– Значит, нам больше нечего сказать друг другу? – наконец произнесла Иден, подводя очевидный итог, хотя сердце у нее разрывалось.

Глядя на нее, Хью почувствовал обреченность, которой никогда ранее не испытывал. Как случилось, что они так разошлись, так отдалились друг от друга? Почему они смотрят друг на друга с таким презрением, ведь еще прошлой ночью...

Но Хью не позволил себе вспоминать прошлую ночь, он не мог сейчас смотреть на Иден. Он почти ненавидел ее только за то, что она была до боли красива и вызывала в нем желание даже в этом заляпанном грязью охотничьем костюме, с растрепанной прической – непослушные локоны выбились и мягко вьются у висков, щеки раскраснелись от скачки и холодного декабрьского ветра...

Хью резко отвернулся, даже в жестких линиях его спины чувствовалась все та же безнадежная обреченность.

– Если ты уедешь в Индию, Иден, не вижу смысла тебе возвращаться.

– Да, я понимаю, – медленно сказала она и облизнула пересохшие губы.

– И я думаю, что, возможно, нам лучше не...

Хью не закончил того, что собирался сказать. Внезапно дверь резко распахнулась, и на пороге показалась леди Кэролайн Уинтон. Она несказанно удивилась, увидев их обоих.

– Прошу прощения! Чарльз сказал мне, что вы здесь, Хью, но я думала, что вы один. – Она с любопытством переводила глаза с мрачного лица Хью на окаменевшую Иден. – Кажется, я не вовремя?

– Вовсе нет, – заверил ее Хью. – Иден только что выразила сожаление, что не сможет присутствовать у вас на обеде в четверг. В пятницу она уезжает в Индию.

– Но я объяснила Хью, что вполне могу отобедать у вас, только придется уйти пораньше, – невозмутимо вставила Иден. – Вы ведь не будете возражать, если мы уйдем рано, леди Уинтон?

– Нет, конечно. – Леди Уинтон не смогла скрыть удивления.

Иден улыбнулась едва заметно, одними уголками губ, она уже давно так не улыбалась. И смотрела не на Хью и не на леди Кэролайн, а поверх них – на портрет на стене. Но они не заметили этой улыбки. А зря, если бы Хью заметил ее, он бы очень встревожился.

– Да и вообще вполне возможно, – задумчиво продолжила Иден, – что я не уеду в Индию в эту пятницу, возможно, я совсем никуда не поеду...

Трудно было сказать, кого больше удивило это неожиданное признание: леди Уинтон, которая не сумела скрыть разочарования, или Хью, который прищурился и посмотрел в непроницаемое лицо жены.

– Мы будем рады, если вы решите остаться здесь, – наконец выдавила леди Уинтон. – Я всегда считала, что замужней женщине просто неприлично уезжать так далеко от дома.

– Правда? – спросила Иден, с интересом рассматривая хозяйку дома, и что-то в выражении ее лица заставило леди Уинтон покраснеть. Какое-то время она молчала, поджав губы и стараясь справиться с охватившим ее раздражением. Потом натянуто улыбнулась и постаралась произнести как можно любезнее: – Полагаю, мне пора вернуться к гостям. Хью, прошу вас, присоединяйтесь к нам. Уверена, Чарльзу не терпится выпить на посошок.

– Я не задержусь, – поклонившись, сказал Хью.

– Одну минуту, леди Уинтон. Этот портрет написан недавно?

Леди Уинтон непроизвольно посмотрела вверх, куда указывала Иден. Там висел ее собственный портрет, она была изображена в роскошном синем платье на фоне открытой двери, откуда лился поток ярко освещающего ее света.

– Изумительный портрет, – продолжала Иден, – я не заметила его, когда вошла.

– Место выбрано не очень удачно, – заметила леди Уинтон с вымученной улыбкой. – Чарльз каждый год заказывает мой портрет, а потом я не знаю, куда девать его. Этот, кисти Бэрримора, написан в прошлом году. Вы знаете его работы, ваше сиятельство? Он сейчас один из наиболее почитаемых портретистов.

– Признаюсь, я не знаю ни одного портретиста, – невозмутимо сообщила Иден. – В Индии все слишком заняты, совершенно нет времени позировать.

Леди Кэролайн заметно напряглась, ее досада возросла, когда она увидела насмешливые искорки в глазах Хью. Было ясно, что молодая графиня выиграла эту партию, поэтому леди Кэролайн решила, что ей лучше уйти, пока их вражда не стала слишком открытой.

Едва за ней закрылась дверь, как Хью подскочил к Иден, схватил ее за руки и притянул к себе. Со стороны это вполне можно было принять за страсть. Но выражение его лица было безошибочно, в голосе звучала нескрываемая злость.

– Что за игру ты затеяла? – грубо спросил он. – Ты раздумала уезжать?

– Да, – спокойно призналась Иден.

– Может быть, объяснишь почему?

Иден опять перевела глаза на портрет леди Кэролайн Уинтон, которая смотрела на них с высоты:

– Я решила, что уезжать сейчас неразумно.

Хью тоже посмотрел на портрет, его лицо вдруг смягчилось.

– Дорогая моя, – произнес он голосом, которого Иден давно не слышала, – неужели ты думаешь,.. Даю тебе честное слово, что тебе не нужно беспокоиться из-за леди Уинтон. Когда-то я ее любил, это правда, но это было очень давно, в другой жизни, я бы сказал.

– Думаю, я должна остаться именно из-за нее, – жестко перебила Иден. – Видишь эти драгоценности на ней?

Хью тихо засмеялся. В этом смехе Иден различила нежность, которую он сам, казалось, не замечает.

– Уж не думаешь ли ты, что это я подарил их ей?

– Нет, я знаю, что не ты...

Глядя в ее неподвижное лицо, Хью помрачнел, нежность исчезла из его глаз. Он помолчал, потом медленно сказал:

– По-моему, мы не понимаем друг друга. О чем ты говоришь, Иден?

Но она лишь покачала головой в ответ, а Хью опять охватило очень хорошо различимое и неприятное чувство, что Иден ушла в себя, как улитка в свою раковину, туда, где ее не достать. Суровые складки залегли в уголках его губ, он отвернулся от Иден, охваченный внезапно такой страстью и желанием, что сам испугался. Он ничего не говорил. Что он мог сказать?

Молчание тянулось невыносимо долго.

Несколько минут спустя они вернулись в гостиную, идя бок о бок. Хью вел Иден под руку, как и положено любящему мужу, но на самом деле они были бесконечно далеки друг от друга, словно тысячи миль отделяли их.

– Я должна придумать, как осмотреть дом! – твердила Иден вслух, шагая взад и вперед по темной комнате. Огонь в камине уже давно погас, стало зябко. – Я должна узнать, как эти драгоценности попали к ней, здесь ли они еще...

Иден думала о сверкающем колье из рубинов, которое украшало белую шею леди Кэролайн Уинтон на портрете кисти Бэрримора, висевшем в небольшой комнате ее дома. Иден не могла думать больше ни о чем, даже о полнейшей холодности, проявленной Хью дома за ужином, после которого он сразу же ушел к себе и больше за весь вечер не появлялся.

Прошло уже почти пять лет с тех пор, как Иден последний раз видела эти рубины, да и то почти мельком, на письменном столе полковника Кармайкла-Смита в Мируте. Она бы ни за что не узнала их, если бы они, как и несколько других крупных изумрудов и брильянтов, не были вставлены в колье, а просто рассыпались по столу, как остальные камни. Но Иден ясно помнила их, настолько ясно, что ей хватило одного взгляда на портрет, чтобы сразу же узнать их.

Иден знала, что не ошибается. Просто невозможно, чтобы существовало еще одно такое же колье, с таким же количеством камней в золотой оправе незабываемой тончайшей работы, или еще один такой же огромный темный рубин цвета голубиной крови с точно такой же огранкой, выполненной другим мастером.

«Я должна узнать, как они попали к ней, – подумала Иден опять, – но так, чтобы Хью ничего не знал. Как это сделать? Ведь леди Уинтон никогда не признается, что драгоценности украдены, даже если ей известно об этом. А я последний человек, которому она захочет помочь. Как доказать, что это все принадлежит Изабел? Как?..»

Однако возможность представилась неожиданно легко. На следующее утро она отправилась на верховую прогулку, и Тщеславный потерял левую заднюю подкову. Это случилось примерно в миле от главных ворот Прайори-Парка. Происшествие оказалось совершенно неожиданным, потому что после охоты конюх в Роксбери внимательно осмотрел коня, но как-то не заметил, что одна подкова держится непрочно. Иден не хотела, чтобы конь захромал, ей пришлось спешиться и отвести его в конюшню Уинтонов.

Старший конюх, седеющее создание в кожаном потертом фартуке, сразу вспомнил ее и заверил, что все будет сделано за час. Он объяснил, что, к счастью, кузнец как раз заканчивает подковывать лошадь, которая участвовала во вчерашней охоте, и если ее сиятельство не против подождать, то через час они приведут ее коня в порядок.

– Сэра Чарльза и леди Кэролайн нет дома, – добавил он вежливо, – но, думаю, им бы не понравилось, что вы стоите здесь на холоде. Лучше вам подождать в доме. Как только мы закончим, я пришлю паренька сказать вам об этом.

Вот так Иден оказалась в уютной, залитой солнцем гостиной. Она отказалась от предложенного чая, и не успел пожилой лакей удалиться, как она поняла свою ошибку и выругала себя: ведь было бы до смешного просто расспросить его, когда бы он вернулся с чаем, а теперь ее никто не побеспокоит, пока не подкуют коня. Разыскивать кого-нибудь из прислуги и задавать вопросы просто неприлично. У Иден мелькнула соблазнительная мысль прокрасться в спальню леди Кэролайн и отыскать колье, но она знала, что делать этого не следует. В Маяре такое поведение нашли бы простительным, но она не в Маяре, а в викторианской Англии, и она уже не отчаянный Чото Бай, а графиня Роксбери.

В конце концов, ужасно злясь на себя, Иден взобралась на подкованного коня и вежливо поблагодарила конюха и кузнеца, скрывая досаду под маской доброжелательности. Что еще остается? Небо затянули плотные серые облака, начался дождь. Иден въехала в длинную аллею, перевела коня на рысь, расстроенно вздохнула. Нечего надеяться, что ей удастся остаться в доме Уинтонов одной еще раз. Иден едва сдерживала досаду от того, что так глупо упустила отличную возможность. Что же теперь делать? Просить помощи у Хью она не может, от одной этой мысли она приходила в ужас, а уж о том, чтобы поговорить с леди Кэролайн или сэром Чарльзом...

«На это я не пойду, не могу! Они просто обвинят меня в выдумке или скажут, что я пытаюсь заполучить эти драгоценности для себя. Леди Кэролайн и так меня уже изрядно ненавидит, она не упустит возможности выставить меня в глупом свете перед Хью».

Иден задумалась, ее конь брел сам по себе. Когда она очнулась, то с изумлением обнаружила, что Тщеславный сошел с основной дороги и идет по еле заметной старой тропе, которая в конце концов вывела к нескольким теплицам, покрытым медными листами. Иден натянула поводья и хотела было развернуть коня, когда сквозь монотонный шум дождя различила чье-то пение.

Иден знала эту мелодию с детства, но она никак не ожидала услышать ее здесь. У нее вдруг болезненно перехватило дыхание. Последний раз она слышала эту мелодию в Раджастане в разгар засухи. Это было ее последнее лето в Индии, когда весь дворец денно и нощно молился о начале дождей. Это была Raga Megh, песня дождя. Ее не очень чисто напевал умудренный жизнью человек, отрывавший погибшие листья у растений в горшочках, он пел и работал:

Радуйтесь, смертные. Небо усеяно звездами, а земля усыпана цветами. Природа украсила себя, чтобы соблазнить вас в сезон дождей...

Это был индус неопределенного возраста, и, когда Иден заговорила с ним, остановившись в дверях, он не спеша повернулся к ней. Она обратилась к нему на его родном языке, но он, казалось, совсем не удивился, что стройная молодая англичанка в темно-зеленом костюме для верховой езды заговорила с ним, он лишь с интересом разглядывал ее выцветшими глазами.

– Кто вы и почему так свободно говорите на языке индусов?

– Меня зовут Иден. Я родилась под Лакнау, в гарнизоне Четырнадцатого Бенгальского пехотного полка, – объяснила Иден. – Я англичанка, но выросла во дворце раджи Маяра.

– Понимаю, значит, вы – жена Гордон-саиба?

– Вы знаете моего мужа? – с удивлением спросила Иден.

Он оперся на грабли и посмотрел на нее с доброй улыбкой:

– Сколько ночей я курил табак, который он привез мне из Индии, и благодарил богов, что он не чтит себя столь великим, чтобы забыть о своих покорных слугах. Он часто привозит мне новости из дома, рассказывает о моей семье, передает им письма от меня. Да, думаю, могу сказать, что знаю его очень хорошо.

Иден узнала, что индуса зовут Рам Дасс, он родился шестьдесят с чем-то лет назад в небольшой деревушке на северо-западной границе у подножия величественного Гиндукуша. Почти всю свою взрослую жизнь прослужил в различных полках и был отправлен на пенсию после ранения в перестрелке с патанскими повстанцами на афганской границе. Он уже много лет служил различным господам, выполняя самые разные работы, и в конце концов попал в дом к британскому генералу совсем в неожиданной роли – поваром. Работа понравилась Рам Дассу, в нем проснулся настоящий талант. Когда генерал, с годами пристрастившийся к индийской кухне, за восемь месяцев до восстания ушел в отставку и пригласил Рам Дасса поехать с ним в Англию, тот охотно принял предложение.

К сожалению, два года назад генерал умер, и Рам Дасс решил вернуться домой, правда, ему очень этого не хотелось. По счастью, Гордон-саиб часто гостил в доме генерала в Уэльсе и договорился, что Рам Дасса возьмут в Прайори-Парк. Рам Дасс признался, что работы у него немного, фруктовые и декоративные деревья в усадьбе Уинтонов не требуют большого внимания. И, хотя его новые хозяева далеко не ангелы, он вполне доволен жизнью.

– Уинтоны вам не нравятся? – полюбопытствовала Иден.

– Не хочу показаться неблагодарным, – торопливо проговорил индус, – но они англичане и не понимают обычаев моей страны, как понимал их генерал-саиб. Им нет никакого дела, что в Индии я был jemadaj, младшим офицером, а не рядовым солдатом. Здесь же со мной обращаются как с самым последним слугой. – Он тяжело вздохнул. – Да это и не важно, думаю. Они со всеми своими слугами обращаются не лучше.

– Вы хотите сказать, что Уинтоны плохо обращаются со своей прислугой? – удивилась Иден.

– Только когда саиб выпивает слишком много. Слава Богу, это случается нечасто. Мне говорили, что он неохотно платит жалованье, хотя на себя и на госпожу денег не жалеет.

К счастью, сам Рам Дасс редко испытывает нужду, он живет очень скромно, а в ответ на предложение Иден вернуться в Индию он энергично покачал головой:

– В юности у меня была всего одна жена. Боги пожелали, чтобы она умерла задолго до того, как смогла подарить мне сыновей и дочерей, которые скрасили бы мою старость. Меня уже мало кто помнит по имени в деревне. Все – и индусы, и мусульмане – отвернутся от меня, я ведь пересек Черную Воду, ел пищу саибов, а значит, осквернил себя навсегда. Здесь у меня собственный маленький домик, собака и коза для компании, господские слуги меня не трогают. Чего еще желать человеку?

Они разговаривали уже около часа, может, чуть более. Иден сидела на небольшой деревянной скамейке под сочной листвой апельсиновых деревьев, лицо ее оживилось и сияло радостью, а Рам Дасс сидел перед ней на корточках, как истинный горец. Трудно сказать, кому из них больше нравилось говорить на чудесном древнем языке Хиндустана, но было ясно, что их совершенно не волнует огромная разница в происхождении.

– Вам пора, дочь моя, – сказал Рам Дасс, вставая и разминая затекшие ноги. – Скоро вернутся Уинтон-саиб и госпожа, негоже, чтобы вас застали за разговором со слугой.

Иден согласилась на удивление спокойно. Она оправила складки на юбке и улыбнулась ему. Впервые за много-много дней лицо ее прояснилось, покой воцарился у нее на душе. Натягивая перчатки, она остановилась в дверях.

– Можно, я еще приду?

Довольный Рам Дасс кивнул седой головой, глядя, как она ловко взобралась на коня и отъехала под мелким моросящим дождем.

«Он совсем как Авал Банну», – подумала Иден, поднимая воротник и прикрываясь от порывистого ветра. Мысль эта, как ни странно, придала ей бодрости духа, какой она уже давно не испытывала. Вспомнить Индию, услышать рассказы, описания звуков и картин Индии, которую она всегда считала своим домом, – все это подействовало как бальзам на истерзанную душу, как лекарство от боли и одиночества, которые мучили ее с тех пор, как Хью в первый раз покинул Эрран-Мхор. Она даже не подозревала, сколь глубоко ее одиночество, пока не почувствовала облегчения, обретя такого замечательного друга. Рам Дассу удалось не только заставить ее ощутить себя молодой, веселой и беззаботной, – он напомнил ей многое, о чем она уже забыла. В том числе и то, что она была любимицей могущественного индийского правителя, который обучил ее храбрости и ясности мышления, свойственным раджпутским воинам.

«Я почти забыла эту часть себя», – подумала Иден и удивилась, почему позволила Чото Баю так отдалиться от себя. Ей пришло в голову, что Чото Бай не упустил бы такой возможности, очутись он в доме Уинтонов в отсутствие хозяев. Иден исполнилась решимости не проявлять подобной трусости в будущем. Если она еще и сомневалась в справедливости возвращения драгоценностей, сейчас она решительно отбросила всякие колебания.

Неспешная беседа с Рам Дассом напомнила ей, что в ней в большой степени течет индийская кровь, что она не чопорная викторианская дева, которая приходит в трепет примысли о том, чтобы силой вернуть то, что по праву принадлежит ей. Иден еще не знала точно, что предпринять, но в одном была уверена – она добьется успеха, обязательно добьется! Она вернет драгоценности!